Ц сказал он, хотя отлично знал, о чем речь.
Ц Сон в дневной одежде.
Ц А что, нельзя?
Ц Хэл, ты же прекрасно знаешь, что нельзя, Ц , сказала она.
Ц Знать не знаю, Ц ответил он, убрал локоть с глаз и Ц и оказался в полне
йшей темноте. Мэри, как предписано, ложась в постель, выключила свет.
«Ее тело, если без рубашки, на свету луны или лампы, наверное, само чуть све
тилось бы, Ц пришла мысль. Ц Но я же никогда его не видел, даже наполовину
без рубашки не видел. Вообще женского тела не видел, кроме как на картинке
, которую тот мужичок в Берлине из-под полы показывал. Я глянул, как голодн
ый, но так страшно стало, что я ноги в руки и драпать. Так и не знаю, поймали е
го потом вскорости аззиты или нет, и что у них навешивают за такой жуткий а
нтиистиннизм».
Жуткий. Однако картинка так и маячила перед глазами, как живая, словно он о
пять средь бела дня в Берлине. И, как живой, маячил тот мужичок, что предлаг
ал купить. Высокий, молодой, симпатичный, блондин, плечища Ц во! По-исланд
ски говорил, но с берлинским выговором.
Чуть светящаяся плоть…
Несколько минут Мэри лежала молча, только ее дыхание доносилось. И након
ец подала голос:
Ц Хэл, разве мало ты натворил, домой вернувшись? Или мне еще кое о чем прид
ется АХ'у заявлять?
Ц О чем «еще кое о чем»? Ц спросил он свирепо. Однако усмехнулся, потому ч
то решил: пусть она не темнит, пусть выступит и выскажется без уклончивос
тей. Ну, не то чтобы вовсе без уклончивостей, а насколько это для нее возмо
жно, лишь бы поближе к сути.
Ц О том самом, которое с тебя приходится, Ц донесся шепот.
Ц Что ты имеешь в виду?
Ц Сам знаешь.
Ц Ничего я не знаю.
Ц В ночь перед отъездом ты сказал, что устал. Это не отговорка, но я АХ'у ни
слова не сказала, потому что норму за неделю ты выполнил. Но теперь тебя дв
е недели не было, и стало быть…
Ц Норму за неделю! Ц рявкнул он, приподнявшись на локте. Ц Норму за неде
лю! Вот что у тебя на уме, а?
Ц Но, Хэл! Ц удивленно сказала она. Ц А что же еще должно быть на уме?
Он застонал, плюхнулся на матрас и уставился во тьму.
Ц А что толку? Ц сказал он. Ц Чего ради, а? Мы девять лет женаты, а детей не
было и не будет. Я уже заявление на развод подавал. Так чего ради продолжат
ь, как пара роботов по трехмерке?
Мэри шумно вздохнула, и представилось, какой ужас у нее на лице.
Помолчала, пока в упор наужасалась, и сказала:
Ц Должны Ц значит, должны. Что же еще нам делать? Не думаешь же ты, что…
Ц Не думаю, не думаю, Ц поспешно сказал он, прикидывая, что может статься
если она шепнет АХ'у. Прочее тот мимо ушей пропустит, но стоит намекнуть, ч
то муж отказывается исполнять особую заповедь Впередника… Об этом даже
подумать страшно! Так-сяк, а у него все же положение, он в университете пре
подает, пука имеется, есть где повернуться, имеется шанс продвинуться. Но
если только…
Ц Само собой, не думаю, Ц сказал он. Ц Раз-навсегда усвоил: надо старать
ся иметь детей, если даже насчет этого окончательно все ясно.
Ц Доктора говорят, мы оба полностью физически здоровы, Ц сказала она, п
оди-ка, в тысячный раз за последние пять лет. Ц Значит, кто-то из нас что-то
затаил против истиннизма, норовит отрицать истинное будущее через собс
твенное тело. Кто-кто, а, известное дело, не я. Такого просто быть не может!
Ц «Темное начало бременем кроется в светлом, Ц процитировал Хэл „Талм
уд Запада“. Ц Соратник в нас вожатым, а мы и не ведаем».
Ничто так не бесило Мэри с ее пристрастием к цитаткам, как те же цитатки из
уст Хэла. Но вместо того, чтобы ввернуть что-нибудь этакое в ответ, она вдр
уг заплакала.
