- Отношения с Бабраком сложились самые добрые, совсем не такие, как у
службы безопасности с охраняемым, а скорее, как у соратников. Мы были
рядом с ним всегда, в самые трудные дни. 14 декабря, по тревоге, почти на
руках выносили их всех из капониров, сажали в самолет.
В феврале, когда в городе было неспокойно - жгли машины, обстреляли
наше посольство, убили несколько советских граждан, а оппозиция, собрав
под зеленое знамя ислама тысячи людей, двинула их на дворец Арк, - готовы
были умереть, защищая Бабрака.
В день празднования Саурской революции на трибуне за спиной Кармаля
стоял наш Володя Тарасенко. Мы отдали ему бронежилет. И случись покушение
- нет сомнений, Володя пожертвовал бы собой. У него и задача была: если
что - закрываешь собой Бабрака.
Все это Кармаль видел, понимал и отвечал теплом и благодарностью.
23 февраля у Юры день рождения. Помню, его поздравить пришел весь
Ревсовет: Бабрак, Анахита, Нур, Глябзой... А когда Анахита возвратилась из
долгой зарубежной поездки, на аэродром от всех нас поехал встречать ее
Изотов. Он привез огромный букет роз, но подойти не решался: там, впереди,
стояли руководители государства, посол Табеев. Словом, официальная
церемония. И вдруг Анахита видит его в толпе, отталкивает Табеева и с
криком: "Юра!" - бросается к Изотову.
На следующий день нас вызвал к себе и "пропесочил" генерал Иванов: вы
что там себе позволяете?..
Думаю, если бы мы были просто наемными охранниками, к нам не
относились бы с такой теплотой и уважением.
А потом ведь не надо забывать, что группа улетала на неделю, из этого
расчета взяли и пищу, и одежду, в Союзе остались неотложные дела.
Головатов учился в институте физкультуры, у него "горели" госэкзамены, у
другого - учеба в школе КГБ, у третьего еще что-то. У всех на Родине
остались семьи, дети. Да и к тому же мы не "девятка", не специалисты по
охране руководителей, потому просили нас заменить. По этому поводу я
звонил генералу Бесчастнову, написал рапорт. Нам несколько раз назначали
отъезд, но всякий раз откладывали по просьбе Бабрака.
Последний срок был в феврале. Мы, что называется, упаковали чемоданы,
собрали сувениры, попрощались, но вновь обострилась обстановка и Кармаль
наотрез отказался нас отпустить. Сказали так: остаетесь до мая. Но, увы,
прошел май - а мы по-прежнему несли свою нелегкую службу.
В последний день июня в нашу честь устроили прощальный банкет, на
котором присутствовали посол Табеев, генерал Иванов, нас одиннадцать
человек и почти все высшее афганское руководство. А 1 июля мы покинули
Кабул. Юрий ИЗОТОВ:
- Каждый из одиннадцати наших ребят был готов закрыть собой Бабрака.
Скажу о себе: я всегда находился в таком месте, откуда смог бы в считанные
секундыуспеть добраться до Бабрака и заслонить его. В подобных ситуациях
оружием пользоваться сложно и поэтому главное - постоянно держать
кратчайшее расстояние между собой и им. Думаю, мне это удавалось.
Как-то Бабрак присутствовал на партийном собрании в театре. Нас
предупредили накануне: готовится террористический акт. Представляете наше
состояние. Мы, конечно, подняли на ноги национальную гвардию, сами сели в
зале, чтобы контролировать ситуацию.
Начинается собрание. Бабрак выходит к трибуне и в зале неожиданно
гаснет свет. Следующее действие, которое я ожидал, - взрыв гранаты. Этого,
к счастью, не произошло. Но тем не менее пришлось его окружить, закрыв
собой, увести за кулисы.
Были, конечно, и другие острые моменты. На параде, посвященном
празднику революции, на противоположной от трибуны стороне улицы, на крыше
дома, вдруг появляются вооруженные люди. Мы придвигаемся к Бабраку. Нервы
напряжены до предела.
Оказывается, национальные гвардейцы проявили инициативу. Вот только
их командир забыл об этом нас предупредить.
А вообще новая национальная гвардия, которую набрали из партийных
активистов, была очень слабо подготовлена. Кармаль как-то даже просил
меня, чтобы я научил их чему-то, провел занятия. Бабрак доверял нам
больше, чем любому афганцу. Вот такие полярные мнения. Где истина? Не
берусь судить. Констатирую только факты, а уж читатель пусть сам сделает
выводы.
