- Пожалел маршал, вырвал консервный нож у Представителя. -
Вот деревня! Дай помогу!
Сановник зло зыркнул на воина, маршал, памятуя печальный опыт
Лаврова, припомнив необходимость привечать товарищей из братских партий,
заулыбался, залопотал:
- Экий ты, брат... не боись... минута, и ты весь в икре!
Марь Пална, глядя в окно на снега, тянущиеся к горизонту, черные
полосы лесов и одиноко дымящуюся трубу крохотного заводика, призналась
Сановнику:
- Сто лет знаю Седого... а фамилию его не знаю, называл какие-то...
сразу видно, липовые...
- Прут его фамилия, - обронил Сановник, думая о своем, - Павел
Устинович Прут, сокращенно - ПУП. - И засмеялся.
Похоже, Седой услышал "ПУП", а может и нет, а может, решил, что народ
размечтался о супе, как случается после обильной выпивки.
- Прут, - едва слышно повторила Марь Пална.

Черная "Волга" плавно въехала на площадку перед Новодевичьим
монастырем. Из машины вышла Марь Пална, нырнула в ворота в основании
надвратной Преображенской церкви. Уперлась взором в единственный золоченый
купол Смоленского собора и взяла правее к церкви, миновала раскидистое,
много более, чем столетнее, дерево, оставив по правую руку палаты музея
старинных изразцов. Вошла в Храм божий. Поднялась по загнутым краям
вылизанных временем и сотнями тысяч ног ступеней, глянула вскользь на
расписание церковных служб слева от еще одной двери в церковь. Пропустила
горбунью, источавшую запах ладана и тлена, вошла...
Сотни свечей возносили скромные огни ликам святых. Купила три
рублевые свечи. Проскользнула в зал, шла служба, с хоров доносилось
пение... поп в белых облачениях читал неслышные Марь Палне церковные
тексты.
Марь Пална зажгла все три свечи перед ликом Богоматери, вставила в
крохотные латунные оправы, перекрестилась, приблизилась к резному алтарю.
Богомольные старушки по разному восприняли явление в этих стенах
странно яркой, очевидно мирской особы: кто зашикал, кто пригвоздил злыми
зрачками, кто оделил добрым взглядом, памятуя, что в церковь ходят не
казнить, а прощать...
Марь Пална, глядя на алтарь, шептала, и если прислушаться, похоже,
лишь одно всего слово: ...Прут... Прут!.. На молитву никак не походило. На
счастье, в церквях слушают глас Божий или, в крайнем случае,
прислушиваются к себе, а никак не к соседу, что - каждый согласиться -
есть привилегия служителей иных культов.
Марь Пална перекрестилась и пошла назад, на ступенях раздала деньги
нищенкам в низкоповязанных платках.
Марь Пална обошла церковь сзади, проскользнула мимо Лопухинских
палат, обошла могилы позади Смоленского собора и по аллейке с золотоглавым
склепом и соловьевскими надгробиями по правую руку направилась к выходу. У
циферблата солнечных часов на стене помещения церковной канцелярии
встретила Мозгляка, не удивилась, лишь спросила:
- Гуляешь?
Мозгляк кивнул, сально засияв всеми порами:
- А ты?
- Тоже гуляю. - Марь Пална стянула губы в трубочку, как всегда в миг
напряженных размышлений, пошла в ворота.
...В машине шофер выбрался из дремы, не оборачиваясь сообщил:
- Герман Сергеевич велели к нему!

На вилле в стиле пьемонтского барокко, на берегу Боденского озера
Мадзони устроил прием.
За столом, среди прочих, сидели Ребров, Лена Шестопалова и Цулко...
Мадзони - гостеприимный хозяин виллы - рядом с Ребровым. В центре стола,
на овальном голубом блюде метра в полтора возлежала запеченная рыбина.
Глаза рыбины обладали странной, как у Джоконды, особенностью: куда бы вы
ни направились, они смотрели на вас!
Мадзони часто склонялся к Реброву, что-то нашептывая. Ребров
внимательно слушал, по губам его блуждала улыбка - упрямая,
обнадеживающая? Не разобрать.
Наконец, Ребров вытер салфеткой рот. Поднялся, вслед за ним поднялся
и Мадзони. Мужчины подошли к балюстраде, любуясь панорамой внизу.
- Значит, нет? - Мадзони устал играть добряка, зрачки владельца
"Банко ди Бари" сузились.
- Значит, нет. - Любезность, расположение к хозяину виллы не покинули
Реброва.
- Жаль. - Мадзони развел руками. - Я сделал все что мог...