Ц Хэл, мне просто ужас как страшно. Ты отдаешь себе отчет, что в будущем го
ду истекает наш срок? И что нас потянут к аззитам на детектор? И если мы зав
алимся, если подтвердится, что кто-то из нас отрицает будущее для собстве
нных детей… ты же знаешь, все знают, что нас ждет.
Искусственное оплодотворение от донора приравнивается к прелюбодеяни
ю. Клонирование запрещено Сигменом, поскольку грязнейший из соблазнов.
В первый раз за весь вечер Хэл почувствовал сострадание к Мэри. Ведом был
ему смертельный страх, От которого ее так в дрожь кидало, что кровать ходу
ном ходила.
Ц Не думаю, что есть о чем так уж тревожиться, Ц сказал он. Ц В конце конц
ов, нас очень уважают, мы нужные спецы. Их не хватит растранжирить наши зна
ния и талант и дать нам ВМ. Если ты не забеременеешь, я думаю, дадут нам отср
очку. И власть у них такая есть, и прецеденты были. Сам Впередник говорил, ч
то каждое дело надо рассматривать с учетом обстоятельств, а не по букве з
акона.
Ц И часто они рассматривают с учетом? Ц ехидно спросила она. Ц Часто? Не
хуже меня знаешь, что всегда судят по букве.
Ц Ни одного такого случая не знаю, Ц приободряюще ответил он. Ц Нельзя
же быть настолько наивной! Если один к одному, как по правдомету шпарят, то
да. Но я кое-что про иерархов слышал. И знаю: такие вещи как родство, дружба,
положение, толстая сума, польза для Госуцерквства очень даже сказываютс
я.
Мэри села на кровати Ц спина прямой струночкой.
Ц Уж не хочешь ли сказать, что уриелиты мзду берут? Ц окрысилась.
Ц Никогда никому такого не скажу и тебе тоже, Ц сказал он. Ц Клянусь отр
убленной рукой Сигмена, на такой жуткий антиистиннизм я даже намекать не
имел в виду. Нет, я имел в виду, что польза для Госуцерквства Ц такое дело,
что могут потом или помиловать, или что-то в этом роде.
Ц И кто же, по-твоему, за нас заступится? Ц донеслось из темноты, и Хэл усм
ехнулся. От его речей Мэри могла на стенку лезть, но в делах житейских она
не теряется и стесняться в средствах не станет, лишь бы от Высшей Меры отб
ояриться…
На несколько секунд воцарилось молчание. Мэри тяжело дышала, как загнанн
ый в угол зверь.
Наконец он заговорил:
Ц По правде-то, я никого из влиятельных не знаю, кроме Ольвегссена. А он, х
оть мою работу хвалит, раз за разом проезжается насчет моей СН.
Ц Вот видишь! Насчет СН! Хэл, если бы ты набрался духу и…
Ц И если бы ты так не усердствовала, чтобы мне подставить ножку, Ц зло от
озвался он.
Ц Хэл, мне никак, если ты по-прежнему будешь позволять себе так антиисти
нничать. Мне это совсем не в радость, но обязанность есть обязанность. Ког
да ты меня в этом упрекаешь, ты еще один ложный шаг делаешь. Еще одну черну
ю пометку получишь…
Ц Ложный шаг, про который ты вынуждена будешь спеть АХ'у. Да, знаю. Давай хо
ть на десятитысячный раз с этим не торопиться.
Ц Ты сам до этого довел, Ц сказала она добродетельно.
Ц Ну вот, кажется, обо всем договорились. Она судорожно вздохнула и сказа
ла:
Ц Не всегда же так было.
Ц Да, в первый год после женитьбы не было. Но с тех пор…
Ц А кто виноват? Ц всхлипнула она.
Ц Хороший вопрос. Но, по-моему, не стоит его обсуждать. Опасное это дело.
Ц Что ты имеешь в виду?
Ц Не тема для дискуссии.
Подивился тому, что сказал. Что он имел в виду? Сам не знал. Сказано было не о
т ума, а ото всего существа. Не Обратник ли подбил ляпнуть языком?
Ц Давай спать, Ц сказал он. Ц Утро вечера мудренее.
Ц Но сначала… Ц сказала она.
Ц Что «сначала»? Ц устало отозвался он.
Ц Ты буверняк передо мной не разыгрывай, Ц сказала она. Ц Из-за чего вс
е началось? Сначала давай… исполни свою обязанность.
Ц Обязанность, Ц сказал Хэл. Ц Чтобы все буверняк. Уж оно конечно.
