– А как же все твои мужчины? – рискнула спросить Кендис и получила в ответ пронзительный, чуть насмешливый взгляд.
– Кендис, – сказала Роксана таким голосом, словно разговаривала с умственно отсталым ребенком, – не было никаких мужчин.
Теперь, глубоко затягиваясь сигаретой, Роксана говорила, не поворачивая головы:
– А ведь мне показалось, что я ему больше не нужна! Это был мой постоянный кошмар, и я решила – сбылось. Он велел мне ехать на Кипр и попытаться начать новую жизнь. Сама понимаешь, в каком я была состоянии. Он меня уничтожил… – Роксана швырнула сигарету в урну. – Несомненно, Ральф желал мне добра. Должно быть, он уже тогда знал, что ему недолго осталось…
– Конечно, знал! – выпалила Кендис и прикусила язык, но было поздно. Роксана всем телом повернулась к ней.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Ничего, это я так… – пробормотала Кендис, от души жалея, что не откусила себе язык.
Но Роксану этот ответ не удовлетворил, и она продолжала пристально смотреть на Кендис.
– Кен, скажи правду! Ты знала, что Ральф болен? Откуда? Он тебе говорил?! – Она явно старалась взять себя в руки, но ей это удавалось плохо.
– Нет, он мне ничего не говорил. Просто один раз, когда Ральфа не было, ему позвонили из Чаринг-Кросса, а я подошла к телефону. Но тогда я ничего не поняла. Это могло быть все, что угодно, вплоть до планового визита к дантисту, к урологу… Ну, я не знаю, чем еще болеют мужчины в таком возрасте.
– Когда это было? – спросила Роксана дрожащим голосом, и Кендис попыталась вспомнить.
– Не знаю точно… Месяца два тому назад. – Она посмотрела на Роксану и поморщилась под ее взглядом.
– И ты ничего не сказала! – Роксана покачала головой. – Ни мне, ни Мэгги… Почему?
– Да что там было говорить? – удивилась Кендис. – Я же сказала – я не поняла, что это так важно.
– И ты даже не задумалась, зачем Ральфу могут звонить из больницы? – продолжала гнуть свое Роксана. – Неужели ты даже не попыталась догадаться?
– Ну, может быть, мне и было чуточку любопытно, – призналась Кендис, чувствуя странную неловкость. Она твердо знала, что ни в чем не виновата, и все же ей было не по себе.
Из церкви донеслись последние аккорды траурного гимна, потом зазвучала заупокойная молитва.
– Ты знала, что Ральф умирает, а я – нет! – Роксана слегка тряхнула головой, словно стараясь привести в порядок мысли.
– Ничего я не знала! – воскликнула Кендис. – Ты говоришь глупости, Рокси. Ну сама посуди: откуда мне было…
– Ты знала! – резко перебила ее Роксана. – И Синтия тоже знала. Весь мир знал, одна я… Где я была, когда он умирал? Грела кости в Ницце – в этой поганой Ницце возле их поганого бассейна!
Роксана негромко всхлипнула, и ее плечи затряслись. Кендис с ужасом смотрела на подругу.
– Я должна была догадаться! – проговорила наконец Роксана каким-то чужим, хриплым голосом. – Ведь я видела, что он изменился. Ральф похудел, одежда висела на нем, как на вешалке, а я… Знаешь, что я думала? Я думала, он так плохо выглядит, потому что хочет уйти от жены – хочет, но пока не решается. Я думала, он хочет жить со мной, создать семью, может быть, даже завести детей… А он просто умирал! Умирал и знал это. – Роксана немного помолчала. – И ты знала, – добавила он жестко.
Кендис в смятении попыталась обнять ее за плечи, но Роксана оттолкнула ее руку.
– Я не в силах об этом думать! – воскликнула она. – Как мне теперь жить с этим? Все знали, кроме меня… Ты должна была сказать мне, Кендис!
– Но ведь я ничего не знала про вас с Ральфом! – в отчаянии воскликнула Кендис, чувствуя, что еще немного, и она тоже разревется. – Мне и в голову не приходило, что вы… Даже если бы я знала, что он умирает, я упомянула бы об этом разве что случайно.
Она снова потянулась к Роксане, но та отодвинулась и встала.
– Не могу я здесь оставаться… – прошептала она. – И видеть тебя не могу! Как ты могла так поступить со мною – знать и не сказать?!
– Но, Роксана, я же ни в чем не виновата! – вскричала Кендис. – Я не виновата, пойми ты наконец!
– Я знаю, – неожиданно согласилась Роксана. – Я знаю, ты ни при чем, и все равно я не могу тебя видеть. Прости… – И, не глядя на Кендис, она выбежала из церковного двора.
