– Молодец император, а? Другой бы за то, что ему подстроил Тиберий в завещании, брата бы возненавидел, а он такое!
Квирина кивала, соглашаясь, но о Гемелле не думала. Она смотрела на Фабия, морщила лоб и повторяла слова Тиберия, которые старый император сказал Фабию на Капри: «Как только я закрою глаза, да помогут тебе боги, актер!» Девушка крепко схватила Фабия за руку. Он оглянулся, понял, о чем она подумала, усмехнулся и сжал ее ладонь:
– К чему эти испуганные глаза, девочка? Не надо думать о плохом. Все будет хорошо!
Труба загудела, глашатай продолжал выкрикивать в металлическую воронку:
– С момента прочтения этого приказа всем политическим заключенным объявлена амнистия. Всем гражданам империи предоставляется свобода слова.
Всем гражданам, высланным во времена Тиберия в изгнание, император разрешает вернуться.
Аплодисменты бурные, нескончаемые. Столько людей возвратится домой!
– Ты слышишь? Разве я не прав? – смеется Фабий. Она кивнула повеселевшая. И старый скептик Бальб сиял, словно полная луна. Бурный темперамент Фабия выплескивался через край:
– Свобода слова, люди добрые! Вот теперь мы сыграем!
Стоящие рядом узнают Фабия.
– Разумеется. Здравствуй и играй, Фабий! Мы хотим развлекаться!
– Замолчите, вы, там! Тихо!
– Император желает, чтобы все события были сохранены для потомства и поэтому снимает запрет и разрешает распространять запрещенные Тиберием сочинения Кремуция Корда, Тита Лабиена, Кассия Севера…
– Слава императору Гаю Цезарю! – раздалось под рострами, пронеслось перед курией, толпы волнуются, восторженно аплодируют великодушию императора.
– Запомни, Квинте, эту минуту, – поворачивает голову белобородый старец к сидящему у него на плечах внуку.
– Вор! Держите вора! – раздается женский голос. – Он украл у меня с руки золотой браслет!
– Тихо!
– Император отменяет все налоги, которыми Тиберий обложил народ…
– А-а-а! О-о-о! Люди добрые! Слава тебе, наш любимец!
Каменная лавина аплодисментов несется, гудит, рассыпается, незнакомые люди обнимаются, кричат, плачут, падают на колени, простирают руки к небу: буря ликования, всхлипываний, рева до хрипоты. В этом шуме тонет сообщение, что император возобновляет старый обычай публиковать сообщения о доходах и расходах империи для контроля всех граждан.
– Конец нищете!
– Вот теперь мы заживем!
– Слава тебе, сын Германика!
Скавр аплодировал и ревел от радости.
Звуки трубы несколько успокоили взволнованный народ. Сообщение сменяет сообщение, одно невиданнее другого, старая политика Тиберия трещит по швам.
– Император запрещает доносы. Прежние доносчики будут изгнаны. Новые будут подвергаться казни…
О бессмертные боги! Самый страшный бич римской жизни уничтожен. Свиньи доносчики, вон из города, топор палача приготовлен для вас! Конец страху!
Конец тирании! Бальб аплодировал исступленно, Авиола и сенаторы тоже.
Фабий сжимает руку Квирины до боли. Пусть будет больно, ведь это великолепно, треснувший агат в кольце ничего не значит, никакого злого предзнаменования, да здравствует наш император! Звонкий голос Квирины трепещет над шумом толпы.
Едва аплодисменты стихли, через толпу на ростры пробился новый глашатай:
– Император отменяет следующие три закона, введенные Тиберием: закон против взимания налогов и дани в провинциях, закон против прелюбодеяния, закон против роскоши.
Перед курией возликовала римская знать. Часть толпы заколебалась.
– Как же так? Прелюбодеяние запрещается?
– Нет. Наоборот!
– Не болтай, болван!
– Но ведь это так. Чем ты слушаешь, носом…
– Ну как же все-таки будет? Будет роскошь или нет?
– У кого деньги есть, у того и будет.
– Послушай! Но ведь это все на руку республиканцам и богачам? Жрать, напиваться, прелюбодействовать…
На форум выбежало сто рабов с блюдами солонины и копченой рыбы, въехали тележки с большими сосудами вина.
Бальб и Скавр пошли запасаться закуской и вином. Фабий и Квирина остались. Девушка мечтательно улыбалась.
– Вот это будет жизнь, Фабий!
Скавр и Бальб принесли еду и кружку вина. Все ели копченую рыбу, запивали вином, веселые, счастливые. Новый глашатай вышел на ростры.
Еще что-то? Боги, что еще? Чего еще можно желать?