Ц Не говори так, Ц сказала она. Ц Не желаю, чтобы ты делал это по обязанн
ости. Хочу, чтобы делал, потому что любишь меня, с радостью. Или потому что х
очешь любить.
Ц Я бы с радостью все человечество любил, Ц сказал Хэл. Ц Но примечаю, ч
то мне строго-настрого воспрещено исполнять эту обязанность с кем-либо,
кроме супруги, истиннизмом суженой.
Мэри в такой ужас пришла, что даже не ответила и повернулась к нему спиной
. Но он, зная, что делает это больше ей и себе в наказание, как обязанность,
Ц потянулся за ней. В том, что последовало после формальной вступительн
ой заявки, все было расписано и освящено. Но на этот раз, не как бывало рань
ше, все делалось шаг за шагом: и изустно, и изтелесно. Как заповедано Впере
дником в «Талмуде Запада». За исключением одной мелочи: Хэл был одет в дне
вную одежду. Он решил, что это простительно, потому что в счет идет дух, а не
буква, и эка разница, одет он в это уличное платье или в ночное Ц вечно дер
гаешься в нем, как стреноженный? Мэри, если и заметила эту строптивость, сл
овом на сей счет не обмолвилась.
3
А потом, откинувшись навзничь и глядя во тьму, Хэл думал, о чем уже столько
раз думалось. Что же это подобно перегородке из толстенной сталюги будто
рассекает его надвое ниже пояса? Порыв был. Еще бы не быть Ц и сердечко ко
лотилось, и дух спирало. Но, по правде-то, он ничего не переживал. И когда по
дступал тот миг, который у Впередника именовался моментом осуществлени
я из возможного, свершения и торжества истиннизма, Хэл испытывал чисто м
еханические ощущения. Тело срабатывало, как заповедано, но сам он не пере
живал восторга, так живописуемого у Впередника. Внутри была перегородка
, стылая, бесчувственная, глухая. И он чувствовал только подергивания тел
а, будто электродик шпынял нервы, и те тут же намертво теряли чувствитель
ность.
«Не то», Ц говорил он себе. Или все же то? Могло ли быть так, что Впередник о
шибся? В конце концов, он был человек выдающийся, не чета остальным. Возмож
но, ему было даровано столько, что он мог испытать совершеннейшие ощущен
ия, не отдавая себе отчета в том, что остальное человечество этой везухи с
ним никогда не разделит.
Но нет же, так не могло быть, если Впередник истинно провидел суть каждой о
соби, да сгинь мыслишка, что, может, и не каждой!
Значит, Хэл был обделен, один-одинешенек изо всей паствы Госуцерквства и
стиннизма.
Один ли? Он никогда ни с кем не делился своими ощущениями. Это было если не
немыслимо, то неосуществимо. Непристойно. Антиистинно. Учителя никогда н
е говорили ему, что это запретно; и не пристало им такое говорить, потому ч
то Хэл и без них об этом знал.
Однако Впередник заповедал, что должно Хэлу испытывать.
Может быть, не дословно? Когда Хэл обдумывал ту главу из «Талмуда Запада»,
которую дозволялось читать только посвященным и супружеским парам, он р
азумел, что Впередник и впрямь описывал не просто физическое состояние.
Глава была написана поэтическим языком (Хэл знал, что такое поэтический
язык, поскольку, будучи лингвистом, имел доступ к разного рода сочинения
м, запретным для прочих), а местами Ц метафорическим и, даже можно сказать
, метафизическим. Изложена в выражениях, которые, если так-то разобраться,
истиннизму мало присущи.
«Впередник прости и помилуй, Ц думал Хэл, Ц я подразумеваю только, что э
ти выражения не суть просто само по себе научное описание электрохимиче
ских процессов в человеческом теле. Они приложимы, спору нет, но лишь на бо
лее высоком уровне, поскольку истина феноменологически полипланарна».
Субистинна, истинна, псевдоистинна, сюристинна, сверхистинна, ретроисти
нна.
«Ни времени на богословие, Ц думал он, Ц ни желания заставить ум сосред
оточиться нынче ночью, как в иные ночи, на неразрешимом и не скором на отве
ты. Впередник ведал, а мне вот не дано».
Истина на сегодняшний день сводилась к тому, что он не в фазе с мировой лин
ией. И раньше был не в фазе. Он балансирует на грани антиистиннизма каждый
миг своей яви. И это не к добру: вот-вот поддаст Обратник, и рухнет Хэл Ярроу
прямо в лапы Впередникова братца…
Проснулся Хэл Ярроу, как от толчка, в тот миг, как в жилье прозвучала утрен
няя зорька. Секунды две не знал, где он: мир сновидений и мир яви так причуд
ливо переплелись.
