.. Фуфло! Лучше не скажешь...
Холин вздохнул. Мастодонт разжевал валидол и... закурил, перехватил
взгляд Холина, объяснил:
- Ухожу я... все... отставка... сил нет... - и начал сползать в
кресле.
Реброва встречали в аэропорту, дали пройти паспортный контроль,
помучали отстоем в очереди к таможеникам, а могли бы взять у трапа... не
спешили, куда спешить? Наши кругом...
Подошли двое - Мозгляк и еще один с перебитым носом - под руки, как
ожидал Ребров, не взяли, зашагали рядом, сообщив:
- Вас ждет машина!
- Я арестован?..
Растерялись, не привыкли к разговорчивым жертвам, не привыкли к
вопросам в свой адрес.
- Ну что вы... - заблестели нос и лоб, зашевелились губы Мозгляка, -
просто поговорить по душам... вы же наш человек...
- Тогда может я сам доберусь до дома, а завтра поговорим?
- Вас ждет машина, - как заводной долдонил напарник Мозгляка, вытирая
украдкой каплю, набухающую под носом.
Ехали долго: противотанковые ежи на въезде в город, ресторан "Союз",
Речной вокзал, безобразный грязно-зеленый "Лебедь", развилка, нырок под
землю... дальше ушли к "Правде"... Только когда задрожав корпусом, "Волга"
въехала на трамвайные пути Красноказарменной, Ребров сообразил:
- Лефортово?
- Вроде того... - пояснил, смущаясь Мозгляк, а его напарник лихо
подхватил каплю с носа и расплылся улыбкой довольства.
- У вас, конечно, есть все... постановления, печати, подписи? - не
утерпел Ребров.
- Не сомневайтесь, - утешил Мозгляк.
Генерал-полковник Лавров навис над столом. О недавних событиях
свидетельствовали разве что бледность и синева под глазами.
Вошел адьютант, шепнул на ухо генералу... исчез, через минуту,
распахнув двери, пропустил в генеральский кабинет Седого с кофром.
Генерал вскочил, бросился навстречу гостю... расселись, Седой опустил
кофр на ковер.
Генерал приоткрыл заветную дверцу, кивнул на бутылочки марочного
коньяка, вопрос застыл в глазах...
- Не откажусь... - Седой зябко повел плечами. Генерал разлил по
рюмкам, выпили, Лавров определенно не находил путей к разговору, смущался,
желая нащупать нить беседы, единственно приводящую к необходимому
результату - полному примирению.
Седой не облегчал участь генерала, сидел, молчал, вертел в руках
рюмку.
- Что же это творится?.. - Генерал развел руками. - Страшно газеты
читать...
- А вы не читайте... - разрешил Седой.
- Ну как же?.. - Жалобно вопросил генерал.
- Так же... не читайте... и все. Что газеты?.. Все решают деньги... -
Седой пнул кофр носком ботинка. - Завтра доставите?
- Сегодня вечером... в двадцать один тридцать! - Рапортовал генерал,
радуясь, что хоть чем-то может угодить гостю.
- Точно? - Седой потянулся к телефону.
- Обижаете... - генерал развел руками.
Седой набрал номер, не представляясь, уронил в микрофон: - Это я...
сообщи встречающим... двадцать один тридцать... сегодня... сегодня!.. - С
раздражением швырнул трубку.
Лавров нажал кнопку, вошел адьютант - взгляд на генерала - подхватил
кофр, беззвучно удалился.
Поднялся и Седой:
- Как здоровье? - В глазах смешинка, или генералу только почудилось?
- Не жалуюсь... - не твердо оповестил генерал, пытаясь понять какого
же ответа от него ожидали.
- Ну и отлично! - поддержал Седой, не испрашивая разрешения, будто у
себя дома, налил еще рюмку коньяка, выпил и, не сказав ни слова, ушел.
Генерал вцепился в столешницу: каждый понял, кто есть кто.
В камере Ребров коротал время не один. Сокамерник представился Сеней
- ветераном диссидентства, на сей раз схваченным за оскорбление
президента.
- Чем же ты оскорбил президента? - Ребров сразу смекнул, что
Сеня-диссидент, оскорбитель президента, конечно же работает на "кума", то
есть на следствие, попросту стучит...
Сеня развалился, полусидя на койке:
- Слушай, если про слона сказать, что он слон или про бегемота, что
он бегемот - это оскорбление? А про осла - осел? Оскорбление?.. Нет, -
Сеня хмыкнул - констатация...
- А ты за что? - Полюбопытствовал оскорбитель.
- Вызовут - расскажут за что... - резонно предположил Ребров. - Может
соснем чуток?..
