- Маршал покачал головой. - Он приехал домой с работы?
- Нет... - женщина промакнула слезы платком. - Он мне позвонил,
предупредил, что заедет на Старую площадь по делу, а потом домой...
- Господи! - Вырвалось у маршала. - Вот оно что!
- Понимаете... - не унималась женщина, - их никто не вызывал...
никто!.. Муж сопротивлялся... его скрутили... ремнями... - Женщина
разрыдалась, - смирительную рубашку на Сашу!.. за что? Кто эти люди? Кто
их прислал?..
Маршал нервно шагал по кабинету:
- Успокойтесь! Все образуется... Я помогу... позвоню... сейчас вас
доставят домой. Турбин! - крикнул в селектор. - Отправьте жену генерала
Лаврова и проследите, чтобы все было в порядке.
Маршал обнял женщину за плечи, проводил до порога и с облегчением
притворил плотную дверь.
Поднял трубку телефона с гербом, спросил тихо, стараясь придать
голосу наибольшую беспристрастность:
- Что там случилось, Герман Сергеевич? Рвался в цэка?.. Тоже мне,
новый генерал Григоренко! Мудак! Теперь все в порядке?.. Отлично..
Приходила... только что... Я?.. Я обещал помочь.
- Что думаете делать? - Пророкотала трубка.
- Ничего, - отрезал маршал.
- Единственно верное решение, - поддержали в трубке, - мудро...
обещать и... ничего не предпринимать. Никогда не нужно загонять в угол
отказом, лучше всего соглашаться... и все оставлять без изменений. Как
насчет охоты?
- Выпал снежок, - поделился восторженно маршал, напрочь забыв о
Лаврове и его плакальщице-жене, - по первопутку... эх, мазанул я в прошлый
раз поросенка... не на том номере стоял... поедем в Лотошино... царская
охота, доложу я вам... В прошлом сезоне мы с Пигачевым трех лосей
завалили... сами, сами, без подмоги егерей. Жду звонка! - Маршал с
облегчением положил трубку, рявкнул в селектор. - Трубин! Узнай, где он!
Через минуту-другую селектор проскрипел механическим голосом робота:
- В институте Сербского... направлен на психиатрическую экспертизу.
- Трубин! Зайди! - Рыкнул маршал.
Адъютант влетел пулей, замер посреди ковра.
- Это что за экспертиза? - Уточнил генерал, понизив голос до едва
слышимого.
- Соберут специалистов, профессуру, будут решать... - Трубин пытался
распознать, что желает услышать начальство... видно не угадал.
- Будут решать! - Взревел маршал и... сразу опасливо перешел на
полушепот. - Дурак! Чего там решать! Что сверху велят, то и решат. Сколько
раз вам, мудакам, втемяшивал - не залупайтесь! Не встревайте, мать вашу,
поперек батьки... Разузнай тихонько, как подлезть к этому Сербскому?
- К кому? - Не понял Трубин.
- Ты что оглох? К Сербскому! - Настаивал маршал.
- Да нет его давно, - пояснил Трубин.
- Как нет? - наконец маршал сообразил. - Умер что ли? - Трубин
кивнул. - Чего же говоришь институт Сербского? Я думал, как арбатовский,
примаковский, по имени хозяина. В общем, разузнай тихонько, кто там бал
правит... Эх, Лавров, ничего не понял в этой хреновне... борцы в Рассее не
в почете... на хрен они нужны воду мутить. И тебе, Трубин урок, ты -
полковник, он генерал-полковник, а в бараний рог вмиг скрутили, и меня,
если захотят, отправят шлепать с метлой вдоль нашего фасада... а ты еще
подъелдыкиваешь, хрен собачий, насчет Сербского... знаешь, что расположен
я к тебе, пес, а в особенности к своей племяшке... вали, ночной
командир... Чапай, думку будем думать...

В опустевшем кафетерии банка один за столом на четверых расположился
с чашкой кофе Чугунов. Появился Ребров, заказал кофе, огляделся в поисках
места - с десяток пустых столов, подцепил блюдце, направился к столу
Чугунова:
- Не возражаете?
Чугунов гостеприимно указал на стул рядом. Минуту пили молча. Наконец
Ребров нарушил молчание:
- Мы вроде соперники?
- Что вы, юноша? - Примирительно отверг предположение собеседника
Чугунов. - Какие же мы соперники... моя грязь вся испита, давно позади...
