Когда она согласилась, он пообещал прислать за ней Ральфа.
– У дома то и дело околачиваются журналисты, – предупредил ее он.
– Знаю, я встретила их у входа.
– И что ты им сказала?
– Ничего.
– Какого черта они лезут в наши дела? Хотел бы я знать, на какого хрена они работают? Когда эта заваруха закончится, я еще с ними разберусь...
– Интересно, как?
– Отстрелю им задницы! До чего же я устал от их дурацких вопросов. От их проклятых камер, от которых нигде нет покоя. – Рэйчел еще не доводилось видеть Митчелла в таком раздраженном состоянии, пристальное внимание к своей персоне он всегда воспринимал как неизбежную плату за жизнь в высшем обществе. – Представляешь, один сукин сын умудрился снять Гаррисона в тюрьме, когда тот справлял нужду на унитазе. А другой поместил эту фотографию в своей паршивой газетенке! Можешь себе вообразить такую картину? Мой брат сидит в камере верхом на горшке!
Рэйчел изумили не столько пикантные подробности, в порыве негодования поведанные Митчеллом о своем брате, сколько тот факт, что Гаррисон до сих пор находился под стражей. Пребывая в полной уверенности, что Сесил или кто-нибудь из других юристов, работающих на Гири, давно позаботились об освобождении Гаррисона под залог, у нее и мысли не возникало, что он все еще за решеткой.
– И когда его выпустят? – спросила она.
– Этим мы как раз сейчас занимаемся, – сказал Митчелл. – Делаем все возможное, чтобы его освободить. Ведь он невиновен. Мы все это знаем. Произошел несчастный случай, о котором все мы глубоко сожалеем. Чертовски глупо из-за какой-то проклятой случайности держать его в тюрьме, как обыкновенного преступника.
«Как обыкновенного преступника», – так вот где собака зарыта. Будь Гаррисон виновен даже в самом тяжком преступлении века, Митчелла тревожило бы совсем иное – его высокое происхождение, которое требовало соответствующего обращения. От разговора с мужем у Рэйчел остался неприятный осадок, усугубившийся посещением семейного особняка, в котором царила атмосфера осажденного города. Благородное семейство при задернутых от любопытных глаз шторах обсуждало возможности выхода из создавшегося критического положения. Тон заседанию задала Лоретта; взяв на себя и достойно исполняя роль мученицы, она была до неприличия высокомерна и грустна. Хозяйка дома встретила Рэйчел довольно сдержанно и поприветствовала сухим поцелуем.
Благородное семейство собралось за накрытым обеденным столом, по обеим сторонам которого напротив друг друга, и, должно быть, не без умысла, восседали Лоретта и Сесил. Помимо Деборы, Рэйчел и Митчелла присутствовали еще три члена семьи: Нора, загорелая и очень хрупкая дама, брат Ричарда Джордж, недавно вернувшийся из Майами, где выиграл судебный процесс, защищая одного человека, причинившего ущерб рыболовецкому судну с помощью электрического гравировального ножа, и, наконец, Карен, которая прилетела из Европы. Ее Рэйчел видела впервые, поскольку во время их с Митчеллом свадьбы та находилась за границей. Карен производила впечатление весьма сдержанной особы, манеры и речь которой отличались лаконичностью и непритязательностью, и Рэйчел не без основания заключила, что она приехала на семейную встречу не из любви к Гаррисону или семье, а исключительно повинуясь полученному указанию, требующему ее присутствия. Разумеется, никакого весомого вклада в дискуссию она внести не могла и почти весь вечер просидела молча, редко отрывая взгляд от тарелки.
Думаю, вы уже поняли, что звездой вечера стала Лоретта. Сообщив присутствующим о цели настоящего собрания, она сказала:
– Пора нам начинать действовать как единая семья. Дело Гаррисона – это звонок в дверь к каждому из нас. Пора отринуть все, что нас разделяет. Какие бы проблемы ни вставали между нами, к ним мы успеем вернуться в лучшие времена, а сейчас следует о них позабыть. Мы покажем, из какого теста мы сделаны. Кадм, как, полагаю, вы все знаете, прикован к постели. Он очень плох и, боюсь, долго не протянет. Порой он даже меня не узнает. И это очень печально. Но порой у него наступают периоды просветления, и тогда он просто поражает остротой своего ума. В начале нашего с вами собрания он сообщил мне, что слышал чьи-то голоса. Да, сказала я, мы собрались всей семьей, хотя и не в полном ее составе. Разумеется, я не стала его посвящать, по какому поводу. Ведь ему... неизвестно, что произошло. Словом, когда я сказала, что вы приехали, он ответил, что желает к нам присоединиться. Думаю, в известном смысле он находится здесь, среди нас. Пусть же он вдохновляет наш семейный совет. – За столом поднялся гул одобрения, которое громче всех выражал Ричард. – Все мы прекрасно знаем, что сказал бы Кадм, узнай он, по какой причине мы собрались.