Сеня желал общаться:
- Еще надрыхнешься... Я вот один здесь куковал два месяца, не с кем
словом переброситься. - Сеня замер, сощурил глаза. - А ты, случаем, не
подсадной?..
- А ты? - В тон съязвил Ребров.
- Я? - Сеня рассмеялся в голос. - Да я в списках госдепа в первой
двадцатке... я Марченко знал... - Сеня догадался, что лишний треп
неуязвимости ему не прибавляет, сменил регистр: кто не знает чудеса
маскировки комитета? Наморщил лоб. - Я... нет!
- Тогда и я... нет! - Поддержал Ребров. - Часто на допрос таскают?
- Как у них настроение... но не лютуют, того, чего ты ждешь нет...
двухсотваттную лампу в морду... дергать по ночам... нет... Вроде
примарафетились, с пониманием, даже с сочувствием тебя разрабатывают, но
это видимость, внутри они те же ребята, что двадцать, сорок лет тому...
только свистни... и понеслась...
- И как же тебя разрабатывают? - не утерпел Ребров.
- Душеспасительными разговорами... и демонстрацией вольнодумства...
чтоб мог подумать что ты и они единомышленники... неподготовленных здорово
пробирает. Рассчитываешь биться головой о цементную стену... а на поверку
- вата... весь запал пшиком и выходит... Ушлые ребята, терпеливые... все
по-доброму да по-доброму... и вдруг, как врежут поддых, мало не
покажется...
- Бьют что ли? - Приподнялся Ребров на локте.
- Других, что ль, способов нет?.. Пруд пруди! - Сеня отпил холодного
чая, пояснил. - Человека в Лефортово не с облака привозят... каждый где-то
чего-то когда-то, они раскапывать мастера... так, мол и так... значит
анальный секс уважаете?..
Холин сидел в любимой белой гостиной своей квартиры в Цюрихе и
плакал, без стеснения и намека на мужественность:
- Уж и не мечтал, здесь оказаться. Ольгу жаль... вот попала.
Напротив, с обожаемым "чекистом за бугром", примостился верный Пашка
Цулко. Пашка принял свою дозу и нравоучительно заметил, показывая, что все
московские фокусы Холина ему известны:
- С Олькой ты здорово обтяпал... честно скажу, не ожидал... не верил,
что сможешь...
- Ты о чем? - Холин погрузился в привычную атмосферу вранья и
"несознанки", царящую в совколониях.
- Ладно... ладно... - Выпивка настроила Пашку на добрый лад.
Прогнусавил: - Не сыпь мне соль на раны!.. Не сыплю! Молчок! Твоего
предшественника Реброва конторские взяли в оборот... Я подкинул коллегам
тягостные для него бумажки, по дурости подмахивал, да подсовывал... Ребров
из наших с тобой грехов кое-что умыкнул в Москву, не поймет, дурья башка,
что грехи не наши персональные, а групповые... а в группе сам знаешь
кто!.. себя, а значит и нас, сожрать не дадут...
В кабинете следователя КГБ подполковника Грубинского тихо, и лишь
позвякивала ложка в стакане чая. Ребров сидел на стуле уже который час,
неспешно разговаривал с подполковником.
Грубинский отпил чай, предложил Реброву:
- Не хотите?
- Спасибо! - Отказался подследственный.
- Вчера, - сообщил Грубинский, - был в Вахтангова на "Турандот"... -
отпихнул лимон ложкой, сделал глоток, - не то... вот в шестидесятых,
помню... или моложе был, острее восприятие...
Ребров молчал. Перед Грубинским лежали бумаги - результаты допросов
вчерашних, позавчерашних, недельной и месячной давности.
- Мы уже четыре месяца с вами работаем? - Уточнил Грубинский, точно
зная день и час задержания Реброва. - Отчего вы не хотите сказать, где
документы?..
Ребров не скрывал:
- Это единственная гарантия, пусть слабая, моей безопасности...
- Весьма слабая... - Грустно улыбнулся Грубинский, прихлопнул бумаги
ладонью. - Не для протокола... Воруют?
- Еще как... - Подтвердил Ребров.
Грубинский пригубил чай:
- По вашим оценкам, сколько партийной валюты за рубежом... сотни
тысяч? миллионы?
Ребров смотрел сквозь зарешеченное окно, прислушивался к трамвайным
перезвонам:
- Сотни миллиардов!
- Да бросьте! - Грубинский оторвался от чая. - Не поверю... нет,
ерунда какая-то... конечно, есть нечистоплотные партработники... один,
другой... украдут сотню тысяч, но чтоб, как вы утверждаете...
