МАКСИМОВ:
- Внутрь "влетели" мгновенно, милицию обезоружили. Они стоят, глазами
хлопают. Командую: "Сдать оружие!" Вижу, милиционеры в шоке. Пришлось
объяснять: "Ребята, я понимаю, что значит сдать оружие, сам человек
военный. Но у меня есть приказ. А теперь будьте благоразумны, выйдите к
толпе и попытайтесь ее сдержать".
Они действительно вышли и сдерживали народ. И все-таки разъяренные
люди ворвались на первый этаж. Самое страшное - агрессивная молодежь. Все
пьяные. А нас перед ними пять человек.
Я был сверху, слышу - зовут, нужна помощь. Спустился, а у меня две
имитационные гранаты и больше ничего. Вытаскиваю одну из них,
предупреждаю: "Если вы не выйдите, бросаю". Провокаторы за спинами кричат:
"Не бойтесь, он не бросит, он врет. У них холостые патроны, это
взрывпакет!" И ведь знали и про холостые патроны, и про взрывпакет, только
почему-то потом газетчики говорили совсем другое. Мол, боевыми мы в них
стреляли.
В общем, бросил я эту имитационную гранату. От нее сильная вспышка и
дым, немножко пугает. Пока толпа замешкалась, мы выдавили ее из здания. На
выходе меня сфотографировали, потом мой портрет висел у Дома
правительства: приговорен к смерти.
М. КАРТОФЕЛЬНИКОВ
- Когда мы вошли в здание телебашни, ее защитники перед внутренней
лестницей выстроили баррикаду. Ручки кресел сцепили так, что растащить
невозможно. Телефон, свет отключили.
Первые две группы побежали вверх, а я задержался внизу. Вдруг два
оглушительных взрыва, видимо, бомбы-самоделки. Саша Евдокимов оглох, меня
взрывной волной ударило о стену.
Под утро, когда мы покидали центр, в нашу сторону велся сильный
автоматный огонь. Решили в "броне" ехать, вызвали бронетранспортеры. И
правильно сделали. Проезжая под мостом в Северный городок, подверглись
нападению: на один из бронетранспортеров обрушили бетонную глыбу.
На провокации мы не отвечали.
Из секретного отчета группы "А".
"После выполнения задания, обе группы в 03 часа 30 мин. возвратились
в расположение войсковой части 22238.
На обратном пути колонну обстреляли из автоматического оружия, один
из БТРов пытались поджечь."
Игорь Бунич утверждает иное. "Передав охрану телецентра десантникам,
боевики бросились к парламенту, где их ждал сюрприз, и весьма неприятный.
Здание парламента по призыву Президента Литвы Ландсбергиса окружили
десятки тысяч людей. Становилось ясно, что без армии здесь не
справиться...
Карпухин (вот уж воистину - раздвоение личности! - М. Б.) бросился к
коменданту города просить батальон десантников. Но доведенный уже до
истерики генерал-полковник Кузьмин заорал на коменданта, требуя немедленно
убрать боевую технику с улиц города. Операция провалилась."
Да нет, не провалилась. Если брать именно военную сторону, то
операция прошла успешно. Задачу, которая ставилась перед "Альфой", группа
выполнила. Крохотной горсткой людей она пробилась через многотысячную
толпу и отключила аппаратуру.
Однако возникает вопрос: ради чего парни рисковали собой? Ради каких
высоких целей погиб молодой лейтенант Виктор Шатских? Кто в конце концов
отдал приказ устроить грандиозную провокацию и бросить "Альфу" в
вильнюсское пекло?
На эти вопросы доселе ответов нет. Ни один из высоких руководителей
не взял на себя ответственность. Как повторял сатирик Михаил Жванецкий:
"Совсем не выговариваются слова: я вами руководил, я отвечаю за все".
Снова хочется "бросить взгляд за океан", послушать полковника Чарльза
Беквита. Вот что он рассказывает о совещании в Белом доме 16 апреля 1980
года, накануне операции в Иране "Пустыня-1" по освобождению американских
заложников.
"...После того как совещание закончилось, все встали. Президент
Картер обратился ко мне:
- Мне бы хотелось увидеться с вами, полковник Беквит, перед вашим
уходом.
В кабинете было очень тихо. Президент подошел ко мне.
- Я хочу попросить вас сделать для меня два одолжения.
