"Пойдемте, там медпункт открыли".
Поднял меня солдат под мышки, поковыляли. Медпункт открыли в одной из
угловых комнат дворца, там прислуга, кажется, жила, а поводырь перепутал
дорогу и потащил меня к центральному входу.
Зашли внутрь, темно, опять та же лестница, где Якушева убило.
Стрельба, гранаты бухают. "Э, парень, - говорю, - куда ты меня привел, я
уже здесь был".
Потащились назад, нашли медпункт. Наша женщина-врач сразу уложила
меня, поставила капельницу. Я выпил графин воды. Лежу под капельницей,
вроде чуточку полегчало. "Эх, закурить бы еще". Она говорит: "Подожди, еще
накуришься". Ну а после оказалось не до курева.
Смотрю, приносят Бояринова. Я его знал, поскольку в Высшей школе КГБ
учился. Койка моя рядом, повернул голову, смотрю, а Григория Ивановича не
узнать, все лицо в крови. Доктор подошел, пощупал пульс, склонился,
постоял, потом накрыл простыней... Вот и все. Убили солдата.

Дворец Дар-уль-аман Михаил РОМАНОВ:
- Появился Яша и его "зенитовцы". Собрались: Эвальд Козлов, Сергей
Голов, Миша Соболев, Плюснин, Гришин, Филимонов.
Во дворец проникли через одно из окон. Непонятно, кто откуда ведет
огонь. Во дворце много дверей из толстого стекла, без всякого обрамления.
Увидев впереди мелькнувшие тени, бросаешь гранату, чтобы расчистить путь,
но граната отскакивает, как колобок, и катится тебе же под ноги.
Соображай, что делать - пригибаться, падать на пол, прятаться в стенных
нишах?
В составе этой группы нам удалось прорваться на второй этаж. Бросишь
гранату - и вперед. По звуку определяли, где наш автомат работает, где
чужой. Однажды в журнале я прочел, что очередная этажная площадка, на
которую мы поднялись, была залита кровью. Не знаю, каким образом это стало
известно - никто из пишущей братии дворец не штурмовал. Возможно, автор
фантазировал, если это так, то он попал в точку.
Эвальд КОЗЛОВ, Герой Советского Союза:
- Вообще, впечатления от событий, восприятие действительности в бою и
в мирной жизни очень разнятся. Года через два, в спокойной обстановке,
вместе с генералом Громовым я ходил по дворцу. Все выглядит по-другому,
совсем иначе, чем тогда.
В декабре 1979 года мне казалось, что мы преодолевали какие-то
бесконечные потемкинские лестницы, а оказалось - там лесенка узенькая, как
в подъезде обычного дома. Как мы всемером шли по ней - непонятно. И,
главное, остались живы.
Так случилось, что я шел в бой без каски и бронежилета. Теперь жутко
представить. А в тот день и не вспомнил. Казалось, внутри я опустел, все
было вытеснено и занято одним стремлением - выполнить задачу. Даже шум
боя, крики людей воспринимались иначе, чем обычно. Все во мне работало
только на бой, и в бою я должен был победить.
Сергей КУВЫЛИН:
- Я перекрывал коридор. В конце его - металлическая винтовая
лестница. По ней наши ребята не должны были идти, ноя на всякий случай
кричал: "Миша!" Это наш условный сигнал.
Спустя некоторое время прибежали Карпухин с Берлевым. Берлев остался
со мной, залег в противоположном конце коридора, а Карпухин поднялся на
второй этаж. Там по-прежнему шел бой.
Николай БЕРЛЕВ:
- Ребята, проскочив на второй этаж, распахивали двери и бросали в
кабинеты гранаты. Они уже прошли по коридору вперед, когда сзади них в
коридор выскочил Амин - в адидасовских трусах и в маечке. Думаю, он уже
был смертельно ранен.
Когда закончился бой, ко мне подбежал Сарвари, весь дрожит, трясется:
"Пойдем, посмотрим Амина". Поднялись наверх, посмотрели, да, действительно
убит. Сарвари обрадовался, руками начал размахивать. Подбежал к пленным
афганцам, что-то возбужденно тараторит. Все, он совершил переворот, он
герой! А ведь и Сарвари и Гулябзой в бою не участвовали, сидели в БМП,
невозможно было вытащить никакой силой.
Нам с Карпухиным пришлось еще разыскивать во дворце начальника
гвардии, майора Джандата, того самого, который предал Тараки. Именно
Джандат отдал приказ об уничтожении руководителя страны, что и исполнили
офицеры гвардии.
