А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Указанное различие достигает кульминации в противостоянии между объектом = х как
инстанцией, идентифицируемой с представлением в общезначимом смысле, -- и чем-то
= х, выступающим в качестве не поддающегося идентификации элемента выражения в
парадоксе. Но хотя смысл никогда не бывает объектом возможного представления, он
тем не менее присутствует в нем, придавая специфику той связи, которую
представление поддерживает со своим объектом.
Само по себе представление целиком находится во власти внешнего отношения
сходства или подобия. Но
_____________
3 О несводимости бестелесного "выражаемого" даже к рациональному представлению
см. Брейе, ор. cif., pp. 16-19.
194
ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
его внутренняя суть, благодаря которой представление является "различимым",
"адекватным" или "постигающим", покоится на способе, каким оно содержит и несет
в себе выражение, тем более что представление может оказаться и не в состоянии
"представить" последнее. Выражение, по природе своей отличное от представления,
ведет себя именно как то, что содержится (или не содержится) внутри
представления. Например, восприятие смерти как положения вещей и качества или
понятие "смертного", то есть предикат значения, остаются внешними (лишенными
смысла), если не включают события умирания, которое осуществлялось бы в первом и
выражалось во втором. Представление должно заключать в себе выражение, которое
оно не представляет, но без которого само не было бы "постигающим", а обретало
бы истинность разве что случайно, привходящим образом. Знание того, что мы
смертны, -- аподиктическое знание, хотя пустое и абстрактное. Реальных и
постоянных смертей, конечно же, недостаточно, чтобы это знание стало полным и
конкретным -- до тех пор, пока мы не осознаем смерть как безличное событие,
наделенное всегда открытой проблематической структурой (где и когда?). Как
правило, различают два типа знания: одно -- безразличное и внешнее к объекту,
другое -- конкретное, совпадающее со своим объектом, чем бы тот ни был.
Представление достигает этого топического идеала только благодаря скрытому в нем
выражению, то есть благодаря событию, которое оно заключает в себе. Итак, вне
действенной "способности" их применения, представления остаются безжизненными и
бессмысленными. Витгенштейн и его последователи правы, когда определяют
[языковые] значения ссылкой на способ их употребления. Но последний не задается
ни функциональным отношением представления к представленному, ни даже
представимостью как формой возможности. Здесь, как и всюду, функциональное
преодолевается топологическим, а способ употребления определяется отношением
между представлением и чем-то сверх-пред-ставимым -- некой непредставимой, но
только выражаемой сущностью. Представление охватывает собой событие существенно
иным образом -- оно дублирует его
195
ЛОГИКА СМЫСЛА
контуры, образуя рамку события. Именно в этой операции проявляется живое
применение представления, без которого оно, то есть представление, остается лишь
мертвой буквой на фоне представленного им, никчемным в этой своей
представленности.
Стоик-мудрец "отождествляется" с квази-причиной; он располагается на
поверхности, на прямой линии, пробегающей поверхность, или, точнее, в случайной
точке, блуждающей по самой этой линии. Мудрец подобен стрелку из лука. Но это
сравнение не следует понимать как этическую метафору намерения, как это делает
Плутарх, говоря, что мудрец-стоик пойдет на все, чтобы добиться своей цели.
Такая рассудочная интерпретация задним числом чужда стоицизму. Образ лучника
ближе всего к Дзену -- когда стрелок должен попасть в цель, которая, собственно
говоря, уже и не цель, а он сам; когда стрела летит по прямой линии, создавая
тем самым свою мишень; и когда поверхность мишени -- это и линия [полМта], и
точка [попадания], а стрелок -- это и тот, кто стреляет, и то, во что выпущена
стрела. Такова восточная аналогия стоической воли как рrо-airesis. Здесь мудрец
ожидает события. Он, так сказать, понимает чистое событие в его вечной истине --
независимой от его пространственно-временного осуществления -- как то, что
всегда вот-вот произойдет или уже произошло на линии Эона. Но в то же время,
мудрец желает воплощения и осуществления чистого бестелесного события в
положении вещей и в своем собственном теле, в собственной плоти. Отождествляя
себя с квазипричиной, мудрец хочет "дать тело" бестелесному эффекту, поскольку
эффект присущ причине (Голдшмидт прекрасно показал это на примере такого
события, как прогулка: "Прогулка -- бестелесная постольку, поскольку это способ
бытия -- обретает тело под действием господствующего принципа, который в этом
теле манифестируется"4. Что справедливо в отношении прогулки, то справедливо и в
отношении раны или стрелка из лука). Но как бы мог мудрец быть квази-причиной
бестелесного события и потому желать его воплощения, если бы
___________
4 V.Goldshmidt, бр. cil., p. 107. 196
ЭТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА
событие уже не находилось в процессе производства глубиной и в глубине телесных
причин -- или, скажем, если бы болезнь уже не таилась в сокровенной глубине тел?
