- Я тоже, - нашелся Пашка. - Я просто выгляжу молодо.
- Хотите отгадаю?
- Отгадайте, - не слишком охотно согласился Цулко.
- Вы учились в Вышке... - Чугунов задумался на миг, - причем, плохо.
Пашка поскучнел:
- Не понимаю вас... Вышка?.. Что за вышка? - и резко ушел влево к
газетному киоску.
Вернулся Цулко с иллюстрированным журналом и напрочь забыл о
предшествующем разговоре. Холин поставил чемодан в багажник "BMW" цвета
"золото ацтеков" с искрой, усадил Чугунова назад, Пашка устроился рядом с
водителем:
- Не хотите проехать по городу... покажем всякие разные "грибные
места"...
Чугунов откинулся на подголовник:
- Давайте в отель... устал с дороги...
Холин дружелюбно спросил:
- Что в Москве?
- А что в Москве? - Чугунов глянул на Пашку, ухо стучалы отвисло
почти до пола и, чтобы не разочаровать Цулко, брякнул, - накрывается
советская власть.
- Да ну? - ойкнул Пашка.
- Ну да... - в тон ответил Чугунов и замолчал.
- Красивый город... - начал было светскую беседу Холин.
- Красивый? - усомнился Чугунов. - В сравнении с Мухосранском, а
так... обычный западный город.
Не идет на контакт, с досадой подумал Холин и попробовал еще раз:
- Как Тихон Степаныч?
- Велел кланяться.
- Да ну?.. - подпрыгнул Пашка.
- Ну да! - подтвердил Чугунов. - Так и наказал... ты этим сукиным
детям задай жару... страна с голода пухнет... а наши банкиры жируют на
враждебных харчах.
- Так именно и сказал? - решил поддержать шутейный тон Холин.
- Вы имели ввиду "сукины дети"? Так именно и сказал...
- Я имел ввиду насчет страны, пухнущей с голода, а вообще... Тихон
Степаныч известный шутник.
- Одно слово Мастодонт, - подвел итог Чугунов.
- Что-о? - вскричали, не сговариваясь, Пашка и Холин.
- А то вы не знали?.. - холодно заметил Чугунов. - Давайте
договоримся, дураков друг из друга не делать.
Приехали в отель, оформились, поднялись в номер - шикарный, кажется
впервые с момента прилета, Чугунова хоть что-то проняло.
- Сколько же в сутки? - не утерпел командированный.
- Неважно, - пояснил Холин, - платят наши швейцарские друзья.
- Это как же? - Чугунов любил ясность во всем.
- Долго рассказывать... этакий бартер личного состава, мы за них там,
они тут...
Пашка, как фокусник вытянул из-за спины вместительный пластиковый
пакет, неизвестно откуда и появился, поставил на журнальный столик:
- Здесь кое-что выпить на первый зуб... и сигареты.
- Не пью, не курю, к женщинам равнодушен... сухарь... заберите пакет.
Цулко глянул на Холина, тот кивнул, Пашка подцепил пакет, снова
упрятал за спину.
- Завтра с утра подготовьте всю документацию... начнем работать.
Спасибо за встречу. - Чугунов учтиво склонил голову, давая понять, что
аудиенция завершена.
- За вами заехать в десять? - сдавленно уточнил Холин.
- В десять... у меня разгар рабочего дня... если не затруднит, в
восемь.
Попрощались. Пожимая руку Пашке, Чугунов обронил:
- У вас располагающая улыбка... наша... чувствуешь себя среди своих.
Пашка попятился к двери и спиной выскользнул в коридор.
В машине сидели долго, не включая движка.
- Вот сволочь! - глаза Цулко сузились.
- Не заводись, - попросил Холин.
- Как же! - взбрыкнул Пашка, - он нам весь кайф сломает, скотина, -
подумал, успокоился, - с ним-то все ясно... тут я спокоен... меня больше
всего твоя баба волнует.
- В смысле? - Холин отлично понял заместителя.
- В смысле... вчерашнего дня... влезла дурища... запомни, если что...
она нас сдаст с потрохами.
- А ты считаешь, понадобится? - голос Холина упал.
- Уверен. Ты видел его... ты знаешь наши дела... наверх не
пожалуешься, мол, это они требовали. По бумагам мы с тобой под статью
пойдем... в особо крупных размерах... валютные махинации...
злоупотребление служебным положением... весь букет.
- Но нас обязывали... из Москвы.
- Дурак! - Пашка играл подтяжкой пристежного ремня, - ты еще вспомни,
как тебя инструктировал полгода назад этот управделами, скажешь на суде:
это Герман Сергеевич мне велел! Так? Тебя зачем здесь держат? Чтоб у
верхних голова не болела... засбоил, дал проскачку... на вылет, сберкассой
командовать... это в лучшем случае...
