Чтобы на кону собрались большие деньги, требуется время.
Сэм показала рукой на ее траурный наряд:
– Думаю, вам вообще нелегко будет найти партнеров, не говоря уже о тех, которые отвечали бы вашим требованиям: вряд ли кому-нибудь захочется играть в карты на деньги с безутешной вдовой.
Белл это нисколько не смущало.
– Как раз наоборот, – весело ответила она. – Я надеюсь, что мой траур произведет прямо противоположный эффект и те, кого я хочу подцепить на крючок, проникнутся ко мне сочувствием, особенно если я скажу, что играть в покер меня научил покойный муж и что, хотя я играю не очень хорошо, мне все же хотелось бы попробовать, чтобы на какое-то время забыть о своем горе.
В тот же вечер Сэм с восхищением наблюдала за тем, как Белл блестяще разыгрывает свою комедию.
Само простодушие и ранимость, она ухитрилась уговорить трех мужчин поиграть с ней и нарочно «продула» им почти пятьдесят долларов, а затем заставила двух из них пообещать, что они непременно дадут ей отыграться – третий должен был сойти на ближайшей станции.
Когда вечером следующего дня они с Сэм вошли в вагон-ресторан, Белл отказалась сесть за столик на двоих и решительно направилась к тому, за которым расположился одинокий мужчина. Когда он вежливо привстал со своего места, Сэм узнала его – это был Клейтон Даунинг. Заметив Сэм, он расплылся в улыбке:
– Мадемуазель де Манка, как я рад вас видеть! Или я могу называть вас мисс, поскольку мы не во Франции?
– Вы знакомы? – взглянув на Сэм, с легким удивлением спросила Белл.
– А вы, должно быть, та самая спутница мадемуазель де Манка, которая в первый вечер нашего путешествия рано легла спать. – Он поднес руку Белл к своим губам. – Клейтон Даунинг, к вашим услугам. Вы правы, мы с мадемуазель де Манка уже сидели за одним столом и я имел счастье с ней познакомиться.
Белл понимающе взглянула на Сэм, потом вновь обратила взор к Клейтону Даунингу и тут же решила, что этот обаятельный, хорошо воспитанный и явно богатый человек вполне может стать ее третьим партнером в покер.
– Думаю, мы можем обойтись без церемоний, – весело сказала она. – Зовите меня просто Франсиной, ее – Селестой, а мы вас – Клейтоном.
Усевшись, Белл начала изучать меню.
Клейтон Даунинг немало подивился такой фамильярности, особенно со стороны одетой в траур вдовы, но возражать не стал – ему не терпелось оказаться с Селестой на короткой ноге. Он находил ее потрясающе красивой и до конца путешествия хотел познакомиться с ней поближе.
Он хорошо знал, что нравится женщинам, и был достаточно самонадеян, чтобы рассчитывать на то, что Сэм откажется от своих матримониальных планов и поедет вместе с ним в Калифорнию.
– Скажите мне… Селеста, – это имя он произнес, словно лаская Сэм голосом, – вы боитесь индейцев?
– Индейцев? – переспросила Белл.
– Да, я уже говорил Селесте, что она едет в весьма дикий край.
– А там, куда едете вы, разве лучше? – отпарировала Белл. – Насколько мне известно, наш поезд идет на запад, а в этом направлении я что-то не припомню ни единого места, которое можно было назвать вполне цивилизованным.
Сэм была довольна, что Белл поддерживает беседу, но вскоре заметила, что Клейтон Даунинг недоуменно хмурит брови.
– По вашему акценту, вернее, по отсутствию такового, не скажешь, что вы француженка.
– Правда? – Белл заерзала на месте. – Но это вполне понятно. Собственно говоря, я кузина Селесты. Моя семья уже давно переехала в Америку и…
– О, вы не должны мне ничего объяснять! Я вовсе не имел намерения вмешиваться в ваши дела. Мне просто показалось странным, что вы считаете, будто хорошо знаете Запад. Но вы ошибаетесь: я еду в Сан-Франциско – по моему мнению, город весьма современный в полном смысле этого слова.
– Как интересно! – Белл поставила локти на стол и оперлась подбородком на руки. – Скажите, Клейтон, а вы там, в Сан-Франциско, играете в покер? Мой муж научил меня этой игре, и теперь, после его смерти, она помогает мне забыться и отвлечься от моего горя. У нас отдельный вагон, и вчера вечером я пригласила туда троих джентльменов, чтобы составить партию, но один из них сегодня сошел с поезда, так что теперь нам не хватает партнера. Хотите поучаствовать?
