Идя сквозь толпу народа по ярмарке, Талис заметил артиста с дрессированными обезьянками, которые всем своим видом показывали нетерпение вскочить на сцену и начать представление. Однажды они с Калли ускользнули от надзора Уилла, чтобы пойти посмотреть как раз вот на такого артиста с животными, который путешествовал и давал представление в их деревне. Когда Уилл на минуту отвернулся, Калли утащила у него корзину с отборными овощами для обезьянок. Когда они ели, она заливалась счастливым смехом, наблюдая, как они цепляются за ее пальцы своими маленькими розовыми ручонками. Она говорила какие-то глупости, что-то вроде того, что они тоже хотят, чтобы их любили, и что она с удовольствием забрала бы их всех к себе домой. На что Талис ей тогда ответил, что, даже если бы она и могла их всех забрать с собой, от них не было бы никакой пользы в хозяйстве — разве что если ей удалось бы научить их доить коров, потому что иначе делать это приходилось Талису, а он этого терпеть не мог.
И вот, стоя и наблюдая за дрессированными животными, Талис сказал неожиданно для самого себя:
— Я хочу купить у вас одну обезьянку.
Артист в ответ на это рассмеялся и сказал, что нет, ни одна из них не продается, что на всей земле нет столько золота, чтобы заплатить ему за его милых друзей, которых он так любит. Через тридцать минут Талис отдал этому человеку все до последней монеты, которыми его снабдил лорд Джон с тех пор, как он поселился в Хедли Холле (до сих пор он ничего себе не покупал), а также лишился пары прекрасных расшитых золотом перчаток, которые ему подарила леди Алида. Но под его рубашкой возилась крошечная молодая обезьянка. (Поначалу владелец животных вознамерился всучить ему самое старое и беззубое существо из всех, но ему и в голову не могло прийти, что Талис провел всю жизнь на ферме и понимает в животных побольше его самого.)
Талис пробирался через толпу к тому месту, куда, как ему показалось, пошли Калли и этот несчастный Фробишер. Он был доволен собой и уверен в успехе. Ему показалось, что стоит только ему вручить обезьянку Калли, как та тотчас упадет в его объятия, и все снова будет прекрасно. Они уйдут с этой надоевшей ему порядком ярмарки, пойдут вместе в ее сад, усядутся там, и будут просто ничего не делать. Она может весь вечер рассказывать ему истории и угощать его персиками. А он бы с удовольствием показал ей, чего достиг, каждый день занимаясь физическими упражнениями. Как приятно будет, если она снова, как всегда, с восхищением скажет ему, какой он сильный, великий и храбрый рыцарь.
Он догнал ее наконец и, с улыбкой на лице, предвкушая то, что сейчас произойдет, шагнул ей навстречу и позвал:
— Калли!
— Что тебе? — холодно произнесла она.
— Тут у меня для тебя кое-что есть. — И достал из-за пазухи маленького зверька, который моргал и щурился на ярком свету, сидя в его руках.
— О-о-о! — выдохнула Калли. Ее глаза засияли, лицо расплылось в улыбке, как и ожидал Талис, и она тотчас же потянулась к обезьянке.
— Талис!
— А мы тебя везде ищем!
— Где же ты был?
— Мы уже сбились с ног.
— Ты должен проводить нас по ярмарке.
— Мы хотим все осмотреть, и только ты можешь нам это показать!
Услышав за своей спиной знакомые женские голоса, Талис, не задумываясь, сунул обезьянку обратно к себе под рубашку, пытаясь спрятать ее от женщин.
— И я вас тоже везде искал, — вежливо ответил он, оборачиваясь. Он попытался улыбнуться пяти дамам, которые все были в роскошных нарядах и смотрели на него с ожиданием во взгляде. «Ну почему им нужно было появиться именно сейчас?» — с досадой подумал он. Еще бы три минуты, и Калли снова была бы с ним.
— Я сейчас, — пробормотал он и повернулся опять к Калли, желая что-нибудь ей сказать, но ее не было. Она уже направлялась куда-то под руку с Фробишером.
Талис опять удивился, потому что такого никогда не бывало раньше. Она всегда ждала его, когда он был занят. Чего она от него хочет? Неужели, чтобы он вообще никогда ни с кем слова не сказал? Что это с ней?
И тут он начал наконец понимать слова, которые услышал совсем недавно: Уилл сказал ему, что Калли полагает, что он ее не любит, а Талис посмеялся, потому что не поверил, что она может всерьез считать так.
— А ты ей говорил о своей любви? — спросил Уилл. — Женщинам прежде всего нужны слова.