Помнится, заглядываем в одну комнату, в другую. Показалось:
шевельнулась штора. Отодвинул ее стволом автомата и вижу перед собой
начальника гвардии.
- Витя! - кричу Карпухину, - Джандат!
- Я врач, врач! - испуганно орет человек, похожий на Джандата.
Вправду оказался врачом, потом внизу помогал раненым. А ранены были
практически все. Емышеву оторвало руку, у Алексея Баева прострелена шея,
Кузнецов получил серьезное ранение в ногу. Коле Швачко осколок попал в
зрачок глаза. У Сергея Голова девять пулевых и осколочных ранений.
Я, когда улетал из Москвы, бросил в рюкзак две бутылки водки.
Закончился бой, говорю Карпухину: "Виктор, пойдем выпьем". Он даже не
поверил: "Да ты что?" Хвать рюкзачок, а водку-то сперли. Я понял кто.
Прижали одного, другого сержанта из "мусульманского батальона" - те
вернули. Выпили за окончание боя, афганцам налили, врачу, которого приняли
за Джандата.
Ну посидели, поговорили, вдруг слышим: "щелк!" А в тишине после боя
хорошо слышно. Такое впечатление, будто кто-то холостой спуск сделал.
Пошли, открыли лифт, а там раненный афганец. Взяли его автомат -
действительно, ни одного патрона. Вот почему мы с Виктором в живых
остались - будь у него патроны, срезал бы одной очередью. Улыбнулась,
стало быть, судьба.
Кстати, не один раз улыбнулась. Когда я бежал по коридору, пуля
разбила магазин автомата. Патроны рассыпались. По сути, безоружный, стою
на коленях, собираю патроны. На счастье рядом Сережка Кувылин оказался:
"Дед, что случилось?" - И рожок мне свой дает. Только я взял, смотрю: из
дверей вылетает гвардеец. На долю секунды его опередил.
Сейчас музей организовали, лежит на стенде мой разбитый магазин.
Считайте, дважды я с ним умирал и дважды рождался.
Яков СЕМЕНОВ:
- Бой был тяжелый. И последующая ночь прошла в перестрелке. Из моих
ребят отличились Володя Рязанцев из Смоленска, Дроздов,
Быковский. Многие оказались ранены, контужены. Сказать, что все
ребята были смельчаки, герои - не могу. Кто-то шел вперед, кто-то держался
сзади.
Отдельный пост полка жандармерии Павел КЛИМОВ:
- Очнулся в очередной раз. Идет бой, лежу на земле, вокруг никого
нет, все ушли. Встал, смог еще встать. Помню, что где-то здесь должны быть
наши бронетранспортеры. К ним и пошел.
Меня сильно знобило. Позже сказали врачи, что потерял три литра
крови. Кое-как добрался до боевых машин и солдатам говорю: "Плохо мне,
ребята!" Меня в машину положили, там труба горячая, ноги поставил, а руки
заледеневшие солдат согревал своим дыханием. Сидел все время со мной и
дышал на руки. После я отключился надолго. Пришел в себя на минутку, уже в
медсанбате, кто-то спрашивает: "Пить хочешь? Каши хочешь?" - "Хочу!"
Глотаю, а пищевод-то пробит, снова шок, отключаюсь.
В посольстве на минутку очнулся, когда вливали кровь. А потом, в
Ташкенте, не могли носилки вытащить со мной, так я решил сам подняться,
помочь...
Штаб Военно-Воздушных Сил Анатолий САВЕЛЬЕВ:
- Прошел уже час с небольшим, совсем стемнело, все стихло. Мы решили,
что стрелять некому, все арестованы, однако ошиблись. Вблизи штаба
располагалась курсантская казарма, оттуда и открыли огонь. Выстрелом из
гранатомета прошили броню нашей БМДэшки, которая стояла у штаба. Погиб
молодой солдат-десантник. Здесь я в первый раз увидел смерть в бою,
залитый кровью комсомольский билет.
Старались на выстрелы не отвечать. Заставили начальника штаба ихних
ВВС соединиться с курсантским подразделением и отдать команду о
прекращении огня.
Правда, пока вели переговоры, сами чуть не погибли. В кабинет
начштаба влетела граната, но Бог миловал. Курсанты же вскоре стрельбу
прекратили.
Дворец Дар-уль-аман Сергей КУВЫЛИН:
- Когда все закончилось, вышли из дворца. Михаил Михайлович смотрит
на меня, будто я с того света вернулся: "Ой, Серега, ты живой!"
Потом нас увезли в медсанбат, который был устроен в прежней казарме.
Меня положили на кровать: нога распухла, ботинок пришлось разрезать.