– Да пошли они все... – процитировав своего деда, выразительно произнес Митчелл, из-за чего Нора чуть не подавилась от смеха, но все же не осмелилась оторвать взгляд от своего бокала.
– Он сказал бы, – не удостоив его взгляда, продолжала Лоретта, – что дело – прежде всего. Нужно всем показать, какую силу мы представляем сейчас как единая семья. Показать нашу солидарность. И я очень благодарна тебе, Рэйчел, что ты не заставила себя долго ждать и сразу откликнулась на мой призыв. Знаю, отношения у вас с Митчеллом сейчас непростые, поэтому твое присутствие лично для меня очень много значит. Итак, Сесил, будь любезен, расскажи нам, как обстоят дела с освобождением Гаррисона.
Следующий час был посвящен юридическим вопросам. Ричард ознакомил присутствующих с биографическими данными судьи, который будет вести слушания по делу об убийстве Маргарет. Сесил кратко изложил основные аргументы обвинения, кроме того, были упомянуты некоторые проблемы с бизнесом, возникшие в результате вынужденной недееспособности Гаррисона. Большая часть затронутых тем для Рэйчел оставалась темным пятном, но одно ей стало ясно: несмотря на то что Лоретта пыталась вести обсуждение в обычном порядке, проследить за ходом семейных дел без Гаррисона оказалось довольно трудно, и множество находящихся в его компетенции вопросов буквально повисли в воздухе.
В конце разговор снова коснулся Рэйчел.
– Митчелл говорил тебе об учреждении нового фонда? – спросила ее Лоретта.
– Нет, я...
Лоретта устало посмотрела на Митчелла.
– Это в помощь педиатрическим больницам, – пояснила она, – единственная сфера благотворительности, к которой Маргарет была не совсем равнодушна. Поэтому я подумала, что наше присутствие будет крайне необходимо.
– Я собирался поговорить с Рэйчел об этом позже, – вставил Митчелл.
– Куда уж позже?! – сказала Лоретта. – Мы только и делаем, что откладываем свои дела на потом.
Рэйчел молча недоумевала, о чем они говорят.
– Нужно в конце концов взяться и сделать то, что мы обязаны сделать, – продолжала Лоретта. – Даже если придется переступить через себя...
– Ладно, Лоретта, – перебил ее Митчелл, – угомонись.
– Только не надо мне делать одолжений, – монотонным голосом продолжала она. – Можешь ты хоть раз в жизни меня выслушать, глупая твоя башка? У нас неприятности. Понимаешь ты это или нет? – Митчелл молча сверлил ее взглядом, но это только разозлило ее – ПОНИМАЕШЬ ИЛИ НЕТ? – крикнула она и стукнула ладонью по столу так, что подпрыгнуло серебро.
– Лоретта, – мягко сказал Сесил.
– Не подливай масла в огонь, Сесил. Не тот сейчас случай, чтобы блюсти приличия и благовоспитанность. Мы попали в крупную переделку. Мы все. Вся наша семья оказалась в большой беде.
– Его выпустят через неделю, – сказал Митчелл.
– Интересно, ты и правда такой идиот или сознательно не желаешь замечать, что творится у тебя под носом? – Лоретта опять почти кричала. – Неужели не видишь, что убийство бедной Маргарет не самое страшное, что случилось сейчас...
– Бога ради, избавь нас от пророчеств Кассандры, – презрительно прервал ее Митчелл.
– Митчелл, нельзя ли проявить хоть немного уважения? – обратился к нему Сесил.
– Если она хочет его заслужить, пусть лучше перейдет к делу. Вместо того, чтобы потчевать нас всякой чушью о расположении звезд и планет.
– Сейчас я говорю не об этом, – возразила Лоретта.
– О, прошу прощения. Что же сегодня у нас в меню? Карты Таро?
– Если в тебя слышал твой отец...
– Мой отец, пожалуй, решил бы, что у тебя не все дома, – отрезал Митчелл, вставая из-за стола. – Лично я не желаю больше тратить свое драгоценное время на то, чтобы слушать всякую ахинею о воображаемом драматическом положении дел, которое якобы грозит нашему семейному бизнесу.
– Я смотрю, отцовского ума тебе не досталось, – сказала Лоретта.
– Ты опять за свое! Надоели мне твои дурацкие угрозы! – заорал Митчелл. – Знаю, чего ты добиваешься. Думаешь, не понимаю, куда ты целишься? Хочешь перетянуть Рэйчел на свою сторону?
