Ответил Сановник.
Черкащенко попытался в последний раз:
- Чугунов завтра вылетает... Отменить нельзя?
- Нет, - сухость Сановника предназначалась в первую очередь Седому,
сидевшему на одном из стульев вдоль стены. - Всего доброго. - Сановнику
хотелось, как можно скорее выслушать доклад Седого.
Визитер не спешил, листая журналы, будто не заметил, что патрон уже
освободился от тягостных телефонных переговоров. Наконец Седой, будто
внезапно очнулся, отложил журнал:
- Мне сообщили... самолет уже сел... мои люди забрали груз... завтра
переправят в Западный Берлин.
- Только завтра? - тоска и нетерпение окрасили голос Сановника.
- Какая разница... считайте, что уже там... все отлажено, как часы...
ни единого сбоя, - заверил Седой. Сановник отпил чай из нарочито убогого
стакана в партийном подстаканнике с ракетами и ГЭС, захрустел баранкой,
ложка звякала о стакан, из-за окна доносились гудки автомобилей.
Седой без спроса взял баранку, разгрыз, проглотил и, весело глядя в
окно, продекламировал:
- Любимый город может спать спокойно...
- Вы о чем? - Сановник отодвинул стакан.
- Есть такая партия... - начал было Седой и осекся под взглядом
Сановника.
Чинуша вскипел:
- Что вы все невпопад, да невпопад?..
Седой посерьезнел:
- Кстати, Герман Сергеевич, похоже генерал Лавров не понимает...
заблуждается... искренне, неискренне... вам решать...
Сановник порозовел, почувствовал себя в привычной стихии персональных
дел, не вымолвив ни слова, нацарапал на листке бювара: Лавров, подчеркнул
и поставил знак вопроса.
- Завтра в Питер?
Седой кивнул.

В Цюрихе, в квартире главы представительства банка, готовились к
приезду ревизора. Что замыслили в Москве?.. Хозяин квартиры Эдгар
Николаевич Холин принимал и наставлял своего заместителя Пал Иваныча -
Пашку Цулко в любимой белой гостиной: белые угловые кожаные диваны, белые
кожаные кресла на колесиках, дымчатого стекла столики, оправленные будто
начищенным серебром, белые же вазы с белыми цветами и белые батики на
стенах, усыпанные нежно-серыми, почти сливающимися с фоном бабочками.
Принадлежность Цулко к ведомству "соседей" не вызывала сомнений,
именно такие бодрые юноши сновали с тоненькими папочками под мышкой в
кварталах, прилегающих к зданиям Лубянки. Несмотря на дорогой двубортный
костюм и отменный галстук, все в Цулко выдавало не слишком щепетильного,
шустрого мальца из предместий, решившего сделать карьеру, хоть и шагая по
трупам.
Банкир Холин и его заместитель Цулко распивали неведомые на далекой
родине напитки. Цулко заедал тонюсенькой, обсыпанной кристалликами соли
соломкой, Холин предпочитал сладости, отщипывая кусочки печенья и не
замечая, как крошки мелко обсыпают надраенное до блеска стекло.
- Не смог Мастодонт тормознуть Чугунова. - Холин поморщился.
- Мастодонт - хитер... это тебе он заливал, что Чугунова спускают
сверху, что он против его кандидатуры. Все учитывает... если Чугунов нас
сжует, зачем Мастодонту иметь нас врагами?.. Он нас подставил, он же
поплакался, что ничего не смог сделать и... мы ему вроде обязаны.
- Привык я... - посетовал Холин, - привык ко всему этому, - обвел
взглядом шероховатые стены, тронул бутылки, одну, другую, затем цветы в
вазе погладил, будто живые существа, допил рюмку и заключил с нажимом, -
привык!
- Есть к чему, - успокоил Пашка и, пытаясь вывести начальника из
оцепенения, решил взбодрить толикой хамства. - Не вешай нос... еще не
вечер... нам воду сливать рано... у меня запасено будь-будь и на
Мастодонта, и на кого покруче...
- Не боишься? - Холин наполнил рюмку тягучей белой жидкостью.
- Бояки всю жизнь одну бабу кроют, а я ходок... мне бояться не с
руки. Пока мы здесь, они... - взмах в сторону далеких начальников, - нас
боятся.
- А если окажемся там? - Холин невольно погрустнел.
- А ты не оказывайся! - поддел Цулко. - Улещай заезжих визитеров
оттэда, холь, лелей, пои, задаривай, борись за себя... а ты как хочешь?