Принесли Пашу Климова. Он лежит, ноги к животу прижимает: пить,
пить... Смотрю: солдат тащит ему воду в кружке. Спрашиваю,
куда он ранен? Оказывается, в живот. Что ж ты ему воду суешь, он
умрет сразу. Дошло. Намочил вату, потер Паше губы.
Валерий ЕМЫШЕВ:
- Еще во дворце доктор наложил мне на руку жгут. Пока ехали в
медсанбат, я все терпел, а потом вытащил нож и разрезал резинку.
Приехали. Меня в операционную, перед лицом как-то-то тряпицу
повесили, чтобы не испугать. Осмотрел меня хирург, потом, вижу, кивнул
медбрату. Все ясно, думаю, будут убирать остатки. Отрезали руку и в тазик
бросили.
А вечером эвакуировали в посольство. Там я бутылки три пепсиколы
залпом выпил и отключился. Утром проснулся, нас уже готовят к эвакуации в
Союз.
Виктор КАРПУХИН:
- В посольстве к нам отнеслись необыкновенно тепло. Дарили цветы, без
конца кормили. Семьи сотрудников посольства отдавали все: одеяла, теплую
одежду. Уверен, будь у них тогда последний кусок хлеба - отдали бы и его.
Право же, чудно сказать, что поехали мы гуда, дабы приобрести лишние
дырки в теле, лишиться рук, ног, стать инвалидами. Ведь тогда нам никто ни
копейки ни за что не платил. Говорили, мол, все в интересах Родины.
Вспомните, будьте честны перед собственной совестью, многие ли в том, 1979
году, думали иначе? Ну а сегодня мы, конечно, поумнели - крепки задним
умом.
Штаб Военно-воздушных Сил Анатолий САВЕЛЬЕВ:
- Среди ночи к нам приходит сообщение: танки прут на штаб! Я у
лейтенанта-десантника спрашиваю: "Что будем делать?" Он задумался:
"Знаешь, если танки вырвутся на летное поле, мы их не остановим. Там у нас
всего три БМП. Давай машины выдвигать вперед, перекроем улицу. Она не
широкая, это нам на руку. Пойдут - станем бить".
Майор-советник слушал-слушал наши аргументы, а потом говорит: "А
откуда здесь танки? Не могут тут находиться афганские танки".
Мы с ним в машину - и вперед. Темно. Ночь. Видим, действительно танки
идут. А кто их разберет - наши они или афганские? Майор выскочил из машины
и навстречу колонне. На переднем танке командир в башне, по-походному.
Остановилась колонна. Советник спрашивает: "Ты куда рулишь, воин?" Тот
называет точку. "Так это же в обратную сторону", - смеется майор.
Оказалось, карты Кабула у них не было, города не знают. Им дали точку, они
и прут. Заплутали, всех переполошили.
Но, как видите, все окончилось благополучно. Спасибо майору.
Михаил РОМАНОВ:
- Что скрывать, была радость победы и тут же, рядом, самое страшное
потрясение в жизни - следовало опознать тела погибших товарищей. Мы
поехали вместе с Яшей Семеновым и Эвальдом Козловым. Я с трудом опознал
Волкова, Зудина... После увиденного не хотелось жить, а не то, что опять
брать в руки автомат. Но надо было возвращаться во дворец, там уже
организовали оборону. И как показала предстоящая ночь, вовсе не зря.
Всю ночь нас обстреливали танки, били прямой наводкой. Где-то ближе к
утру генерал Дроздов поднял нас командой: "Приготовиться к бою, к
отражению атаки!" Километрах в десяти-двенадцати располагалась так
называемая "голубая дивизия" Амина. Она-то и поднялась в атаку.
Что делать? Боеприпасов оставалось совсем немного, люди выбились из
сил. Вертолеты ночью не летают. Словом, помочь некому, висим на волоске.
Да еще у нашей радиостанции аккумуляторы повреждены. Хоть и очень хотелось
бы связаться с командованием, координаты дать - не связались бы. Так
прошла ночь.
Утром слышим гул. Уже при ясном небе видим самолеты. Витебская
десантная дивизия заходила на посадку в Баграме. Молили об одном: чтоб
успели.
Конечно, после всех передряг мы наслушались шикарных обещаний. Прямо
во дворце меня к Герою Советского Союза представили. Генерал Юрий Иванович
Дроздов, начальник спецуправления Первого главного управления, тут же по
своей рации связался с Москвой, и получил добро самого высокого
начальства.
Герой героем, но на следующий день мне стало худо. Удар, когда во
время боя меня отбросило к бронетранспортеру, оказался такой силы, что
"посыпались" камни из почек. Боль страшная, не дай Бог никому испытать. Но
я еще не знал и догадаться не мог, что мои боли - впереди.
