Но уверен, если вы поговорите с Митчеллом, его матушкой или даже со стариком относительно усыновления, то будете приятно удивлены. Думаю, они с готовностью пойдут навстречу вашему желанию. Как бы то ни было, все это – дело будущего. А сейчас вам необходимо позаботиться о себе. Митчелл сказал, вы хотите пожить в старом загородном доме его отца?
– Да, очень.
– Прекрасное место, пожалуй, самое красивое во всем штате. Я сам подумываю поселиться там, когда удалюсь на покой. Моей жене там вряд ли понравилось бы, но теперь, когда я потерял ее...
– О, мне так жаль. Давно она умерла?
Неизменная любезная улыбка сползла с лица Ваксмана.
– В прошлый День благодарения, – сказал он. – У нее был рак.
– Мне так жаль, – повторила она.
Он горько вздохнул.
– Не думаю, Рэйчел, что сейчас вы расположены выслушивать банальности, да еще от такого старого перечника, как я, но все же скажу: вам дана только одна жизнь, и никто не проживет ее за вас. И вы должны решить, чего же вы хотите от этой жизни, – говоря это, Ваксман не сводил с нее внимательного взгляда. – Да, так случилось, что одна из дверей оказалась навсегда закрытой перед вами. Это грустно, но с этим надо смириться. Тем более что вокруг множество других дверей. И перед женщиной, занимающей такое положение, все они готовы распахнуться настежь. – Доктор наклонился к ней, его отвислый подбородок слегка подрагивал. – Но прошу вас, пообещайте мне одну вещь.
– Какую?
– Не идите по стопам Марджи. Мне больно видеть, как она год за годом загоняет себя в могилу. – Доктор вновь тяжело вздохнул, – Простите, – оборвал он себя. – Пожалуй, я наговорил лишнего.
– Нет, – возразила Рэйчел, – Вы сказали мне то, что нужно. И как раз вовремя.
– Я не всегда был такой грустной старой вороной. Но, потеряв Фэй, я стал воспринимать мир в ином свете. Поверите ли, мы ней были вместе сорок девять лет. Познакомились, когда ей было шестнадцать. Всю жизнь были неразлучны. А теперь ее нет рядом. Поневоле начинаешь видеть все не так, как прежде.
– Конечно...
– Я признался одному из своих коллег, что после смерти Фэй чувствую себя как человек, которого запустили в космос.
И вот он глядит оттуда на то, что всегда считал прочным и постоянным, и видит лишь маленький голубой шарик посреди пустоты... такой беззащитный, такой уязвимый.
Взгляд доктора становился все более рассеянным, казалось, он уже не замечал Рэйчел. Она же, заглянув в его глаза, увидела в них такую тоску и одиночество, что внутри у нее все мучительно сжалось.
– Вы еще будете счастливы, – пробормотал доктор, словно очнувшись. – Вы славная девочка, Рэйчел. И вы заслужили счастье. Поступайте, как подсказывает вам сердце, а если Гири будут этому противиться – бегите от них прочь.
От этих неожиданных слов у нее перехватило дыхание.
– Но если вы скажете, что я вам это сказал, мне придется заявить, что на меня возводят напраслину, – с улыбкой продолжал доктор. – Видите ли, я надеюсь, что Кадм подарит мне небольшой участок земли – в благодарность за то, что я так хорошо заботился о его драгоценном здоровье и здоровье его семьи.
– Я замолвлю за вас словечко, – пообещала Рэйчел на прощание.
Глава XIII
1
Бывают случаи, когда беллетрист и беспристрастный летописец, соединяясь в одном лице, не только не помогают, но, напротив, мешают друг другу. Например, сообщи я вам с самого начала, что главной причиной развода Митчелла и Рэйчел стала потеря ребенка, предшествующие главы окончательно утратили бы смысл. Тем не менее я льщу себя надеждой, что, несмотря на все свои писательские ухищрения, все же представил факты в истинном свете. И, начав свой рассказ с утверждения, что одно, пусть даже самое прискорбное, событие не может повлечь за собой разрыв между супругами, я по-прежнему не изменил своего мнения. Если бы ребенок благополучно появился на свет, брак Рэйчел и Митчелла, возможно, сохранился бы дольше, но рано или поздно они все равно расстались бы. Угроза их семейному благополучию возникла еще до того, как Рэйчел забеременела, а смерть ребенка лишь ускорила развязку.