— Конечно, говорил, — ответил Талис, но Уилл в сомнении покачал головой. Ну, а даже если он конкретно именно этого ей и не говорил — что с того? Калли и так знала все о его чувствах. По тому как он вел себя каждый день, неужели она не могла это понять? Он позволял ей даже…
…Как тогда сказал Уилл?
— Женщины хотят не только варить тебе обед и говорить тебе, какой ты красивый. Даже во всех историях Калли — что делает рыцарь, чтобы завоевать свою возлюбленную? Борется с драконом. Он должен бороться, чтобы получить женщину, которую он любит.
В момент, когда Талис неожиданно вспомнил слова Уилла, он смотрел на пеструю компанию женщин, подбегающих к нему, и их шелковые платья, блестящие и переливающиеся на солнце, показались ему чешуей какого-то сказочного дракона, а драгоценные украшения сверкали, как его глаза.
Возбужденные лица этих дам были словно огонь, вырывающийся из его пасти. А Аллен Фробишер был колдуном, заклинателем драконов.
— Калли! — закричал Талис, развернулся и бросился за ней — а женщины, подобрав юбки, побежали за ним следом. Они и на самом деле искали его весь день, так что теперь, отыскав его наконец, они уже не собирались больше выпускать его из виду.
— Калли, Калли! — громко повторял Талис до тех пор, пока она не остановилась в ожидании, с выражением отвращения на лице.
Талис остановился напротив нее. Ему ужасно мешали все те женщины за его спиной, и наглец Фробишер был совсем рядом. Кажется, он отпустил какое-то замечание, то Талис не расслышал. К тому же боковым зрением он успел заметить, как к ним приближаются Филипп и Джеймс. Он не хотел, не хотел говорить с Калли в присутствии всех этих людей, чтобы они считали его круглым дураком. Он не хотел, чтобы они потом потешались над ним. Он всегда хотел быть великим рыцарем, который смотрит на всех сверху вниз, который…
— Чего ты от меня хочешь? — ядовитым тоном осведомилась Калли. — Тебя вон сколько народу ждет.
— Калли, я… — Он сглотнул. Потом набрал побольше воздуха и произнес — Я тебя люблю.
Ну слава Богу, наконец-то. Господь ему помог, однако он так волновался, что буквально выкрикнул последние слова, так что по крайней мере пятьдесят человек вокруг могли их услышать. Разумеется, все — дамы, Фробишер и Филипп с Джеймсом — остолбенели и словно к земле приросли.
— Талис! — прошептала Калли с округлившимися от ужаса глазами. — Люди же слышат!
Она изо всех сил пыталась сделать так, чтобы он понял — это личное, что никто не должен слышать. Они всегда тщательно оберегали свои чувства от посторонних и скрывали их. По крайней мере, им самим так казалось.
К своему удивлению, Талис почувствовал, что у него вспотел лоб. Вообще-то он всегда любил, когда на него смотрят. Он часто играл на публику и обожал восхищение и внимание. Но выражать при всех свои личные чувства — этого он всегда терпеть не мог.
— Я люблю тебя, — повторил он еще раз. На этот раз было уже легче.
Калли покраснела.
— Я счастлива, — тихо ответила она. — Мы поговорим об этом позже. Теперь тебе лучше уйти. Тебя ждут другие. — Она кивнула на женщин, стоящих за спиной у Талиса и уже хотела уйти вместе с Алленом.
— Нет! — решительно заявил Талис, заставив ее снова посмотреть на него. — Я не хочу, чтобы ты была с ним. Я хочу, чтобы ты была со мной.
Одна из женщин выступила вперед и взяла Талиса за руку. Это была красавица леди Фрэнсис, кузина семьи Хедли. Леди Алида тайно пообещала ей женить на ней этого соблазнительного молодого человека, и леди Фрэнсис не могла допустить, чтобы Талис продолжал говорить с Калли в том же духе.
— Ты должен пойти со мной, — твердо заявила она.
— Да, ты должен пойти с ней, — равнодушно подтвердила Калли, снова отворачиваясь от него и готовясь уйти.
Талис мгновение колебался, и Калли видела это. Но в то же мгновение он понял, что уйти сейчас будет означать потерять Калли. До сих пор он как-то старался примирить всех и все, но тут его настроение резко изменилось. Какое ему дело, услышат все эти люди или нет о его чувствах? Что они услышат, что он любит Калли? Ради Бога! Что значит вообще все и все, если нет Калли?