Мэгги в последний раз вытерла глаза и отпила глоток свежего душистого чая.
– Ну, вот и славно, – сказала патронажная сестра. – Не беспокойтесь, Мэгги, молодые матери часто впадают в депрессию, это абсолютно нормально.
– Но ведь у меня нет никаких причин для депрессии, – слабо возразила Мэгги. – У меня есть муж, который меня любит, красивый большой дом за городом, и к тому же я могу позволить себе не работать. Нет, по-моему, у меня все хорошо…
И она оглядела просторную, прекрасно обставленную гостиную. Пианино в углу, фотографии на стенах, камин, французские окна, выходящие на ухоженную лужайку перед домом. Многие женщины могли ей только позавидовать.
Медсестра проследила за ее взглядом.
– Вполне согласна с вами, милочка, за исключением одного, – сказала она. – Вы здесь совершенно одна. Вы живете слишком уединенно, слишком изолированно, поэтому даже самые пустячные проблемы кажутся вам непреодолимыми препятствиями. Где ваши родители, дорогая?
– Они живут очень далеко, в Дербишире, – вздохнула Мэгги. – Зато моя свекровь живет всего в нескольких милях отсюда.
– Она вам помогает?
Мэгги собиралась уже сказать: «Да», но вместо этого пробормотала смущенно:
– Вообще-то… нет, не особенно.
– Понимаю, – тактично заметила медсестра. – Вы не очень ладите, правда?
– Нет, мы ладим, просто когда она приезжает, я чувствую себя никуда не годной матерью и полной неумехой, – откровенно призналась Мэгги и вдруг почувствовала, что ей стало как будто немножечко легче. – Она справляется с делами так быстро и ловко, а я… я все делаю плохо, – закончила она, тяжело вздохнув.
– Я совершенно уверена, что это не так, – без тени сомнения заявила медсестра.
– Но я говорю правду! – воскликнула Мэгги. – Я ничего, ничего не могу сделать, как следует! – Она содрогнулась. – Когда я рожала, я даже не поняла, что у меня начались схватки. Это свекровь сказала, что мне нужно срочно ехать в больницу, если я не хочу родить в прихожей на коврике для ботинок. И она оказалась права, а я…я выглядела полной дурой! А еще у меня не получается поддерживать в доме идеальный порядок, печь ячменные лепешки и готовить пудинг по-шотландски. Однажды я меняла Люсии подгузник и… Словом, я вышла из себя, и Пэдди застала меня с поличным. Она слышала, как я орала на собственного ребенка! – Мэгги горестно высморкалась. – В общем, она считает меня отвратительной матерью.
– Вы преувеличиваете, Мэгги. Безусловно, это не так.
– Нет, так! Я по глазам вижу! Каждый раз, когда Пэдди приезжает к нам, она смотрит на меня так, словно хочет сказать: «Тебе бы в куклы играть, а не детей воспитывать, Мэгги Филипс!»
– Филипс – это, вероятно, ваша девичья фамилия? – уточнила медсестра.
Мэгги открыла рот, чтобы ответить, но не успела.
– Я вовсе не считаю тебя отвратительной матерью, – раздался от дверей спокойный голос.
Повернувшись в ту сторону, медсестра и Мэгги увидели на пороге гостиной Пэдди. Ее лицо было бледным, как алебастр, и только на щеках и на шее пламенели ярко-красные пятна.
– Интересно узнать, Мэгги, – спросила Пэдди спокойно, – почему у тебя сложилось обо мне такое мнение?
Пэдди заехала к Мэгги, чтобы спросить, не нужно ли ей что-нибудь в магазине, и обнаружила, что входная дверь не заперта. Проходя по коридору, она вдруг услышала голос невестки, произнесший ее имя. Это заставило Пэдди остановиться и прислушаться. То, что она услышала, повергло Пэдди в шок, и хотя она несколько раз напомнила себе, что подслушивать непорядочно, уйти так и не смогла. Напротив, ее притягивало к дверям гостиной, словно магнитом. Мэгги продолжала обвинять ее в неуважении, в черствости, в каком-то извращенном коварстве, и в конце концов Пэдди не выдержала.
– Мэгги, дорогая, ты – замечательная мама! – добавила она, и голос ее дрогнул от волнения. – Кто тебе сказал, будто ты… будто я…
– Я уверена, что это просто недоразумение, – вставила медсестра.
– Никто не понимает! – воскликнула Мэгги, вытирая мокрые щеки. – Все думают, что я какая-то двужильная, а между тем Люсия почти не спит, и…
– Но ведь пять минут назад вы сказали, что девочка спит хорошо, – перебила медсестра и, заглянув в карту, сурово нахмурилась.