Скатился с кровати, встал, оглянулся на Мэри. Та, как всегда, спала себе под
этот громкий зов, поскольку ее он не касался. Через четверть часа по трехм
ерке поступит второй сигнал горниста, побудка для женщин. К тому времени
Хэл должен быть умыт, побрит, одет и снаряжен в путь. В свою очередь, у Мэри б
удет пятнадцать минут на сборы в дорогу; а через десять минут после этого
с ночной работы сюда войдет Олаф Марконис и устроится пожить-поспать в э
том тесненьком мирочке до возвращения семейства Ярроу.
Хэл справился даже быстрее обычного, потому что был уже в дневной одежде.
Оправился, лицо-руки вымыл, набуровил крем для бритья на щеки персональн
ой кисточкой, убрал проклюнувшуюся щетину (в один прекрасный день авось
заделается он в иерархи и ужо тогда заведет себе бородищу, как у Сигмена),
причесался и выскочил из того самого.
Собрал полученные вчера вечером письма в дорожный чемоданчик, шагнул к д
вери. И вдруг что-то как толкнуло Ц обернулся, подошел к кровати, наклони
лся и поцеловал Мэри. Та еще не проснулась, и на секундочку даже жалко стал
о, что это до нее не дошло. Ведь не по обязанности, не согласно предписанию.
А по толчку из темного провала, где заодно все-таки, должно быть, был и свет
. И с чего это он? Не далее, как вчера вечером уверен был, что ненавидит. И вдр
уг…
Что ей иначе никак, что ему. Хотя это не оправдание, кто говорит? Каждая осо
бь сама в ответе за себя: худо ли ей, хорошо ли ей, а сделано, как говорится, с
воею собственной рукой.
Впрочем, поправочка; да, они с Мэри сами свои беды породили, но не сознател
ьно. Светлое начало в них противилось краху любви; того добивалось начал
о темное, глубоко затаившееся, это пресмыкался в них Обратник, гад ползуч
ий.
Перебрав ногами у входной двери, он увидел, что Мэри открыла глаза и гляди
т на него будто в каком-то смятении. Но не вернулся, не поцеловал ее еще раз
, а шмыгнул в коридор. Дикий страх одолел, боязнь, что вдруг она окликнет и п
о новой заведет все то же все про то же. И только тут припомнилось, что так и
не пришлось к слову сказать ей про свой отъезд нынче же утром на Таити. Да
ладно, одной докукой меньше.
А коридор был уже полон мужиков, спешащих на работу. Многие, как и Хэл, были
в просторных балахонах спецов. Кое-кто Ц в зелено-красном: университетс
кие преподаватели.
Конечно же, для каждого нашлась пара слов.
Ц Эрикссен, привет будущему!
Ц Да улыбнется Сигмен, Ярроу!
Ц Чан, цветное ли было мысленное предначертание?
Ц Буверняк, Ярроу! Цветное, как наяву.
Ц Шалом, Казимуру!
Ц Да улыбнется Сигмен, Ярроу! Первый заторчик у лифта, пока утренний дежу
рный по случаю толпы в коридоре выстраивал очередность спуска. Оказавши
сь снаружи, Хэл запрыгал с полосы на полосу, пока не пробился на центральн
ую, на экспресс. Там остановился, стиснутый телами мужчин и женщин, но наро
д был свой, так что без неприятного чувства. Десять минут дороги, и скоманд
овал себе лево руля на край. Еще пять минут, и сошел на грунт, зашагал к пеще
роподобному входу пали No 16 «Университет Сигмен-сити».
Там второй заторчик, тоже недолгий, пока дежурный назначил лифт. И Хэл взм
ыл экспрессом в один скок на тридцатый этаж. Обычно, выйдя из лифта, он шел
прямо к себе готовиться к первой лекции старшего курса, которую давали п
о трехмерке. Но нынче направился в деканат.
По дороге жутко захотелось курнуть, а в присутствии Ольвегссена насчет э
того Ц ни-ни, и Хэл приостановился, закурил и с удовольствием затянулся п
риятным женьшеневым дымком. Как раз против входа в аудиторию первого кур
са, откуда доносились обрывки лекции Кеоки Джеремиэля Расмуссена:
Ц Первоначально слова «пука» и «пали» бытовали у общин полинезийцев, п
ервонасельников Гавайских островов. Англоязычное население, которое к
олонизовало острова в более поздний период, заимствовало многие термин
ы из языка гавайцев. И в числе наиболее употребительных Ц слово «пука», о
значающее нору или пещеру, и слово «пали», означающее утес.