– О, ради всего святого...
– Отправила ее на какой-то вонючий остров! Думала, об этом никто не узнает.
– Митч, – вцепившись ему в руку, сказала Рэйчел. – Ты выглядишь глупо. Прекрати. Сейчас же.
Отдернув руку, Митчелл взглянул на нее так, будто ему влепили пощечину.
– Значит, ты с ней заодно? – указывая пальцем на Лоретту, обрушился он на жену. – У вас что, заговор? Сесил! Помоги мне разобраться. Я хочу знать, что происходит.
– Ничего не происходит, – тяжело вздохнул Сесил. – Просто мы все расстроены. И от усталости начинают сдавать нервы.
– Это она расстроена? – вновь вскричал Митчелл, взглянув на Лоретту, на лице которой застыло выражение царственной неприступности. – Да ей только на руку то, что Марджи мертва, а мой брат за решеткой.
– Думаю, за это тебе придется извиниться, – сказал Сесил.
– Да это же правда, – не унимался Митчелл. – Ты только посмотри на нее.
– Прости, Митчелл, – поднявшись с места, сказал Сесил, – но я не позволю тебе говорить о Лоретте в таком тоне!
– Сядь и не рыпайся! – взревел Митчелл, на этот раз обращаясь к Сесилу. – Какого черта ты из себя строишь? – Сесил замер на месте, не проронив ни звука. – Знаешь, что будет, когда старик уйдет? Останемся мы с Гаррисоном. Весь бизнес будет наш. А если Гаррисон не выйдет из тюрьмы, все дело перейдет ко мне, – он слегка ухмыльнулся, – так что лучше следи за своими словами, Сесил, Имей в виду, я буду тщательно приглядываться к тому, кто как ко мне относится. И если кому-то вздумается мне перечить, я раздумывать не стану.
Опустив взгляд в тарелку, Сесил сел.
– Вот так-то лучше, – заключил Митчелл. – Рэйчел, мы уезжаем.
– Езжай один, – сказала Рэйчел. – Поговорим завтра.
Митчелл в нерешительности остановился.
– Я пока останусь.
– Дело твое, – сказал он с напускным равнодушием, изобразить которое ему удалось не слишком убедительно.
– Да, конечно, – сказала Рэйчел, – поэтому я и остаюсь.
Явно не собираясь ее переубеждать, Митчелл, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
– Проклятое отродье, – тихо сказала Лоретта.
– А не поехать ли нам всем по домам спать? – предложила Нора.
– Пожалуй, сейчас это лучшее, что можно придумать, – согласилась Лоретта. – Рэйчел, задержись, пожалуйста, ненадолго. Мне нужно с тобой переговорить.
Когда за последним ушедшим закрылась дверь, Лоретта сказала:
– Насколько я заметила, за столом ты ничего не ела.
– Я не голодна.
– Сыта любовью? – Рэйчел промолчала, а Лоретта продолжила: – Это пройдет. За последние несколько дней тебе пришлось много пережить. Неудивительно, что это выбило тебя из колеи. – Лоретта пригубила белое вино из бокала. – Не надо от меня ничего скрывать. Ни для кого не секрет, каково тебе сейчас.
– Не понимаю, о чем вы.
– О нем, – тихо произнесла Лоретта. – О Галили. Я говорю о Галили. – Подняв глаза, Рэйчел встретилась с пристальным взглядом Лоретты, которая могла многое в них прочесть. – Надеюсь, он не обманул твоих ожиданий? – продолжала она.
– Говорю же, не понимаю, о чем вы...
Лицо Лоретты вспыхнуло.
– Какой смысл от меня скрывать? – не унималась она. – Врать надо Митчеллу. Но не мне, – она сверлила Рэйчел взглядом, ожидая и предвкушая увидеть, как из нее начнет сочиться душевная боль.
– С какой стати мне лгать Митчеллу? – возразила Рэйчел, решив выдержать ее испытующий взгляд.
– Потому что другого он не заслуживает, – сказала Лоретта. – Судьба с рождения была к нему слишком благосклонна. Это сделало его дураком. Родись он с заячьей губой, из него вышел бы куда больший толк.
– Если я правильно уловила вашу мысль, то меня вы тоже считаете дурой.
– С чего ты взяла?
– Я же вышла за него замуж.