Митчелл отвез Рэйчел в Калебс-Крик и оставался с ней целых десять дней, три или четыре раза он ездил в город на важные совещания, но вечером неизменно возвращался к жене. Хотя в его отсутствие супруги Райлендер выполняли все пожелания Рэйчел, Барбара сообщила Митчу, что молодая хозяйка взяла на себя большинство ее обязанностей. Так оно и было. Простота и уют этого сравнительно небольшого дома, в котором не было ни шикарной мебели, ни баснословно дорогих произведений искусства, пробудили в Рэйчел инстинкты хранительницы домашнего очага. Она вытеснила Барбару с кухни и сама стала готовить, сказав, что за время своего замужества уже начала забывать, как ставят кастрюли на огонь. Надо признать, что блюда у нее получались вполне съедобными. Ей нравилась простая еда – свежие овощи со своего огорода, вино из погреба. По окончании трапезы она сама мыла посуду и расставляла ее на полки.
Через пару недель Митч осторожно спросил, как она себя чувствует.
– Прекрасно. И со мной ровным счетом ничего не случится, если я ненадолго останусь одна. Ты ведь, насколько понимаю, хочешь съездить в город на несколько дней?
– Да, видишь ли, мне надо побыть там до уик-энда. Но в пятницу я непременно приеду. А в воскресенье мы, надеюсь, вместе вернемся в Нью-Йорк.
– А что, кто-то из твоих родственников захотел пожить в этом доме?
– Нет, – удивился Митч. – В нем давным-давно никто не живет.
– Тогда почему я не могу здесь остаться?
– Детка, ты можешь оставаться здесь сколько угодно. Я просто подумал, раз ты чувствуешь себя лучше... может, ты захочешь повидаться со своими подругами?
– У меня нет подруг в Нью-Йорке.
– Рэйчел, не говори глупостей. Ты знаешь сама, что у тебя множество... – начал он, но, увидев страдальческое выражение ее лица, поднял руки, сдаваясь. – Хорошо, хорошо. Раз, по-твоему, у тебя нет подруг, значит, так оно и есть. Я просто радуюсь, что ты поправляешься, и хотел, чтобы все наши увидели тебя и разделили мою радость.
– А, теперь я поняла. Ты хочешь показать меня своему семейству, а то они, не дай бог, решат, что я сошла с ума.
– Я об этом и не думал. Что за нелепые предположения?
– Я слишком хорошо тебя знаю. И всю твою семью тоже. Репутация – вот что волнует вас больше всего на свете. Но сейчас мне плевать на вашу репутацию, ясно? У меня нет ни малейшего желания с кем-то встречаться и разговаривать. И меньше всего я сейчас хочу возвращаться в Нью-Йорк.
– Успокойся, – сказал Митч. – Я просто хотел узнать, какие у нас планы. Я все понял.
С этими словами он вышел из кухни, однако через десять минут вернулся вновь. Он был зол, но старался сдерживаться.
– Я вернулся не за тем, чтобы затеять ссору, – заявил он. – Но ты должна понять: нельзя оставаться здесь вечно. Я не хочу, чтобы моя жена, словно старуха, возилась с хозяйством, подрезала розы и чистила картошку.
– Мне нравится чистить картошку.
– Не валяй дурака.
– Я говорю, что думаю.
– Ладно, хватит об этом. Следующие несколько дней у нас с Гаррисоном будет работы невпроворот – надо разобраться с Бангкоком...
Она понятия не имела, что там за проблемы, и ей вовсе не хотелось об этом знать.
– Если я тебе понадоблюсь...
– Я знаю, где тебя искать, – подхватила Рэйчел, хотя, прежде чем открыть рот, уже знала, что он вряд ли ей понадобится.
2
Куда ей податься? Этот вопрос мучил Рэйчел в течение последующих нескольких дней. Предположим, говорила она себе, она решится на этот безрассудный шаг и уйдет от мужа. Но где она будет жить? Остаться здесь она не сможет, хотя этого ей хотелось бы больше всего. Но дом в Калебс-Крик – собственность Гири. Конечно, Митчелл подарил ей квартиру, и она имеет полное право оставаться там, но в этих шикарных апартаментах ей всегда было неуютно – о да, квартиру можно оформить по собственному вкусу, но это потребует слишком много времени и денег. Возможно, разумнее будет квартиру продать, даже если ей предложат меньше, чем она стоит, а на вырученную сумму она наверняка сумеет приобрести жилье в таком маленьком тихом городке, как Калебс-Крик.
Той ночью она плохо спала. Всю ночь она провела в тягостном состоянии между сном и явью; стоило ей задремать, она видела свою спальню, выцветшую и поблекшую, как фотографии в кабинете Джорджа. По комнате ходили люди, и некоторые из них бросали равнодушные взгляды на лежащую на кровати Рэйчел. Лица их были ей незнакомы, хотя ее не оставляло странное чувство, что когда-то она хорошо знала этих людей, но имена их стерлись из ее памяти.