- Сэр, все, что от вас требуется, это назвать их.
- Во-первых, мне бы хотелось, чтобы перед вылетом в Иран, вы собрали
всех ваших людей. Во-вторых, передайте им мое послание. Скажите, что в
случае провала операции, все равно по каким причинам, виноват в этом буду
я, а не они".
Ну как тут в очередной раз не позавидовать американцам. Прекрасные
слова сказал Президент. Он посылает людей на смертельно опасное дело - он
берет на себя всю полноту ответственности.
Как бы хотелось "Альфе" утром 14-го нечто подобное услышать из уст
своего Президента. Но М. С. Горбачев сказал, что узнал о случившемся
только рано утром. Сообщение о трагедии, оказывается, застало его
врасплох.
... Пройдет несколько дней и альфовцы похоронят своего боевого
товарища. Им будет о чем подумать у его могилы...
До августа 1991-го оставалось полгода. И кто знает, не лейтенант ли
Шатских своей трагической смертью спас жизнь Президента России Бориса
Ельцина?
Август перевалил за середину, а генерал Виктор Федорович Карпухин так
и не выбрал время съездить к отцу. Батя жил на даче, звал к себе хоть на
денек-другой. А сын... "Непутевый сын", - подумал про себя Виктор
Федорович и решил: завтра, в субботу, хоть камнепад с неба, он едет к
старику.
Ведь ждет его отец! Будет слушать, склонив седую голову. Виктор
Федорович недавно вернулся из Карабаха: эх, что видел-перевидел, стоит ли
травмировать отцовское сердце? Но ведь ничего не поделаешь - придется
рассказывать, разволнуется батя. Да какое уж тут спокойствие, когда в
мирное время гибнут люди.
Виктор понимал, как горько будет слышать все это отцу. Так же горько
рассказывать сыну.
"За что ж мы воевали, за что? - в который раз будет спрашивать отец.
- Чтоб все вот так пошло прахом?"
Тяжко ему, фронтовику, полковнику в отставке Федору Карпухину,
который встретил войну в первый ее страшный день у города
Стрый на Львовщине, глядеть на то, что творится в стране. Отец
никогда ни в чем не упрекал Виктора. Да и в чем упрекать: сын-то,
отцовская гордость, - генерал, командует орлами, которые и в огонь и в
воду... И сам Виктор в огне бывал, под пулями, смерти в лицо заглядывал. И
все же, все же, все же...
На них, сорокалетних, разве нет вины за то, что творится сегодня в
стране? Думал над этим Карпухин-младший, думал...
Ну в чем, собственно, его, Виктора Карпухина, генерала КГБ,
начальника антитеррористического подразделения вина?
Вырос в гарнизонах - на чемоданах, на коробках, на скрипучей
солдатской кровати с инвентарными хозномерами. Иного не знал, не ведал.
Рано научился стрелять, водить мотоцикл. Хлебал щи да кашу из солдатского
котелка.
Помнит: все в семье было подчинено интересам отцовской службы. И годы
вынужденной безработицы для матери, и двенадцать школ, которые сменил он
за десять лет учебы. Перед ним никогда не стояло проблемы - с кого делать
жизнь? Конечно, с отца. И Виктор закончил Ташкентское танковое училище с
золотой медалью. Волей судьбы единственный из выпуска попал в КГБ. Приехал
в Москву, получил распределение в пограничное училище. Служил командиром
взвода, роты. Получил основательную практическую подготовку.
В те годы пограничные войска интенсивно комплектовались техникой,
боевыми машинами, приходилось мотаться по военным заводам, получать танки,
бронетранспортеры, осваивать их, обучать курсантов.
Несмотря на занятость, Виктор Федорович закончил пединститут. Как
иначе: подчиненных в роте 300 человек. Хочешь не хочешь, надо быть
педагогом.
С группой "А", с первым командиром этой группы Героем Советского
Союза Виктором Бубениным их свела жизнь на танкодроме пограничного
училища. "Альфовцы" учились водить боевую технику. Карпухин помогал им,
консультировал, учил. И признаться, не подозревал, что майор Бубенин давно
приглядывался к нему.
"Альфе" нужны были люди, знающие технику. Так он стал бойцом группы
антитеррора. Карпухину казалось, что после рутинной казарменной жизни -
бесконечных подъемов и отбоев, учений, занятий, вождений - его ждет полная
романтики жизнь. Но увы, опять занятия, срочные вызовы, непрогнозируемые
ситуации. И работа над собой - тяжелая, изнуряющая.