– Прекрасные женщины выходят замуж за круглых идиотов каждый божий день. Ну и что? Им приходится это делать хотя бы для того, чтобы удержаться на плаву. Если судьба уготовила тебе участь продавщицы в обувном магазине, единственное, что тебе остается, – это продавать башмаки. Но если с божьей помощью тебе представилась возможность выбраться в свет, зачем стыдиться того, что ты ею воспользовалась? Ты сделала то, что должна была сделать. Теперь ты решила покончить со своим браком. Этого тоже не следует стыдиться, – Лоретта остановилась, предоставляя слово своей собеседнице, но, заметив, что ее маленькая речь повергла Рэйчел в некоторое замешательство, продолжила: – Неужели тебе так трудно это признать? Будь я на твоем месте, я бы собой гордилась. Серьезно.
– Гордилась? Чем?
– Зачем ты строишь из себя дуру? – сказала Лоретта. – Тебе это не к лицу. Чего ты боишься?
– Я просто не понимаю... Не понимаю, почему вы со мной так говорите. Ведь мы с вами почти не знаем друг друга... И, честно говоря, мне всегда казалось, что вы меня недолюбливаете.
– О, ты не права, – возразила Лоретта, – я достаточно хорошо к тебе отношусь, но это ведь не важно. Верно? Сейчас мы просто нужны друг другу, Рэйчел.
– Зачем?
– Для самозащиты. Что бы твой тупица-муж себе ни возомнил, править империей ему не придется.
– Но почему?
– Потому что ему не осилить тот груз ответственности, который останется ему в наследство. Он скоро сломается. Без твердой руки Гаррисона ему долго не продержаться.
– А если Гаррисона все-таки выпустят?
– «Если» в данном случае неуместно. Его выпустят. Это однозначно. Но тогда всплывут другие подробности. Во-первых, его женщины.
– Ну, допустим, у него были любовницы. Кому до этого дело?
– Знаешь, как он с ними развлекался? Нанимал девочек, чтобы играть с ними в мертвецов. Наряжал их так, как одевают покойников, укладывал и насиловал. И это еще цветочки. За ним водится кое-что и почище.
– О господи...
– Последнее время, начиная с прошлого года, он до безобразия распоясался. Думаю, ему в самом деле хотелось, чтобы его засняли. Есть кое-какие фотографии...
– Какие фотографии?
– Тебе лучше не знать, – сказала Лоретта, – но поверь, если опубликовать даже самую безобидную из них, все влияние Гаррисона вмиг испарится.
– И у кого эти фотографии? – спросила Рэйчел, но Лоретта только улыбнулась. – У вас? фотографии у вас?
Разгладив рукой складку на скатерти, Лоретта ответила совершенно бесстрастным тоном:
– Я не собираюсь сидеть сложа руки, ожидая, пока этот некрофил со своими братом-идиотом соизволят позаботиться о семейной собственности. Равно как и о том, что символизирует собой клан Гири, – она оторвала взгляд от стола. – Вопрос лишь в том, чтобы определиться, на чьей ты стороне. У тебя есть два пути. Либо ты остаешься со мной и мы вместе думаем, как нам не растерять достояния семьи после того, как Кадм отправится к праотцам. Либо решаешь попытать счастья с Митчеллом. Расскажешь ему о том, что я строю планы за его спиной. Выбирай.
– Но откуда такое доверие ко мне? – спросила Рэйчел. – Из-за смерти Марджи?
– О боже, конечно нет. Мне от нее не было никакого проку. Она слишком далеко зашла. И, опять же, Гаррисон. Одному Богу известно, что он вытворял с ней, когда они оставались одни.
– Марджи ни за что не позволила бы, чтобы...
– Субботними вечерами играть в мертвецов? Думаю, немало женщин делает вещи и похуже, лишь бы осчастливить своих мужей.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос. Зачем вы мне все это говорите?
– Потому что теперь есть кое-что, что тебе нужно, а я знаю, как помочь тебе это получить.
Повисла долгая пауза, затем Рэйчел спросила:
– Галили?
– Кто же еще? – кивнула Лоретта. – Так или иначе, но в конечном счете все сходится на нем.
Глава IV
1
Обычно к таким мероприятиям, как благотворительный вечер, посвященный сбору пожертвований на больничные нужды, Рэйчел испытывала откровенное отвращение. В первые месяцы семейной жизни она откровенно тяготилась обязанностью разделять скучающие взгляды и безразличные улыбки, неизменно сопровождавшие эти грандиозные события. Но на сей раз все обстояло иначе, прежде всего потому, что у Митчелла зародились какие-то подозрения на ее счет, и это пришлось ей по вкусу. Всякий раз, когда она оказывалась поблизости, он шепотом просил ее не отходить далеко, а на ее вопрос «почему» отвечал, что якобы опасается, как бы она не стала жертвой проклятых репортеров, снующих повсюду и, подобно алчным псам, вынюхивающих всякие сведения о Гаррисоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– У дома то и дело околачиваются журналисты, – предупредил ее он.