Ребров сбежал по лестнице, у одной из двух ваз с цветами по обеим
сторонам лестницы стояли двое с мотоциклетными шлемами. Парни скользнули
по Реброву безразличными взглядами, будто видели впервые.
Ребров замер... дружелюбно вгляделся в обоих - все же помню - нет не
ошибся! Приветливо кивнул.
На верху лестницы возник Мадзони, венчая широкий многоступенчатый
пролет, как ожившая статуя.
Юноши с мотоциклетными шлемами посмотрели на Мадзони, легко читая
только им ведомое в глазах хозяина, потом на Реброва и... также дружески
кивнули.
Ребров сел в машину, его догнала Лена Шестопалова, плюхнулась рядом,
высоко задрав колени. Ребров отъехал на самой малой - дорога шла под уклон
- жиманул на тормоз, машина встала, как вкопанная. Еще раз двинул на самой
малой и еще раз вжал педаль тормоза - машина замерла, Лена ткнулась в
лобовое стекло - тормоза держали мертво.
- Ты что? - Взвизгнула женщина.
- Ничего. Проверяю тормоза. - Ребров отъехал от виллы Мадзони всего
несколько сот метров, остановил машину, полез под капот, потрогал жгуты и
патрубки - вроде все в порядке. Полез под машину.
- Ты что, рехнулся? - Лена выскочила из машины.
- Темно... ни черта не видно! - Ребров отряхнул ладони.
- Что ты ищешь? - Не утерпела Шестопалова.
- Сам не знаю... - Ребров вынул из кармана белоснежный платок,
протянул женщине. В слабом свете тускло мерцали серебряные искры.
- Что это? - изумилась Лена.
- Металлические опилки. - Ребров спрятал платок.
- Ехать дальше опасно. Не знаю что пилили... рулевые тяги?.. или
крепления переднего колеса?.. Пошли! - Ребров захлопнул дверцу машины,
запер и потянул женщину за собой на дорогу. Мимо проносились автомобили,
выхватывая фарами густую зелень кустов и двоих - мужчину и женщину -
взявшихся за руки. Сверху от виллы донесся мощный гул, он нарастал,
накатывал как волна, пока не обратился в рев, затем в визг - на бешеной
скорости пронеслись два мотоциклиста. Реброва, его машину и женщину,
скорее всего не заметили...
Через пару минут двоих подобрали, еще через час они входили в
квартиру Шестопаловой. Ребров позвонил в аварийную службу, сообщил
километр, где оставил машину, ее номер и... свой служебный адрес.
Легли спать. Утро известило о себе ярким солнцем и резким телефонным
звонком. Лена спросонья подняла трубку:
- Аварийная служба? - И протянула трубку Реброву.
- Слушаю. - Ребров попытался присесть, опираясь о подушку.
Трубка сообщила:
- Счастье, что вы не поехали... машина б не прошла и пяти
километров... глубокие пропилы у рулевых тяг... и колесных креплений...
Ребров положил трубку, соскочил с кровати, прошлепал на кухню, сварил
кофе...
Подошла Лена, заспанная, в халате и все же... красивая, яркоглазая,
порочная и готовая предаться пороку без остатка. Погладила Реброва,
поворошила волосы:
- Зря упираешься... лбом стену не пробьешь...
- Ну, почему? - Ребров отпил кофе.
- Почему? Да потому, что ты - дите. А кругом взрослые... Знаешь,
например, что я - человек Цулко?
- Ты?! - Изумление Реброва поразило Шестопалову.
- Я!.. Я!.. И вчера в полночь, когда ты отключился, Пашка звонил... я
сказала ему про тормоза... про железные опилки... про тяги и колеса...
- А он? - Прервал Ребров.
- Он?.. Сказал, что ты - осел. - Лена оседлала скамейку, высоко
подогнув полы халата. - Слушай, Ребров, помнишь про вечный двигатель? Его
создать нельзя, но зато можно создать вечную систему. Наша система - с
доносительством, круговой порукой, враньем - вечна. Она будет
видоизменятся, чтобы ввести в заблуждение дурачков вроде тебя, но...
посмотришь, править бал будут те же персонажи... их дети, близкие,
доверенные...
Ребров оделся, подошел к двери:
- Значит, все докладываешь?
Лена стояла рядом:
- Нет... только то, что посчитаю нужным. Цулко интересовался, как ты
в койке? Я ответила, что в моей - представляешь в моей! - практике такой
впервые. Пашка чуть не онемел... от зависти.
- Вранье, - с улыбкой опроверг Ребров, - твердый четверочник, не
более...