Клейтон Даунинг улыбнулся:
– Буду счастлив. Возможно, в окружении трех мужчин Селеста не будет беспокоиться о нападении индейцев.
Белл фыркнула:
– Если они и нападут, мы просто предложим им присоединиться к нам. Некоторые индейцы отлично играют не только в покер. У них есть игра, называемая «педро», и я слыхала, что в Неваде на новой Трансконтинентальной дороге сходящих с поезда пассажиров уже поджидают индейцы с колодой карт.
Белл все щебетала, Клейтон Даунинг вежливо делал вид, что слушает, а Сэм думала о своем. Это, однако, не мешало ей замечать взгляды, которые время от времени бросал на нее Клейтон. Хотя она находила его весьма приятным, он не привлекал ее. Интересно, смог бы ее привлечь какой-нибудь другой мужчина?
В конце концов Клейтон с явной неохотой дал Белл увести себя на поиски остальных двух участников игры.
– Надеюсь, вы скоро тоже придете? Это, несомненно, принесет мне удачу, – сказал он перед тем, как уйти, и улыбнулся Сэм, продемонстрировав при этом ямочки на щеках, от которых затрепетало бы сердце у большинства женщин.
– Я хочу съесть десерт, – уклончиво ответила Сэм, желая отдалить то время, когда он опять начнет бросать на нее пылкие взгляды. «Увы, – подумала она, – если сегодняшняя игра затянется за полночь, так же как вчерашняя, мне придется еще долго терпеть его внимание».
Сэм смаковала сладкий рисовый пудинг, когда официант подвел к ее столику троих: мужчину, женщину и маленького мальчика. Мужчина был гораздо старше женщины, и Сэм решила, что он ее отец. Когда они познакомились, оказалось, что она не ошиблась.
Судья Ньютон Куигби, его овдовевшая дочь Мириам Эпплби и ее пятилетний сын Томми направлялись в Канзас из Рочестера, штат Нью-Йорк.
Сэм приветливо объяснила, что приехала в Америку из Европы, чтобы выйти замуж, но судью явно интересовали только его собственные дела.
– Мы собираемся начать новую жизнь, – объявил он так громко, что его могли услышать все и каждый. – Вот почему я согласился, чтобы меня назначили окружным судьей. Да, мэм, мне хочется, чтобы мой внук вырос в прерии, на просторе. Конечно, рано или поздно Мириам опять выйдет замуж, и тогда у парня будет новый отец.
Мириан была не в трауре.
– Я овдовела уже давно, – объяснила она. – Мой Томас погиб на войне.
Сэм стало ее жаль – ситуация была более чем очевидна: судья твердо намеревался найти дочери другого мужа, но, похоже, отыскать такового будет весьма и весьма непросто. Приятный человек и, очевидно, хорошая мать – достаточно видеть, с какой любовью она смотрит на сына, – Мириам Эпплби, несомненно, была самой некрасивой женщиной, которая когда-либо встречалась Сэм. Все в ней, начиная с серого муслинового платья, лишь подчеркивающего бесформенность фигуры, казалось скучным и бесцветным. Бледное, невыразительное лицо, мышиного цвета волосы, собранные на затылке в скромный, без каких-либо украшений узел; вялая улыбка касается только ее губ, а глаза по-прежнему остаются тусклыми и безжизненными…
Но несмотря на все это, Мириан Эпплби понравилась Сэм: возможно, если какой-нибудь мужчина потратит время, чтобы узнать ее получше, он перестанет обращать так уж много внимания на ее внешность. Зато судья Кунгби сразу же внушил Сэм антипатию.
Надменный и напыщенный, он, похоже, слушал только собственные громкие речи. Про себя Сэм невольно пожалела тех, кому он будет выносить приговоры, ибо сей джентльмен явно не относился к числу людей, отличающихся сострадательностью.
– Да, я намерен внести свою, и немалую, лепту в освоение этой дикой, нецивилизованной территории, – провещал судья Куигби в промежутках между пережевыванием кусков ростбифа. – Нарушители закона будут трепетать при одном только моем имени и не раз подумают, прежде чем совершить преступление в моем округе. Убийства, изнасилования, разбой, – продолжал он, прокалывая мясо вилкой с тем же пылом, с которым произносил свою тираду, – все эти преступления должны бы слушаться в судах штата, но, если территория большая, ими приходиться заниматься окружному судье! Я буду разбирать также и федеральные преступления, такие, как препятствия, чинимые пересылке почты, производство и сбыт фальшивых денег и продажа виски индейцам. – Он взмахнул вилкой и с пафосом произнес: – И если этот поезд ограбят, приговаривать виновных к повешению буду я.