- Я не утверждаю, - поправил Ребров, - вы спросили, я предположил...
- Верно, верно... - охотно согласился Грубинский, потянул на себя
листок из стопки. - Фамилия вашей матери Ястржембская?
- Я уже говорил. - Подтвердил Ребров.
- Полька... - подполковни задумался. - Я сам вот тоже не без польских
кровей... с поляками круто взяли одно время, да и не только с ними... Ваша
мать сидела... - Полуспросил, полупотвердил Грубинский. - Все
отворачивались от таких... А ваш отец не отвернулся... - Грубинский
замолчал.
- Ребров, фамилия вашего отца?
Подследственный кивнул.
- Он и мать давно развелись?
- Давно, - подтвердил Ребров, - мне стукнуло восемнадцать, я хорошо
отношусь к отцу... несмотря на его новую семью, на детей... он никогда не
повышал голос... любил меня... сколько себя помню, не поднимал на меня
руки...
- Естественно... не поднимал руки... - Грубинский постучал ложечкой
по стакану. - Ребров же не ваш отец, наказывать чужого... не каждый
способен...
- Что? - Ребров вскочил, перевернув стул, перед глазами поплыло,
решетка на окне стала изгибаться, задрожала, как горизонт в мареве жаркого
дня и побежала складками, будто крупноячеистая сеть.
- А вы не знали? - Грубинский паузой, потупленными глазами выразил
сожаление. - Вот видите... Ребров усыновил вас в полтора года...
- Значит, он и есть отец, - выдохнул подследственный.
- Так-то оно так... - мудро заключил подполковник, - но есть и
настоящий отец... чтоб там ни было, узнай я такое о себе, непременно б
умолял... скажите кто отец?
- Кто отец? - Повторил Ребров и поразился сухости во рту,
непослушанию языка.
- Интересно? - Повеселел Грубинский. - А когда узнаете... У-ух! Нет,
не буду раньше времени. Давайте заключим договор. Мы вам фамилию
настоящего отца... вы нам документы... и разойдемся по-хорошему... суд вам
вынесет символическое наказание... с учетом предварительного заключения -
на свободу прямо из зала суда... живите - наслаждайтесь...
- Нет. - Отрубил Ребров.
- Зря. - Грубинский налил в стакан заварку из гжельского заварного
пузанчика пальца на четыре, сверху огулял струей крутого кипятка,
перочинным ножиком отрезал ломтик лимона, опустил в чай, туда же перстами,
три куска рафинада из коробки:
- С сахаром перебои... беда!.. не могу без сахара... мозги не
работают, тяжело, работа умственная... - рассмеялся, - небось клянете
меня?.. вот, мол, дурак, сам про свою работу заявляет - умственная! Чего ж
умственного?.. Хлестать чай с утра до ночи и ворошить протоколы...
Грубинский отпил чай, фыркнул - горячо, неожиданно поинтересовался:
- Вы давно в Вахтангова были?
- А что? - С трудом разжал потрескавшиеся губы Ребров.
- Да нет, ничего... - нотки извинения прозвучали в голосе
подполковника: простите, мол, покорнейше, отрываю не ко времени, от
созерцания решетки на окне. - Зря, эх, зря... - бормотнул Грубинский и
хитро прищурился. - А хотите, скажу про отца?.. За так... по дружбе... -
Огляделся, скользнул к входной двери, приоткрыл, шуганул охранника, чтоб
не дремал, дернулся, сел, отпил глоток, будто призывая на помощь все
отпущенное мужество, выдохнул шепотом:
- Каганович!
В комнате повисла тишина.
Ребров с трудом унимал дрожь в пальцах, смирял желание выплеснуть
остатки чая в лицо через стол.
- Пошутил... неудачно... - признал Грубинский, - хотел, сказать, что
сам отец народов... потом вспомнил, ко времени вашего рождения у него уж
не фурчало, поди, лет десять как, а может больше... кстати... - оживился
подполковник. - Вы-то как переносите вынужденное воздержание?..
Ребров молчал, в сотый раз пересчитывая число квадратов в решетке по
вертикали и по горизонтали, и перемножая их.
- Извините, что вторгаюсь в интимную сферу... но у нас есть данные,
что вы весьма активны в смысле... ну сами понимаете...
- Чьи данные? - Ребров спросил только, чтобы унять дрожь и подавить
искушение мордобоя.