- Даже троешник! - оборвала Шестопалова. - Но... свой троешник...
даже не представляешь, как это важно.
Ребров привлек женщину, поцеловал:
- Я больше не прихожу?
- Почему? - Не поняла Лена.
- Чтобы не подставлять тебя...
- Да срать я на них хотела... это ты вне системы... а я?.. я и есть
сама система, мне-то чего боятся? - Приподнялась на цыпочки, поцеловала
Реброва.

Машину вернули через четыре дня. А еще через день Ребров возвращался
с площади Независимости из "Креди Сюисс". Домой не хотелось, Ребров
отправился за пределы городской черты: в боковом зеркальце пулей
промелькнул мотоцикл, через минуту-другую еще один... Ребров не волновался
- машина исправна. Перед поворотом в гору дорога сужалась, "узость"
дорожного полотна позволяла с трудом разъехаться двум автомобилям.
Встречный грузовик крался с потушенными фарами, не форсируя
двигатель, катил едва слышно... Ребров слишком поздно заметил встречную
громадину... Все произошло в считанные доли секунды: тупое рыло грузовика
подмяло легковушку Реброва, протащило полтора десятка метров и отшвырнуло
в сторону. И сразу же грузовик свернул на темную дорогу, уходящую вниз.
Легковушка пошла юзом и перевернулась. Вскоре раздались полицейские
сирены... Из покореженного автомобиля извлекли Реброва: только синяки и
ссадины... Врач скорой помощи ощупал потерпевшего и бросил полицейскому
рядом:
- Чудо!
У постели Реброва, в спальне холинской квартиры хлопотала Лена
Шестопалова без грима, промокала испарину со лба, испещренного глубокими
царапинами и порезами, отпаивала чаем.
- Уезжай, - просила Лена, - или дай ход золоту...
Ребров лежал, раскинув руки: не сомневался, полиция не найдет
грузовик... у Мадзони много наличных денег, а полицейские тоже люди...
все, как в России, ловят за превышение скорости, но... в автомобильной
катастрофе может погибнуть опальный "великий князь из пэбэ", и никто
никогда не найдет виновных.
- Уезжай! - повторила Лена. Подняла трубку, набрала номер: - Москва?
Приемная маршала Шестопалова? Отец?.. Привет! Чего звоню? Просто так!
Нет... ничего. На кого надавить? Да нет, нет... Просто решила узнать, как
ты и мать? - Недолго слушала, положила трубку, прильнула к Реброву: -
Уезжай!
- Дома еще хуже, - Ребров точно оценивал обстановку.
- Тогда оставайся здесь и... я останусь! Тебя возьмут в любой банк.
Жаль отца... вот кто психанет... дачу не отнимут, пенсию тоже...
вельможные дети - заложники не только системы... и своих родичей тоже.
- Совдворянам грех жаловаться, - остудил порыв Ребров. - Что ты
знаешь про жизнь?
- А ты?
Лена поправила подушку.
- Хотя бы комуналку... это континент... тебе неведомый... и жизнь без
поддержки...
- Ты-то без поддержки? Не смеши!
- Просто повезло... Холин погорел, тут я подвернулся...
Лена покачала головой:
- Мужаешь на глазах... не "раскалываешься"... без поддержки? Значит,
без... только запомни, у нас так не бывает... значит хорошо спрятал
концы...
Ребров устало смежил веки. Лена, с трудом сдерживая зевоту, глянула
на часы - полтретьего ночи.

В офисе совбанка Цулко показно радовался возвращению несговорчивого
начальника:
- На тебе, как на кошке заживает.
Ребров просмотрел бумаги из красной папки. Выдрал несколько листов,
сложил вчетверо, упрятал во внутренний карман.
- Ты что? - Пашка недоумевал: у него на глазах красть служебные
документы!
- Чтоб ты видел и сообщил... своим и это - похлопал по карману - не
первые листочки в моем досье... и большая часть уже в Москве...
- Спятил после поломок... факт! - Пашка обрушился в кресло, хлопнул
ладонями по мягким подлокотникам. Опорожнил дежурный стакан и - не
отпрашиваясь, отношения накалились - рванул в аэропорт. Цулко встречал
Седого и Мозгляка, не афишируя приезд "скромной" пары.
На следующий вечер Седой и Мозгляк в машине наблюдали за Ребровым.
- Теперь его трогать нельзя... мину под нас подвел, бомбу
замедленного действия. Пашка, сволочь, только вчера вечером изволил
доложить. Зря летели, твою мать! Я такую штуковину приволок. - Седой вынул
коробочку, не больше, чем футляр для карт, сквозь прозрачную крышку серел
небольшой шприц. - Последняя разработка... секунда и конец... никакие
пробы, никакие анализы...