- Что же делать? - Холин повернул ключ зажигания, заурчал движок.
- Не знаю. - Цулко смотрел на лужи сквозь лобовое стекло. - Одна
надежда, что он не рубит в этой банковской трихомудии, хотя вряд ли, тот
еще гвоздь. Попроси Мадзони, может, он заткнет наши дыры краткосрочными
вливаниями?
Холин положил руки на руль:
- Так просто Мадзони не поможет... потребует встречной услуги.
- Господи, - хмыкнул Пашка, - вспомнила баба, як дивкой була.
Соглашайся на все... нам бы этого козла, - кивнул на отель, - скорее домой
возвернуть, а потом с Мадзони сговоримся, или пошлем... на хер.
- Может, твое ведомство поможет? - неуверенно поинтересовался Холин.
- Ты сюда ведомство не впутывай, - отрубил Пашка и, поздно
спохватившись, прогундел, - да и какое такое ведомство?
- Ну ладно... ладно... - Холин отпустил ручной тормоз, машина плавно
покатила.

Ребров не часто заезжал к матери и корил себя за черствость, понимая,
что пустые укоры не облегчают участи единственного в этой жизни
безоговорочно любимого человека.
Снова Ребров вышагивал по коммунальному коридору: у обшарпанных стен
громоздились цинковые баки, стиральные доски, велосипеды-развалюхи, и еще
невесть какая рухлядь. Каждый раз добираясь до двери материнской комнаты,
Ребров втягивал голову в плечи, допуская, что прикрепленный к стене может
пять, а может двадцать пять лет тому назад велосипед рухнет на темя,
сбивая при падении тазы, санки, швабры и веники.
Открыл дверь, положил гвоздики на стол, подошел, поцеловал мать,
болезнь отступила, и стало видно, что перед ним еще бесспорно красивая
женщина, не молодая, но и далеко не старуха.
Вышел на кухню, вернулся с чистой водой в вазе, обрезал по косой
ножницами цветочные стебли, расставил в вазе цветы.
Мать, не отрываясь, следила за сыном. Ребров вынул из сумки продукты,
положил в холодильник, сказал:
- Грязный... надо вымыть... если б с Иркой не разругался, ее бы
попросил.
- Мириться не думаешь? - с опаской уточнила мать.
- Ни за что! - Ребров сел на край кровати.
- Решил, значит решил, не вмешиваюсь, - мать вздохнула.
- По глазам вижу хочешь что-то сказать, а боишься, - ввернул Ребров.
- Боюсь, - созналась мать.
- Тогда молчи, тем более, что я предполагаю приблизительно: какие вы
все мужики... не цените... бросаете любящих вас... так?
- Вроде того, - улыбнулась мать.
- Вот видишь, сказала бы... слово за слово глядишь скандал... а так,
я вроде сам болею, сам себе горькую микстуру прописываю... а ты только
наблюдаешь, и вроде не причем, и мне орать не на кого.
Мать снова улыбнулась:
- Я тоже по глазам вижу - хочешь спросить. Что?
- Хочу... - Ребров подошел к окну, приоткрыл форточку пошире. -
Можно? - Мать кивнула, поглубже нырнула под одеяло.
- В прошлый раз, ма, ты говорила... странные вещи... вроде, что... ты
хоть помнишь... даже всплакнула...
- Я? - мать подтянула одеяло до глаз, опасаясь тока прохладного
воздуха из форточки. - Не помню ничего... странные вещи?.. Удивительно...
- вдруг глаза ее озарились догадкой. - Я тут пила лекарство... доктор
выписал... очень сильное... доктор предупредил, у лекарства побочное
действие, вплоть до галлюцинаций...
- Боже мой! Не помнишь, что говорила в прошлый раз?
Мать съежилась от напряжения:
- Не помню, ничего существенного... видно температура и это средство,
- тронула коробочку на стуле... - все вместе наложилось и... - бессильно
махнула.
- Но ты сказала... сказала, что... - продолжил Ребров.
Мать прервала:
- Скорее всего из-за лекарства... ослабленный организм... доктор
уверял, все пройдет бесследно... мне уже лучше, много лучше...
Ребров не стал продолжать: у каждого есть причины для молчания.
Протер пыль влажной тряпкой, разогрел матери ужин, покормил и собрался
уходить.
- Когда заглянешь? - мать приподнялась на подушке.
- Позвоню. - Ребров замер у двери.