На следующий день она позвонила Марджи и пригласила ее в Калебс-Крик.
– Веришь ли, я совершенно не переношу загородной жизни, – страдальчески протянула Марджи. – Но если ты не намерена прерывать свое затворничество...
– Не намерена.
– Тогда делать нечего. Придется приехать.
На следующий день Марджи прикатила в огромном лимузине, доверху набитом коробками с ее излюбленными деликатесами – паштетом из голубой рыбы, неизбежной икрой, венским кофе, конфетами из горького шоколада и, разумеется, изрядным запасом алкоголя.
– Не такая уж тут и глушь, – заметила Рэйчел, наблюдая за тем, как Сэмюэль, шофер Марджи, втаскивает в дом коробки и пакеты. – В десяти минутах езды отсюда есть прекрасный супермаркет.
– Знаю, знаю, – перебила ее Марджи. – Но я предпочитаю путешествовать во всеоружии. – Она вытащила из коробки бутылку скотча. – Где у тебя лед?
Марджи привезла с собой не только спиртное, но и целый ворох новостей. Прежде всего она сообщила, что Лоретта окончательно превратилась в ведьму, с которой нет никакого сладу. На прошлой неделе они с Гаррисоном разругались в пух и прах, так как Лоретта имела наглость утверждать, что Гаррисон неудачно продал принадлежавшие семье акции стоимостью несколько миллионов долларов.
– Вот уж не думала, что Лоретта интересуется бизнесом, – заметила Рэйчел.
– Значит, ты попалась на ее удочку. Она обожает делать вид, что она неземное создание, которому до денег и дела нет. А сама тем временем неусыпно надзирает за своей империей. Честно говоря, чем дальше, тем сильнее я убеждаюсь в том, что она всегда заправляла делами – только из-за сцены. Даже при жизни Джорджа. Он, конечно, сам принимал решения, но эти решения исподволь внушала она. А теперь кое-что вышло из-под ее контроля, вот она и показывает зубки.
– Так что у них случилось с Гаррисоном?
– Говорю же, вышла жуткая сцена. Он заявил, что она сама не знает, что несет. Правда, это он зря. На следующий день она явилась на заседание совета и уволила пять его членов.
– Неужели она имеет право так поступать?
– Значит, имеет, – усмехнулась Марджи. – Без всяких объяснений приказала им убираться, только и всего. А потом дала интервью «Уолл-Стрит джорнал», где заявила, что все уволенные были некомпетентны. Они, разумеется, не стали терпеть оскорблений и подали на старую каргу в суд. Слушай, да неужели Митчелл не рассказывал тебе обо всей этой канители?
– Ни словом не обмолвился. Он никогда не говорит со мной о бизнесе.
– Да тут уже не бизнес, тут гражданской войной пахнет. Честно говоря, я никогда раньше не видела, чтобы Гаррисон так безумствовал. Довольно приятное зрелище, должна признать.
Женщины улыбнулись, как сообщницы, которым вся эта заваруха доставляет удовольствие.
– Слышала бы ты, как он кроет Лоретту, – продолжала Марджи. – Не удивлюсь, если мой дражайший супруг выдвинет ультиматум: или он, или она.
– А кто будет принимать решение?
– Вот уж не знаю, – рассмеялась Марджи. – А особенно теперь, когда Лоретта вышвырнула половину совета. Полагаю, в конце концов все упрется в Митчелла. Ему придется объединиться либо с любимым братцем, либо с обожаемой бабулей.
– Это все выглядит как-то... старомодно.
– Не старомодно, скорее феодально, – возразила Марджи. – Но так уж старик устроил, прежде чем удалиться на покой. Он сохранил за семьей всю полноту власти.
– А сам Кадм, он что, не имеет больше права голоса?
– Еще как имеет. Он до сих пор посылает Гаррисону распоряжения.
– И что, они не лишены смысла?
– Думаю, это зависит от того, сколько лекарств он перед этим принял. В последний раз, когда я его видела, старик пребывал в полнейшем маразме. Лопотал что-то о событиях пятидесятилетней давности. Кажется, он меня даже не узнал. А через три дня, если верить Гаррисону, он был как огурчик и соображал получше молодых. – Легкая тень пробежала по лицу Марджи. – По-моему, все это очень печально. Дожить до такой древности и не обрести покоя. Только и думать, что о своей чертовой империи.