Глашатай читал:
– Император приказывает, чтобы были возобновлены и быстро подготовлены состязания в Большом цирке и гладиаторские игры в амфитеатре Тавра.
Крик восторга расколол небо. Народ, бродяги, знать – все ревели хором.
Это настоящий Элизиум! Это подлинный рай! Наступает золотой век человечества!
И наконец, последнее сообщение: император закрепил за высокими магистратами их функции, рекомендовал сенату выбрать сенатором Луция Геминия Куриона, назначенного им членом императорского совета.
Сообщение вызвало удивление.
– Вот это дело! – выкрикнул кто-то, выражая недоумение всех. – Сын республиканца – член императорского совета! Ха-ха! Такого еще не бывало!
Фабий слышал последнее сообщение. Луций Курион. Он мне будет мстить за оскорбление возле храма Цереры. И за Калигулу, да и за пьесу. Глупость.
Этот сегодня о каком-то гистрионе и не вспомнит.
– Где вы, люди? – кричал Фабию и Квирине Скавр, пробираясь к ним. – Пошли, что ли, пока мы в этой толчее не потерялись.
Скавр пил на ходу. Бальб был угрюм.
– За новый золотой век человечества! – кричал подвыпивший Скавр и удивлялся, обращаясь к Бальбу:
– Что ты хмуришься, чеканщик? Выпей и порадуйся вместе с нами!
– Ну что ж, – сказал Бальб и выпил.
– Ты не радуешься, малыш, – заметил зло Скавр. – Я этого не снесу.
Выкладывай тотчас почему!
Бальб вяло усмехнулся:
– Так, не знаю. Ты, пожалуй, подумаешь, что у меня не все дома. Уши у меня такие же, как у тебя, слышал все, как и ты, так чего еще, ликовать и все. Но мне это как-то…
– Не сходи с ума, человек! – выкрикнул Скавр и остановился. – Какая муха тебя укусила?
– Что-то уж слишком много этих чудес. – Бальб попытался пошутить:
– У меня порядочный бурдюк на спине, но и там это как-то не укладывается.
– Ты балда, Бальб, – сплюнул Скавр. – Ты что, глухой, что ли? Тот, кто слышал только часть, и то должен быть без ума от радости. Ну скажи, кто из нас ожидал подобных вещей! Я рад, что живу в это время, что на старости лет почувствую и увижу, как хороша жизнь…
– Только не очень торопись, – бросил Бальб. – Я себя все время спрашиваю, надолго ли этих чудес хватит.
– Ты, черномазая кикимора! – бушевал Скавр.
Бальб разозлился.
– Не ори, старый! Пройдет время, поговорим. Ты забыл притчу: новый властелин всегда хуже старого…
– Перестань, а то я тебя ударю! – разозлился Скавр.
– Говорят также, – продолжал Бальб упрямо. – что на смену одному тирану приходит другой, еще хуже…
– Дождешься, что я тебя смажу по носу, если не перестанешь, – угрожал Скавр.
Бальб замолчал и, орудуя локтями, с трудом стал пробираться сквозь толпу.
Стемнело. Повсюду загорались факелы. Тысячи огненных грив раскачивались на ветру. На семи римских холмах вспыхнули костры. Они полыхали, бросая отблески на мраморные колонны храмов.
Толпа шумела как море. Прибой тысяч голосов грохотал, дробился, опадал, снова поднимался, наполняя воздух взрывами.
Освобождение от тирании Тиберия!
Наконец можно будет дышать!
Свобода! Уверенность в завтрашнем дне!
Благосостояние и игры! И игры!
Слава величайшему из императоров, Гаю Цезарю!
Толпы стекались бог знает откуда, заполняя форум и прилегающие улицы.
Ростры рассекали толпу на два потока. Один направлялся по улице Этрусков к Тибру, другой, возглавляемый жрецами, через холм Победы на Палатин. Туда же шли Бальб и Скавр. Фабий и Квирина отстали от них.
Императорский дворец был освещен сотнями огней: море фонарей и факелов превратило ночь в день.
Император готовился предстать перед народом. Рабыни заканчивали его туалет, Макрон и Луций присутствовали при этом обряде.
Луций смотрел на золотой венок, который величественно лежал на пурпурной подушке. Дубовый венок, символ императорской власти! Гай Цезарь достоин этой власти. Уже при вступлении на трон он принес Риму неоценимые реформы. Конец доносам. Конец страху. И самое важное: свобода человеку!
Луций смотрел на императора с восторгом и любовью. Он думал: и мой отец, будь он жив, превозносил бы тебя, мой дорогой!