Крестил его огнем Афганистан. Как остался жив? Виктор сам потом не
раз задумывался над этим. Все смешалось воедино: удача, военная смекалка,
отменная подготовка и даже чудо, когда аминовский гвардеец располосовал бы
ему грудь автоматной очередью, но кончились у него патроны. Война.
Жестокая, страшная, бессмысленная...
Вернулся он с той войны Героем. Дослужился до больших чинов, стал
начальником группы, обогнал отца, вышел в генералы. Хотя старик любит
подтрунивать над ним, мол, что у тебя за огневая мощь - автоматы,
пистолеты, имитационные гранаты, то ли дело мой артиллерийский полк!
Виктору оставалось только согласиться: полк, да еще артиллерийский, и
вправду сила. "Как-то будет завтра, - думал Карпухин, возвращаясь вечером
домой, - снова станет хвалиться отец артмощью полка?"
"Завтра" началось для генерала Карпухина с раннего звонка дежурного
по подразделению. Командира "Альфы" вызывал к себе начальник 7-го
управления КГБ генерал-лейтенант Расщепов.
Карпухин в сердцах чертыхнулся. Вызов к Расщеповуне предвещал ничего
хорошего. Пропадал день, опять откладывалась поездка к отцу. "Нет уж,
черта с два, - твердо решил он, - если я остаюсь в Москве, все равно
вырвусь к старику хоть на часок".
Карпухин ехал по Москве - от Парка культуры по Садовому кольцу гнал в
центр, на Дзержинку, к зданию комитета. Машин было немного: суббота,
август, время отпусков. Пытался угадать - зачем понадобился начальнику
управления. В группе все в порядке, если эти бесконечные командировки в
"горячие точки" можно назвать порядком. Стоп! А вот и ответ на вызов
Расщепова. Во вчерашней сводке - информация о захвате заложников в
Закавказье. Значит, опять Закавказье. Он попытался вспомнить подробности
захвата, но подробностей вроде бы не было. Так просто, одна строчка в
оперативке.
"Боже мой, раньше сообщение о захвате заложников ставило на уши КГБ,
МВД, а теперь всего лишь строка в сводке. Короткая строчечка в несколько
слов".
Он оставил машину в переулке и вошел в серое здание. Поднялся на
нужный этаж, прошел мимо приемной председателя КГБ. Сюда в восьмидесятом
году, после Афганистана, его, майора Карпухина, пригласил Андропов. Юрий
Владимирович обладал удивительной способностью расположить к себе человека
- не прошло и пяти минут, как Виктор Федорович напрочь забыл, что перед
ним всемогущий министр госбезопасности, один из первых людей государства.
Андропов хотел знать истину. Генеральских докладов об Афганистане он
наслушался вдоволь. Пригласил на беседу очевидца, кто шел в числе первых в
атаку.
Странно, но ему до сих пор кажется, что никто потом, кому он
рассказывал об Афганистане, о штурме дворца Амина, не слушал его более
заинтересованно и внимательно, чем Андропов.
Карпухин еще не знал, что спустя некоторое время он вновь окажется в
приемной председателя комитета. Только теперь его, боевого генерала, Героя
Советского Союза, не только не соизволят выслушать, но даже, что
называется, не пустят на порог.
Но пока он ничего не знал, он шел к своему начальнику, прикидывая,
кому из бойцов группы предстоит командировка в Закавказье.
Однако Расщепов повел разговор совсем о другом. Он поинтересовался
боеготовностью группы, количественным составом, нашел на карте Московской
области военный аэродром "Чкаловский". Спросил, знает ли Карпухин
расположение зданий и помещений аэродрома.
Признаться, Виктор Федорович таким вопросам не удивился. Президент
России возвращался из поездки и сотрудников группы вполне могли привлечь к
охране Ельцина.
Расщепов подтвердил догадку: оказывается, намечалась встреча
руководителей Союза с Президентом России. Следовало усилить охрану.
Усилить так усилить. Карпухин по приказу начальника управления
отправился в Министерство обороны, правда, предупредив Расщепова, что
сегодня собирается загород. Расщепов не возражал, просил только постоянно
быть на связи. Это еще раз утвердило Карпухина в мысли, что ничего
серьезного не намечается. Иначе его бы никак не отпустили из Москвы.