- Надоело! - процедил зло Холин.
- Ах, надоело?.. Тогда в сберкассу... милости прошу... начальником
районного отделения... квартплата, пенсии, свет, газ... работа с
населением. А?.. Мудило! - Пашка хряпнул вискаря и, что странно,
протрезвел, напружинился, будто Чугунов через минуту потребует их
документацию. - Бороться надо!.. Кто он есть этот Чугунов?.. Копни и
выяснится, или пидар или еврей, или в семье отсиденты-несогласные, или
дочура дает... прикурить, а то и все вместе. Каждого есть за что
прихватить. Чуешь?.. А мы ребята пролетарской складки, чистые... спим
токмо с бабами, прожидью Бог миловал, протестовать, кусать лапу дающую?..
Не сдурели еще. Наши люди мы! А наших в стране мало, все больше ихние
попадаются.
Холин тяжело поднялся, обошел гостиную, дотрагиваясь до предметов
обстановки с трепетом, будто прощаясь навсегда, приблизился к окну,
отодвинул белую в белых же набивных хризантемах штору, посмотрел на
вылизанную улицу внизу, на вымытые машины, на аккуратную желто-белую
разметку. Из приоткрытой форточки доносился треск-пощелкивание светофора,
предупреждающего плохо видящих или слепых сограждан: идите - редкие
щелчки, или стойте - частые.
- Музыка... - обронил Холин.
- Ты о чем? - Пашка деловито возился с выпивкой, составляя свой
особый коктейль под названием "чекист за бугром".
- О щелчках с улицы... мы-то еще когда до такого дойдем... Вон, вижу,
старики, ничуть не нуждающиеся, баночки из-под пива вкладывают в автомат,
а тот отсыплет положенную деньгу... все по-людски..
Пашка опрокинул "чекиста за бугром", замер прослеживая падение
горячительного по пищеводу и, убедившись в благополучном приземлении
пойла, заключил:
- Это точно... По-людски... - Пашка развалился в белом кресле,
покуривая, и Холин с сожалением наблюдал, как пепел сигареты марает белую
обивку. - А мне брательник отписал... В Москве водяру уже в бутылки
"пепси" разливают, скоро в молочные пакеты станут набулькивать...
- Если будут! - Холин гладил прохладный материал шторы.
- Что... будут? - не понял Пашка, похоже, прикидывая, не повторить ли
"чекиста за бугром".
- Пакеты, если будут! - выкрикнул Холин и отлепился от окна. - Завтра
поедем Чугуна встречать... оба! - подчеркнул Эдгар Николаевич и
предупредил. - Ты, Паш, только не улыбайся. Прошу! У тебя улыбка, как
приговор... и, зрачки, будто свинцом заливает. Лучше не улыбайся... кивай,
слушай, вставь пару слов к месту.
- "Чекиста за бугром" не желаешь? - Пашка принялся смешивать
коктейль. - А я повторю!

В кабинете Черкащенко за приставным столом расположилась банковская
рать. Мастодонт оглядел присутствующих, задержал взгляд на Реброве, затем
тщательно, будто пограничник на паспортном контроле, обсмотрел Чугунова,
мысленно прикидывая в который раз - не ошибся ли...
Все знали цель сборища - "развинчивание" Панина, "разборка на части"
и... последующее увольнение.
Панин, средних лет крепыш, застыл на стуле, рядом ни справа, ни слева
никто сесть не рискнул.
Вошла секретарша, сегодня еще более обворожительная, чем обычно.
Мужчины потупились. Мастодонт подчеркнутым безразличием к красавице выдал
себя, догадался, что присутствующие давно в курсе и, чтобы не длить
скоморошество, перешел к делу:
- Итак, Панин... кто желает высказаться? - в кабинете повисла тишина.
Мастодонт с тоской глянул на телефон с гербом: когда нужно потянуть время,
обдумать, получить фору хоть на минуту-другую - не звонит!
- Тогда начну я. Уже не один год с Паниным творится нечто странное...
Толковый, вроде бы работник... правление доверяло ему и... в позапрошлом
году на Панина напал разоблачительный зуд - его предупредили,
по-доброму... В прошлом году все повторилось, и снова спустили на
тормозах... и, наконец, последняя выходка! Это что?.. Желание поссорить
банк с кураторами из ЦК?.. Мне плевать, что со всех сторон талдычат: Панин
- хороший работник! Плевать! Если человек близорук... подчеркиваю,
политически близорук, его деловые качества никого не интересуют. Кто
продолжит? - Мастодонт упер взор в Чугунова. - Понимаю, вы уже мысленно в
Цюрихе, но... случившееся касается вашего управления. Прошу!