– Я сказала неправду, – жалобно всхлипнула Мэгги. – Но я соврала только потому, что все вокруг абсолютно уверены, что именно так должно быть. Но Люсия не спит, и я тоже не сплю… почти не сплю. Даже Джайлс не знает, и никто не знает…
– Но ведь я же хотела тебе помочь! – сказала Пэдди, косясь на медсестру. – Я же предлагала тебе посидеть с девочкой, я убиралась на кухне…
– Да, – кивнула Мэгги. – Но каждый раз, когда ты убираешься на кухне или в комнатах, я чувствую себя полным ничтожеством. Каждый раз, когда ты приезжаешь… Она поглядела на Пэдди. – Каждый раз оказывается, что я что-то делаю не так. Даже когда я хотела поехать в Лондон, чтобы встретиться с подругами, ты сказала, что гораздо разумнее было бы лечь пораньше спать, а не таскаться бог знает где…
– Я этого не говорила! – возмутилась Пэдди.
– Но ты так подумала! – парировала Мэгги.
– Я беспокоилась за тебя, – сказала Пэдди, и пятна на ее щеках стали еще ярче. – Я же видела, как ты устала и вымоталась. Я не хотела, чтобы ты переутомилась и заболела.
– Как бы там ни было, этого ты мне не сказала. – Мэгги подняла голову и посмотрела на свекровь. – А из того, что ты сказала, можно было сделать только один вывод: ты считаешь меня безответственной и легкомысленной, чуть не преступницей.
Несколько мгновений Пэдди молча смотрела на нее, потом тяжело опустилась на стул.
– Возможно, ты права, – сказала она устало. – Но мне и в голову не могло прийти, что ты так подумаешь.
– Я благодарна тебе за все, что ты делаешь, – пробормотала Мэгги. – Правда, благодарна, но…
– Похоже, вам обеим необходима эмоциональная и моральная поддержка, – снова вмешалась патронажная сестра. – Вы говорите, милочка, что у вашего мужа очень важная, ответственная работа?
– Да, он очень занят, – подтвердила Мэгги и снова высморкалась. – Было бы нечестно ожидать, что он все бросит и будет заниматься…
– Чушь! – вдруг резко перебила ее Пэдди. – Джайлс – отец девочки, а значит, он должен тебе помогать. Я бы сказала, он должен разделить с тобой заботы о вашем общем ребенке. – Она посмотрела на Мэгги неожиданно сердито. – Я всегда считала тебя современной женщиной, Мэгги! А ты вдруг начала вести себя, как какая-то допотопная клуша.
Она фыркнула, и Мэгги неуверенно рассмеялась.
– В принципе, я тоже считаю, что мужчина должен брать на себя часть забот по дому. Но ведь Джайлс так много работает!..
– Можно подумать, ты здесь прохлаждаешься! – возразила Пэдди и сурово сдвинула брови. – Знаешь, Мэгги, на твоем месте я бы давно перестала надрываться и попробовала подойти к проблеме разумно. Никто не может прыгнуть выше головы, а значит, и ты не должна.
– Но ведь другие женщины как-то справляются, – растерянно пробормотала Мэгги. – А у меня ничего не получается. Поэтому-то я и чувствую себя никчемной бездарью.
– Другие женщины справляются, потому что им помогают, – отрезала Пэдди. – К ним приезжают их матери, а мужья берут отгулы, чтобы посидеть дома с детьми и отпустить жену в парикмахерскую, к подругам или куда-нибудь еще. – Пэдди посмотрела на медсестру и добавила желчно: – Если не ошибаюсь, еще ни один муж не умер после того, как не поспал ночь, не правда ли?
– Нет, насколько мне известно, – улыбнулась та.
– Так вот, дорогая… – Пэдди снова повернулась к Мэгги. – Я считаю, тебе совершенно незачем тащить этот воз одной. До сих пор ты замечательно справлялась, но ведь любым силам есть предел.
– Ты правда считаешь, что у меня неплохо получалось? – Мэгги неуверенно улыбнулась.
– Ты справлялась даже лучше, чем я в твоем возрасте, – заверила ее Пэдди.
– Но ведь я не умею печь ячменные лепешки и булочки с корицей, и…
Пэдди некоторое время молчала, глядя на спящую Люси, потом посмотрела на невестку.
– Я умею печь булочки и печенье, потому что я старая, одинокая женщина, которой совершенно нечем заняться, – сказала она неожиданно усталым голосом. – А ты еще молода, Мэгги, и в твоей жизни найдутся вещи поважнее и поинтереснее булочек. Скажи, разве я не права?..