Лицо Макрона хранило невозмутимость, но ход его мыслей был иной, чем у Луция. Он был, как и Тиберий, рачительный хозяин и думал сейчас о казне.
Выдать каждому солдату по горсти аурей – это умно, он сам это посоветовал императору. Разбросать пару миллионов сестерциев среди римского сброда в честь вступления на трон – это понятно. При таком событии без парадности не обойтись. Потратить кучу золота на гладиаторские игры и хищников – этого много лет ожидает Рим. Но снижать или полностью отменять налоги?
Приостановить постоянный приток доходов? Выглядит это великолепно, но что будет дальше? Что будет с казной через два-три года? Какой это умник ему нашептал? С кем еще император советуется? Курион? Похоже на то: этот мальчишка столько же понимает в хозяйстве, сколько я в астрономии. Молодой человек на троне хочет управлять по-своему. Только смотри не надорвись, сынок! Потом прибежишь: Макрон, посоветуй! Да как бы не было поздно. Надо с Эннией что-нибудь придумать, чтобы тебя поставить на место…
Калигула в пурпурном плаще, с золотым венком на голове вышел на балкон, за ним Макрон и Луций. Светильники на палках были подняты еще выше, восторженный рев толпы сотрясал воздух. Безумие толпы передалось императору. Он смотрел и слушал, упоенный. захваченный, обезумевший еще больше, чем те, внизу.
Повернувшись к Луцию, он, отличный оратор, от волнения и восторга зашептал заикаясь в ухо приятеля, пытаясь перекричать живое море:
– Посмотри – римский народ. Тиберий его не знал, и за это народ ненавидел Тиберия. Какая преданность! Ничего подобного не пережил ни один властелин в истории. ну скажи! Нет! Даже фараоны, даже ассирийские цари, даже Александр Македонский. О, олимпийские боги! Как это великолепно, как они меня любят! – Он повернулся к толпе, вскинул руку и. покраснев, закричал:
– Я люблю вас, я люблю вас всех! – На пальцах его рук сверкали кольца. В экстазе он срывал одно кольцо за другим и бросал их в толпу. Из горла вырывался хрип:
– Я ваш на всю жизнь и до смерти ваш! – Целые состояния, скрытые в сверкающих бриллиантах, рубинах, изумрудах, летели в воздух. По приказу Луция хранитель казны Каллист принес сундук с ауреями.
Калигула обеими руками зачерпывал золотые и бросал в толпу, пока не опустошил сундук.
Толпа бесновалась. Вскинув вверх правую руку, толпа рычала: Ave Caesar Imperator!
Калигула задыхался от волнения. Он шагнул вперед и приветствовал римский народ по римскому обычаю. На вскинутой руке сверкал только один перстень – символ императорской власти.

***

Фабия и Квирину толпа тащила через форум к реке. Квирина еще никогда не переживала ничего подобного. Ослепленная, оглушенная, она, спотыкаясь, шла за Фабием и судорожно держала его за руку, боясь потерять. Ей казалось, что она очутилась в сказочном Вавилоне, где сегодня собрались люди со всех концов света!
Форум был похож на большую коробку, через дырявую крышку которой проглядывали звезды. В этой коробке метался, кипел, шумел, кричал, тараторил народ на всех языках мира.
Фабий надрывался, стараясь перекричать этот Вавилон:
– Посмотри, Квирина!
Группа вигилов пробиралась против течения, они попали в живую реку и теперь беспомощно размахивали руками, держа мечи над головой, но толпа их тащила в обратном направлении.
Улица Этрусков была забита. Три огромные повозки с белым хлебом, бочками вина и корзинами оливок стояли, окруженные людьми. Люди хватались за борта, хватались за спицы огромных колес, взбирались наверх.
Надсмотрщик их отгонял, пытался соблюсти порядок, но это было невозможно.
Лавина тел заливала этот неподвижный островок, вверх вздымались руки.
Рабы, обливаясь потом, разбрасывали буханки хлеба и оливки, которые тотчас исчезали в частоколе протянутых рук. Кто-то просверлил бочку, брызнуло вино, все начали проталкиваться к этому благодатному источнику, один подставлял шапку, другой – ладони или открытый рот.
От хранилищ подъезжали новые телеги и увязали в толчее. На них мясники разрезали жареных кабанов, телят и свиней и разбрасывали благоухающие куски жаркого. Вот сегодня-то уж мы наедимся! Да здравствует Гай! Этот умеет пустить пыль в глаза! Этот не скряга, не то что старец!
На берегу Тибра преторианцы готовили фейерверк. По реке бороздили разукрашенные лодки. Река искрилась от фонарей, укрепленных на лодках, и напоминала ленту, расшитую блестящими бусинками. Белые и красные ракеты с треском взлетали в воздух и падали в воду, на улицы, украшенные гирляндами зелени. Всюду танцы, песни, крики.