Квази-причина ничего не создает вновь, она "делает" и хочет только того, что
само происходит. Именно здесь вступает в дело представление и его употребление.
Телесные причины действуют и страдают в космической смеси, в универсальном
настоящем, которое производит бестелесное событие. Квази-причина действует как
двойник этой физической каузальности; она воплощает событие в наикратчайшем,
предельно мгновенном настоящем, -- в том чистом мгновении-точке, в котором
происходит деление на прошлое и будущее, и которое уже не та точка настоящего,
где совмещаются мировое прошлое и будущее. Актер пребывает в этом мгновении,
тогда как его персонаж надеется или боится будущего, вспоминает или сожалеет о
прошлом: именно в этом смысле актер "представляет". Соотнести минимум времени,
разыгрываемого в мгновении, с максимумом времени, мыслимом в Эоне; вместить
происходящее событие в беспримесное настоящее; сделать мгновение предельно
интенсивным, упругим, сжатым, чтобы оно выражало беспредельное будущее и
беспредельное прошлое, -- вот точка приложения способности и искусства
представления: здесь нужен мим, а не прорицатель судеб. Мим движется не от
бескрайнего настоящего к будущему и прошлому, когда речь идет лишь о более
мелком настоящем, а наоборот -- от будущего и прошлого -- всегда беспредельных
-- к наикратчайшему, бесконечно малому, не перестающему делиться дальше
настоящему чистого мгновения. Вот так мудрец-стоик не только постигает и желает
событий, но и представляет их, производя тем самым их отбор. И так этика мима
становится необходимым продолжением логики смысла. Отправляясь от чистого
события, с помощью беспримесного мгновения мим направляет и дублирует
осуществление событий, отмеряет смеси -- и не дает им выходить из надлежащих
границ.

Двадцать первая серия: событие
Часто мы не решаемся называть стоицизм конкретным и поэтическим образом жизни,
словно такое название доктрины слишком книжно или абстрактно, чтобы указывать на
глубокую личную связь с раной. Но откуда же тогда рождаются доктрины, как не из
ран и житейских афоризмов, которые часто становятся спекулятивными анекдотами,
несущими на себе весь груз своих примеров-провокаций? Жо Боске можно считать
стоиком, ибо рану, глубоко запечатленную в собственном теле, он воспринимает в
ее вечной истине как чистое событие. Поскольку события осуществляются в нас, они
нас ожидают и манят, они подают нам знак: "Моя рана существовала до меня, я
рожден, чтобы воплотить ее"1. Речь идет о том, чтобы обрести желание, которое
событие порождает в нас; стать квази-причиной происходящего в нас; стать
Оператором, производить поверхности и их двойников, где событие отражается,
становится бестелесным и проявляется в нас во всем своем нейтральном великолепии
-- как нечто безличное и до-индивидуальное, ни общее, ни особенное, ни
коллективное, ни частное, -- а это и значит стать гражданином мира. "Что
касается событий моей жизни, то с ними было все в порядке, пока я не сделал их
своими. Переживать их -- значит невольно отождествиться с ними, как если бы они
вбирали в себя самое лучшее и совершенное, что есть во мне".