- Лидия Михайловна, - мать кивнула на стену, отделяющую каморку
одинокой, как перст, соседки, - обижается, сказала, ты ей деньги даешь, а
она от смущения не может отказаться.
- Вот еще... мало даю... она не обязана, - понизил голос, - за свои
сто пятьдесят порхать у твоей кровати. Это мне ты - мать, а ей, хоть и
славная женщина, но всего лишь соседка. Ты ее припугни, не будет брать
денег - я обижусь. Уж я-то по обидчивости чемпион.
Подошел к матери, поцеловал, тихо выскользнул из комнаты и, озираясь,
чтоб не налететь на Лидию Михайловну и не задеть рухлядь на стенах,
выбрался на площадку к лифту, неслышно притворил дверь в табличках,
утонувшую в косяке, утыканном разноцветными кнопками звонков.

Холин довез Пашку до дому и с улицы позвонил в итальянский "Банко ди
Бари" сеньору Мадзони. Мадзони проурчал в трубку:
- Иф ю вонт... [Если вы хотите]
Холин расценил эти слова, как приглашение заехать.
Мадзони принял Холина в офисе, обставленном неструганной мебелью,
многочисленными креслами с никелированными частями и огромным низким
столом для совещаний, с поверхностью, напоминающей полированный агат.
- Бон джорно! - Мадзони пошел навстречу, раскинув руки, сели, Мадзони
вынул минеральную, зная, что Холин за рулем, раскрыл коробку киви в
шоколаде, сказал на достаточно приличном русском:
- Слушаю.
Холин выпил воды, погладил никелированный подлокотник, собрался с
духом:
- Из Москвы приехал один человек... - издалека начал Холин.
- Я знаю, - улыбаясь, прервал Мадзони и принялся сыпать извинениями.
- Отделению моего банка... здесь в Цюрихе предстоит проверка...
похоже... - вздохнул, - глубокая проверка.
Мадзони сцепил пальцы, оперся о колено, поворачиваясь в такт словам
Холина.
- Нам понадобятся деньги... перекрутиться на время проверки... как
только человек из Москвы уедет, мы тут же переведем эти деньги обратно.
- Это сотни тысяч? - уточнил Мадзони.
- Нет.
- Миллионы?
- Нет! - Холин выдохнул. - Сотни миллионов.
- Франков? - надежда в голосе Мадзони угасла.
- Долларов! - выпалил Холин и замолчал, он сказал все, что хотел,
остальное всецело зависело от похожего на античного бога с загорелым лицом
и синими глазами мужчины в великолепно скроенном костюме.
- Конкретно, сколько? - Мадзони дотронулся до шелкового платка в
наружном кармашке.
- Триста! - Холин просил с запасом, хватило бы и двухсот, но... с
напряжением.
Мадзони не вчера занялся банковской деятельностью:
- Это с запасом?
- Небольшим, - подтвердил Холин.
- Срок? - Мадзони не сводил глаз с начищенных носков черных ботинок.
- Неделя, не более.
- Я подумаю. - Итальянский банкир встал, поднял жалюзи на широченном
окне: вдали смутно виднелись горы, вьющиеся по склонам трассы в огнях,
гладь озера, мрачно поблескивающая в темноте.
- Оговоренную сумму необходимо перевести на мои счета не позже чем
через сутки.
- Это трудно. - Глаза Мадзони превратились в два синих кусочка льда.
- Слишком велика цифра, я не принимаю единолично таких решений, мне нужно
посоветоваться с правлением и весомыми вкладчиками.
Холин знал, что Мадзони лжет, просто набивает цену. Он смолчал - в
его положении не выбирают.
Мадзони перелистал небольшую книжечку в кожаном переплете, сделал
несколько пометок. Отложил поминальник, пробормотал:
- Brigandi [бандиты, разбойники (ит.)], - залпом осушил стакан воды.
- Кто? - уточнил Холин, впрочем хорошо понимая о ком идет речь и лишь
стараясь поддерживать беседу.
- Ваши... наверху... - любезно пояснил Мадзони, в его глазах
сверкнули голубые искры. Холин не мог себе ответить: это гнев или издевка,
предпочел не вдаваться в подробности.
- Что потребуется взамен? - тихо и даже пригнувшись к столу, спросил
Холин.
- Ничего. - Мадзони подумал и добавил. - Я или помогу... или нет...
если не смогу, - развел руками в жесте покаяния.
Итальянский банкир проводил Холина до дверей офиса, замер, глядя в
спину спускающемуся по лестнице русскому. Холин слышал - или показалось? -
как, стоя в проеме дверей, Мадзони бормотал:
- Brigandi!.. Proprio [настоящие (ит.)] brigandi!..