- Тут секрета нет, не то, что с вашим настоящим отцом. - Грубинский
нырнул под стол, Ребров думал, к одному из нижних ящиков, чтоб извлечь
подтверждающую его половые свойства бумагу, но подполковник пояснил: -
Носки без резинок стали продавать! Сползают... Куда мы катимся?.. чьи,
говорите, данные? Мадам Шестопаловой... Почему фамилию против всех правил
назвал? Это не данные... так, бабьи сплетни. Не каждая блядь агент,
поверьте агентов меньше.
- Есть что-нибудь на свете, чего вы не знаете? - Ребров, как раз
скользил глазами по середине решетки.
- Нет, - простодушно, и упиваясь откровенностью, ответил
подполковник.
Поворошил бумаги, поохал, покряхтел, выплеснул остатки заварки в
пластиковую урну:
- Подумайте... договоренности мы соблюдаем свято... кого угодно
спросите, хоть вашего сокамерника Сеньку... мы вам родного отца, вы нам
документы... - Нажал вызывную кнопку. Вошел охранник. - Всего доброго! -
Напутствовал подполковник.
В кухне Шестопалова принимала Холина за уютным семейным столом. Лена
подливала сидящему в халате гостю рейнское вино к мясу.
- Этот халат без меня носили? - Холин ткнул в набивной герб на
махровом кармане.
- Дурачек! - Лена обильно полила мясо соусом. - Слушай, Холин, ты
теперь вдовец, я свободная женщина, детей у тебя нет, я отроду не
хотела... не объединить ли наши усилия на службе Родине?
Холин, мотая длинными концами махрового пояса, тоскливо поведал о
своих опасениях:
- Гулять будешь...
- Не чаще раза в квартал. - Лена подложила Холину зелени. - Причем,
раньше гульба шла впустую... теперь только тебе на пользу... тут сеньор
Мадзони на меня глаз положил... это серьезно...
- Ты с Ребровым спала... Пашка сказал. - Холин разрезал кусок мяса,
смазал местной горчицей, отведал, поморщился. - Все могут делать, а вот
горчица им не дается.
- Подумаешь, Пашка... я тебе сама без Пашки могу сказать... да
спала... ну и что? Откуда это в вас байские замашки?.. И ты спи с кем
хочешь... мало ли таких крепких семей?.. - Подумала: - ...Может, только
такие и крепкие?.. Опять же, маршальская дщерь... дача-срача... трофейный
фарфор - услада старости... а хочешь! - Ленку повело от вина. - Хочешь? Я
и родить могу! Маленького Холина, такого кудрявого... дед будет нянькаться
с внуком... а мы с тобой прокладывать дорогу новой российской буржуазии,
то бишь старой номенклатуре на мировые рынки... Соглашайся, Холин, пока
добрая. Красивая баба, в койке огонь... ну чего тебе еще надо?
Холин отложил вилку и нож.
- Завтра или после завтра привезут золото...
- И тогда... ты разбогатеешь! Я знаю! Маршальские дочери голодранцам
предложений не делают!
- Знаешь? Про золото? От кого?.. И Пашке отпустила?
- Был грех. Зато к тебе теперь с полным уважением. Двадцать пять
процентов! Не шутка!
- Идиот! Скотина! Пьянь! Все выболтал... - завопил Холин и выскочил
из кухни.
...Вскоре из спальни донеслась мелодия... que sera sera...
- Откуда у тебя эта пластинка?
- Ребров подарил... перед отъездом.
- А у меня есть брелок... с этими же словами. - Холин вынул из
кармана пиджака золоченый брелок, снятый с его убиенной жены... жена
завладела брелком в свою очередь убив итальянского Brigandi.
Брелок оказался предвестником смерти, но... о его происхождении Холин
к счастью для себя не знал.
Седой прибыл в хранилище в сопровождении Мозгляка. Прошли мимо
охранников внешнего кольца безопасности, спустились на лифте, миновали еще
три поста...
Наконец подошли к решетке из вертикальных прутьев, каждый толщиной с
черенок лопаты. Сопровождающий долго возился с запорами, наконец открыл,
прошли по глухому, сплошь забетонированному коридору и уперлись во вторую
решетку из вертикальных прутьев. Первая решетка автоматически закрылась.
Над второй телекамера следила за пришедшими. Сопровождающий отомкнул
запоры второй решетки, спустились по ступеням и попали в зал со
стеллажами. На стеллажах лежали слитки золота с клеймом госбанка,
указанием пробы и веса.
Седой и Мозгляк прошли вдоль стеллажей. Лоб Мозгляка блестел. Прошли
к уже упакованным ящикам с крашенными зеленым, чтоб не царапались,
слиткам.
- Вот... - сказал ни к кому, не обращаясь Седой, - двадцать ящиков.