ваша вся впереди... Я вовсе не стремлюсь в Цюрих, даже наоборот... кто-то
разыгрывает партию, и в игре понадобились ненужные по нашим временам
качества - честность, неподкупность. Вот меня и ввели в игру, легкой
фигурой, а скорее всего пешкой, потом разменяют или... пожертвуют... по
обстоятельствам. Я взяток не беру, смешно... Знаете почему? В жизни не
поверите! Боюсь! Все гребут, о страхе и думать забыли, а я, по старинке,
боюсь. Наш босс мне сказал, что вы рвались на мое место, а вам, наверняка,
наоборот. - Ребров кивнул. - На всякий случай столкнуть лбами... всегда
пригодится. Мастодонт!.. Фигура!.. И заблуждается тот, кто решил, что
старик - впрочем, какой он старик? Это я старик - примитивен. А он -
мастер кружевного интригоплетения. Помните, как вышиб Панина?
Ребров кивнул.
- А ведь это спектакль, поверьте мне! Панин скоро всплывет, попомните
мое слово... Если люди всегда на плаву, а вроде бы и в опале, знайте, это
у них работа такая - быть в опале. Настоящие опальные не всплывают, так и
гибнут в безвестности, больные, одинокие, никому не нужные. Игрища с
опалой - любимые в нашем народе. Если монарху нужно укрепить преданного
вельможу, он его сначала в отжиг - в опалу, а потом опальный возносится
народным любимцем. Как же, бросил вызов самому монарху! Во смельчак! -
Чугунов отпил кофе. - Точно постарел... болтлив не в меру. Словеса всем
поднадоели, а по жизни... вы вправе думать: ты-то в Цюрих едешь, а я
остаюсь с тобою, родная моя сторона!.. - пропел на мотив популярной песни
начала пятидесятых.
Ребров мял салфетку. Чугунов поднялся, посмотрел сверху вниз:
- Вот что я вам скажу, юноша, если не увидимся больше... если начнут
шептать о слабом сердце и подорванном здоровье... не верьте! Я крепкий,
хоть и сильно бэу (бывший в употреблении).
- Не понял? - смущенно вопросил Ребров.
Чугунов не ответил, высокий, худой, пружинной походкой направился к
горе немытой посуды.
К столу подошла секретарша Черкащенко, присела без спросу - таким
спрашивать ни по должности, ни по данным не обязательно.
- Сумасшедший, - пробормотал Ребров и кивнул в сторону уходящего. -
Все как сговорились... вчера мать, сегодня этот... все сходят с ума, а
может уже сошли?.. давно...
Мария Павловна безмолвно пила кофе, давно забыла про смущение,
ловко-неловко, неудобно и прочую чепуху.
Ребров не любил, когда его разглядывают, спросил чуть резче, чем
следовало:
- У вас ко мне дело?
Секретарша отставила чашку, положила рядом обе кисти с ухоженными
пальцами, как перед маникюршей, сама залюбовалась:
- Красивые у меня руки?..
- Красивые... - согласился Ребров.
- Многие хотят, чтобы их гладили эти руки... - выдохнула секретарь.
- Не исключаю, - сумеречно подтвердил Ребров.
- Ты - мужик без юмора, - посетовала Марь Пална. - Это плохо.
- Как-нибудь проживу, - с раздражением заметил Ребров.
- Как-нибудь прожить не фокус, - улыбаясь одними губами и сохраняя
лед в глазах, заключила секретарша. - После Чугунова поедешь ты... я
знаю... есть один человек, хочет с тобой встретиться.
- В гостинице "Россия"?.. - Наобум ляпнул Ребров, наслышанный о таких
встречах, и попал в "десятку".
Такого оборота событий Марь Пална, похоже, не ожидала, но взяла себя
в руки быстро:
- Хорошо соображаешь, Ребров.
- Чего ж тут соображать... один человек... одни человеки как раз и
предпочитают встречи в номерах "России" или каких других, при казенных
свечах...
- При каких свечах? - секретарша выигрывала время, чтобы обдумать еще
раз рисунок беседы. Ребров промолчал. - Пойдем отсюда, банкир, здесь
неуютно. - Марь Пална поднялась, вышагивая впереди Реброва. Она
принадлежала к числу женщин, производимых природной штучным способом и не
заметить это сподобился бы разве что слепой.
Пришли в приемную. Секретарша плотно затворила двери, заварила чай,
села, высоко задрав юбку и закинув ногу на ногу. Реброву стало противно:
не мальчик же... посмотрел на двери кабинета предправления. Секретарша
перехватила взгляд, успокоила:
- Уехал... будет только завтра к полудню... можешь поспать
подольше...
- У меня свой начальник есть, - сообщил Ребров.
- Да ну... - притворно изумилась секретарша. - Ребров, про
подоконник, - кивнула на двери предправления, - в его кабинете слышал?
- Слышал.
- Веришь?