– Знаю, я встретила их у входа.
– И что ты им сказала?
– Ничего.
– Какого черта они лезут в наши дела? Хотел бы я знать, на какого хрена они работают? Когда эта заваруха закончится, я еще с ними разберусь...
– Интересно, как?
– Отстрелю им задницы! До чего же я устал от их дурацких вопросов. От их проклятых камер, от которых нигде нет покоя. – Рэйчел еще не доводилось видеть Митчелла в таком раздраженном состоянии, пристальное внимание к своей персоне он всегда воспринимал как неизбежную плату за жизнь в высшем обществе. – Представляешь, один сукин сын умудрился снять Гаррисона в тюрьме, когда тот справлял нужду на унитазе. А другой поместил эту фотографию в своей паршивой газетенке! Можешь себе вообразить такую картину? Мой брат сидит в камере верхом на горшке!
Рэйчел изумили не столько пикантные подробности, в порыве негодования поведанные Митчеллом о своем брате, сколько тот факт, что Гаррисон до сих пор находился под стражей. Пребывая в полной уверенности, что Сесил или кто-нибудь из других юристов, работающих на Гири, давно позаботились об освобождении Гаррисона под залог, у нее и мысли не возникало, что он все еще за решеткой.
– И когда его выпустят? – спросила она.
– Этим мы как раз сейчас занимаемся, – сказал Митчелл. – Делаем все возможное, чтобы его освободить. Ведь он невиновен. Мы все это знаем. Произошел несчастный случай, о котором все мы глубоко сожалеем. Чертовски глупо из-за какой-то проклятой случайности держать его в тюрьме, как обыкновенного преступника.
«Как обыкновенного преступника», – так вот где собака зарыта. Будь Гаррисон виновен даже в самом тяжком преступлении века, Митчелла тревожило бы совсем иное – его высокое происхождение, которое требовало соответствующего обращения. От разговора с мужем у Рэйчел остался неприятный осадок, усугубившийся посещением семейного особняка, в котором царила атмосфера осажденного города. Благородное семейство при задернутых от любопытных глаз шторах обсуждало возможности выхода из создавшегося критического положения. Тон заседанию задала Лоретта; взяв на себя и достойно исполняя роль мученицы, она была до неприличия высокомерна и грустна. Хозяйка дома встретила Рэйчел довольно сдержанно и поприветствовала сухим поцелуем.
Благородное семейство собралось за накрытым обеденным столом, по обеим сторонам которого напротив друг друга, и, должно быть, не без умысла, восседали Лоретта и Сесил. Помимо Деборы, Рэйчел и Митчелла присутствовали еще три члена семьи: Нора, загорелая и очень хрупкая дама, брат Ричарда Джордж, недавно вернувшийся из Майами, где выиграл судебный процесс, защищая одного человека, причинившего ущерб рыболовецкому судну с помощью электрического гравировального ножа, и, наконец, Карен, которая прилетела из Европы. Ее Рэйчел видела впервые, поскольку во время их с Митчеллом свадьбы та находилась за границей. Карен производила впечатление весьма сдержанной особы, манеры и речь которой отличались лаконичностью и непритязательностью, и Рэйчел не без основания заключила, что она приехала на семейную встречу не из любви к Гаррисону или семье, а исключительно повинуясь полученному указанию, требующему ее присутствия. Разумеется, никакого весомого вклада в дискуссию она внести не могла и почти весь вечер просидела молча, редко отрывая взгляд от тарелки.
Думаю, вы уже поняли, что звездой вечера стала Лоретта. Сообщив присутствующим о цели настоящего собрания, она сказала:
– Пора нам начинать действовать как единая семья. Дело Гаррисона – это звонок в дверь к каждому из нас. Пора отринуть все, что нас разделяет. Какие бы проблемы ни вставали между нами, к ним мы успеем вернуться в лучшие времена, а сейчас следует о них позабыть. Мы покажем, из какого теста мы сделаны. Кадм, как, полагаю, вы все знаете, прикован к постели. Он очень плох и, боюсь, долго не протянет. Порой он даже меня не узнает. И это очень печально. Но порой у него наступают периоды просветления, и тогда он просто поражает остротой своего ума. В начале нашего с вами собрания он сообщил мне, что слышал чьи-то голоса. Да, сказала я, мы собрались всей семьей, хотя и не в полном ее составе. Разумеется, я не стала его посвящать, по какому поводу. Ведь ему... неизвестно, что произошло. Словом, когда я сказала, что вы приехали, он ответил, что желает к нам присоединиться. Думаю, в известном смысле он находится здесь, среди нас. Пусть же он вдохновляет наш семейный совет. – За столом поднялся гул одобрения, которое громче всех выражал Ричард. – Все мы прекрасно знаем, что сказал бы Кадм, узнай он, по какой причине мы собрались.