– Может, он потому и живет так долго, что боится ее оставить? Боится, что без него все полетит в тартарары? – предположила Рэйчел.
– Может быть. Тем хуже для него, – кивнула Марджи. – Впрочем, они все такие. Помешанные. Воображают, что все держится исключительно на них.
– И Лоретта?
– Лоретта в первую очередь. Она за всеми следит.
– А ведь она не так уж и стара. Когда Кадм умрет, она вполне может выйти замуж во второй раз.
– Пусть лучше любовника заведет. Ей давно пора это сделать, – лукаво заметила Марджи. – Зачем лишать себя такого удовольствия?
Ты хочешь сказать... – протянула Рэйчел, пристально глядя на довольно улыбающуюся Марджи, – ...что завела любовника?
– А чем я хуже других? – смеясь, спросила Марджи. – Зовут его Денни. Не могу сказать, что я влюблена без памяти. Но этот парень приятно скрашивает однообразие моих, так сказать, унылых будней.
– А Гаррисон знает?
– Ну, если ты полагаешь, что я выложила ему все, как на духу, а он меня снисходительно одобрил, то ошибаешься. Но думаю, он догадывается. Мы не спим с Гаррисоном вот уже шесть лет – за исключением той сумасшедшей ночи после дня рождения Кадма, когда мы оба так расчувствовались, что захотели тряхнуть стариной. Естественно, мы оба ищем развлечений на стороне. И оба довольны.
– Понимаю, – кивнула Рэйчел.
– Вижу, бедняжка моя, ты шокирована? Прошу тебя, сознайся, ты в ужасе!
– Да нет, что ты... Я просто думаю.
– О чем же?
– О том, что... Мне надо с тобой посоветоваться. Знаешь, я хочу уйти от Митчелла.
Поразить Марджи было не просто, но тут она лишилась дара речи.
– Так будет лучше для нас обоих, – закончила Рэйчел.
– А Митчелл? Он согласен? – наконец выдавила из себя изумленная Марджи.
– Он еще не знает.
– И когда ты поставишь его в известность, прелесть моя?
– Когда решу, что мне делать дальше.
– А ты не думаешь, что проще последовать моему примеру? В Нью-Йорке так много хорошеньких мальчиков. Особенно среди барменов.
– Но меня они не интересуют, – ответила Рэйчел. – При всем величайшем уважении, которое я питаю... как, ты сказала, зовут твоего возлюбленного?
– Дэниел, – ухмыльнулась Марджи. – На самом деле его следует звать Дэн Великий Трахальщик.
– Так вот, при всем уважении к Великим Трахальщикам, я могу прекрасно обойтись без них.
– Но Митчелл хотя бы хорош в постели?
– Трудно определить, когда почти не имеешь примеров для сравнения.
– Господи, Рэйчел, надеюсь, ты не хочешь сказать, что он – твой первый и единственный мужчина?
– Нет.
– Значит, смазливый бармен тебе не нужен. А кто тогда тебе нужен?
– Хороший вопрос, – вздохнула Рэйчел и закрыла глаза, словно насмешливый взгляд Марджи мешал ей собраться с мыслями. – Думаю... – медленно произнесла она, – думаю, мне нужно... испытать более сильное чувство. Узнать, что такое настоящая страсть.
– А к Митчеллу ты не испытывала страсти?
– Я вообще не испытывала страсти. Не знала чувства, которое заставляет с радостью подниматься по утрам. Частенько мне хочется проваляться в постели весь день.
Марджи не ответила.
– О чем ты задумалась? – спросила Рэйчел.
– О том, что страсть – это весьма приятная тема для разговора, детка. Но если она действительно приходит – я говорю о настоящей страсти, а не о той, что в мыльных операх, – она меняет в твоей жизни все. Понимаешь, все. Это не так просто.
– Я к этому готова.
– То есть ты окончательно и бесповоротно решилась на разрыв с Митчеллом?
– Да.
– Можешь не сомневаться, получить у него развод будет не так-то просто.
– Может быть. Но думаю, он не захочет, чтобы наши имена трепали все газеты и журналы. И я, со своей стороны, сделаю все возможное, чтобы этого избежать. Я хочу лишь уехать подальше от этих Гири и зажить своей жизнью.
– А что, если тебе предложат другой выход?
– Не понимаю, о чем ты?
– Тебе позволят предаваться страстям, но при этом ты останешься Гири, чтобы избежать бракоразводного процесса. Чтобы не дать суду повода копаться в твоем грязном белье.
– Разве такое возможно?