Сэм решила, что лучше уж терпеть заигрывания Клейтона, чем слушать этого самодовольного болвана, и собралась встать из-за стола.
– Эй, послушайте. – Судья Куигби повернулся к пассажиру, который мирно ужинал в одиночестве. – Куда вы направляетесь? Уж не в мой ли округ? Кстати, вы путешествуете с женой?
Заметив, что Мириам смаргивает выступившие на глазах слезы, Сэм замешкалась, решив немного подождать. Томми между тем уплетал за обе щеки картофельное пюре с подливкой, не обращая ни малейшего внимания на то, что делают взрослые.
– Надеюсь, вам понравится на новом месте, – сказала Сэм, чувствуя, что необходимо поддерживать разговор, иначе несчастная молодая женщина вот-вот расплачется.
Тем временем судья Куигби, жаждавший мужской аудитории, пересел к джентльмену, с которым только что заговорил. Мириам несколько минут наблюдала за ним, потом повернулась к Сэм:
– Вы очень добры и терпеливы: большинство людей находят предлог избавиться от общества моего отца гораздо раньше.
– О, я не имела в виду ничего такого…
Губы Мириам дрогнули в еще одном слабом подобии улыбки. Предупреждая возможные объяснения, она подняла руку:
– Прошу вас, не надо. Я знаю, какое впечатление он производит. Знаю и то, как и все вокруг, что ему очень хочется найти мне мужа, чтобы у Томми снова была настоящая семья. Все это неприятно, но тут уж ничего не поделаешь.
– Просто он вас любит и желает видеть счастливой, – предприняла Сэм неуклюжую попытку поднять настроение Мириам.
– Я не смогу быть счастливой, пока снова не увижу своего Томаса. И я его увижу. Очень скоро.
Сэм подумала было с испугом, уж не собирается ли Мириам совершить самоубийство, но, услышав следующие слова своей попутчицы, успокоилась.
– Мне необходимо поговорить с ним, чтобы он помог мне и сказал, что делать. Отец считает меня сумасшедшей. И это одна из причин, по которой он принял назначение и поехал в такую даль. Он хотел разлучить меня с моими друзьями, которые, как и я, верят в спиритизм.
– Я немного знакома с тем, о чем вы говорите, – вставила Сэм. Она хотела объяснить, что Мириам только зря потеряет время, что спиритизм – это шарлатанство, но та вдруг словно ожила.
– О, расскажите мне! – страстно проговорила она, подаваясь вперед и понизив голос, чтобы не услышал отец. – Вы когда-нибудь были на сеансе?
– Да, я…
– Вы пытались вступить в контакт с умершими, которых вы любили? – взволнованно спросила Мириам.
Сэм смущенно заерзала, жалея, что ввязалась в такой разговор.
– Нет, я помогала, и…
– О Господи. – Мириам поднесла руку к горлу. – Как же я раньше не догадалась? В вас чувствуется что-то такое, какая-то особая аура… Вы должны мне все рассказать! Вы последовательница мисс Хейден? Уверена, вы о ней слышали. Она американский медиум и поехала в Европу, чтобы основать там спиритические кружки. Насколько я знаю, ей это прекрасно удалось.
На лице Томми, услышавшего, что мать говорит на тему, которую так не одобряет его дедушка, появилось испуганное выражение; он поспешно взял свою тарелку и отправился туда, где сидел судья Куигби. Сэм стало жаль мальчика. Мириам Эпплби между тем просто преобразилась, казалось, ее озаряет какой-то внутренний огонь. Только что тихая и невыразительная, она вдруг стала живой и энергичной, увлекшись речью в защиту своей вновь обретенной религии.
– Спиритизм распространяется все шире и шире. О нем говорят все. Я старалась узнать о нем как можно больше, а когда встретила семью Фокс, начала участвовать в сеансах сама. Вы, разумеется, слышали о Фоксах.
– Нет, я…
– С тех пор прошло уже немало времени, но люди и теперь рассказывают, как Фоксы переехали в дом в Хайд-свилле и вдруг обнаружили, что могут общаться с духом человека, которого там убили. Конечно, любопытные не дали им житья, и им пришлось уехать. Они поселились в Рочестере, и миссис Фокс дает спиритические сеансы. Она провела два и для меня и, хотя Томас не появился, сказала, что ощущение его присутствия было очень сильным, так что он наверняка пытался пробиться ко мне. Это может занять некоторое время, но я не прекращу попытки. А как вы? – продолжала Мириам, не переводя дыхания. – Вам часто удавалось пробиться в потусторонний мир?