Ребров замялся. - Вижу веришь... ну и дурак. У нас каждый норовит
красивую, заметь, недоступную ему, женщину, грязью обляпать. Знаешь,
почему про подоконник вранье?
- Почему? - поддержал игру Ребров.
- Потому что на подоконнике кактусы! Попробуй на иголках, -
рассмеялась.
Ребров тоже улыбнулся, лед растаял. Секретарь открыла круглую коробку
датского печенья, придвинула Реброву:
- Помню шутку молодости... Тебе дала? Нет! А тебе? Тоже нет! Вот
бэ... Наши мужики, Ребров, слова доброго не стоют: мелкие, бездельные,
завистливые... не умеют бабу в красе и неге содержать, и сами же ее за это
ненавидят... глупо... вроде попался тебе павлин, а ты ночь не спишь -
думаешь, как бы его, бедолагу, так общипать, чтоб превратился в курицу...
Ребров откусил печенье. Секретарша сменила тему:
- Значит в "Россию" не желаешь?
- Не желаю.
- А ехать, сукин сын, желаешь?
- Не отказался бы...
- Кто за тобой стоит, Ребров? Глаза смылила, не вижу... а чутье
подсказывает - прикрывают, а?.. - и сразу без перехода: - Ребров, ты хотел
бы со мной выспаться?
Ребров потянулся ко второму печенью.
- Заметь, не спать - это обязывает, а выспаться... разок, от силы -
другой?
- А если понравится? - Ребров поднялся.
- Если понравится?.. Обсудим с тем, кто за тобой стоит, что делать. Я
жить не могу, пока человека не расшифрую. Я про всех все знаю. Кто ЖОРЫ,
кто ЛОРЫ, кто ДОРЫ, а кто ВОРЫ... - и перехватив недоуменный взгляд,
любезно пояснила. - ЖОРЫ - жены ответственных работников, ЛОРЫ - любовницы
ответработников (причем, заметь, любого пола!), ДОРЫ - дети
ответработников и, наконец, ВОРЫ - весьма ответственные работники... У них
VIP, у нас ВОРЫ... смекаешь разницу? - поднялась. - Если надумаешь,
приходи!
- Вы о чем? - Ребров замер у двери.
- О чем пожелаешь! "Россия", спанье, "...кто тебя поддерживает"...
просто потрепаться с хорошим человеком...

Белая гостиная Холина погрузилась в полумрак. Эдгар Николаевич
предпочитал не включать свет, полагая что в темноте одолевающие его
проблемы "заснут", а может и вовсе исчезнут.
Цулко дремал в кресле, опрокинув четыре коктейля "чекист за бугром".
Внезапно Пашка встрепенулся, почувствовал внимательный взгляд Холина.
- Ты чего? - Цулко освободился от липких объятий мягкого кресла,
зашагал по гостиной.
- Не переверни столы, - взмолился хозяин.
- Я в темноте вижу, как кошка, - успокоил заместитель. - Что будем
делать?.. Завтра... когда он прилетит...
- Встретим... отвезем!.. - передразнил Пашка, - а дальше? - Холин
молчал.
Цулко нажимал:
- Чугун не за тряпками едет... начнет копать... кто покроет
недостачи... подгадали, без предупреждения, как снег на голову...
Мастодонт! Его хватка! Обухом по затылку, а сам в улыбках, как невеста в
цветах.
- Что ты предлагаешь? - напряжение и растерянность сквозили в голосе
управляющего отделением банка.
- Конечно, попробуем, как обычно... подношения... возлияния...
поездки, если не клюнет, что ж... есть запасной вариант.
- Какой? - Холин спросил и сам убоялся возможного ответа.
- Какой?.. - голос Пашки вибрировал, рвался из груди, как пес,
взявший след, рвется с поводка. - Не пойдет на мировую, что ж...
возвращаться ему не понадобится.
В этот момент раздался щелчок выключателя, вспыхнула
тридцатирожковая, напоминающая гору искрящегося льда хрустальная люстра.
В дверном проеме застыла жена Холина - Ольга.
- Давно стоишь? - жестко хлестнул Цулко.
- Давно, - простодушно подтвердила Холина.
- Все слышала?
- Все, - женщина сдавленно выдохнула, бросила взгляд на мужа:
показалось, супруг плавится на глазах от страха и ярости.
- О ком мы говорили? - напирал Пашка.
- О Чугунове... ревизоре из банка. - Ольга так и застыла, припечатав
пятерней выключатель.
- Что ж мы решили? - издевка всегда числилась "коронным номером"
Цулко, особенно, если Пашка оказывался под парами.
- Решили?.. - наконец Ольга оторвала руку от выключателя, - вы решили
его... его... решили... - Из глаз женщины потекли слезы.