– Возможно, если ты пообещаешь не разъезжаться с Митчеллом и сохранять видимость полной благопристойности. Он ведь намерен получить место в Конгрессе, а значит, его семейная жизнь должна быть чиста и безупречна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84
– Да, очень.
– Прекрасное место, пожалуй, самое красивое во всем штате. Я сам подумываю поселиться там, когда удалюсь на покой. Моей жене там вряд ли понравилось бы, но теперь, когда я потерял ее...
– О, мне так жаль. Давно она умерла?
Неизменная любезная улыбка сползла с лица Ваксмана.
– В прошлый День благодарения, – сказал он. – У нее был рак.
– Мне так жаль, – повторила она.
Он горько вздохнул.
– Не думаю, Рэйчел, что сейчас вы расположены выслушивать банальности, да еще от такого старого перечника, как я, но все же скажу: вам дана только одна жизнь, и никто не проживет ее за вас. И вы должны решить, чего же вы хотите от этой жизни, – говоря это, Ваксман не сводил с нее внимательного взгляда. – Да, так случилось, что одна из дверей оказалась навсегда закрытой перед вами. Это грустно, но с этим надо смириться. Тем более что вокруг множество других дверей. И перед женщиной, занимающей такое положение, все они готовы распахнуться настежь. – Доктор наклонился к ней, его отвислый подбородок слегка подрагивал. – Но прошу вас, пообещайте мне одну вещь.
– Какую?
– Не идите по стопам Марджи. Мне больно видеть, как она год за годом загоняет себя в могилу. – Доктор вновь тяжело вздохнул, – Простите, – оборвал он себя. – Пожалуй, я наговорил лишнего.
– Нет, – возразила Рэйчел, – Вы сказали мне то, что нужно. И как раз вовремя.
– Я не всегда был такой грустной старой вороной. Но, потеряв Фэй, я стал воспринимать мир в ином свете. Поверите ли, мы ней были вместе сорок девять лет. Познакомились, когда ей было шестнадцать. Всю жизнь были неразлучны. А теперь ее нет рядом. Поневоле начинаешь видеть все не так, как прежде.
– Конечно...
– Я признался одному из своих коллег, что после смерти Фэй чувствую себя как человек, которого запустили в космос.
И вот он глядит оттуда на то, что всегда считал прочным и постоянным, и видит лишь маленький голубой шарик посреди пустоты... такой беззащитный, такой уязвимый.
Взгляд доктора становился все более рассеянным, казалось, он уже не замечал Рэйчел. Она же, заглянув в его глаза, увидела в них такую тоску и одиночество, что внутри у нее все мучительно сжалось.
– Вы еще будете счастливы, – пробормотал доктор, словно очнувшись. – Вы славная девочка, Рэйчел. И вы заслужили счастье. Поступайте, как подсказывает вам сердце, а если Гири будут этому противиться – бегите от них прочь.
От этих неожиданных слов у нее перехватило дыхание.
– Но если вы скажете, что я вам это сказал, мне придется заявить, что на меня возводят напраслину, – с улыбкой продолжал доктор. – Видите ли, я надеюсь, что Кадм подарит мне небольшой участок земли – в благодарность за то, что я так хорошо заботился о его драгоценном здоровье и здоровье его семьи.
– Я замолвлю за вас словечко, – пообещала Рэйчел на прощание.
Глава XIII
1
Бывают случаи, когда беллетрист и беспристрастный летописец, соединяясь в одном лице, не только не помогают, но, напротив, мешают друг другу. Например, сообщи я вам с самого начала, что главной причиной развода Митчелла и Рэйчел стала потеря ребенка, предшествующие главы окончательно утратили бы смысл. Тем не менее я льщу себя надеждой, что, несмотря на все свои писательские ухищрения, все же представил факты в истинном свете. И, начав свой рассказ с утверждения, что одно, пусть даже самое прискорбное, событие не может повлечь за собой разрыв между супругами, я по-прежнему не изменил своего мнения. Если бы ребенок благополучно появился на свет, брак Рэйчел и Митчелла, возможно, сохранился бы дольше, но рано или поздно они все равно расстались бы. Угроза их семейному благополучию возникла еще до того, как Рэйчел забеременела, а смерть ребенка лишь ускорила развязку.