Сергей КУВЫЛИН:
- В посольстве нас сразу перевязали и на рентген. У меня осколки
оказались в ноге и в руке, в горле. Кровь шла изо рта. Но я не придал
этому значения, думал - прикусил чего-то там. А потом оказалось: пробило
щитовидку и в трахее застрял мелкий осколок.
Лишь недавно, через двенадцать лет мне его вынули. В посольстве
положили нас в коридоре, отношение было очень хорошее. Женщины помогали -
жены работников посольства. Накормили нас, сигаретами снабдили. До
рассвета некоторые ребята с тяжелыми ранениями не дотянули - вынесли
одного, другого...
А утром всех в автобус и в аэропорт. По улице продвигаемся, смотрим:
кто с афганским флагом на танке едет, кто - с белым. Где свои, где чужие?
Будут стрелять - не будут? Всюду вооруженные автоматами афганцы. Наш
водитель то и дело из окна автобуса белым
полотенцем машет. В общем, доехали до аэропорта, а там в самолет и
курсом на Ташкент.
Министерство внутренних дел (Царандой) Евгений ЧУДЕСНОВ:
- Ночь мы провели в захваченном здании. Под утро, часов около
трех-четырех, по радио выступил Бабрак Кармаль. Нур сосредоточенно и очень
внимательно слушал речь теперь уже, как было объявлено, Генерального
секретаря ЦК НДПА.
А утром вместе с Нуром я ездил на узел связи и там впервые узнал
страшную весть: погибли Гена Зудин и Волков.
Дворец Дар-удь-аман Глеб ТОЛСТИКОВ:
- После взятия резиденции Амина, когда увезли убитых и раненых, мы
ночь еще воевали. Утром все стихло.
Удивительное было утро: свежее, ясное, воздух такой, что дышишь - и
надышаться не можешь. А главное, все поверили в то, что кончился этот
кошмар.
Я вышел из дворца, встал у колоннады, щурился на солнышко. Вдруг -
очередь. Резко, пронзительно - та-та-та! Офицер, молодой парнишка, не
помню - десантник ли он или из "мусульманского батальона" - схватился за
живот и падает, гаснет. И не понять, откуда стреляли. Я подхватил его,
паренька перевязали, отправили в медсанбат. Не знаю дальнейшую его судьбу,
хочется верить, что выжил. Вот таким я запомнил то утро - первое утро
афганской войны...
Внизу у дворца, сбившись в толпу, стояли пленные гвардейцы. Оружия у
них не было, но в руках они держали белые наволочки.
Берлев взял у одного из гвардейцев наволочку, заглянул внутрь: там
лежали десятка два автоматных магазинов. Он вспомнил ящики с гранатами у
оконных проемов на втором этаже. "Основательно вооружились ребята, только
вот не успели. Хотя как сказать, только что увезли тела убитых Геннадия
Зудина, Бояринова, Якушева, Суворова из "Зенита".
Подошел Виктор Карпухин.
- Николай, надо дочерей Амина в медсанбат отвезти. Берлев подогнал
машину, усадил девчонок. У одной ранение в колено, у другой осколок пробил
икроножную мышцу.
Теперь они ехали обратно, кружили вокруг дворца, спускаясь по
серпантину вниз, в расположение "мусульманского батальона". Не верилось,
что со времени сигнала, бросившего людей на штурм, прошел какой-нибудь
час. Совсем недавно локоть к локтю сидели они за ужином с Генкой Зудиным,
шутили, а теперь нет Генки и Димы
Волкова нет. Паша Климов тяжело ранен в живот. Кто знает: выживет -
не выживет?
Говорят, сегодня ночью всех раненых перебрасывают в Союз. Вот только
куда - в Москву, в Ташкент? Лучше бы в Москву, столица, врачи получше.
Сюда бы Игоря Коваленко из института Склифосовского. Не врач, а Бог в
своем деле. Берлев лечился у него. Да и других ребят устраивал по старой
дружбе. Ивона, например, когда тот повредил ногу на парашютных прыжках.
Он поглядел в бледные, испуганные лица девчонок, дочерей Амина,
попытался улыбнуться, да как-то не улыбалось. За окном тянулись редкие
сады по снежным склонам горы, дорога - серая, однообразная.
"Размечтался, - горько подумал про себя Берлев, - где мы, а где
Коваленко со своим "Склифом". Тысячи верст". А что если брякнуть ему по
телефону? - мелькнула безумная мысль. Но так ли уж она безумна?
...В медсанбате сдали раненых, и Берлев занял место старшего машины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31