– Да пошли они все... – процитировав своего деда, выразительно произнес Митчелл, из-за чего Нора чуть не подавилась от смеха, но все же не осмелилась оторвать взгляд от своего бокала.
– Он сказал бы, – не удостоив его взгляда, продолжала Лоретта, – что дело – прежде всего. Нужно всем показать, какую силу мы представляем сейчас как единая семья. Показать нашу солидарность. И я очень благодарна тебе, Рэйчел, что ты не заставила себя долго ждать и сразу откликнулась на мой призыв. Знаю, отношения у вас с Митчеллом сейчас непростые, поэтому твое присутствие лично для меня очень много значит. Итак, Сесил, будь любезен, расскажи нам, как обстоят дела с освобождением Гаррисона.
Следующий час был посвящен юридическим вопросам. Ричард ознакомил присутствующих с биографическими данными судьи, который будет вести слушания по делу об убийстве Маргарет. Сесил кратко изложил основные аргументы обвинения, кроме того, были упомянуты некоторые проблемы с бизнесом, возникшие в результате вынужденной недееспособности Гаррисона. Большая часть затронутых тем для Рэйчел оставалась темным пятном, но одно ей стало ясно: несмотря на то что Лоретта пыталась вести обсуждение в обычном порядке, проследить за ходом семейных дел без Гаррисона оказалось довольно трудно, и множество находящихся в его компетенции вопросов буквально повисли в воздухе.
В конце разговор снова коснулся Рэйчел.
– Митчелл говорил тебе об учреждении нового фонда? – спросила ее Лоретта.
– Нет, я...
Лоретта устало посмотрела на Митчелла.
– Это в помощь педиатрическим больницам, – пояснила она, – единственная сфера благотворительности, к которой Маргарет была не совсем равнодушна. Поэтому я подумала, что наше присутствие будет крайне необходимо.
– Я собирался поговорить с Рэйчел об этом позже, – вставил Митчелл.
– Куда уж позже?! – сказала Лоретта. – Мы только и делаем, что откладываем свои дела на потом.
Рэйчел молча недоумевала, о чем они говорят.
– Нужно в конце концов взяться и сделать то, что мы обязаны сделать, – продолжала Лоретта. – Даже если придется переступить через себя...
– Ладно, Лоретта, – перебил ее Митчелл, – угомонись.
– Только не надо мне делать одолжений, – монотонным голосом продолжала она. – Можешь ты хоть раз в жизни меня выслушать, глупая твоя башка? У нас неприятности. Понимаешь ты это или нет? – Митчелл молча сверлил ее взглядом, но это только разозлило ее – ПОНИМАЕШЬ ИЛИ НЕТ? – крикнула она и стукнула ладонью по столу так, что подпрыгнуло серебро.
– Лоретта, – мягко сказал Сесил.
– Не подливай масла в огонь, Сесил. Не тот сейчас случай, чтобы блюсти приличия и благовоспитанность. Мы попали в крупную переделку. Мы все. Вся наша семья оказалась в большой беде.
– Его выпустят через неделю, – сказал Митчелл.
– Интересно, ты и правда такой идиот или сознательно не желаешь замечать, что творится у тебя под носом? – Лоретта опять почти кричала. – Неужели не видишь, что убийство бедной Маргарет не самое страшное, что случилось сейчас...
– Бога ради, избавь нас от пророчеств Кассандры, – презрительно прервал ее Митчелл.
– Митчелл, нельзя ли проявить хоть немного уважения? – обратился к нему Сесил.
– Если она хочет его заслужить, пусть лучше перейдет к делу. Вместо того, чтобы потчевать нас всякой чушью о расположении звезд и планет.
– Сейчас я говорю не об этом, – возразила Лоретта.
– О, прошу прощения. Что же сегодня у нас в меню? Карты Таро?
– Если в тебя слышал твой отец...
– Мой отец, пожалуй, решил бы, что у тебя не все дома, – отрезал Митчелл, вставая из-за стола. – Лично я не желаю больше тратить свое драгоценное время на то, чтобы слушать всякую ахинею о воображаемом драматическом положении дел, которое якобы грозит нашему семейному бизнесу.
– Я смотрю, отцовского ума тебе не досталось, – сказала Лоретта.
– Ты опять за свое! Надоели мне твои дурацкие угрозы! – заорал Митчелл. – Знаю, чего ты добиваешься. Думаешь, не понимаю, куда ты целишься? Хочешь перетянуть Рэйчел на свою сторону?