Сэм почувствовала себя в ловушке. Совершенно очевидно, что спиритизм – единственное, кроме сына, что есть в жизни Мириам Эпплби, что имеет для нее значение и скрашивает ее безрадостное существование. А раз так, то нельзя отнимать у несчастной женщины ее игрушку.
Сэм подумала, что потом, наверное, станет себя корить, но не все ли равно? Скорее всего она никогда больше не увидит Мириам, и что плохого, если ее маленькая ложь поможет бедняжке хоть ненадолго почувствовать себя счастливой? И она поведала об устроенном для маркизы Эглантины сеансе, сказав при этом, что медиумом была сама.
Закончив свое расцвеченное подробностями повествование, Сэм засомневалась: а не перегнула ли она палку? Мириам смотрела на нее, сузив глаза и сжав губы, и Сэм стало не по себе: а вдруг она сразу ее раскусила и сейчас закричит и назовет ее обманщицей?
Взяв свою сумочку, Сэм пробормотала:
– Мне пора возвращаться к себе в вагон. «Пожалуй, я все-таки не создана для того, чтобы играть несвойственную мне роль, – подумала она. – Вечно забываю об осторожности, увлекаюсь, и меня заносит куда-то не туда».
Замершая словно статуя Мириам шумно выдохнула.
– Сделайте это для меня, – сказала она молящим голосом. – У нас отдельный вагон. Я уговорю отца, он мне разрешит, я…
– Мириам!
Сэм и Мириам повернулись и увидели стоящего рядом судью Куигби. Мужчина, к которому он пересел, сумел отделаться от докучливого собеседника, и Куигби, от нечего делать прислушавшись к разговору, который вела его дочь, понял, о чем идет речь. Он вперил в Сэм грозный, обвиняющий взгляд:
– Не надейтесь, что вам удастся завладеть деньгами моей дочери, вы, шарлатанка! Я знаю таких, как вы: вы набрасываетесь на тех, у кого кто-то умер, как черви на покойника. Если мне когда-нибудь доведется слушать ваше дело, то я уж постараюсь подыскать закон, чтобы вас повесить.
– Отец, нет…
Судья обернулся к Мириам; лицо его побагровело от ярости, ноздри раздувались, а грудь вздымалась и опускалась так сильно, что Сэм испугалась, как бы его не хватил удар.
– Когда ты наконец бросишь всю эту чушь? Неужели ты не понимаешь, что подобная дребедень отпугивает от тебя мужчин? Как ты собираешься искать себе мужа? Отца для Томми? Подумай о ком-нибудь, кроме себя самой, Мириам! Томас умер и похоронен, и тебе этого не изменить. А теперь пошли. Я не позволю тебе и дальше выставлять себя дурой.
Бросив последний испепеляющий взгляд на Сэм, он схватил дочь за руку и выволок ее из вагона-ресторана. Томми, понурив голову, плелся сзади. Даже сейчас, в пять лет, ему было стыдно, что люди откровенно палят глаза на его семью.
Сэм, осознав, что теперь в центре внимания осталась она, тоже поспешно вышла. Пробираясь к своему вагону по раскачивающемуся из стороны в сторону поезду, то и дело хватаясь за что-то, чтобы не упасть, она размышляла о том, что, пожалуй, будет рада, когда это путешествие закончится.
Боже, до чего она докатилась! Устраивает азартную игру в своем вагоне, учится уловкам карточного шулера, а теперь вдобавок ко всему прочему еще и навлекла на себя гнев окружного судьи, солгав, чтобы доставить удовольствие его дочери!
Конечно, участь, ожидающая ее в форте Ливенуорт, не назовешь счастливой, но с нее достаточно приключений – за последние несколько месяцев она пережила их столько, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Отныне, даже если ей придется до конца дней своих притворяться Селестой де Манка, она будет вести размеренное, скучное существование.
Господи милостивый, хоть бы ничего больше не случилось, пока она не доедет до места!
Храбрый Орел спешно разыскал Кейда, чтобы сообщить ему содержание письма, которое он тайком прочел в комнате Бэлларда.
– Теперь нам известно, когда именно приезжает его женщина. Остается только решить, в каком месте лучше всего остановить поезд и похитить ее, – удовлетворенно сказал индеец.