Либо в этике вообще нет никакого смысла, либо все, что она может сказать нам,
сводится к одному: мы за-
__________
1 О работе Жо Боске, целиком посвященной размышлениям о ране, событии и языке,
см. две содержательные статьи в Cahiersdu Sad, nЇ 303, 1950: Rene Nelli, "Joe
Bousquet et son double", Ferdinand Alquie, "Joe Bousquet et la morale du
langage".
198
СОБЫТИЕ
служили то, что с нами происходит. И наоборот, видеть в происходящем
незаслуженную нами несправедливость (всегда виноват кто-то другой) -- значит
усугубить наши раны, породить личное озлобление: озлобление против события. Нет
иной болезни воли. Что действительно аморально, так это употребление этических
понятий типа справедливое-несправедливое, заслуга-вина. Так что же это такое --
воля к событию? Не покорное ли это приятие войны, раны, смерти -- когда они
происходят? Весьма вероятно, что покорность -- лишь одна из фигур озлобления,
поскольку у последнего поистине много фигур. Если воля к событию -- это прежде
всего высвобождение его вечной истины, которая словно огонь питает событие, то
эта воля достигает точки, где война борется против войны, где рана выступает как
шрам всех ран, где смерть, обращенная на себя, восстает против всех смертей. Мы
имеем дело с волевой интуицией и превращением. "Мою тягу к смерти, -- говорил
Боске, -- которая была поражением воли, я заменяю на страстное желание смерти,
ставшее апофеозом воли". В этой перемене нет, по сути, ничего, кроме изменения
воли: это что-то вроде прыжка на месте, совершаемого всем телом, меняющим свою
органическую волю на духовную. Тело желает теперь не того, что именно
происходит, а чего-то такого в происходящем, что совмещалось бы с ним по законам
скрытого, юмористического соответствия: События. Именно в этом смысле Amor fati
сопровождает борьбу свободного человека. Печать моего несчастья лежит на всех
событиях, но в этом же -- красота и яркость, помогающие сносить судьбу, и
благодаря которым вызванное волей событие осуществляется в наикратчайшей точке,
на самой кромке действия. Все это -- эффект статичного генезиса и непорочного
зачатия. Красота и величие события и есть смысл. Событие -- не то, что
происходит (происшествие). Скорее, оно внутри того, что происходит, -- чистое
выраженное. Оно подает нам знаки и ожидает нас. Согласно трем предыдущим
определениям, событие -- это то, что должно быть понято, на что направлена воля
и что представлено в происходящем. Боске продолжает: "Стань хозяином своих
несчастий, научись воплощать их совершенство и блеск".
199
ЛОГИКА СМЫСЛА
Тут нечего добавить. Лучше не скажешь: стать достойным того, что происходит с
нами, а значит желать и освобождать событие, стать результатом собственных
событий и, следовательно, переродиться, обрести вторую жизнь -- это и есть стать
результатом собственных событий, а не действий, ибо действие само есть результат
события.
Актер не равен богу, скорее он -- "анти-бог". Бог и актер противоположны в своем
восприятии времени. То, что для человека -- прошлое и будущее, Бог проживает в
своем вечном настоящем. Бог -- это Хронос: божественное настоящее -- полный
цикл, тогда как прошлое и будущее -- измерения отдельного фрагмента цикла,
вырванного из единого целого. Напротив, настоящее актера -- самое узкое, самое
тесное, самое мгновенное и самое точечное. Эта точка находится на прямой линии,
без конца разделяя ее на прошлое-будущее и неся это деление в самой себе. Актер
принадлежит Эону: вместо самого основательного, самого полного и распростертого
настоящего -- охватывающего все прошлое и будущее, -- здесь возникает
беспредельное прошлое-будущее, отраженное в пустом настоящем, обладающем
"толщиной" зеркала. Актер представляет. Но то, что он представляет, всегда либо
еще в будущем, либо уже в прошлом, где оно бесстрастно и делимо, где оно
развернуто без разрывов, не действует само и не подвергается никакому
воздействию. Именно в этом смысле можно говорить о парадоксе комедианта.