Митчелл отвез Рэйчел в Калебс-Крик и оставался с ней целых десять дней, три или четыре раза он ездил в город на важные совещания, но вечером неизменно возвращался к жене. Хотя в его отсутствие супруги Райлендер выполняли все пожелания Рэйчел, Барбара сообщила Митчу, что молодая хозяйка взяла на себя большинство ее обязанностей. Так оно и было. Простота и уют этого сравнительно небольшого дома, в котором не было ни шикарной мебели, ни баснословно дорогих произведений искусства, пробудили в Рэйчел инстинкты хранительницы домашнего очага. Она вытеснила Барбару с кухни и сама стала готовить, сказав, что за время своего замужества уже начала забывать, как ставят кастрюли на огонь. Надо признать, что блюда у нее получались вполне съедобными. Ей нравилась простая еда – свежие овощи со своего огорода, вино из погреба. По окончании трапезы она сама мыла посуду и расставляла ее на полки.
Через пару недель Митч осторожно спросил, как она себя чувствует.
– Прекрасно. И со мной ровным счетом ничего не случится, если я ненадолго останусь одна. Ты ведь, насколько понимаю, хочешь съездить в город на несколько дней?
– Да, видишь ли, мне надо побыть там до уик-энда. Но в пятницу я непременно приеду. А в воскресенье мы, надеюсь, вместе вернемся в Нью-Йорк.
– А что, кто-то из твоих родственников захотел пожить в этом доме?
– Нет, – удивился Митч. – В нем давным-давно никто не живет.
– Тогда почему я не могу здесь остаться?
– Детка, ты можешь оставаться здесь сколько угодно. Я просто подумал, раз ты чувствуешь себя лучше... может, ты захочешь повидаться со своими подругами?
– У меня нет подруг в Нью-Йорке.
– Рэйчел, не говори глупостей. Ты знаешь сама, что у тебя множество... – начал он, но, увидев страдальческое выражение ее лица, поднял руки, сдаваясь. – Хорошо, хорошо. Раз, по-твоему, у тебя нет подруг, значит, так оно и есть. Я просто радуюсь, что ты поправляешься, и хотел, чтобы все наши увидели тебя и разделили мою радость.
– А, теперь я поняла. Ты хочешь показать меня своему семейству, а то они, не дай бог, решат, что я сошла с ума.
– Я об этом и не думал. Что за нелепые предположения?
– Я слишком хорошо тебя знаю. И всю твою семью тоже. Репутация – вот что волнует вас больше всего на свете. Но сейчас мне плевать на вашу репутацию, ясно? У меня нет ни малейшего желания с кем-то встречаться и разговаривать. И меньше всего я сейчас хочу возвращаться в Нью-Йорк.
– Успокойся, – сказал Митч. – Я просто хотел узнать, какие у нас планы. Я все понял.
С этими словами он вышел из кухни, однако через десять минут вернулся вновь. Он был зол, но старался сдерживаться.
– Я вернулся не за тем, чтобы затеять ссору, – заявил он. – Но ты должна понять: нельзя оставаться здесь вечно. Я не хочу, чтобы моя жена, словно старуха, возилась с хозяйством, подрезала розы и чистила картошку.
– Мне нравится чистить картошку.
– Не валяй дурака.
– Я говорю, что думаю.
– Ладно, хватит об этом. Следующие несколько дней у нас с Гаррисоном будет работы невпроворот – надо разобраться с Бангкоком...
Она понятия не имела, что там за проблемы, и ей вовсе не хотелось об этом знать.
– Если я тебе понадоблюсь...
– Я знаю, где тебя искать, – подхватила Рэйчел, хотя, прежде чем открыть рот, уже знала, что он вряд ли ей понадобится.
2
Куда ей податься? Этот вопрос мучил Рэйчел в течение последующих нескольких дней. Предположим, говорила она себе, она решится на этот безрассудный шаг и уйдет от мужа. Но где она будет жить? Остаться здесь она не сможет, хотя этого ей хотелось бы больше всего. Но дом в Калебс-Крик – собственность Гири. Конечно, Митчелл подарил ей квартиру, и она имеет полное право оставаться там, но в этих шикарных апартаментах ей всегда было неуютно – о да, квартиру можно оформить по собственному вкусу, но это потребует слишком много времени и денег. Возможно, разумнее будет квартиру продать, даже если ей предложат меньше, чем она стоит, а на вырученную сумму она наверняка сумеет приобрести жилье в таком маленьком тихом городке, как Калебс-Крик.
Той ночью она плохо спала. Всю ночь она провела в тягостном состоянии между сном и явью; стоило ей задремать, она видела свою спальню, выцветшую и поблекшую, как фотографии в кабинете Джорджа. По комнате ходили люди, и некоторые из них бросали равнодушные взгляды на лежащую на кровати Рэйчел. Лица их были ей незнакомы, хотя ее не оставляло странное чувство, что когда-то она хорошо знала этих людей, но имена их стерлись из ее памяти.