— Калли! — заговорил он громко. — Моя любовь, моя единственная любовь, любовь всей моей жизни! Я так тебя люблю! Неужели я тебе совсем-совсем безразличен?
Калли была уверена, что она покраснела вся до самых кончиков ног. Конечно, она очень хотела, чтобы Талис признался ей в любви. Конечно, она хотела, чтобы все эти дамочки узнали, что он любит ее… Но она совсем не хотела смущаться на виду у всего народа!
— Талис, не надо, пожалуйста, — прошептала она, снова поворачиваясь к нему.
Но он уже не мог остановиться. Через секунду она с ужасом поняла, что он встал перед ней на колени, прижав руки к сердцу. Она была в таком смущении, что совершенно не знала, куда деваться.
— О, Калли, моя единственная настоящая любовь! Скажи мне, что ты меня любишь, или я умру сейчас же!
— Правда, Талис? — Прервала его леди Фрэнсис, которая полагала, что она его невеста, хотя это и было неизвестно самому Талису. — Ты выглядишь как дурак.
— Если быть влюбленным значит быть дураком, тогда я — самый большой дурак на свете. И я так и умру дураком. Калли, пожалуйста, ты должна сказать мне, что ты меня любишь!
— Да, да, я тебя люблю, — пробормотала Калли быстро и тихо. — Теперь встань и веди себя как следует.
Однако теперь, когда Талис затеял это действо, он обнаружил, что ему это начинает нравиться. С каждой минутой толпа вокруг них все прибывала и прибывала, и все смотрели на него. Мужчины смотрели с таким видом, словно вспоминали, как и они когда-то были на его месте. А женщины смотрели так, как будто и в самом деле видели в нем победителя драконов.
Талис схватил подол юбки Калли и почтительно поднес к своим губам.
— Моя прекрасная Калласандра, я не достоин даже поцеловать ваше платье.
— Ну и не целуй! — прошипела Калли в отчаянии, вырывая юбку из его рук.
— Талис! — застонала леди Фрэнсис. — Так не подобает вести себя молодому рыцарю.
— Как же мне еще вести себя, если мое сердце разрывается от любви? Я не помню себя от этой сердечной боли, и все потому, что моя возлюбленная сказала, что она меня не простит. Дорогие, з… зрители! Я опасаюсь, что я вел себя по отношению к ней с непростительным невниманием. О, простите меня, грешного! Как я мог такое совершить? Кажется, я прельстился сияющей красотой других женщин.
— Ну, в этом его трудно винить, — пробормотал какой-то человек, а потом вскрикнул, когда его жена дала ему звонкую пощечину.
— Талис, — быстро зашептала Калли. — Прошу тебя, давай уйдем отсюда куда-нибудь.
— Не уйдем, пока ты не скажешь мне, что ты меня простила.
— Ну конечно, я тебя простила, — торопливо ответила она. — Только встань!
— Ты должна сказать, и что ты меня любишь, и что ты меня простила. И ты должна сказать… — Он ударил себя в грудь сжатыми руками, и бедная обезьяна, которая давно уже там мирно и уютно уснула, завопила от боли и попыталась вырваться наружу из-под его рубашки. Но вместе с тканью, которую она решила прокусить, она прокусила Талису и кожу.
Вскрикнув от боли, Талис выхватил разъяренного зверька из-за пазухи и протянул его Калли. Сделал он это самым демонстративным жестом, на какой только был способен, все еще стоя на одном колене, склонив голову к плечу, одну руку прижав к сердцу.
Увидев это прелестное животное, Калли не выдержала и улыбнулась уголком рта.
— Ну, давай-давай, — пробормотал кто-то сзади, чтобы ее подбодрить. — Возьми его.
Испугал обезьянку внезапно раздавшийся пронзительный голос леди Фрэнсис:
— Талис! Ну все, хватит! Я себя плохо чувствую, ты должен проводить меня домой! И убери скорее эту гадость. — Она протянула руку, чтобы толкнуть руку Талиса и заставить его бросить обезьянку, но бедный зверек, который был порядком напуган непривычными событиями сегодняшнего дня, решил, что наступил момент постоять за себя. Он одним стремительным движением повернулся к руке леди Фрэнсис, и острые зубки немедленно и весьма болезненно впились в ее палец. Тотчас полилась кровь. А когда леди завизжала так, как будто ее насквозь пронзили кинжалом, а Талис, растерявшись от неожиданности, отпустил руку, испуганная обезьянка выпрыгнула и ринулась прочь. Она одним прыжком вскочила на плечо стоящего рядом Аллена и схватила рукой прядь его волос, а когда Аллеи замахнулся, чтобы ее прогнать, она через несколько голов других людей, стоявших рядом, без труда запрыгнула на навес от дождя и оттуда, будучи в безопасности, моргая взирала на толпу народа.
