— Разве последнее так плохо?Он испытующе посмотрел на меня.— Ты пьешь вино?— И очень охотно.— Есть оно у тебя с собой?— Нет.— Я думал, у тебя есть немного… Тогда бы… тогда бы… я посетил тебя до твоего отъезда.Услышать такое мог только достойный доверия гость. Видимо, паша уже полностью доверял мне. Я воспользовался этим и сказал:— Посети меня! Я достану вино.— Шипучее?Он имел в виду шампанское.— Ты его уже пил когда-нибудь, о паша?— О нет! Разве ты не знаешь, что Пророк запретил пить вино? Я — верный последователь Корана!— Я это знаю. Но подобные шипучие вина можно подделать, и тогда это будут уже ненастоящие вина.— Ты можешь сделать шипучее вино?— Да.— Но на это надо какое-то время… Возможно, много недель или даже месяцев?— На это надо несколько часов.— Ты сделаешь для меня такой напиток?— Охотно, но у меня нет необходимых для этого продуктов.— Что тебе нужно?— Бутылки.— Ну, пустых бутылок у меня вдосталь.— Сахар, изюм.— Ты их получишь.— Уксус и воду.— Они есть у моего повара.— И еще кое-что из препаратов, которые можнополучить только в аптеке.— Ты говоришь о лекарствах?— Да.— У моего хакима есть аптека. Еще что-нибудь тебе надо?— Нет. Но тебе придется разрешить мне приготовить вино в твоей кухне.— А могу я посмотреть и поучиться этому?— Это почти невозможно, о паша. Это очень большая тайна — готовить вино, которое может пить мусульманин, вино, которое пенится и веселит душу.— Я дам тебе все, что ты пожелаешь.— Столь важную тайну купить нельзя. Ее может узнать только друг.— Разве я не друг твой, Кара бен Немей? Я люблю тебя и охотно исполню все, о чем ты меня попросишь.— Я знаю это, о паша, и поэтому открою тебе свою тайну. Сколько бутылок я должен тебе наполнить?— Двадцать… Или это много?— Нет, немного. Пойдем на кухню!Паша Мосула, конечно, был тайным поклонником Бахуса. Мы раскурили еще по одной трубке, а потом отправились на кухню.Люди в передней вытаращили глаза, увидев меня в столь тесной дружбе с пашой и даже с «трубкой мира» во рту. Сам паша просто не заметил собравшихся. Кухня находилась на первом этаже и представляла собой высокую темную комнату с огромным очагом, где нам огнем висел большой котел, наполненный кипящей водой, которая была предназначена для заваривания кофе.Наше появление вызвало скорее страх, чем удивление. Пятеро или шестеро парней курили, сидя прямо на полу, а перед ними дымились чашечки с мокко. Паша, видно, впервые посетил свою кухню, и люди при его появлении буквально застыли от ужаса. Они так и остались сидеть, глядя на своего господина широко открытыми глазами.А тот вышел на середину, расчистив себе место пинками, и закричал:— Встать, вы, лентяи! Рабы! Вы продолжаете сидеть, как будто не узнаете меня, как будто я вам ровня?Повара вскочили и молниеносно пали к его ногам.— Есть у вас горячая вода?— Кипятится в котле, господин, — ответил один из поваров, который, видимо, считал кухню своей вотчиной, потому что был самым толстым и самым грязным из всех.— Подай изюм, ты, болван!— Сколько?— Сколько тебе нужно? — спросил меня паша.Я показал на пустой сосуд.— Трижды заполнить вот этот кувшин.— А сахара?— Полный кувшин.— А уксуса?— Пожалуй, десятую часть кувшина.— Слышали вы, негодяи? Убирайтесь!Повара поспешили вон и вскоре вернулись с требуемыми припасами. Изюм я заставил вымыть, а потом бросил его весь в кипящую воду. Западный фабрикант шампанского высмеял бы мое варево, у меня же не было времени — я должен был покончить с этим делом как можно быстрее, чтобы не отягощать память благородного паши слишком большим количеством процедур.— Теперь в аптеку! — попросил я его.— Пошли!Он пошел впереди и ввел меня в комнату, где лежал на земле со связанными ногами бедный хаким. Паша и ему дал пинок.— Вставай, мерзавец, и воздай мне и этому великому эфенди полагающиеся нам почести. Возблагодари его, так как это именно он попросил, чтобы я освободил тебя от предназначенного наказания. Он так ловко вытащил мне зуб, что я ничего даже не почувствовал. Приказываю тебе поблагодарить его!О, какое удовольствие быть придворным врачом паши! Этот бедняга бросился передо мной ниц и поцеловал край моей поношенной одежды. Потом паша спросил:— Где твоя аптека?