Кейд знал, что из Канзас-Сити Селеста де Манка поедет вдоль Двухмильного ручья до остановки под названием «Перекресток Нормойла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34
Сэм показала рукой на ее траурный наряд:
– Думаю, вам вообще нелегко будет найти партнеров, не говоря уже о тех, которые отвечали бы вашим требованиям: вряд ли кому-нибудь захочется играть в карты на деньги с безутешной вдовой.
Белл это нисколько не смущало.
– Как раз наоборот, – весело ответила она. – Я надеюсь, что мой траур произведет прямо противоположный эффект и те, кого я хочу подцепить на крючок, проникнутся ко мне сочувствием, особенно если я скажу, что играть в покер меня научил покойный муж и что, хотя я играю не очень хорошо, мне все же хотелось бы попробовать, чтобы на какое-то время забыть о своем горе.
В тот же вечер Сэм с восхищением наблюдала за тем, как Белл блестяще разыгрывает свою комедию.
Само простодушие и ранимость, она ухитрилась уговорить трех мужчин поиграть с ней и нарочно «продула» им почти пятьдесят долларов, а затем заставила двух из них пообещать, что они непременно дадут ей отыграться – третий должен был сойти на ближайшей станции.
Когда вечером следующего дня они с Сэм вошли в вагон-ресторан, Белл отказалась сесть за столик на двоих и решительно направилась к тому, за которым расположился одинокий мужчина. Когда он вежливо привстал со своего места, Сэм узнала его – это был Клейтон Даунинг. Заметив Сэм, он расплылся в улыбке:
– Мадемуазель де Манка, как я рад вас видеть! Или я могу называть вас мисс, поскольку мы не во Франции?
– Вы знакомы? – взглянув на Сэм, с легким удивлением спросила Белл.
– А вы, должно быть, та самая спутница мадемуазель де Манка, которая в первый вечер нашего путешествия рано легла спать. – Он поднес руку Белл к своим губам. – Клейтон Даунинг, к вашим услугам. Вы правы, мы с мадемуазель де Манка уже сидели за одним столом и я имел счастье с ней познакомиться.
Белл понимающе взглянула на Сэм, потом вновь обратила взор к Клейтону Даунингу и тут же решила, что этот обаятельный, хорошо воспитанный и явно богатый человек вполне может стать ее третьим партнером в покер.
– Думаю, мы можем обойтись без церемоний, – весело сказала она. – Зовите меня просто Франсиной, ее – Селестой, а мы вас – Клейтоном.
Усевшись, Белл начала изучать меню.
Клейтон Даунинг немало подивился такой фамильярности, особенно со стороны одетой в траур вдовы, но возражать не стал – ему не терпелось оказаться с Селестой на короткой ноге. Он находил ее потрясающе красивой и до конца путешествия хотел познакомиться с ней поближе.
Он хорошо знал, что нравится женщинам, и был достаточно самонадеян, чтобы рассчитывать на то, что Сэм откажется от своих матримониальных планов и поедет вместе с ним в Калифорнию.
– Скажите мне… Селеста, – это имя он произнес, словно лаская Сэм голосом, – вы боитесь индейцев?
– Индейцев? – переспросила Белл.
– Да, я уже говорил Селесте, что она едет в весьма дикий край.
– А там, куда едете вы, разве лучше? – отпарировала Белл. – Насколько мне известно, наш поезд идет на запад, а в этом направлении я что-то не припомню ни единого места, которое можно было назвать вполне цивилизованным.
Сэм была довольна, что Белл поддерживает беседу, но вскоре заметила, что Клейтон Даунинг недоуменно хмурит брови.
– По вашему акценту, вернее, по отсутствию такового, не скажешь, что вы француженка.
– Правда? – Белл заерзала на месте. – Но это вполне понятно. Собственно говоря, я кузина Селесты. Моя семья уже давно переехала в Америку и…
– О, вы не должны мне ничего объяснять! Я вовсе не имел намерения вмешиваться в ваши дела. Мне просто показалось странным, что вы считаете, будто хорошо знаете Запад. Но вы ошибаетесь: я еду в Сан-Франциско – по моему мнению, город весьма современный в полном смысле этого слова.
– Как интересно! – Белл поставила локти на стол и оперлась подбородком на руки. – Скажите, Клейтон, а вы там, в Сан-Франциско, играете в покер? Мой муж научил меня этой игре, и теперь, после его смерти, она помогает мне забыться и отвлечься от моего горя. У нас отдельный вагон, и вчера вечером я пригласила туда троих джентльменов, чтобы составить партию, но один из них сегодня сошел с поезда, так что теперь нам не хватает партнера. Хотите поучаствовать?