Последний удерживает себя в мгновении ради того, чтобы разыграть что-то, что
постоянно ожидается и медлит, на что надеются и о чем вспоминают. Играемая
актером роль -- это не роль персонажа. Это -- тема (сложная тема, или смысл),
задаваемая компонентами события, то есть, взаимодействующими сингулярностями,
полностью свободными от ограничений индивидуального и личного. Высшее напряжение
личности актера происходит в момент, который всегда можно дробить дальше во имя
того, чтобы открыться навстречу безличной и до-индивидуальной роли. Играя одну
роль, актер всегда разыгрывает при этом другие роли. Роль относится к актеру так
же, как будущее и прошлое относятся к мгновенному настоящему, которое
200
СОБЫТИЕ
соответствует им на линии Зона. Значит, актер осуществляет событие, но
совершенно по-иному, чем событие, осуществляемое в глубине вещей. Точнее, актер
дублирует космическое или физическое осуществление события своими средствами, то
есть сингулярностями поверхности--и поэтому более отчетливо, резко и чисто.
Итак, актер задает границы оригинала, выводит из него абстрактную линию и
оставляет от события только его контур и величие, становясь, таким образом,
актером каких-то собственных событий -- контр-осуществлением.
Физическая смесь в строгом смысле существует только на уровне целого, в полном
цикле божественного настоящего. Но в каждой из частей налицо много
несправедливого и низкого, много паразитизма и каннибализма, вызывающих ужас от
происходящего с нами и озлобление на то, что происходит. Юмор неотделим от
способности выбора: в том, что происходит (в происшествии), он отбирает чистое
событие. В поедании он отбирает говорение. Боске перечисляет черты
юмориста-актера: скрываться, когда это нужно; "держаться среди людей и
возбуждать в них горькое чувство от своей жизни", "связывать с бедствиями,
тираниями и самыми страшными войнами комическое ничтожество власти"; короче,
обнажать в чем угодно "его непорочную часть", язык и волю -- Amor Fati2.
Почему же всякое событие -- это что-то вроде чумы, войны, раны или смерти?
Действительно ли события несут скорее несчастья, чем благо? Нет, это не так, ибо
речь идет о двойной структуре каждого события. Любое событие подразумевает
момент собственного осуществления в настоящем, когда оно воплощается в положении
вещей, в индивидуальности или личности -- момент, который мы обозначаем, говоря:
"И вот наступил момент, когда...". Будущее и прошлое события различаются именно
по отношению к этому определенному настоящему и с точки зрения того, что его
воплощает. Но с другой стороны, есть будущее и прошлое события самого по себе,
отделенного от всякого настоящего, свободного
____________
2 Cf. Joe Bousquet, Les Capitales, Paris, Le cercle du livre, 1955, p.103.
201
ЛОГИКА СМЫСЛА
от всех ограничений положения вещей, безличного и до-индивидуального,
нейтрального, ни общего, ни частного -- eventum tantum... У такого события нет
иного настоящего, кроме настоящего того подвижного момента, который его
представляет, который всегда разделен на прошлое-будущее и формирует то, что мы
назвали контр-осуществлением. В одном случае это -- моя жизнь, которая кажется
мне столь уязвимой и ускользает от меня в той точке, что стала -- для меня --
настоящим. В другом случае это я сам -- слишком слабый для жизни, и жизнь --
подавляющая меня, рассыпающая вокруг свои сингулярности, не имеющие отношения ни
ко мне, ни к тому моменту, который воспринимается мной как настоящее, а только к
безличному моменту, разделенному на еще-будущее и уже-прошлое. Морис Бланшо как
никто показал, что такая двойственность является по существу двойственностью
раны и смерти -- смертельной раны. Смерть самым тесным образом связана со мной и
с моим телом, она укоренена во мне. Но при этом, она и не имеет ко мне абсолютно
никакого отношения -- ведь она нечто бестелесное, неопределенное, безличное, ее
основание -- в ней самой. На "одной стороне -- часть события, которая
реализуется и совершается. На другой -- та "часть события, которая не может
реализовать свое свершение". Итак, есть два свершения, подобно тому, как есть
осуществление и контросуществление. Именно в этом смысле смерть и вызывающая ее
рана -- не просто события среди других событий. Каждое событие подобно смерти.
Оно -- двойник и безлично в своем двойничестве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91