Врач показал на большой, источенный жучками сундук. — Здесь, о паша!— Открывай!Я увидел перемешанные в невообразимом беспорядке всевозможные кульки, листочки, кружки, амулеты, пластыри и многие другие вещи, характер и предназначение которых были мне полностью неизвестны. Я спросил соды и виннокаменной кислоты. Соды было вдоволь, а кислоты очень мало, но для моих нужд достаточно.— Теперь у тебя все есть? — спросил меня паша. — Да.Он дал врачу прощальный пинок, наказав при этом:— Заготовь большое количество этих веществ и запомни их названия. Они мне очень пригодятся, когда вдруг заболеет какая-нибудь лошадь. Но если ты забудешь названия, получишь полсотни хороших ударов!Мы вернулись на кухню. Туда уже принесли бутыли, сургуч, проволоку и холодную воду. Губернатор всех немедленно выгнал. Ни один человек, кроме него, не должен был даже слегка приподнять завесу великой тайны приготовления вина, которое разрешено пить каждому доброму мусульманину без каких-либо угрызений совести, поскольку вино это ненастоящее.Потом мы варили, охлаждали, наливали бутылки, закупоривали и опечатывали их, так что у паши пот капал с лица, а когда мы наконец закончили свои труды, слугам разрешено было войти, чтобы отнести бутылки в самое холодное место подвала. Одну бутыль паша взял с собой на пробу и нес ее в собственных высочайших руках через приемную в парадный покой, где мы снова уселись на ковер.— Выпьем? — спросил он.— Оно еще недостаточно остыло.— Выпьем теплым.— Оно тебе не понравится.— Должно понравиться!Конечно, должно, потому что пожелал сам паша! Он велел принести два бокала, приказал никого не пускать, даже дежурного офицера, и распутал проволоку, удерживавшую пробку.Пуфф! Пробка выстрелила в потолок.— Аллах-иль-Аллах! — крикнул он испуганно.Вино, шипя, ринулось из бутылки. Я попытался быстро подставить свой бокал.— Машалла! Оно и в самом деле пенится!Паша раскрыл рот и просунул в него горлышко бутылки. Когда он отнял бутылку ото рта, заткнув отверстие пальцем, она была почти пуста.— Великолепно! Слушай, мой друг, я люблю тебя! Это вино даже лучше воды из источника Земзем!— Ты так находишь?— Да. Оно даже лучше воды из havus kevser Havus kevser — бассейн у райского источника (тур.).

, которую пьют в раю. Я дам тебе не двоих, а четверых хавасов.— Благодарю тебя! Ты хорошо запомнил, как готовить это вино?— Очень хорошо. Я никогда не забуду этот рецепт!Не думая ни обо мне, ни о том, что у нас было два бокала, он снова поднес бутылку ко рту и оторвался от нее, только когда бутылка опустела.— Она иссякла. Почему она такая маленькая?— Теперь ты понял, сколь ценной была моя тайна?— Клянусь Пророком, я отметил это! О, ты очень умный человек! Но позволь мне тебя покинуть!Паша поднялся и вышел. Когда он через недолгое время вернулся, я заметил: под его халатом что-то спрятано. Паша сел и вытащил из-под полы… две бутылки. Я рассмеялся.— Ты сам их вынес? — спросил я.— Сам! Это вино, которое вовсе и не вино, никто не смеет трогать бутылки, кроме меня. Я распорядился об этом внизу, и теперь того, кто только лишь прикоснется к бутылке, я прикажу засечь до смерти!— Ты еще хочешь выпить?— А разве нельзя? Ведь этот напиток так восхитителен!— Я сказал тебе, что это вино только тогда приобретает настоящий вкус, когда достаточно охладится.— Какой же у него вкус будет тогда, если уже сейчас вино превосходно! Слава Аллаху, вырастившему изюм, сахар, воду и лекарства, чтобы услаждать сердца верующих в него!И он снова пил, не думая обо мне. Его лицо выражало высшее блаженство, а когда опустела вторая бутылка, паша сказал:— Друг, с тобой не сравнится никто, ни верный, ни неверный. Четырех хавасов для тебя слишком мало, тебе нужно шесть!— Твоя доброта велика, о паша, — я прославлю ее!— Ты расскажешь о том, что я сейчас напился?— Нет, об этом я умолчу. Я ведь ничего не скажу и о том, что сам напился.— Машалла, ты прав! Я пью, не подумав о тебе. Протяни мне свой бокал, я откупорю еще одну бутылку.Теперь и я смог отведать собственное изделие. Вкус у него был в точности такой, какой должен быть у смеси неохлажденной содовой воды с отваром изюма и сахара. Но непритязательный вкус паши был вполне удовлетворен.