Повезем на двух обычных рафиках, чтобы не привлекать внимания, и "Волги"
сопровождения без мигалок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
Холин вздохнул. Мастодонт разжевал валидол и... закурил, перехватил
взгляд Холина, объяснил:
- Ухожу я... все... отставка... сил нет... - и начал сползать в
кресле.
Реброва встречали в аэропорту, дали пройти паспортный контроль,
помучали отстоем в очереди к таможеникам, а могли бы взять у трапа... не
спешили, куда спешить? Наши кругом...
Подошли двое - Мозгляк и еще один с перебитым носом - под руки, как
ожидал Ребров, не взяли, зашагали рядом, сообщив:
- Вас ждет машина!
- Я арестован?..
Растерялись, не привыкли к разговорчивым жертвам, не привыкли к
вопросам в свой адрес.
- Ну что вы... - заблестели нос и лоб, зашевелились губы Мозгляка, -
просто поговорить по душам... вы же наш человек...
- Тогда может я сам доберусь до дома, а завтра поговорим?
- Вас ждет машина, - как заводной долдонил напарник Мозгляка, вытирая
украдкой каплю, набухающую под носом.
Ехали долго: противотанковые ежи на въезде в город, ресторан "Союз",
Речной вокзал, безобразный грязно-зеленый "Лебедь", развилка, нырок под
землю... дальше ушли к "Правде"... Только когда задрожав корпусом, "Волга"
въехала на трамвайные пути Красноказарменной, Ребров сообразил:
- Лефортово?
- Вроде того... - пояснил, смущаясь Мозгляк, а его напарник лихо
подхватил каплю с носа и расплылся улыбкой довольства.
- У вас, конечно, есть все... постановления, печати, подписи? - не
утерпел Ребров.
- Не сомневайтесь, - утешил Мозгляк.
Генерал-полковник Лавров навис над столом. О недавних событиях
свидетельствовали разве что бледность и синева под глазами.
Вошел адьютант, шепнул на ухо генералу... исчез, через минуту,
распахнув двери, пропустил в генеральский кабинет Седого с кофром.
Генерал вскочил, бросился навстречу гостю... расселись, Седой опустил
кофр на ковер.
Генерал приоткрыл заветную дверцу, кивнул на бутылочки марочного
коньяка, вопрос застыл в глазах...
- Не откажусь... - Седой зябко повел плечами. Генерал разлил по
рюмкам, выпили, Лавров определенно не находил путей к разговору, смущался,
желая нащупать нить беседы, единственно приводящую к необходимому
результату - полному примирению.
Седой не облегчал участь генерала, сидел, молчал, вертел в руках
рюмку.
- Что же это творится?.. - Генерал развел руками. - Страшно газеты
читать...
- А вы не читайте... - разрешил Седой.
- Ну как же?.. - Жалобно вопросил генерал.
- Так же... не читайте... и все. Что газеты?.. Все решают деньги... -
Седой пнул кофр носком ботинка. - Завтра доставите?
- Сегодня вечером... в двадцать один тридцать! - Рапортовал генерал,
радуясь, что хоть чем-то может угодить гостю.
- Точно? - Седой потянулся к телефону.
- Обижаете... - генерал развел руками.
Седой набрал номер, не представляясь, уронил в микрофон: - Это я...
сообщи встречающим... двадцать один тридцать... сегодня... сегодня!.. - С
раздражением швырнул трубку.
Лавров нажал кнопку, вошел адьютант - взгляд на генерала - подхватил
кофр, беззвучно удалился.
Поднялся и Седой:
- Как здоровье? - В глазах смешинка, или генералу только почудилось?
- Не жалуюсь... - не твердо оповестил генерал, пытаясь понять какого
же ответа от него ожидали.
- Ну и отлично! - поддержал Седой, не испрашивая разрешения, будто у
себя дома, налил еще рюмку коньяка, выпил и, не сказав ни слова, ушел.
Генерал вцепился в столешницу: каждый понял, кто есть кто.
В камере Ребров коротал время не один. Сокамерник представился Сеней
- ветераном диссидентства, на сей раз схваченным за оскорбление
президента.
- Чем же ты оскорбил президента? - Ребров сразу смекнул, что
Сеня-диссидент, оскорбитель президента, конечно же работает на "кума", то
есть на следствие, попросту стучит...
Сеня развалился, полусидя на койке:
- Слушай, если про слона сказать, что он слон или про бегемота, что
он бегемот - это оскорбление? А про осла - осел? Оскорбление?.. Нет, -
Сеня хмыкнул - констатация...
- А ты за что? - Полюбопытствовал оскорбитель.
- Вызовут - расскажут за что... - резонно предположил Ребров. - Может
соснем чуток?..