Чугунов поднялся:
- Я доверяю Панину... квалифицированный специалист, лучшая отчетность
в управлении...
- Это все? - Мастодонт прищурился.
- Все, - кивнул Чугунов.
- Я просил дать политическую оценку, - напирал предправления.
- Я не понимаю, что такое политическая оценка, я понимаю лишь что
такое профессионально выполненная работа.
- Отлично! - Мастодонт расцвел. - Все знают, что товарищ Чугунов
завтра летит в Цюрих и... открыто не поддерживает председателя
правления... это означает лишь одно... разговоры про запугивание в
банке... про расправы - ложь! Чугунов завтра благополучно отбудет в Цюрих,
я не мстителен, хотя кое-кто уверяет всех в обратном. Кто еще желает?
Все молчали.
- Панин... - обратился Мастодонт к подследственному. - Ваши резоны?
Панин неохотно поднялся:
- Я так полагаю, что все решено, благодарю коллег за молчание... в
наших условиях молчание, как вопль в поддержку... Спасибо. - Панин сел.
Мастодонт поморщился:
- Панин разыгрывает из себя рыцаря без страха и упрека... однако на
нем висят некоторые валютные злоупотребления... я бы вел себя скромнее.
Панин вскочил:
- Все, о чем вы говорите, я делал по вашему прямому указанию.
Мастодонт держался отлично:
- Вы что-то путаете. Какое указание?
- Устное! - выкрикнул Панин.
- Вот видите, - обрадовался Мастодонт, - устное! Это не серьезно...
здесь же взрослые люди. Кто еще желает высказаться? Ребров?.. Молчишь?..
Так-так... Вот, что я вам скажу, Панин, то что вы совершили в последний
раз - больше чем преступление, это - ошибка. Ошибки не прощаются.
Федорчук, подготовьте приказ об увольнении! Все свободны! - Мастодонт
резко поднялся, оттолкнувшись от подлокотников. - Панин, останьтесь.
Все покинули кабинет, Мастодонт достал пачку сигарет, протянул
Панину, щелкнул зажигалкой:
- Разыграли как по нотам! И ты - молодец, я чуть не взрыднул. Сволочи
кругом! Никто меня не поддерживает, все хотят барахтаться в дерьме и
остаться чистенькими. Местечко я тебе заготовил аховое, месяц
перекантуешься, вроде в опале... и вдруг тебя берут - дикий случай,
везение... и на новом месте уверены, что я тебя выпер с треском - кто
подумает, что ты мой человек? Иди, отдыхай! - Мастодонт потрепал Панина по
плечу, проводил до дверей, выглянул в приемную, поманил пальцем секретаря.
Женщина вошла в кабинет. Мастодонт запер дверь на ключ изнутри:
- Люблю, Маш, когда по-моему выгорает. Сил прибавляется. - Подвел
женщину к подоконнику. Усадил. - Кровь по жилам, кураж и все такое... -
крепкие руки Мастодонта гладили тугие бедра женщины, обтянутые матовой,
тонкой черной тканью.
Мастодонт рывком задрал юбку женщине, ее голова запрокинулась, волосы
цеплялись за зеленые листья цветов в горшках...
Глаза Мастодонта заволокла белесая пелена. Радио вопило об успехах
привычно, бодро и глупо. Мастодонт дышал все чаще, голова женщины
запрокидывалась все больше, пальцы с длинными ногтями цвета сливы впились
в мощные плечи хозяина... Наконец, Мастодонт выдохнул, в безумных глазах
шевельнулось осмысленное:
- Часто думаю, Маш, какая светлая голова так мастерски рассчитала
высоту подоконника... гений и только... ни сантиметром выше, ни
сантиметром ниже... в аккурат... Женщина усмехнулась. Легко соскочила с
подоконника. Осмотрела себя, поправила волосы, передвинула цветы и уже в
дверях спросила:
- Ваш заказ Коле передать?
- Нет. Я на другой сегодня. Коля жену по ювелирным фабрикам возит. Я
место устроил, панинское, одному человеку, а он подсобил связями на
фабриках... вишь, как закольцовано: панинское место - нужному человеку...
самого Панина - на нужное мне место... и еще проверил сегодня на разборке,
кто чем дышит. Кофе принеси, - попросил Мастодонт. - Приустал я. - В
глазах женщины почудилась обида. - В ближайшую поездку возьму тебя, вроде
референта, и подкину чуток. - Мастодонт кивнул на сейф. - Реброва позови,
- и тяжело направился к столу.