...С возвращением подразделения Шергина, казалось бы, афганская
эпопея для группы "А" завершилась. Тем более, дома своих дел оказалось
невпроворот - открывалась Московская Олимпиада. Еще свеж был в памяти
Мюнхен, захват и зверский расстрел палестинскими террористами израильской
борцовской команды. Ничего подобного Советский Союз допустить не мог. И
потому уже на следующий день после прилета группу Шергина вызвал к себе
начальник Управления генерал Бесчастнов. Он поблагодарил за службу, а
потом сказал:
- Сынки, денек отдохните, а 4 июля все на обеспечение безопасности
Олимпиады.
Семь месяцев находились они вдали от дома, от семьи. Один день - с
семьей, и вновь в казарму. Иного было не дано. Группа антитеррора снова
шла в бой.
Романов сидел, как оглушенный. Анонимка. Грязная анонимка. Генерал
Бесчастнов зачитывал отрывки. Боже мой, в чем только его не обвиняли! В
мародерстве, в воровстве, в том, что Карпухин и Берлев грабили убитых, а
деньгами делились с ним. Ну а он их, конечно же, прикрывал.
- Вот такие пироги, - грустно сказал Бесчастнов, укладывая анонимку в
конверт.
Если бы увидел сейчас Романова его друг, боксер Глеб Толстиков, он
безошибочно определил бы: "Нокдаун, поплыл Миша".
Михаил пытался прийти в себя. Как же так, он всегда держал удар.
Жизнь не раз била жестоко, больно. Но тут совсем иное: удар бандитский,
из-за угла... А ведь было предчувствие. Было, черт возьми. Многое
переменилось в жизни после афганской командировки.
В группе появились люди, которых связывала война, боевое дело, смерть
товарищей. Ну и что? Они разве требуют для себя каких-то поблажек, особого
отношения, льгот? Нет, и быть того не может. На учениях, занятиях всегда
впереди, дисциплина отменная, ну а то, что недовольны придирками, так кто
ж станет рукоплескать странному требованию вернуть спорткостюмы,
изодранные в бою и промокшие от крови. В Кабуле они и бросили эти
злосчастные костюмы. До того ли было. Оказалось - казенное имущество, хоть
назад за ними в Кабул беги.
Но дело, конечно, не в придирках. Все значительно серьезней. Кто-то
не может смириться с мыслью, что Миша Романов, всегонавсего майор, и вдруг
Герой Советского Союза. Ну, взяли они этот дворец, взяли... А что было
потом?
Вот потом и начинается самое интересное - оказывается, стали
обшаривать мертвых, грабить, мародерствовать. Под шумок, так сказать. И
Романов, как командир, потакал, закрывал глаза. Значит, и у самого рыльце
в пуху. Какой же он после этого герой? Да его не награждать, а судить
надо.
"Судить, - усмехнулся про себя Михаил мелькнувшей безумной мысли, -
это, пожалуй, самый лучший выход. Костью в горле стал Романов".
- Михаил, ты особо гриву не опускай, - сказал Бесчастнов. - Не верю я
тут ни одному слову.
И Алексей Дмитриевич постучал для убедительности по конверту. Романов
горько покачал головой.
- Андропов тоже не верит, - продолжал генерал. - Приказал найти
анонимщика. Назначены следователи. Будешь идти от меня, зайди к ним.
Михаил Михайлович покинул кабинет Бесчастнова. На белый свет глядеть
не хотелось. Уехать бы куда-нибудь в тайгу, в пустыню. Кто же это мог?
Перебирал фамилии, лица. Он никого не подозревал. Страшно об этом было
подумать. Все вместе шли в бой, на смерть. Вспомнился Валера Емышев,
приткнувшийся в уголке у стенки с оторванной рукой, в кровавых бинтах,
вспомнился Леша Баев, с простреленной шеей, Паша Климов на носилках.
Нет, ни в ком из этих людей он не мог сомневаться. И все-таки
анонимка существует. Кто-то же настрочил. Ее уже прочли Андропов,
зампреды, Бесчастнов, стало известно в других подразделениях комитета.
Люди разные. Те, кто был рядом, знают правду. А те, кто не был?
Некоторые уже шарахаются, руку подать боятся. Еще бы: мародер!
Романов, наконец, нашел нужный кабинет. Ну вот, теперь его допросят.