На следующий день она позвонила Марджи и пригласила ее в Калебс-Крик.
– Веришь ли, я совершенно не переношу загородной жизни, – страдальчески протянула Марджи. – Но если ты не намерена прерывать свое затворничество...
– Не намерена.
– Тогда делать нечего. Придется приехать.
На следующий день Марджи прикатила в огромном лимузине, доверху набитом коробками с ее излюбленными деликатесами – паштетом из голубой рыбы, неизбежной икрой, венским кофе, конфетами из горького шоколада и, разумеется, изрядным запасом алкоголя.
– Не такая уж тут и глушь, – заметила Рэйчел, наблюдая за тем, как Сэмюэль, шофер Марджи, втаскивает в дом коробки и пакеты. – В десяти минутах езды отсюда есть прекрасный супермаркет.
– Знаю, знаю, – перебила ее Марджи. – Но я предпочитаю путешествовать во всеоружии. – Она вытащила из коробки бутылку скотча. – Где у тебя лед?
Марджи привезла с собой не только спиртное, но и целый ворох новостей. Прежде всего она сообщила, что Лоретта окончательно превратилась в ведьму, с которой нет никакого сладу. На прошлой неделе они с Гаррисоном разругались в пух и прах, так как Лоретта имела наглость утверждать, что Гаррисон неудачно продал принадлежавшие семье акции стоимостью несколько миллионов долларов.
– Вот уж не думала, что Лоретта интересуется бизнесом, – заметила Рэйчел.
– Значит, ты попалась на ее удочку. Она обожает делать вид, что она неземное создание, которому до денег и дела нет. А сама тем временем неусыпно надзирает за своей империей. Честно говоря, чем дальше, тем сильнее я убеждаюсь в том, что она всегда заправляла делами – только из-за сцены. Даже при жизни Джорджа. Он, конечно, сам принимал решения, но эти решения исподволь внушала она. А теперь кое-что вышло из-под ее контроля, вот она и показывает зубки.
– Так что у них случилось с Гаррисоном?
– Говорю же, вышла жуткая сцена. Он заявил, что она сама не знает, что несет. Правда, это он зря. На следующий день она явилась на заседание совета и уволила пять его членов.
– Неужели она имеет право так поступать?
– Значит, имеет, – усмехнулась Марджи. – Без всяких объяснений приказала им убираться, только и всего. А потом дала интервью «Уолл-Стрит джорнал», где заявила, что все уволенные были некомпетентны. Они, разумеется, не стали терпеть оскорблений и подали на старую каргу в суд. Слушай, да неужели Митчелл не рассказывал тебе обо всей этой канители?
– Ни словом не обмолвился. Он никогда не говорит со мной о бизнесе.
– Да тут уже не бизнес, тут гражданской войной пахнет. Честно говоря, я никогда раньше не видела, чтобы Гаррисон так безумствовал. Довольно приятное зрелище, должна признать.
Женщины улыбнулись, как сообщницы, которым вся эта заваруха доставляет удовольствие.
– Слышала бы ты, как он кроет Лоретту, – продолжала Марджи. – Не удивлюсь, если мой дражайший супруг выдвинет ультиматум: или он, или она.
– А кто будет принимать решение?
– Вот уж не знаю, – рассмеялась Марджи. – А особенно теперь, когда Лоретта вышвырнула половину совета. Полагаю, в конце концов все упрется в Митчелла. Ему придется объединиться либо с любимым братцем, либо с обожаемой бабулей.
– Это все выглядит как-то... старомодно.
– Не старомодно, скорее феодально, – возразила Марджи. – Но так уж старик устроил, прежде чем удалиться на покой. Он сохранил за семьей всю полноту власти.
– А сам Кадм, он что, не имеет больше права голоса?
– Еще как имеет. Он до сих пор посылает Гаррисону распоряжения.
– И что, они не лишены смысла?
– Думаю, это зависит от того, сколько лекарств он перед этим принял. В последний раз, когда я его видела, старик пребывал в полнейшем маразме. Лопотал что-то о событиях пятидесятилетней давности. Кажется, он меня даже не узнал. А через три дня, если верить Гаррисону, он был как огурчик и соображал получше молодых. – Легкая тень пробежала по лицу Марджи. – По-моему, все это очень печально. Дожить до такой древности и не обрести покоя. Только и думать, что о своей чертовой империи.
– Может, он потому и живет так долго, что боится ее оставить? Боится, что без него все полетит в тартарары? – предположила Рэйчел.