Клейтон Даунинг улыбнулся:
– Буду счастлив. Возможно, в окружении трех мужчин Селеста не будет беспокоиться о нападении индейцев.
Белл фыркнула:
– Если они и нападут, мы просто предложим им присоединиться к нам. Некоторые индейцы отлично играют не только в покер. У них есть игра, называемая «педро», и я слыхала, что в Неваде на новой Трансконтинентальной дороге сходящих с поезда пассажиров уже поджидают индейцы с колодой карт.
Белл все щебетала, Клейтон Даунинг вежливо делал вид, что слушает, а Сэм думала о своем. Это, однако, не мешало ей замечать взгляды, которые время от времени бросал на нее Клейтон. Хотя она находила его весьма приятным, он не привлекал ее. Интересно, смог бы ее привлечь какой-нибудь другой мужчина?
В конце концов Клейтон с явной неохотой дал Белл увести себя на поиски остальных двух участников игры.
– Надеюсь, вы скоро тоже придете? Это, несомненно, принесет мне удачу, – сказал он перед тем, как уйти, и улыбнулся Сэм, продемонстрировав при этом ямочки на щеках, от которых затрепетало бы сердце у большинства женщин.
– Я хочу съесть десерт, – уклончиво ответила Сэм, желая отдалить то время, когда он опять начнет бросать на нее пылкие взгляды. «Увы, – подумала она, – если сегодняшняя игра затянется за полночь, так же как вчерашняя, мне придется еще долго терпеть его внимание».
Сэм смаковала сладкий рисовый пудинг, когда официант подвел к ее столику троих: мужчину, женщину и маленького мальчика. Мужчина был гораздо старше женщины, и Сэм решила, что он ее отец. Когда они познакомились, оказалось, что она не ошиблась.
Судья Ньютон Куигби, его овдовевшая дочь Мириам Эпплби и ее пятилетний сын Томми направлялись в Канзас из Рочестера, штат Нью-Йорк.
Сэм приветливо объяснила, что приехала в Америку из Европы, чтобы выйти замуж, но судью явно интересовали только его собственные дела.
– Мы собираемся начать новую жизнь, – объявил он так громко, что его могли услышать все и каждый. – Вот почему я согласился, чтобы меня назначили окружным судьей. Да, мэм, мне хочется, чтобы мой внук вырос в прерии, на просторе. Конечно, рано или поздно Мириам опять выйдет замуж, и тогда у парня будет новый отец.
Мириан была не в трауре.
– Я овдовела уже давно, – объяснила она. – Мой Томас погиб на войне.
Сэм стало ее жаль – ситуация была более чем очевидна: судья твердо намеревался найти дочери другого мужа, но, похоже, отыскать такового будет весьма и весьма непросто. Приятный человек и, очевидно, хорошая мать – достаточно видеть, с какой любовью она смотрит на сына, – Мириам Эпплби, несомненно, была самой некрасивой женщиной, которая когда-либо встречалась Сэм. Все в ней, начиная с серого муслинового платья, лишь подчеркивающего бесформенность фигуры, казалось скучным и бесцветным. Бледное, невыразительное лицо, мышиного цвета волосы, собранные на затылке в скромный, без каких-либо украшений узел; вялая улыбка касается только ее губ, а глаза по-прежнему остаются тусклыми и безжизненными…
Но несмотря на все это, Мириан Эпплби понравилась Сэм: возможно, если какой-нибудь мужчина потратит время, чтобы узнать ее получше, он перестанет обращать так уж много внимания на ее внешность. Зато судья Кунгби сразу же внушил Сэм антипатию.
Надменный и напыщенный, он, похоже, слушал только собственные громкие речи. Про себя Сэм невольно пожалела тех, кому он будет выносить приговоры, ибо сей джентльмен явно не относился к числу людей, отличающихся сострадательностью.
– Да, я намерен внести свою, и немалую, лепту в освоение этой дикой, нецивилизованной территории, – провещал судья Куигби в промежутках между пережевыванием кусков ростбифа. – Нарушители закона будут трепетать при одном только моем имени и не раз подумают, прежде чем совершить преступление в моем округе. Убийства, изнасилования, разбой, – продолжал он, прокалывая мясо вилкой с тем же пылом, с которым произносил свою тираду, – все эти преступления должны бы слушаться в судах штата, но, если территория большая, ими приходиться заниматься окружному судье! Я буду разбирать также и федеральные преступления, такие, как препятствия, чинимые пересылке почты, производство и сбыт фальшивых денег и продажа виски индейцам. – Он взмахнул вилкой и с пафосом произнес: – И если этот поезд ограбят, приговаривать виновных к повешению буду я.