— Ой, Талис! — воскликнула Калли со слезами в голосе. — Не упускай ее, пожалуйста!
Услышав, что она называет его детским именем, Талис понял, что наконец снова завоевал Калли. И как только он это понял, он почувствовал, как силы моментально возвращаются к нему, и вместе с ними его энергия и ловкость. Драматическим жестом выхватив свой меч, он взмахнул им перед своим лицом — как будто давая присягу на верность, — и коснулся холодной стали кончиком носа.
— Ради того, чтобы выполнить ваше желание, моя прекрасная госпожа, я не пожалею своей жизни. Если я не верну вам милое вашему сердцу существо, пусть смерть будет мне наказанием. Да! Я готов взобраться на самые высокие горы, готов пройти сквозь огонь и воду, переплыть океан. Я готов…
— Ты его заговори до смерти, это лучше всего, — вставила Калли, заставив всех вокруг рассмеяться. — Давай-давай, лентяй, ступай, достань обезьяну! — Она улыбнулась. В ее голосе больше не было никакой холодности.
Чувствуя, что таким счастливым, с самого дня его приезда в Хедли Холл, он еще никогда не был, Талис поднялся с колен, быстрым движением сунул свой меч Джеймсу и направился к дождевому навесу, на котором сидела обезьянка, как бы раздумывая, что ей делать. Проходя же мимо Калли, он остановился, взял ее руку и поднял к своим губам, как будто намереваясь ее поцеловать:
— Позвольте, миледи! Только одно прикосновение вашей нежной кожи, только один ласковый жест вашей руки и я…
Он прервался на полуслове, потому что Калли разочарованная тем, что он все еще не достает обезьяну, а продолжает болтать, решительно притянула его голову к себе и звонко чмокнула его в губы.
— Хватит болтать, иди! — воскликнула она, отталкивая его от себя.
Талис направился к стойке навеса под аккомпанемент громкого хохота, ибо на всей ярмарке не осталось уже ни одного человека, который бы не бросил свои дела и не наблюдал бы за развитием действия. Люди взбирались на крыши лавочек, на деревья, а также и на плечи друг друга, чтобы только лучше увидеть.
— Ш-ш-ш! — громко произнес Талис, обращаясь к зрителям. Приближаясь к животному, он преувеличенно крался на цыпочках, что со стороны выглядело просто уморительно. Потом заговорил, обращаясь к обезьяне, но столь громко, что его мог бы услышать и мертвый (или, что в данном случае было важнее, самые задние ряды зрителей): — Дорогое милое создание! Не убегай, пожалуйста. Мне во что бы то ни стало надо поймать тебя, чтобы доказать моей возлюбленной, что она для меня — все на свете. Сейчас решается моя судьба — я должен доказать ей, как сильно ее люблю, поэтому я должен…
Леди Фрэнсис уже тошнило от всех этих глупостей. Она протолкнулась через толпу поближе к нему:
— Послушай, Талис, правда, нельзя же так себя вести. Леди Алида на тебя страшно рассердится.
— Ш-ш-ш! — ответил ей Талис, округлив глаза и приложив палец к губам: — Я должен обязательно достать оттуда это милое существо.
— Это мерзкое животное, а я… — Леди Фрэнсис замолчала, когда заметила, что все смотрят на нее с неодобрением, и осознала, что в глазах зрителей она всем мешает. — Мерзость! — бросила она обезьянке, и та, опять испугавшись ее пронзительного голоса, метнулась с навеса, на котором сидела, на ближайшую крышу. А леди Фрэнсис, сказав так, подобрала юбки и стала решительно проталкиваться через толпу назад.
Минуту Талис колебался, раздумывая. Крыша, на которой теперь восседал зверек, выглядела так, словно бы была готова обвалиться в любой момент. Это была крыша старого, полуразвалившегося стойла, бревна в стенах которого сгнили, а покосившаяся дверь была открыта. Было видно, что в стойле стоит чей-то старый осел, медленно жующий сено из ясель. В течение многих лет крышу никто не чинил, в ней были дыры, а где не было дыр, там казалось, что они вот-вот появятся, и стены могли обвалиться в любой момент.
Но патом Талису вдруг вспомнились все эти последние месяцы без Калли, и он больше не колебался.
— Не надо! — не выдержала Калли, когда он взбирался уже на третье торчащее из стены бревно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52