– О, ради всего святого...
– Отправила ее на какой-то вонючий остров! Думала, об этом никто не узнает.
– Митч, – вцепившись ему в руку, сказала Рэйчел. – Ты выглядишь глупо. Прекрати. Сейчас же.
Отдернув руку, Митчелл взглянул на нее так, будто ему влепили пощечину.
– Значит, ты с ней заодно? – указывая пальцем на Лоретту, обрушился он на жену. – У вас что, заговор? Сесил! Помоги мне разобраться. Я хочу знать, что происходит.
– Ничего не происходит, – тяжело вздохнул Сесил. – Просто мы все расстроены. И от усталости начинают сдавать нервы.
– Это она расстроена? – вновь вскричал Митчелл, взглянув на Лоретту, на лице которой застыло выражение царственной неприступности. – Да ей только на руку то, что Марджи мертва, а мой брат за решеткой.
– Думаю, за это тебе придется извиниться, – сказал Сесил.
– Да это же правда, – не унимался Митчелл. – Ты только посмотри на нее.
– Прости, Митчелл, – поднявшись с места, сказал Сесил, – но я не позволю тебе говорить о Лоретте в таком тоне!
– Сядь и не рыпайся! – взревел Митчелл, на этот раз обращаясь к Сесилу. – Какого черта ты из себя строишь? – Сесил замер на месте, не проронив ни звука. – Знаешь, что будет, когда старик уйдет? Останемся мы с Гаррисоном. Весь бизнес будет наш. А если Гаррисон не выйдет из тюрьмы, все дело перейдет ко мне, – он слегка ухмыльнулся, – так что лучше следи за своими словами, Сесил, Имей в виду, я буду тщательно приглядываться к тому, кто как ко мне относится. И если кому-то вздумается мне перечить, я раздумывать не стану.
Опустив взгляд в тарелку, Сесил сел.
– Вот так-то лучше, – заключил Митчелл. – Рэйчел, мы уезжаем.
– Езжай один, – сказала Рэйчел. – Поговорим завтра.
Митчелл в нерешительности остановился.
– Я пока останусь.
– Дело твое, – сказал он с напускным равнодушием, изобразить которое ему удалось не слишком убедительно.
– Да, конечно, – сказала Рэйчел, – поэтому я и остаюсь.
Явно не собираясь ее переубеждать, Митчелл, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
– Проклятое отродье, – тихо сказала Лоретта.
– А не поехать ли нам всем по домам спать? – предложила Нора.
– Пожалуй, сейчас это лучшее, что можно придумать, – согласилась Лоретта. – Рэйчел, задержись, пожалуйста, ненадолго. Мне нужно с тобой переговорить.
Когда за последним ушедшим закрылась дверь, Лоретта сказала:
– Насколько я заметила, за столом ты ничего не ела.
– Я не голодна.
– Сыта любовью? – Рэйчел промолчала, а Лоретта продолжила: – Это пройдет. За последние несколько дней тебе пришлось много пережить. Неудивительно, что это выбило тебя из колеи. – Лоретта пригубила белое вино из бокала. – Не надо от меня ничего скрывать. Ни для кого не секрет, каково тебе сейчас.
– Не понимаю, о чем вы.
– О нем, – тихо произнесла Лоретта. – О Галили. Я говорю о Галили. – Подняв глаза, Рэйчел встретилась с пристальным взглядом Лоретты, которая могла многое в них прочесть. – Надеюсь, он не обманул твоих ожиданий? – продолжала она.
– Говорю же, не понимаю, о чем вы...
Лицо Лоретты вспыхнуло.
– Какой смысл от меня скрывать? – не унималась она. – Врать надо Митчеллу. Но не мне, – она сверлила Рэйчел взглядом, ожидая и предвкушая увидеть, как из нее начнет сочиться душевная боль.
– С какой стати мне лгать Митчеллу? – возразила Рэйчел, решив выдержать ее испытующий взгляд.
– Потому что другого он не заслуживает, – сказала Лоретта. – Судьба с рождения была к нему слишком благосклонна. Это сделало его дураком. Родись он с заячьей губой, из него вышел бы куда больший толк.
– Если я правильно уловила вашу мысль, то меня вы тоже считаете дурой.
– С чего ты взяла?
– Я же вышла за него замуж.