Квирина была околдована этим бешеным вихрем, каждая жилка в ней играла:
– Фабий! Вот это красота! Я готова танцевать от радости!
– А ноги у тебя не устали? – Но ему тоже не терпелось излить свою радость. – Император сегодня накормил и напоил весь Рим… Может, нам тоже стоит сделать что-нибудь? Достойное… сегодняшнего торжества?
Она вскрикнула восторженно, а он уже тащил ее за руку, расталкивая толпу, к портику Эмилия. От белых колонн отражались отсветы огня, рев голосов здесь был сильнее. Фабий вскочил на пьедестал, на котором еще вчера стояла статуя Тиберия. Он прислонился спиной к мрамору и с высоты оглядел толпу. Смеющаяся каппадокийка с удивлением подняла глаза, когда из ее поднятой руки вдруг исчез тамбурин. Над ней стоял мужчина, звенел тамбурином и громко декламировал «Агамемнона» Эсхила:

Не насытится счастьем никто из людей
И никто не поднимет пред домом своим
Заградительный перст, чтобы счастью сказать:
«Не входи, неуемное. Хватит». Перевод С. Апта (Эсхил «Трагедии», М., 1971).



– Посмотрите, Фабий! – услышал он из толпы, и седой рыбак оперся о пьедестал и прокричал ему:
– Что беснуешься. Фабий? Стишки? Кому нужен сегодня твой театр? Через пару дней начнется новый театр: гладиаторы и львы. Такой цирк стоит посмотреть! Собирай вещички и пошли с нами пить!
Мужчина в патрицианской тоге усмехнулся и сказал благородной матроне, стоящей возле него:
– И правда пришло время покончить с эллинизацией. Довольно греческих трагедий и дурацких фарсов. "Квадриги в действии – вот это настоящая красота…
У Фабия опустились руки, он медленно слез с пьедестала. Ничего не говоря, насупленный, погруженный в свои мысли, он тянул девушку за собой.
Толпа миновала их, крича и тараторя. Вокруг звучали фривольные песенки.
– Пойдем домой. Квирина. Цирк! – сказал Фабий и добавил зло и насмешливо:
– Здесь все цирк.
– Вместо того чтобы смеяться на наших фарсах, они будут смеяться над нами, зачем им теперь театр, когда у них будет более впечатляющее зрелище – с кровью…
Они лежали рядом на кровати, в темноте. Издалека до них доносился рев ликующего Рима.
– Что нам остается, моя дорогая? – продолжал Фабий. – Будем убирать мертвецов в цирке или бегать, словно клиенты, на поклон патрону и за пару сестерциев в день прислуживать ему. А можно стать бродягой и быть на содержании государства. Фу! Я побираться не стану!
Ей нравилась его гордость.
– Мы могли бы поехать в Остию, к маме. Ты бы рыбачил… – и, почувствовав, как он нервно дернулся в темноте, быстро досказала:
– На время, пока людям не надоест цирк, понимаешь?
Фабий молчал. Он смотрел вверх, в темноту. Из этой черноты на него наплывали неприятные воспоминания: слова Тиберия, когда тот его отпустил.
Сенаторы, оскорбленные его пьесой о пекарях. Угроза Луция Куриона у храма Цереры.
Он не сказал, о чем думал.
– Сейчас в Риме на прожитие мы не заработаем. В деревне бы это, пожалуй, удалось, там нет цирков и хищников. Но тащиться от деревни к деревне неудобно, Квирина.
Словно серебряные монеты, рассыпавшиеся по мрамору, зазвенел ее смех.
– Неудобно? С тобой? Ах ты глупый! – И она осыпала его лицо поцелуями.

Глава 37

Еще пылали на римских холмах огни жертвенников. Еще не умолкли голоса охрипших жрецов всех коллегий, возносящих благодарственные молитвы богам за то, что послали им такого удивительного императора. За это чудо на троне. Дым жертв и благовоний заслонял божественные лица. Целые стада скота сгоняли из сенаторских латифундий для гекатомб в Рим, арделионы бегали по форуму и у ворот императорского дворца и вопили о том, сколько животных «их» сенатор пожертвовал в честь императора. Переполненные желудки томили жрецов, мяса было много, а жира и того больше. В римских анналах говорится, что за неполных три месяца правления Гая только на италийской земле в его честь было принесено в жертву 160 тысяч животных. А жертвоприношения все продолжались…Было уже за полдень, небо затянулось тучами, накрапывал мелкий дождь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72