Сеня желал общаться:
- Еще надрыхнешься... Я вот один здесь куковал два месяца, не с кем
словом переброситься. - Сеня замер, сощурил глаза. - А ты, случаем, не
подсадной?..
- А ты? - В тон съязвил Ребров.
- Я? - Сеня рассмеялся в голос. - Да я в списках госдепа в первой
двадцатке... я Марченко знал... - Сеня догадался, что лишний треп
неуязвимости ему не прибавляет, сменил регистр: кто не знает чудеса
маскировки комитета? Наморщил лоб. - Я... нет!
- Тогда и я... нет! - Поддержал Ребров. - Часто на допрос таскают?
- Как у них настроение... но не лютуют, того, чего ты ждешь нет...
двухсотваттную лампу в морду... дергать по ночам... нет... Вроде
примарафетились, с пониманием, даже с сочувствием тебя разрабатывают, но
это видимость, внутри они те же ребята, что двадцать, сорок лет тому...
только свистни... и понеслась...
- И как же тебя разрабатывают? - не утерпел Ребров.
- Душеспасительными разговорами... и демонстрацией вольнодумства...
чтоб мог подумать что ты и они единомышленники... неподготовленных здорово
пробирает. Рассчитываешь биться головой о цементную стену... а на поверку
- вата... весь запал пшиком и выходит... Ушлые ребята, терпеливые... все
по-доброму да по-доброму... и вдруг, как врежут поддых, мало не
покажется...
- Бьют что ли? - Приподнялся Ребров на локте.
- Других, что ль, способов нет?.. Пруд пруди! - Сеня отпил холодного
чая, пояснил. - Человека в Лефортово не с облака привозят... каждый где-то
чего-то когда-то, они раскапывать мастера... так, мол и так... значит
анальный секс уважаете?..
Холин сидел в любимой белой гостиной своей квартиры в Цюрихе и
плакал, без стеснения и намека на мужественность:
- Уж и не мечтал, здесь оказаться. Ольгу жаль... вот попала.
Напротив, с обожаемым "чекистом за бугром", примостился верный Пашка
Цулко. Пашка принял свою дозу и нравоучительно заметил, показывая, что все
московские фокусы Холина ему известны:
- С Олькой ты здорово обтяпал... честно скажу, не ожидал... не верил,
что сможешь...
- Ты о чем? - Холин погрузился в привычную атмосферу вранья и
"несознанки", царящую в совколониях.
- Ладно... ладно... - Выпивка настроила Пашку на добрый лад.
Прогнусавил: - Не сыпь мне соль на раны!.. Не сыплю! Молчок! Твоего
предшественника Реброва конторские взяли в оборот... Я подкинул коллегам
тягостные для него бумажки, по дурости подмахивал, да подсовывал... Ребров
из наших с тобой грехов кое-что умыкнул в Москву, не поймет, дурья башка,
что грехи не наши персональные, а групповые... а в группе сам знаешь
кто!.. себя, а значит и нас, сожрать не дадут...
В кабинете следователя КГБ подполковника Грубинского тихо, и лишь
позвякивала ложка в стакане чая. Ребров сидел на стуле уже который час,
неспешно разговаривал с подполковником.
Грубинский отпил чай, предложил Реброву:
- Не хотите?
- Спасибо! - Отказался подследственный.
- Вчера, - сообщил Грубинский, - был в Вахтангова на "Турандот"... -
отпихнул лимон ложкой, сделал глоток, - не то... вот в шестидесятых,
помню... или моложе был, острее восприятие...
Ребров молчал. Перед Грубинским лежали бумаги - результаты допросов
вчерашних, позавчерашних, недельной и месячной давности.
- Мы уже четыре месяца с вами работаем? - Уточнил Грубинский, точно
зная день и час задержания Реброва. - Отчего вы не хотите сказать, где
документы?..
Ребров не скрывал:
- Это единственная гарантия, пусть слабая, моей безопасности...
- Весьма слабая... - Грустно улыбнулся Грубинский, прихлопнул бумаги
ладонью. - Не для протокола... Воруют?
- Еще как... - Подтвердил Ребров.
Грубинский пригубил чай:
- По вашим оценкам, сколько партийной валюты за рубежом... сотни
тысяч? миллионы?
Ребров смотрел сквозь зарешеченное окно, прислушивался к трамвайным
перезвонам:
- Сотни миллиардов!
- Да бросьте! - Грубинский оторвался от чая. - Не поверю... нет,
ерунда какая-то... конечно, есть нечистоплотные партработники... один,
другой... украдут сотню тысяч, но чтоб, как вы утверждаете...