Сэм решила, что лучше уж терпеть заигрывания Клейтона, чем слушать этого самодовольного болвана, и собралась встать из-за стола.
– Эй, послушайте. – Судья Куигби повернулся к пассажиру, который мирно ужинал в одиночестве. – Куда вы направляетесь? Уж не в мой ли округ? Кстати, вы путешествуете с женой?
Заметив, что Мириам смаргивает выступившие на глазах слезы, Сэм замешкалась, решив немного подождать. Томми между тем уплетал за обе щеки картофельное пюре с подливкой, не обращая ни малейшего внимания на то, что делают взрослые.
– Надеюсь, вам понравится на новом месте, – сказала Сэм, чувствуя, что необходимо поддерживать разговор, иначе несчастная молодая женщина вот-вот расплачется.
Тем временем судья Куигби, жаждавший мужской аудитории, пересел к джентльмену, с которым только что заговорил. Мириам несколько минут наблюдала за ним, потом повернулась к Сэм:
– Вы очень добры и терпеливы: большинство людей находят предлог избавиться от общества моего отца гораздо раньше.
– О, я не имела в виду ничего такого…
Губы Мириам дрогнули в еще одном слабом подобии улыбки. Предупреждая возможные объяснения, она подняла руку:
– Прошу вас, не надо. Я знаю, какое впечатление он производит. Знаю и то, как и все вокруг, что ему очень хочется найти мне мужа, чтобы у Томми снова была настоящая семья. Все это неприятно, но тут уж ничего не поделаешь.
– Просто он вас любит и желает видеть счастливой, – предприняла Сэм неуклюжую попытку поднять настроение Мириам.
– Я не смогу быть счастливой, пока снова не увижу своего Томаса. И я его увижу. Очень скоро.
Сэм подумала было с испугом, уж не собирается ли Мириам совершить самоубийство, но, услышав следующие слова своей попутчицы, успокоилась.
– Мне необходимо поговорить с ним, чтобы он помог мне и сказал, что делать. Отец считает меня сумасшедшей. И это одна из причин, по которой он принял назначение и поехал в такую даль. Он хотел разлучить меня с моими друзьями, которые, как и я, верят в спиритизм.
– Я немного знакома с тем, о чем вы говорите, – вставила Сэм. Она хотела объяснить, что Мириам только зря потеряет время, что спиритизм – это шарлатанство, но та вдруг словно ожила.
– О, расскажите мне! – страстно проговорила она, подаваясь вперед и понизив голос, чтобы не услышал отец. – Вы когда-нибудь были на сеансе?
– Да, я…
– Вы пытались вступить в контакт с умершими, которых вы любили? – взволнованно спросила Мириам.
Сэм смущенно заерзала, жалея, что ввязалась в такой разговор.
– Нет, я помогала, и…
– О Господи. – Мириам поднесла руку к горлу. – Как же я раньше не догадалась? В вас чувствуется что-то такое, какая-то особая аура… Вы должны мне все рассказать! Вы последовательница мисс Хейден? Уверена, вы о ней слышали. Она американский медиум и поехала в Европу, чтобы основать там спиритические кружки. Насколько я знаю, ей это прекрасно удалось.
На лице Томми, услышавшего, что мать говорит на тему, которую так не одобряет его дедушка, появилось испуганное выражение; он поспешно взял свою тарелку и отправился туда, где сидел судья Куигби. Сэм стало жаль мальчика. Мириам Эпплби между тем просто преобразилась, казалось, ее озаряет какой-то внутренний огонь. Только что тихая и невыразительная, она вдруг стала живой и энергичной, увлекшись речью в защиту своей вновь обретенной религии.
– Спиритизм распространяется все шире и шире. О нем говорят все. Я старалась узнать о нем как можно больше, а когда встретила семью Фокс, начала участвовать в сеансах сама. Вы, разумеется, слышали о Фоксах.
– Нет, я…
– С тех пор прошло уже немало времени, но люди и теперь рассказывают, как Фоксы переехали в дом в Хайд-свилле и вдруг обнаружили, что могут общаться с духом человека, которого там убили. Конечно, любопытные не дали им житья, и им пришлось уехать. Они поселились в Рочестере, и миссис Фокс дает спиритические сеансы. Она провела два и для меня и, хотя Томас не появился, сказала, что ощущение его присутствия было очень сильным, так что он наверняка пытался пробиться ко мне. Это может занять некоторое время, но я не прекращу попытки. А как вы? – продолжала Мириам, не переводя дыхания. – Вам часто удавалось пробиться в потусторонний мир?