– Может быть. Тем хуже для него, – кивнула Марджи. – Впрочем, они все такие. Помешанные. Воображают, что все держится исключительно на них.
– И Лоретта?
– Лоретта в первую очередь. Она за всеми следит.
– А ведь она не так уж и стара. Когда Кадм умрет, она вполне может выйти замуж во второй раз.
– Пусть лучше любовника заведет. Ей давно пора это сделать, – лукаво заметила Марджи. – Зачем лишать себя такого удовольствия?
Ты хочешь сказать... – протянула Рэйчел, пристально глядя на довольно улыбающуюся Марджи, – ...что завела любовника?
– А чем я хуже других? – смеясь, спросила Марджи. – Зовут его Денни. Не могу сказать, что я влюблена без памяти. Но этот парень приятно скрашивает однообразие моих, так сказать, унылых будней.
– А Гаррисон знает?
– Ну, если ты полагаешь, что я выложила ему все, как на духу, а он меня снисходительно одобрил, то ошибаешься. Но думаю, он догадывается. Мы не спим с Гаррисоном вот уже шесть лет – за исключением той сумасшедшей ночи после дня рождения Кадма, когда мы оба так расчувствовались, что захотели тряхнуть стариной. Естественно, мы оба ищем развлечений на стороне. И оба довольны.
– Понимаю, – кивнула Рэйчел.
– Вижу, бедняжка моя, ты шокирована? Прошу тебя, сознайся, ты в ужасе!
– Да нет, что ты... Я просто думаю.
– О чем же?
– О том, что... Мне надо с тобой посоветоваться. Знаешь, я хочу уйти от Митчелла.
Поразить Марджи было не просто, но тут она лишилась дара речи.
– Так будет лучше для нас обоих, – закончила Рэйчел.
– А Митчелл? Он согласен? – наконец выдавила из себя изумленная Марджи.
– Он еще не знает.
– И когда ты поставишь его в известность, прелесть моя?
– Когда решу, что мне делать дальше.
– А ты не думаешь, что проще последовать моему примеру? В Нью-Йорке так много хорошеньких мальчиков. Особенно среди барменов.
– Но меня они не интересуют, – ответила Рэйчел. – При всем величайшем уважении, которое я питаю... как, ты сказала, зовут твоего возлюбленного?
– Дэниел, – ухмыльнулась Марджи. – На самом деле его следует звать Дэн Великий Трахальщик.
– Так вот, при всем уважении к Великим Трахальщикам, я могу прекрасно обойтись без них.
– Но Митчелл хотя бы хорош в постели?
– Трудно определить, когда почти не имеешь примеров для сравнения.
– Господи, Рэйчел, надеюсь, ты не хочешь сказать, что он – твой первый и единственный мужчина?
– Нет.
– Значит, смазливый бармен тебе не нужен. А кто тогда тебе нужен?
– Хороший вопрос, – вздохнула Рэйчел и закрыла глаза, словно насмешливый взгляд Марджи мешал ей собраться с мыслями. – Думаю... – медленно произнесла она, – думаю, мне нужно... испытать более сильное чувство. Узнать, что такое настоящая страсть.
– А к Митчеллу ты не испытывала страсти?
– Я вообще не испытывала страсти. Не знала чувства, которое заставляет с радостью подниматься по утрам. Частенько мне хочется проваляться в постели весь день.
Марджи не ответила.
– О чем ты задумалась? – спросила Рэйчел.
– О том, что страсть – это весьма приятная тема для разговора, детка. Но если она действительно приходит – я говорю о настоящей страсти, а не о той, что в мыльных операх, – она меняет в твоей жизни все. Понимаешь, все. Это не так просто.
– Я к этому готова.
– То есть ты окончательно и бесповоротно решилась на разрыв с Митчеллом?
– Да.
– Можешь не сомневаться, получить у него развод будет не так-то просто.
– Может быть. Но думаю, он не захочет, чтобы наши имена трепали все газеты и журналы. И я, со своей стороны, сделаю все возможное, чтобы этого избежать. Я хочу лишь уехать подальше от этих Гири и зажить своей жизнью.
– А что, если тебе предложат другой выход?
– Не понимаю, о чем ты?
– Тебе позволят предаваться страстям, но при этом ты останешься Гири, чтобы избежать бракоразводного процесса. Чтобы не дать суду повода копаться в твоем грязном белье.
– Разве такое возможно?
– Возможно, если ты пообещаешь не разъезжаться с Митчеллом и сохранять видимость полной благопристойности. Он ведь намерен получить место в Конгрессе, а значит, его семейная жизнь должна быть чиста и безупречна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84