— Знаешь ли, — сказал он и снова сделал продолжительный глоток, — что шестерых хавасов для тебя все еще мало? Ты получишь десять!— Благодарю тебя, о паша!Если бы выпивка так шла и дальше, я продолжил бы свое путешествие с целой армией хавасов, а это при известных обстоятельствах могло бы очень стеснить меня.— Итак, ты едешь через страну поклонников дьявола, — затронул он другую тему, — Знаешь ли ты их язык?— Они говорят по-курдски?— На диалекте курдского. Только немногие из них знают арабский.— Курдского языка я не знаю.— Тогда я тебе дам толмача.— Видимо, это не нужно. Курдский родствен персидскому, а я хорошо понимаю по-персидски.— Я не понимаю оба этих языка, а тебе самому лучше знать, нужен ли тебе драгоман… Но долго в той стране не задерживайся, не останавливайся на отдых. Быстро проскочи по их области.— Почему?— Иначе с тобой может произойти что-нибудь плохое.— Что же?— Это моя тайна. Скажу только, что для тебя может стать опасной именно та охрана, которую я даю. Пей!Это была уже вторая тайна, на которую намекнул паша.— Эти люди будут сопровождать меня только до Амадии? — спросил я.— Да, так как дальше моя власть не распространяется.— А дальше что за земли?— Область курдов-бервари.— Как называется ее столица?— Резиденцией служит укрепленный замок Гумри, в котором живет их бей. Я передам с тобой письмо к нему, но окажет ли это письмо благоприятное воздействие, не могу тебе обещать. Сколько с тобой людей?— Один слуга.— Только один?.. У тебя хорошая лошадь?— Да.— Это хорошо, потому что очень часто от лошади зависит сама жизнь всадника. И было бы очень жалко, если бы с тобой случилось несчастье: ты ведь обладал одной очень хорошей тайной и открыл ее мне. За это я хочу отблагодарить тебя. Знаешь, что я для тебя сделаю?— Что?Он опять отпил из бутылки и доброжелательно ответил:— Ты знаешь, что такое диш-парасси?— Знаю. Это налог, который можешь собирать только ты сам. Я выразился очень мягко, потому что диш-парасси, «зубное вознаграждение», представляет собой денежный побор, который взимается всюду, где паша останавливается при своих поездках по стране, причем взимается за то, что он стачивает свои зубы, пережевывая пищу, которую ему должно бесплатно подносить местное население.— Ты догадался, — сказал он. — Я дам тебе бумагу, где напишу, чтобы повсюду, куда ты приедешь, тебе выплачивали диш-парасси, и в таком размере, как будто бы это платили мне самому. Когда ты хочешь ехать?— Завтра утром.— Подожди, я принесу печать, чтобы сейчас же подготовить письмо!Он встал и вышел из комнаты, слуге-африканцу пришлось нести за ним трубку, и я таким образом опять остался один. Возле места, где сидел паша, лежало несколько бумаг, которыми он, возможно, занимался до моего появления. Я быстро схватил и развернул одну из них. Это был топографический план долины Шейх-Ади. Ого! Не связан ли этот план с тайнами паши? Я не мог заняться подробнее проверкой своей догадки, потому что вернулся губернатор. Он вызвал своего тайного писца, которому продиктовал три письма: одно курдскому бею, одно коменданту крепости Амадия, а третье всем местным начальникам и прочим властям. В этих письмах говорилось, что я имею право взимать диш-парасси и жители должны выполнять мои требования, как если бы их выставляли от имени самого паши.Мог ли я желать большего? Сверх всяких ожиданий цель моего пребывания в Мосуле была достигнута, и это чудо свершилось, если не считать моего бесстрашного поведения, одним только углекислым натрием.— Доволен ли ты мною? — спросил паша.— Бесконечно, о паша. Твоя доброта поразила меня в самое сердце.— Возблагодаришь меня не теперь — позже.— Очень хотел бы, чтобы когда-нибудь мне это удалось.— Удастся!— Почему?— Это я могу тебе сказать уже сейчас. Ты ведь не только хаким, но и офицер.— Почему ты так считаешь?— Хаким или человек, пишущий книги, не осмелился бы посетить меня без сопровождения консула. У тебя султанский паспорт, а я знаю, что падишах иногда приглашает чужеземных офицеров объезжать его владения и сообщать ему о положении в них с военной точки зрения. Признайся, что ты один из них!