Стрелки часов показывали без трех минут восемь. Из отеля вышел
Чугунов, снял очки, протер замшевым лоскутом. Водрузил очки на переносицу:
в поле зрения попала очаровательная мулатка с золотистым псом - скорее
всего, голден ретривер - на поводке с щадящим ошейником.
Без одной минуты восемь подъехал Холин, раскрыл, склонившись в бок,
правую переднюю дверцу сияющей "BMW". Чугунов сел, поправляя полы длинного
плаща, кивнул:
- Добрый день.
- Добрый день.
Холин плавно тронул с места, решив заранее не ввязываться в
разговоры, надеясь, что утренние улицы центра Цюриха - бесспорно
притягательные для глаза - интересуют гостя.
Против ожиданий Чугунов снова занялся очками, выказав полнейшее
равнодушие к улицам, домам, витринам и их содержимому. Ревизор дышал на
стекла и протирал, протирал и дышал, серьезность этого пустячного занятия
казалось столь подлинной, что Холин не сдержал улыбки: так и стекла до дыр
протрутся.
Чугунов упрятал замшевый лоскут в карман, очки в футляр, неожиданно
заметил, похлопывая по карману с лоскутом:
- Знаете сколько лет этому клочку замши?
- Представления не имею, - искренне признался Холин.
- С институтской скамьи пользую, - не стал томить Чугунов и Холину
показалось, что ревизор намекал: ...сам думай, что я за человек, если
замшевая тряпица служит мне сто лет.
Поигрывая концом шарфа, Чугунов кажется решил "показать зубы":
- У вас большая недостача?..
Холин непроизвольно нажал на тормоз, машина дернулась, Чугунова резко
потащило вперед - удержал ремень.
- Полегче, - миролюбиво предложил ревизор.
- Показалось, что переключился светофор, - соврал Холин,
сосредоточенно соображая, что ответить: если Мадзони подведет, то лучше не
лгать, если поможет, то трепаться "на голубом глазу".
Казалось, Чугунов забыл о своем вопросе, он ворочался в кресле, менял
натяжение ремня, поправлял подголовник и в конце бесплодных поисков
абсолютного комфорта еще раз протер очки, как видно, в утешение.
Чугунов снова ожил:
- Расскажите о вашем заместителе...
- Что именно? - уточнил Холин.
- Вы понимаете что, - упирался Чугунов.
Холин не слишком лучезарно рассмеялся:
- Поверьте... не понимаю... обычный мужик... не сизиф, но аккуратен в
работе... не теряет бумаг... - подумал, добавил, - и головы не теряет,
даже если примет на грудь...
- Вы совершенно разные, - прервал Чугунов.
Холин смолчал, не ухватывая, куда клонит ревизор и более всего
опасаясь повторного вопроса о недостаче.

В это же время Цулко, заспанный, с отечной мордой, колдовал над
бумагами в офисе советского банка. Пашка перебирал папки вырывал одиночные
листы, рвал и отправлял в корзину, отдельно просматривал сшитые телексы -
и неугодные бумажки пачками летели в машину, размельчающую ненужные
документы.
В комнату заглянула промытая до прозрачности девушка, спросила с
акцентом:
- Я вам не нужна?
Пашка резко обернулся, пытаясь мощной спиной прикрыть ворох на столе:
- Нет... нет... нет!.. - с раздражением выкрикнул Цулко, и мордашка с
изумленными глазами скрылась.
Часы показывали восемь, судя по пустой кофейной чашке и пепельнице,
полной окурков, Пашка засел в офисе давно - может, бодрствовал всю ночь...
Бумаг не убавлялось, и Пашка надеялся, что Холин не подведет с
вариантом прикрытия...

Чугунов снова возился с пристяжным ремнем. Машина несколько раз
дернулась, мотор зачихал. Холин недоуменно взирал на приборную доску, рука
водителя скользнула под панель... мотор по-прежнему чихал.
- Не понимаю... - с досадой выдохнул банкир и припарковал машину к
бордюру, как раз вблизи знака, запрещающего не только стоянку, но даже
остановку.
К машине направился полицейский. Холин выбрался из кабины. Изобразил
недоумение, ткнул в капот с вопросом в глазах. Регулировщик улыбнулся,
показал жезлом на столбик с трубкой аварийного вызова, Холин что-то
объяснил полицейскому, тот пожал плечами, еще взмах - на сей раз жезл
уперся в обычный уличный таксофон, Холин благодарно кивнул.
Чугунов наблюдал за суетой сквозь лобовое стекло и без единого
помутнения очки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17