На Московском вокзале в Питере Седого встречали, тоже черная "Волга",
но не с красной мигалкой, как в столице, а с синей. Седой расположился
сзади, упокоил кожаный кофр с цифровыми замками на коленях.
Машина, разбрасывая снопы синих искр, подвывая сиреной, пронеслась по
центру города. Седой любовался разрушающимся городом: на скорости работа
времени над кладкой зданий, над ажурными ограждениями набережных не так
заметна... голубое небо пронзала золотая адмиралтейская игла, под мостами,
будто вымерли цементные, стылые воды Невы.
- Можно не торопиться, - обронил Седой и шофер тут же сбросил газ. -
Паром на Стокгольм отходит в двенадцать?..
Шофер кивнул.
- Сто раз успеем, - успокоился Седой.
Машина подкатила к серому здания питерского морвокзала. Седого
встречал сумеречный мужчина, однако, умудрившийся скроить подобие любезной
улыбки. Мужчина взял Седого за локоть, провел мимо таможенников. Юнцы в
мышиных мундирах тормошили унылые очереди к таможенным стойкам, особенно
лютовали размалеванные наглые девицы. Седой остановился, заинтересованно
глянул на пожилого мужчину, растерянно замершего над выложенными на стол
двумя банками красной икры и бутылкой водки.
- Это сверх нормы... не положено... оформим изъятие... Вам расписку
на две банки и бутылку... получите на обратном пути.
В глазах пожилого человека застыли слезы, казалось постоянные
унижения, копившиеся десятилетиями сейчас выплеснуться через край.
Пожилой, будто решился на последнее унижение:
- Может разрешите?
На таможенника смиренная мольба подействовала хуже, чем красное на
быка:
- Не положено! - рявкнул юнец, отодвинул в сторону икру и водку. -
Квитанцию выписывать?
- Подавитесь вы своей распиской! - огрызнулся пожилой и, кажется
впервые в жизни поборов страх перед человеком в форме, направился к
паспортному контролю.
- Нервные стали люди. - Седой переложил кофр, полный долларов, в
другую руку и направился за провожатым. Беспрепятственно миновали
паспортный контроль, зашли в магазин беспошлинной торговли. Седой купил
два блока сигарет и бутылку водки "Смирнофф":
- На дорогу... чтобы не скучать...
Один блок протянул провожатому, тот сдержанно поблагодарил и
предостерег:
- Зря покупаете здесь... на корабле еще дешевле...
- Деньги есть... чего их экономить, - весело объяснил Седой.
Вышли на пристань. Высоченный борт морского парома "Ильич" нависал
над головами, уходя ввысь серой громадой в черных кружках-иллюминаторах
кают невысокого класса. Вдоль борта сновали молоденькие
солдатики-пограничники с серьезностью на лицах, превосходящей все мыслимые
пределы оправданной осторожности.
Чайки с хохотом и рыданиями взмывали из-за бортов, то устремляясь
ввысь, то прянув к холодным водам и чиркая крыльями по грязноватой глади в
радужных мазутных пятнах.
Провожатый представил Седого капитану, тот вызвал порученца и вверил
странного пассажира его заботам. Седому показали отдельную каюту первого
класса, просили обращаться с любыми просьбами.
Седой упрятал кофр, тщательно запер каюту и отправился в путешествие
по кораблю: рестораны - валютные, и со шведским столом для простых
смертных... бары, исключающие появление обладателей рублей... игральные
автоматы, незадействованное до вечера зеленое поле рулетки и, наконец, в
центре корабля магазин "Тэкс Фри". Седой прошел меж рядов разномастных
бутылок, взял фляжку "Чиваса", полдюжины пива, соленые орешки и шоколад.
...Днем Седой изысканно отобедал в валютном ресторане, сторонясь
соотечественников, вечером, после обильного ужина сыграл в карты с
сосредоточенной девицей-банкометом и выиграл девятьсот крон... полез
дальше и просадил три тысячи. Седой ничуть не огорчился: никому и в голову
не приходило, чтобы он отчитывался в таких мелочах.
Утром паром малым ходом скользил меж бесчисленных островов вблизи
шведского побережья. Медленно вошел в гавань Стокгольма, пропустив
уходившую в открытое море многопалубную красавицу "Бирке принцесс"
компании "Викинг Лайн".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17