Эта ложная догадка паши могла стать мне очень полезной. С моей стороны было бы весьма неразумно опровергать ее. Конечно, я не хотел лгать и поэтому отделался следующей дипломатичной фразой:— Не могу в этом сознаться, о паша. Если ты знаешь, что падишах посылает подобных чужестранцев, то ты, верно, слышал также, что это совершается чаще всего тайно. Могут ли эти офицеры выдавать секреты властителя?— Нет, я вовсе не хочу тебя подбивать на такой проступок, но ты должен быть мне благодарен за сохранение твоей тайны.— Чем же я смогу проявить свою благодарность?— Когда ты вернешься из Курдистана, я пошлю тебя к арабам-шаммар, и обязательно — к хаддединам. Ты объедешь их страну, а потом посоветуешь мне, как можно победить эти племена.— О!— Да. Тебе это сделать легче, чем кому-либо из моих людей. Я знаю, что франкские офицеры умнее наших, хотя сам был полковником и хорошо послужил падишаху. Я бы попросил тебя провести разведку и у езидов, но в этом уже нет необходимости. Я знаю о них все, что нужно.Эти слова убедили меня в верности моего предположения: собранные в Куфьюнджике войска готовы напасть на поклонников дьявола.Паша тем временем продолжал:— Ты очень быстро проедешь по области езидов и не станешь ждать дня, когда они отмечают свой великий праздник.— Какой праздник?— Праздник своего святого. Он отмечается на могиле шейха Ади… Вот твои письма. Да пребудет с тобой Аллах! В котором часу ты завтра покинешь город?— Ко времени первой молитвы.— Десять хавасов будут в этот час у твоей квартиры.— Господин, мне достаточно двоих.— Ты ничего не понимаешь. Десять всегда лучше двух — запомни это. Ты получишь пять арнаутов и пять баши. Скорее возвращайся и не забывай, что я подарил тебе свою любовь!Кивком головы он простился со мной, и я вышел с гордо поднятой головой из того дома, куда несколько часов назад вошел почти что пленником. Когда я добрался до своего жилища, меня встретил вооруженный до зубов Халеф.— Слава Аллаху, что ты пришел, сиди! — приветствовал он меня. — Если бы ты не вернулся до захода солнца, я сдержал бы свое слово и застрелил бы пашу!— Я вынужден заявить тебе протест. Паша — мой друг!— Как может тигр быть другом человека?— Я его укротил.— Машалла! Тогда ты совершил чудо. Как же это случилось?— Укрощение прошло легче, чем я предполагал. Мы находимся под его защитой и получим десяток хавасов, которые будут нас сопровождать.— Это хорошо!— Может быть, и нет! Кроме того, он дал мне рекомендательные письма и право собирать диш-парасси.— Аллах акбар, так ты тоже стал пашой! Но скажи, сиди, кто кому должен повиноваться: я хавасам или они мне?— Они тебе, потому что ты не слуга, а Хаджи Халеф Омар-ага, мой спутник и защитник.— Это хорошо, и я скажу тебе, что они узнают почем фунт лиха, если им взбредет в голову непочтительно относиться ко мне!Губернатор сдержал слово. Когда на следующий день на рассвете Халеф поднялся и высунул голову за дверь, его приветствовали десять всадников, ожидавших перед домом. Он немедленно разбудил меня, а я, естественно, поспешил рассмотреть своих защитников.Это были, как и обещал паша, пятеро арнаутов и пятеро башибузуков. Последние были одеты в обычную турецкую форму. На арнаутах же были пурпурные бархатные куртки, зеленые, отороченные бархатом жилетки, широкие шарфы, красные панталоны с накладными металлическими полосками и красные тюрбаны. У них было столько оружия, что этими ножами и пистолетами можно бы было вооружить в три раза более многочисленный отряд. Башибузуками командовал старый ротный писарь, арнаутами — дикого вида онбаши.Ротный писарь был, кажется, оригиналом. Он сидел не на лошади, а на осле. На шее у него висел ремешок, к которому была прицеплена огромная чернильница — знак его ранга. В тюрбан он воткнул добрую дюжину гусиных перьев. Это был маленький толстый человечек, без носа, но с огромными усами, свешивавшимися на верхнюю губу. Щеки его выглядели почти голубыми и были такими мясистыми, что кожа, казалось, на них лопалась, а для глаз оставалось такое ничтожное пространство, которого хватало лишь на то, чтобы маленький пучок света проникал в мозг.Я дал Халефу полную бутылку крепкой ракии и приказал ему угостить этих храбрых героев. Хаджи Халеф Омар вышел к ним, а я пристроился у дверей, чтобы понаблюдать за событиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41