Из церкви начали выходить люди, и Кендис подняла голову, чувствуя, что все тело затекло от неподвижного сидения. Слезы ее давно высохли, но кожа на лице словно стянулась и стала шершавой и соленой, а из груди нет-нет да и вырывался судорожный полувздох-полувсхлип. На сердце у нее было тяжело: она никак не могла забыть слова Роксаны и ее гнева, который подействовал на нее угнетающе. «Не хочу никого видеть!» – подумала Кендис и быстро встала со скамейки, чтобы уйти. Но не успела она сделать и двух шагов, как рядом с ней словно из-под земли возник Джастин.
– Можно тебя на пару слов, Кендис? – холодно проговорил он, беря ее за плечо.
– Слушай, а потом нельзя? – спросила Кендис, нахмурившись, и потерла лицо.
– Я и не собирался разговаривать с тобой сегодня, – ответил Джастин. – Я только хотел попросить, чтобы завтра в половине десятого ты зашла ко мне в кабинет.
Его голос звучал так официально, что Кендис поневоле встревожилась.
– А в чем дело? – спросила она. Джастин смерил ее долгим взглядом.
– Мы обо всем поговорим завтра, – сказал он внушительно.
– О'кей, завтра так завтра, – растерянно проговорила Кендис, и Джастин, удовлетворенно кивнув, повернулся и отошел.
Кендис проводила его взглядом, гадая, что могло понадобиться Джастину. Похоже, ее ждала выволочка, но за что? Никакой вины Кендис за собой не чувствовала.
– Что ему было надо? – спросила Хизер, незаметно подойдя к Кендис сзади.
– Понятия не имею, – чистосердечно ответила Кендис. – Он только сказал, чтобы я зашла к нему завтра утром. Похоже, у Джастина на уме что-то серьезное, но что? Быть может, ему в голову пришла очередная гениальная идея… – Кендис пожала плечами. – Знал бы он, где у меня сидят эти его тайны мадридского двора!
– Да, наверное, ты права, – согласилась Хизер. Несколько мгновений она задумчиво разглядывала Кендис, потом вдруг рассмеялась и обняла ее за талию. – Знаешь, что? Давай кутнем сегодня, а? Пойдем куда-нибудь в приличное местечко, выпьем, поужинаем… По-моему, после сегодняшнего нам обеим необходимо развеяться, как ты считаешь?
– Принято! – Кендис с облегчением вздохнула. – Я чувствую себя выжатой, как лимон.
– Вот как? – Хизер немного подумала. – Я видела – ты разговаривала с Роксаной. Вы опять поругались?
– Вроде того… – Перед мысленным взором Кендис снова возникло изможденное, осунувшееся от горя лицо Роксаны, и она невольно поморщилась. – Она сказала… Впрочем неважно.
Кендис посмотрела на улыбающуюся Хизер и почувствовала, что настроение ее начинает подниматься. «По крайней мере, – подумала она, – хоть одна подруга у меня осталось, а значит, в мире не все так плохо!»
– Нет, это действительно неважно, – заявила она решительно.
Глава 16
На следующее утро Кендис обнаружила, что Хизер снова не ночевала дома, и, засыпая кофе в кофеварку, не смогла сдержать улыбки. Накануне вечером они допоздна засиделись в ресторане, где подавали на редкость вкусные спагетти. Запивая их душистым красным вином, они непринужденно болтали на самые разные темы, смеялись, и Кендис невольно подумала о том, что такой подруги, как Хизер, у нее еще никогда не было. Кендис даже не верилось, что познакомились совсем недавно – такая глубокая, тесная душевная связь установилась между ними. Они на многое смотрели одинаково, и это тоже способствовало их сближению. Общие идеалы и ценности – вот была та основа, на которой строились их отношения, и Кендис она представлялась достаточно надежной и прочной.
Вчера Хизер выпила больше, чем Кендис, и когда принесли счет, чуть не со слезами на глазах благодарила подругу за все, что та для нее сделала. Впрочем, она пыталась взять себя в руки, но у нее никак не получалось.
– Ну вот, опять я перебрала! – воскликнула Хизер, смеясь над своей нетвердой походкой. – Знаешь, Кен, если утром я не встану – не буди меня, ладно? Все равно работать я не смогу, так что не стоит и стараться. Предупреди, пожалуйста, Джастина, что мне срочно понадобился отгул по… – она хихикнула, – …по состоянию здоровья. А тебе я желаю всего самого наилучшего. Надеюсь, новости, которые хочет сообщить тебе Джастин, будут приятными. Нет – очень приятными!.
В общем, вечер удался, и Кендис казалось, что ее душевные раны начинают понемногу затягиваться. Даже смерть Ральфа она воспринимала теперь гораздо спокойнее. «Что тут поделаешь, – рассуждала она, – если одному суждено дожить до преклонных годов, а другому – умереть молодым?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38