- Я не утверждаю, - поправил Ребров, - вы спросили, я предположил...
- Верно, верно... - охотно согласился Грубинский, потянул на себя
листок из стопки. - Фамилия вашей матери Ястржембская?
- Я уже говорил. - Подтвердил Ребров.
- Полька... - подполковни задумался. - Я сам вот тоже не без польских
кровей... с поляками круто взяли одно время, да и не только с ними... Ваша
мать сидела... - Полуспросил, полупотвердил Грубинский. - Все
отворачивались от таких... А ваш отец не отвернулся... - Грубинский
замолчал.
- Ребров, фамилия вашего отца?
Подследственный кивнул.
- Он и мать давно развелись?
- Давно, - подтвердил Ребров, - мне стукнуло восемнадцать, я хорошо
отношусь к отцу... несмотря на его новую семью, на детей... он никогда не
повышал голос... любил меня... сколько себя помню, не поднимал на меня
руки...
- Естественно... не поднимал руки... - Грубинский постучал ложечкой
по стакану. - Ребров же не ваш отец, наказывать чужого... не каждый
способен...
- Что? - Ребров вскочил, перевернув стул, перед глазами поплыло,
решетка на окне стала изгибаться, задрожала, как горизонт в мареве жаркого
дня и побежала складками, будто крупноячеистая сеть.
- А вы не знали? - Грубинский паузой, потупленными глазами выразил
сожаление. - Вот видите... Ребров усыновил вас в полтора года...
- Значит, он и есть отец, - выдохнул подследственный.
- Так-то оно так... - мудро заключил подполковник, - но есть и
настоящий отец... чтоб там ни было, узнай я такое о себе, непременно б
умолял... скажите кто отец?
- Кто отец? - Повторил Ребров и поразился сухости во рту,
непослушанию языка.
- Интересно? - Повеселел Грубинский. - А когда узнаете... У-ух! Нет,
не буду раньше времени. Давайте заключим договор. Мы вам фамилию
настоящего отца... вы нам документы... и разойдемся по-хорошему... суд вам
вынесет символическое наказание... с учетом предварительного заключения -
на свободу прямо из зала суда... живите - наслаждайтесь...
- Нет. - Отрубил Ребров.
- Зря. - Грубинский налил в стакан заварку из гжельского заварного
пузанчика пальца на четыре, сверху огулял струей крутого кипятка,
перочинным ножиком отрезал ломтик лимона, опустил в чай, туда же перстами,
три куска рафинада из коробки:
- С сахаром перебои... беда!.. не могу без сахара... мозги не
работают, тяжело, работа умственная... - рассмеялся, - небось клянете
меня?.. вот, мол, дурак, сам про свою работу заявляет - умственная! Чего ж
умственного?.. Хлестать чай с утра до ночи и ворошить протоколы...
Грубинский отпил чай, фыркнул - горячо, неожиданно поинтересовался:
- Вы давно в Вахтангова были?
- А что? - С трудом разжал потрескавшиеся губы Ребров.
- Да нет, ничего... - нотки извинения прозвучали в голосе
подполковника: простите, мол, покорнейше, отрываю не ко времени, от
созерцания решетки на окне. - Зря, эх, зря... - бормотнул Грубинский и
хитро прищурился. - А хотите, скажу про отца?.. За так... по дружбе... -
Огляделся, скользнул к входной двери, приоткрыл, шуганул охранника, чтоб
не дремал, дернулся, сел, отпил глоток, будто призывая на помощь все
отпущенное мужество, выдохнул шепотом:
- Каганович!
В комнате повисла тишина.
Ребров с трудом унимал дрожь в пальцах, смирял желание выплеснуть
остатки чая в лицо через стол.
- Пошутил... неудачно... - признал Грубинский, - хотел, сказать, что
сам отец народов... потом вспомнил, ко времени вашего рождения у него уж
не фурчало, поди, лет десять как, а может больше... кстати... - оживился
подполковник. - Вы-то как переносите вынужденное воздержание?..
Ребров молчал, в сотый раз пересчитывая число квадратов в решетке по
вертикали и по горизонтали, и перемножая их.
- Извините, что вторгаюсь в интимную сферу... но у нас есть данные,
что вы весьма активны в смысле... ну сами понимаете...
- Чьи данные? - Ребров спросил только, чтобы унять дрожь и подавить
искушение мордобоя.
- Тут секрета нет, не то, что с вашим настоящим отцом. - Грубинский
нырнул под стол, Ребров думал, к одному из нижних ящиков, чтоб извлечь
подтверждающую его половые свойства бумагу, но подполковник пояснил: -
Носки без резинок стали продавать! Сползают... Куда мы катимся?.. чьи,
говорите, данные? Мадам Шестопаловой... Почему фамилию против всех правил
назвал? Это не данные... так, бабьи сплетни. Не каждая блядь агент,
поверьте агентов меньше.