И хоть сказал Бесчастнов, якобы, комиссия создана, чтобы найти анонимщика,
Михаил Михайлович понимал, сначала ему самому надо отмыться. А анонимщик?
Где он, кто он? Найдут - не найдут.
Постучал в дверь кабинета. Вошел. За столом сидел угрюмый мужчина.
Кивнул: присаживайтесь.
- Та-ак, - сказал следователь и вытащил из ящика стола какуюто папку,
- майор Романов Михаил Михайлович...
Давненько его так официально не величали. В последний раз генерал
Дроздов из дворца по радио докладывал Москве, мол, майор такой-то,
фамилия, имя, отчество, командир группы - возглавил, обеспечил, увлек
личным примером. Правда, тогда его имя звучало в другом контексте, рядом
со званием Героя Советского Союза.
"Какая короткая у нас дистанция от Героя до преступника", - подумал
вдруг Романов.
- Неприятно все это, Михаил Михайлович, - посочувствовал следователь,
- но что делать...
- Да ладно, понимаю, не первый год в комитете работаю.
- Ну тогда припомните: как в кармане у Балашова оказалось пять тысяч
афганей? Имел место такой факт, вам он известен?
Аноним знал и это? Сколько же человек знало о деньгах - трое,
четверо, ну пятеро самое большее. Хотя он не прятал их, получил под
расписку в посольстве на всю группу, передал Балашову. Потратить не
успели, некогда было. Оказывается, их так и нашли целехонькими - пачку
новых купюр в грязном, окровавленном комбинезоне Балашова. Забыл о них
Олег. После боя сбросил "робу", а о деньгах и не вспомнил. Хотя были это
их кровные афгани, специально выданные на карманные расходы, а не
мародерские, ворованные. Но слушок покатился: нашли, мол, пачки денег,
распиханные по карманам. Следователь что-то пометил в деле и задал новый
вопрос:
- Михаил Михайлович, возвращались вы из Афганистана во Внуково?
- Да...
Это он помнил хорошо. К посадке во Внуково уже пришел в себя,
страшные почечные боли немного затихли. Наверное, помогли уколы, которыми
мучила его медсестра во время полета. Да и лежал он, как король, на
диване. Хотя, когда его внесли на носилках в самолет, не только лечь -
сесть негде было. Романов с удивлением увидел самолет, забитый людьми, как
оказалось, тоже сотрудниками комитета.
"Откуда они здесь? Чем занимались, когда четыре десятка его да
семеновских ребят шли на двести гвардейцев?"
Глеб Толстиков опустил ручку носилок.
- Глянь, Миша, а ты говорил, не с кем в атаку идти. Люди, сидящие на
диване, молча встали.
- Значит, во Внуково? - переспросил следователь. Романов еще раз
подтвердил.
- Вы были больны?
- Камни из почек пошли...
- А домой заезжали из аэропорта? В анонимке написано, мол,
драгоценности завезли...
Михаил Михайлович чувствовал, что сейчас сорвется. Ярость подкатывала
к горлу.
- Завозил, - прошептал Романов, - вонючие кальсоны, все в крови,
заехал сменить. Дом мой рядом с аэродромом. Ну и золото с бриллиантами,
конечно, забросил...
Больше следователь его не спрашивал. Отпустил с миром. И на том
спасибо. Романов уехал на дачу. Пытался как-то отвлечься, брал молоток,
топор, но через час-другой видел себя на дачном крылечке, вспоминающим
заново Афганистан, дворец Амина, бой... Опять, в который раз, он мысленно
бежал по лестнице, вновь
катилась под ноги граната, страшно кричала женщина: "Амин! Амин!" и
Яша докладывал по рации: "Главному - конец!"
Помнится, они вышли из дворца, закурили. Берлев с Карпухиным решили
вытащить труп из лифта. Они положили его тут же на пол, вынули документы.
- По-моему, партийный билет. - Берлев протянул Карпухину тонкую
книжечку.
Виктор раскрыл ее. Строки арабской вязи, чернильные росчерки. Полчаса
назад, окажись у обладателя этого партбилета хоть один патрон, он срезал
бы Карпухина, как куропатку на взлете. Но судьба сберегла капитана.
Романов видел, как рассматривали они документы убитого, хотел подойти
сам, полюбопытствовать, но кто-то остановил его резким рывком за рукав
куртки. Оглянулся. Перед ним стоял человек лет пятидесяти, а может и
старше, одетый в армейскую шинель с погонами сержанта. Лицо его зарделось
от возмущения, глаза - до сих пор помнит Романов эти глаза -
леденяще-холодные, сверкали какимто яростным блеском.