Сэм почувствовала себя в ловушке. Совершенно очевидно, что спиритизм – единственное, кроме сына, что есть в жизни Мириам Эпплби, что имеет для нее значение и скрашивает ее безрадостное существование. А раз так, то нельзя отнимать у несчастной женщины ее игрушку.
Сэм подумала, что потом, наверное, станет себя корить, но не все ли равно? Скорее всего она никогда больше не увидит Мириам, и что плохого, если ее маленькая ложь поможет бедняжке хоть ненадолго почувствовать себя счастливой? И она поведала об устроенном для маркизы Эглантины сеансе, сказав при этом, что медиумом была сама.
Закончив свое расцвеченное подробностями повествование, Сэм засомневалась: а не перегнула ли она палку? Мириам смотрела на нее, сузив глаза и сжав губы, и Сэм стало не по себе: а вдруг она сразу ее раскусила и сейчас закричит и назовет ее обманщицей?
Взяв свою сумочку, Сэм пробормотала:
– Мне пора возвращаться к себе в вагон. «Пожалуй, я все-таки не создана для того, чтобы играть несвойственную мне роль, – подумала она. – Вечно забываю об осторожности, увлекаюсь, и меня заносит куда-то не туда».
Замершая словно статуя Мириам шумно выдохнула.
– Сделайте это для меня, – сказала она молящим голосом. – У нас отдельный вагон. Я уговорю отца, он мне разрешит, я…
– Мириам!
Сэм и Мириам повернулись и увидели стоящего рядом судью Куигби. Мужчина, к которому он пересел, сумел отделаться от докучливого собеседника, и Куигби, от нечего делать прислушавшись к разговору, который вела его дочь, понял, о чем идет речь. Он вперил в Сэм грозный, обвиняющий взгляд:
– Не надейтесь, что вам удастся завладеть деньгами моей дочери, вы, шарлатанка! Я знаю таких, как вы: вы набрасываетесь на тех, у кого кто-то умер, как черви на покойника. Если мне когда-нибудь доведется слушать ваше дело, то я уж постараюсь подыскать закон, чтобы вас повесить.
– Отец, нет…
Судья обернулся к Мириам; лицо его побагровело от ярости, ноздри раздувались, а грудь вздымалась и опускалась так сильно, что Сэм испугалась, как бы его не хватил удар.
– Когда ты наконец бросишь всю эту чушь? Неужели ты не понимаешь, что подобная дребедень отпугивает от тебя мужчин? Как ты собираешься искать себе мужа? Отца для Томми? Подумай о ком-нибудь, кроме себя самой, Мириам! Томас умер и похоронен, и тебе этого не изменить. А теперь пошли. Я не позволю тебе и дальше выставлять себя дурой.
Бросив последний испепеляющий взгляд на Сэм, он схватил дочь за руку и выволок ее из вагона-ресторана. Томми, понурив голову, плелся сзади. Даже сейчас, в пять лет, ему было стыдно, что люди откровенно палят глаза на его семью.
Сэм, осознав, что теперь в центре внимания осталась она, тоже поспешно вышла. Пробираясь к своему вагону по раскачивающемуся из стороны в сторону поезду, то и дело хватаясь за что-то, чтобы не упасть, она размышляла о том, что, пожалуй, будет рада, когда это путешествие закончится.
Боже, до чего она докатилась! Устраивает азартную игру в своем вагоне, учится уловкам карточного шулера, а теперь вдобавок ко всему прочему еще и навлекла на себя гнев окружного судьи, солгав, чтобы доставить удовольствие его дочери!
Конечно, участь, ожидающая ее в форте Ливенуорт, не назовешь счастливой, но с нее достаточно приключений – за последние несколько месяцев она пережила их столько, что хватит на всю оставшуюся жизнь. Отныне, даже если ей придется до конца дней своих притворяться Селестой де Манка, она будет вести размеренное, скучное существование.
Господи милостивый, хоть бы ничего больше не случилось, пока она не доедет до места!
Храбрый Орел спешно разыскал Кейда, чтобы сообщить ему содержание письма, которое он тайком прочел в комнате Бэлларда.
– Теперь нам известно, когда именно приезжает его женщина. Остается только решить, в каком месте лучше всего остановить поезд и похитить ее, – удовлетворенно сказал индеец.
Кейд знал, что из Канзас-Сити Селеста де Манка поедет вдоль Двухмильного ручья до остановки под названием «Перекресток Нормойла».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34