В Министерстве обороны поставили задачу: подготовить группу в
тридцать человек "для охраны предстоящего мероприятия". Уточнили: адрес
встречи может измениться, не исключается, что переговоры пройдут либо во
Внуково, либо в Архангельском. Какая это будет встреча, кто участвует в
ней, имена, фамилии не назывались. Карпухин не спрашивал: за время работы
в КГБ привык знать ровно столько, сколько положено.
Во второй половине дня он уехал за город, к отцу. Они встретились,
поговорили. В воскресенье генерал возвратился, проверил готовность группы,
выделенной для охраны. Встревожило то, что все руководство КГБ находилось
на своих рабочих местах.
В 2 часа ночи Карпухина и начальника управления Расщепова вызвал к
себе первый заместитель Председателя комитета Грушко. Вновь была
подтверждена поставленная задача.
Возникает вполне логичный вопрос: какого черта двух генералов КГБ -
командира суперсекретного антитеррористического подразделения и начальника
7-го управления свои же руководители двое суток водили за нос? Но только
ли их? Маршал Шапошников, которого вряд ли можно заподозрить в симпатиях к
гкчепистам, вот как рассказывает о роковом заседании коллегии Министерства
обороны утром 19 августа, где и было принято решение о введении войск в
Москру: "Сидим и не понимаем: что делать, как быть? Да он (маршал Язов) и
не дал, в общем, времени рассуждать. Язов говорил коротко, буквально 10-15
минут... Вышел, объявил, что Горбачев болен, завтра подписание Союзного
договора, но в этой ситуации подписывать его нельзя. А чтобы успокоить
людей, вводится чрезвычайное положение... Войска - в повышенную боевую
готовность. Действуйте! Задавать вопросы он не позволил, да никто в общем
и не стремился, будем говорить прямо...
Вышли к машинам и разъехались. Больше ни слова. Боимся друг друга, ну
что тут делать..."
Вот так, а ведь на коллегию собрались самые высокопоставленные
военные чиновники страны: заместители Министра обороны, главнокомандующие
видами Вооруженных Сил. А Язов и говорил-то с ними всего несколько минут.
И - вопросов не задавать!
Примерно то же самое происходило и в высшем эшелоне КГБ. Напрасно
кто-то думает, что с Карпухиным долго возились, уговаривали, агитировали.
Приходилось встречаться с Виктором Федоровичем зимой 1991-го, через
несколько месяцев после путча. Он говорил примерно то же, что и
Шапошников: "Сидим и не понимаем..."
Но ночью с 18-го на 19 августа все вроде было ясно, действовали по
заранее намеченному плану, который, кстати, не вызывал ни у кого особых
подозрений. В 4 часа утра от Крючкова поступила команда: выдвинуться в
район дачного комплекса "Архангельское", при необходимости усилить посты
охраны.
Карпухин отобрал 60 человек и выдвинулся. Остановились километрах в
трех от поселка, ждали указаний.
С этих пор начинаются легенды и выдумки о подразделении "А", которые
сегодня можно собрать в удивительную в своем роде книгу под названием
"Сплетни о группе "Альфа".
Первая из этих сплетен была поистине сенсационной, она перетекала из
газеты в газету, ее подтверждали весьма уважаемые люди, якобы сами бывшие
очевидцами этого исторического события. Оказывается, "спецназовцы" (как
нередко называют бойцов группы "А") опоздали арестовать Ельцина И его
соратником на даче. Назывались даже драматические минуты, когда Борису
Николаевичу удалось ускользнуть из лап КГБ.
Вот свидетельство Анатолия Собчака: "Едем быстро. Слава Богу,
десантников уже нет. То ли поехали нас брать, то ли это другая группа
захвата опоздала на усовскую дачу (как потом узнали мы, на 10 минут)".
Попытаемся выяснить истину. Сигнал "Сбор!" прозвучал на базе "Альфы"
в 4 утра. Группа "А" - подразделение сверхмобильное, хорошо оснащенное,
имеющее в своем составе высокопрофессиональных водителей. Они в городе,
при загруженности дорог, способны передвигаться быстро и уверенно, а тут
раннее утро, трассы практически пусты, до дачи Ельцина рукой подать -
всего 30 километров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31