- Слушай, Эдгар Николаевич - чиновно и законопослушно обратился Цулко
к начальнику, - да она у тебя... дура... дурища! Это ж надо такое
придумать?
- Ты что, Оль? - попытался бросить жене спасательный круг Холин. - Ты
что, в самом деле?
- Я ничего не придумала... Я слышала... и Пашка... все знают кто... и
что он может...
- Ну, знаешь, мать! - возмутился Цулко, - все ж, думай, что несешь...
Кто ж я, по-твоему?..
Холин поднялся, не дал жене ответить, вывел из комнаты, притворил
тщательно двустворчатые остекленные двери.
Цулко зло метался меж столов, хватал бутылки, перевернул вазу с
цветами: вода заструилась по дымчатому стеклу и закапала на белоснежный
однотонный ковер. Пашка матюгнулся, надел пиджак, посмотрел на Холина,
застывшего у стены и цветом лица не отличающегося от шероховатой "мелкой
шубы" побелки, заорал в коридор:
- Тряпку принеси!
И, не дожидаясь пока появится Ольга, покинул квартиру, громко хлопнув
дверью.

В японском ресторане "Сакура" в хаммеровском центре на
Краснопресненской набережной Сановник - Герман Сергеевич - выгуливал
секретаря Черкащенко.
Марь Пална превзошла самое себя - жаль, некому восхищаться. Дорогой
валютный ресторан почти пуст, не считая четверых подгулявших немцев в
дальнем углу.
Обслуживала настоящая японка в кимоно... В центре стола стояла
жаровня. Сановник цеплял с блюда тончайшие, почти прозрачные куски мяса,
мясо привозили на самолетах из самой Японии.
Сановник положил очередной кусок на жаровню, перевернул: бычков
отпаивали молоком... специальные бычки, специальная трава, специальная
цена, и все... для специальных гостей.
Сановник налил из керамического кувшинчика сакэ, сначала женщине,
потом себе, рюмки звякнули - немцы непроизвольно обернулись на звук.
- Хотите научу чокаться по-партийному? - Сановник охватил рюмку
пятерней, тоже предложил проделать женщине, коснулись кулаками с зажатыми
рюмками, Сановник длил приятное прикосновение, затем выпили.
- Бесшумно... - хохотнул Сановник, - и есть возможность дотронуться
до приятного партнера. Не хотите суси? - Придвинул блюдо. Женщина ловко
управлялась с палочками.
- Вы здесь бывали? - между прочим, едва разжав зубы, уточнил
Сановник.
- Не раз. - Женщина разрезала кусок сырой рыбы и отправила в рот.
Сановник на миг погрустнел, тут же снял с жаровни подрумянившийся
кусок мяса, положил женщине:
- У вас кончился соус. - И подтолкнул треугольную бутылочку с соевой
жидкостью. Еще раз выпили, чокнувшись по-партийному.
- Вас не назовешь болтушкой...
Женщина взяла деревянную палочку с нанизанными крошечными кусочками
куриного шашлыка:
- Слушать интереснее...
- И полезнее, - добавил Сановник. - Кстати, Марь Пална, вы давно
знаете человека, познакомившего нас... вы сами признались, что давно...
давно, значит хорошо... не могли бы вы нам рассказывать приватно о важном
на ваш взгляд в жизни, в поведении, в привычках этого человека, только не
отказывайтесь сразу...
- Я и не думала отказываться. - Марь Пална обворожительно улыбнулась.
- Я догадываюсь... иногда так важно дать понять человеку, что его секреты
чуточку и ваши...
- Вот именно! - рассмеялся Сановник, - очень точно... чужие секреты
чуточку и ваши.
Немцы шумно покинули ресторан.
Японка бесплотно возникла перед единственными гостями, осведомилась,
не надо ли чего... Она бесшумно исчезала и являлась, умудряясь совершенно
незаметно уносить пустые блюда, приносить новые и менять посуду.
- Значит, договорились?
- Значит, договорились, - в тон ответила Марь Пална.
- Вы на удивление располагающая, приятная женщина. - Сановник сжал
тонкое запястье своей дамы.
- Мне тоже с вами легко и... не скучно. - Женщина улыбнулась.
Сановник заглянул ей в глаза:
- Единственно, что меня мучает, искренни ли вы со мной?
- С умными людьми я всегда искренна... умным врать глупо.
- Значит я умный, по-вашему? - не без ноток фанфаронства вопросил
хозяин стола.
Господи, подумала Марь Пална, до чего все кобели одинаковы, и
провести их проще простого, играя лишь на одном тщеславии, но вслух
подтвердила:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17