Михаил Михайлович вспомнил: это был сотрудник особого отдела КГБ, он
как-то подвозил его на своей машине. Но что ему здесь надо?
- Товарищ майор, чем занимаются ваши люди?
- Только что вышли из боя...
- Это не имеет значения. Они мародерствуют. Я видел, как они шарят по
карманам убитых.
И тут же "особист" закричал в темноту, услышав чьи-то голоса:
- Не трогать, ничего не трогать! Здесь все отравлено.
- Слушай, чего ты орешь? - устало проговорил Романов. - Оставь
мужиков в покое. Не нужны нам афгани. Мы целый мешок драгоценностей во
дворце нашли. Целый мешок, понял? Хочешь, тебе сдам или обратно отнесу. А
сейчас уйди от греха. "Особист" с ледяными глазами, опасливо оглядываясь,
отошел. "Может, этот гад настрочил? - подумал Михаил Михаилович. - Может.
Но попробуй докажи".
Так он и промучился весь день, ночь, а в понедельник утром позвонил
Бесчастнову, попросился на прием. Войдя в кабинет, положил на стол перед
генералом латунный шарик от дверной ручки, который подобрал после боя во
дворце. Начальник управления поднял глаза:
- Что это?
- Драгоценности, которые я вывез из дворца...
...Романов возвращался в расположение группы. Теперь стало ясно: из
подразделения придется уйти. Куда? Может, в прежнее свое управление? Там
его знают, помнят. Жаль, конечно. Роднее и ближе "Альфы" нет для него
коллектива. Сколько сил и пота вложено в подготовку бойцов. Ведь в мире ни
одна группа антитеррора не выполняла подобных задач. Как это сказал
Табеев, посол Советского
Союза в Афганистане? Они после боя, помнится, лежали в госпитале.
Справа Серега Голов с девятью ранениями, слева Коля Швачко.А он посредине
с больными почками корчился. Услышал сквозь боль, словно прошелестело:
"Посол, посол..." Открыл глаза, Табеев склонился над ним:
- Ты меня видишь, сынок?
- Вижу...
- Слышишь?
- Слышу...
- Спасибо тебе и парням твоим. Сделали все четко. Ни одна разведка в
мире понять не может: кто и какими силами провел операцию. Потом у вас
будут ордена, медали. Но не это важно. Главное в жизни вы смогли
совершить. Запомни, что я сказал...
Пройдут годы. Многое изменится в судьбе майора КГБ Романова и его
подчиненных. Изменится и взгляд на Афганистан. Неизменным, святым
останется кровь, пролитая на ступенях дворца. Знать бы, ради чего она была
пролита...
Подтвердилось пророчество посла по поводу орденов. Долго, как колоду,
тасовали списки представленных к наградам.
Вначале к званию Героя представили семерых: Бояринова, Козлова,
Карпухина, Романова, Голова, Семенова и Полякова.
Анонимка вышибла из списков Романова. Комиссия, назначенная
Председателем КГБ Ю. В. Андроповым, злоумышленника не нашла, правда,
Михаила Михайловича вчистую оправдала. Но Героя не дали. Командир
подгруппы "Зенит" Яков Семенов вылетел вообще из "героических" списков в
"краснознаменные".
28 апреля 1980 года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР,
которым за успешное выполнение специального задания Советского
правительства и проявленные при этом мужество и героизм звание Героя
Советского Союза было присвоено:
- Бояринову Григорию Ивановичу (посмертно),
- Карпухину Виктору Федоровичу,
- Козлову Эвальду Григорьевичу.
Золотая Звезда за N 11431 была вручена семье полковника Бояринова. Он
навсегда останется в нашей истории первым Героем афганской войны.
Карпухин и Козлов получат свои звезды в Кремле 21 мая 1980 года из
рук первого заместителя Председателя Президиума Верховного Совета СССР
Кузнецова.
Вместе с ними ордена Ленина будут вручены Романову, Голову и
Полякову.
Вручение наград в Кремле дело хлопотное. В первую очередь для тех,
кому вручают. Как шутили в "Альфе", ребята волновались не меньше, чем при
штурме дворца. А уж инструктировали их до посинения: руку не жать,
вопросов не задавать, не обнимать, не целовать. Спасибо, что дышать
разрешили. Отчего же такие страсти?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31