- Есть что-нибудь на свете, чего вы не знаете? - Ребров, как раз
скользил глазами по середине решетки.
- Нет, - простодушно, и упиваясь откровенностью, ответил
подполковник.
Поворошил бумаги, поохал, покряхтел, выплеснул остатки заварки в
пластиковую урну:
- Подумайте... договоренности мы соблюдаем свято... кого угодно
спросите, хоть вашего сокамерника Сеньку... мы вам родного отца, вы нам
документы... - Нажал вызывную кнопку. Вошел охранник. - Всего доброго! -
Напутствовал подполковник.
В кухне Шестопалова принимала Холина за уютным семейным столом. Лена
подливала сидящему в халате гостю рейнское вино к мясу.
- Этот халат без меня носили? - Холин ткнул в набивной герб на
махровом кармане.
- Дурачек! - Лена обильно полила мясо соусом. - Слушай, Холин, ты
теперь вдовец, я свободная женщина, детей у тебя нет, я отроду не
хотела... не объединить ли наши усилия на службе Родине?
Холин, мотая длинными концами махрового пояса, тоскливо поведал о
своих опасениях:
- Гулять будешь...
- Не чаще раза в квартал. - Лена подложила Холину зелени. - Причем,
раньше гульба шла впустую... теперь только тебе на пользу... тут сеньор
Мадзони на меня глаз положил... это серьезно...
- Ты с Ребровым спала... Пашка сказал. - Холин разрезал кусок мяса,
смазал местной горчицей, отведал, поморщился. - Все могут делать, а вот
горчица им не дается.
- Подумаешь, Пашка... я тебе сама без Пашки могу сказать... да
спала... ну и что? Откуда это в вас байские замашки?.. И ты спи с кем
хочешь... мало ли таких крепких семей?.. - Подумала: - ...Может, только
такие и крепкие?.. Опять же, маршальская дщерь... дача-срача... трофейный
фарфор - услада старости... а хочешь! - Ленку повело от вина. - Хочешь? Я
и родить могу! Маленького Холина, такого кудрявого... дед будет нянькаться
с внуком... а мы с тобой прокладывать дорогу новой российской буржуазии,
то бишь старой номенклатуре на мировые рынки... Соглашайся, Холин, пока
добрая. Красивая баба, в койке огонь... ну чего тебе еще надо?
Холин отложил вилку и нож.
- Завтра или после завтра привезут золото...
- И тогда... ты разбогатеешь! Я знаю! Маршальские дочери голодранцам
предложений не делают!
- Знаешь? Про золото? От кого?.. И Пашке отпустила?
- Был грех. Зато к тебе теперь с полным уважением. Двадцать пять
процентов! Не шутка!
- Идиот! Скотина! Пьянь! Все выболтал... - завопил Холин и выскочил
из кухни.
...Вскоре из спальни донеслась мелодия... que sera sera...
- Откуда у тебя эта пластинка?
- Ребров подарил... перед отъездом.
- А у меня есть брелок... с этими же словами. - Холин вынул из
кармана пиджака золоченый брелок, снятый с его убиенной жены... жена
завладела брелком в свою очередь убив итальянского Brigandi.
Брелок оказался предвестником смерти, но... о его происхождении Холин
к счастью для себя не знал.
Седой прибыл в хранилище в сопровождении Мозгляка. Прошли мимо
охранников внешнего кольца безопасности, спустились на лифте, миновали еще
три поста...
Наконец подошли к решетке из вертикальных прутьев, каждый толщиной с
черенок лопаты. Сопровождающий долго возился с запорами, наконец открыл,
прошли по глухому, сплошь забетонированному коридору и уперлись во вторую
решетку из вертикальных прутьев. Первая решетка автоматически закрылась.
Над второй телекамера следила за пришедшими. Сопровождающий отомкнул
запоры второй решетки, спустились по ступеням и попали в зал со
стеллажами. На стеллажах лежали слитки золота с клеймом госбанка,
указанием пробы и веса.
Седой и Мозгляк прошли вдоль стеллажей. Лоб Мозгляка блестел. Прошли
к уже упакованным ящикам с крашенными зеленым, чтоб не царапались,
слиткам.
- Вот... - сказал ни к кому, не обращаясь Седой, - двадцать ящиков.
Повезем на двух обычных рафиках, чтобы не привлекать внимания, и "Волги"
сопровождения без мигалок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17