Мозгляк тоскливо взирал на улицы Цюриха, на людей, на витрины и
промытые авто.
- Ты что?.. - Ухватил настроение напарника Седой. - Смотри у меня...
не разлагаться! - И рассмеялся.
Седой, подкидывая коробочку со шприцем, сетовал:
- Впустую сгоняли... мог бы пару кофров прихватить... не врубился.
Мозгляк повернул зажигание, машина еще долго катила за размеренно
бегущим Ребровым, пока бегун не свернул в сквер.
Седой полез в бардачек, упрятал коробочку:
- Итальянцы! Мафия!.. Ничего толком сделать не могут, дураки... вон
их клиент шурует... как лось...
Седой вынул пепельницу, сплюнул:
- Гнать таких, как Пашка, в шею. Ребров полофиса выкрал, а этот,
сукин сын, только вчера заметил... Чую, Ребров подставился, нарочно, а то
б Пашка до сих пор дремал за стаканом... Ребров нас оповестил. Хитер!

Седой устроился в кресле напротив Черкащенко. Мастодонт слушал, не
перебивая, только пару раз сунул валидол в капсулах под язык, да выплюнул
в корзину желатиновые облатки.
- ...надо срочно отозвать! - Седой держал на коленях неизменный кофр.
- Герман Сергеевич того же мнения, то есть... - Седой поправился, - это
его мнение, и я придерживаюсь того же...
Мастодонт не сопротивлялся, буркнул:
- Конечно...
- У него взрывные бумаги, - вздохнул Седой. - Ну, это наша забота, у
нас генералы пай-мальчиками становятся. Как же вы, Тихон Степанович, с
вашим опытом и... такую промашку...
- Не знаю... - предправления простодушно помотал головой, поднял
трубку, устало приказал:
- Отозвать!.. Чтоб первым рейсом в Москву. - И, впадая в раж,
становясь неизвестно зачем в позу, выкрикнул. - Достаточно?
- Вполне! - Уверил Седой. На конфликт не пошел. Попрощался. Прошел
мимо Марь Палны. Остановился. - Давно не баловали, Марь Пална? Никак,
роман в разгаре? Рад, что невольно приложил руку к вашему счастью номер...
ну, ну молчу. Однако, дружба дружбой, а служба... вздохнул.
Марь Пална поднялась, строгая, вовсе не склонная к игривости:
- Я скоро явлюсь к вам с важным сообщением...
- Может дело не терпит отлагательств? Тогда сейчас...
- Терпит. - Марь Пална увидела, как за спиной Седого открылась дверь
и выплыл разъяренный лик Мастодонта.
Седой, почуяв опасность, обернулся, шутовски замахал руками, по-бабьи
всполошился:
- Ухожу, ухожу!.. - Исчез мгновенно.
Мастодонт в сердцах шваркнул дверью.
Холин сидел в кресле перед предправления: каялся, молил, клял судьбу,
обещал, признавался, уверял и... снова каялся, давно свои, не покаешься...
в усладу начальству, не согрешишь... на пользу себе.
- После гибели жены... - Холин уловил недовольство Мастодонта,
примолк, будто захлебнулся.
- Ты сколько там просидел? Пять лет. - Сам себе ответил Мастодонт, -
и у нас тут никакой головной боли. Разве что Чугунова вы с Пашкой...
- Что? - Встрепенулся Холин.
- Что! Что! - передразнил Мастодонт. - Приняли, видать, хреново, если
он врезал. Человек, между прочим, крепкий. Ну да это дело прошлое. Ты хоть
бестия продувная, но управляем... опять же комитет за тебя горой... только
вчера принимал ходатая. Чем ты им там угодил? Стучишь охотно? Так все не
зевают. Эка невидаль!
- Что вы... - пытался изобразить недоумение Холин. - Что вы...
- Будет целку-невидимку ломать. Стар я, давно живу... вашего брата
насквозь вижу, до шестого знака после запятой могу сказать, сколько украл
у государства и на каких счетах упрятал. - Выдохнул. - Только я-то в
обвинители не гожусь, сам шестерил, отмывал, перебрасывал со счета на
счет, прятал концы... распылял денежки партфунков на тысячи и тысячи
различных счетов, пойди найди... Ты-то понимаешь... Сколько раз
стремительно росли масштабы операций, а значит, и накачка депозитов -
прикрытие для наспех состряпанной отчетности... Есть в нашем великом и
могучем подходящее определение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17