– Прекрасные женщины выходят замуж за круглых идиотов каждый божий день. Ну и что? Им приходится это делать хотя бы для того, чтобы удержаться на плаву. Если судьба уготовила тебе участь продавщицы в обувном магазине, единственное, что тебе остается, – это продавать башмаки. Но если с божьей помощью тебе представилась возможность выбраться в свет, зачем стыдиться того, что ты ею воспользовалась? Ты сделала то, что должна была сделать. Теперь ты решила покончить со своим браком. Этого тоже не следует стыдиться, – Лоретта остановилась, предоставляя слово своей собеседнице, но, заметив, что ее маленькая речь повергла Рэйчел в некоторое замешательство, продолжила: – Неужели тебе так трудно это признать? Будь я на твоем месте, я бы собой гордилась. Серьезно.
– Гордилась? Чем?
– Зачем ты строишь из себя дуру? – сказала Лоретта. – Тебе это не к лицу. Чего ты боишься?
– Я просто не понимаю... Не понимаю, почему вы со мной так говорите. Ведь мы с вами почти не знаем друг друга... И, честно говоря, мне всегда казалось, что вы меня недолюбливаете.
– О, ты не права, – возразила Лоретта, – я достаточно хорошо к тебе отношусь, но это ведь не важно. Верно? Сейчас мы просто нужны друг другу, Рэйчел.
– Зачем?
– Для самозащиты. Что бы твой тупица-муж себе ни возомнил, править империей ему не придется.
– Но почему?
– Потому что ему не осилить тот груз ответственности, который останется ему в наследство. Он скоро сломается. Без твердой руки Гаррисона ему долго не продержаться.
– А если Гаррисона все-таки выпустят?
– «Если» в данном случае неуместно. Его выпустят. Это однозначно. Но тогда всплывут другие подробности. Во-первых, его женщины.
– Ну, допустим, у него были любовницы. Кому до этого дело?
– Знаешь, как он с ними развлекался? Нанимал девочек, чтобы играть с ними в мертвецов. Наряжал их так, как одевают покойников, укладывал и насиловал. И это еще цветочки. За ним водится кое-что и почище.
– О господи...
– Последнее время, начиная с прошлого года, он до безобразия распоясался. Думаю, ему в самом деле хотелось, чтобы его засняли. Есть кое-какие фотографии...
– Какие фотографии?
– Тебе лучше не знать, – сказала Лоретта, – но поверь, если опубликовать даже самую безобидную из них, все влияние Гаррисона вмиг испарится.
– И у кого эти фотографии? – спросила Рэйчел, но Лоретта только улыбнулась. – У вас? фотографии у вас?
Разгладив рукой складку на скатерти, Лоретта ответила совершенно бесстрастным тоном:
– Я не собираюсь сидеть сложа руки, ожидая, пока этот некрофил со своими братом-идиотом соизволят позаботиться о семейной собственности. Равно как и о том, что символизирует собой клан Гири, – она оторвала взгляд от стола. – Вопрос лишь в том, чтобы определиться, на чьей ты стороне. У тебя есть два пути. Либо ты остаешься со мной и мы вместе думаем, как нам не растерять достояния семьи после того, как Кадм отправится к праотцам. Либо решаешь попытать счастья с Митчеллом. Расскажешь ему о том, что я строю планы за его спиной. Выбирай.
– Но откуда такое доверие ко мне? – спросила Рэйчел. – Из-за смерти Марджи?
– О боже, конечно нет. Мне от нее не было никакого проку. Она слишком далеко зашла. И, опять же, Гаррисон. Одному Богу известно, что он вытворял с ней, когда они оставались одни.
– Марджи ни за что не позволила бы, чтобы...
– Субботними вечерами играть в мертвецов? Думаю, немало женщин делает вещи и похуже, лишь бы осчастливить своих мужей.
– Но вы так и не ответили на мой вопрос. Зачем вы мне все это говорите?
– Потому что теперь есть кое-что, что тебе нужно, а я знаю, как помочь тебе это получить.
Повисла долгая пауза, затем Рэйчел спросила:
– Галили?
– Кто же еще? – кивнула Лоретта. – Так или иначе, но в конечном счете все сходится на нем.
Глава IV
1
Обычно к таким мероприятиям, как благотворительный вечер, посвященный сбору пожертвований на больничные нужды, Рэйчел испытывала откровенное отвращение. В первые месяцы семейной жизни она откровенно тяготилась обязанностью разделять скучающие взгляды и безразличные улыбки, неизменно сопровождавшие эти грандиозные события. Но на сей раз все обстояло иначе, прежде всего потому, что у Митчелла зародились какие-то подозрения на ее счет, и это пришлось ей по вкусу. Всякий раз, когда она оказывалась поблизости, он шепотом просил ее не отходить далеко, а на ее вопрос «почему» отвечал, что якобы опасается, как бы она не стала жертвой проклятых репортеров, снующих повсюду и, подобно алчным псам, вынюхивающих всякие сведения о Гаррисоне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84