Когда после Апокалиптической битвы американо-гавайцы заново заселили
Северную Америку, эти два термина употреблялись в своем первоначальном
смысле. Но в течение следующего полустолетия смысл этих двух слов измени
лся. «Пука» Ц так с очевидным пренебрежительным оттенком стали называт
ь отдельные помещения, предназначенные для жилья у низших сословий. Впос
ледствии этот термин стали употреблять и сословия повыше. Если вы принад
лежите к сословию иерархов, вашим местом обитания является «площадь»; ес
ли вы принадлежите к любому из остальных сословий, вашим местом обитания
является «пука».
Словом «пали», то есть «утес», стали называть небоскребы или любые други
е крупноразмерные здания. В отличие от слова «пука», слово «пали» сохран
ило и свое первоначальное значение.
Хэл докурил сигарету, бросил окурок в пепельницу и прошел через приемную
прямо в кабинет декана. Там за столом восседал доктор-декан Боб Кафзаэль
Ольвегссен собственной персоной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Ц Сон в дневной одежде.
Ц А что, нельзя?
Ц Хэл, ты же прекрасно знаешь, что нельзя, Ц , сказала она.
Ц Знать не знаю, Ц ответил он, убрал локоть с глаз и Ц и оказался в полне
йшей темноте. Мэри, как предписано, ложась в постель, выключила свет.
«Ее тело, если без рубашки, на свету луны или лампы, наверное, само чуть све
тилось бы, Ц пришла мысль. Ц Но я же никогда его не видел, даже наполовину
без рубашки не видел. Вообще женского тела не видел, кроме как на картинке
, которую тот мужичок в Берлине из-под полы показывал. Я глянул, как голодн
ый, но так страшно стало, что я ноги в руки и драпать. Так и не знаю, поймали е
го потом вскорости аззиты или нет, и что у них навешивают за такой жуткий а
нтиистиннизм».
Жуткий. Однако картинка так и маячила перед глазами, как живая, словно он о
пять средь бела дня в Берлине. И, как живой, маячил тот мужичок, что предлаг
ал купить. Высокий, молодой, симпатичный, блондин, плечища Ц во! По-исланд
ски говорил, но с берлинским выговором.
Чуть светящаяся плоть…
Несколько минут Мэри лежала молча, только ее дыхание доносилось. И након
ец подала голос:
Ц Хэл, разве мало ты натворил, домой вернувшись? Или мне еще кое о чем прид
ется АХ'у заявлять?
Ц О чем «еще кое о чем»? Ц спросил он свирепо. Однако усмехнулся, потому ч
то решил: пусть она не темнит, пусть выступит и выскажется без уклончивос
тей. Ну, не то чтобы вовсе без уклончивостей, а насколько это для нее возмо
жно, лишь бы поближе к сути.
Ц О том самом, которое с тебя приходится, Ц донесся шепот.
Ц Что ты имеешь в виду?
Ц Сам знаешь.
Ц Ничего я не знаю.
Ц В ночь перед отъездом ты сказал, что устал. Это не отговорка, но я АХ'у ни
слова не сказала, потому что норму за неделю ты выполнил. Но теперь тебя дв
е недели не было, и стало быть…
Ц Норму за неделю! Ц рявкнул он, приподнявшись на локте. Ц Норму за неде
лю! Вот что у тебя на уме, а?
Ц Но, Хэл! Ц удивленно сказала она. Ц А что же еще должно быть на уме?
Он застонал, плюхнулся на матрас и уставился во тьму.
Ц А что толку? Ц сказал он. Ц Чего ради, а? Мы девять лет женаты, а детей не
было и не будет. Я уже заявление на развод подавал. Так чего ради продолжат
ь, как пара роботов по трехмерке?
Мэри шумно вздохнула, и представилось, какой ужас у нее на лице.
Помолчала, пока в упор наужасалась, и сказала:
Ц Должны Ц значит, должны. Что же еще нам делать? Не думаешь же ты, что…
Ц Не думаю, не думаю, Ц поспешно сказал он, прикидывая, что может статься
если она шепнет АХ'у. Прочее тот мимо ушей пропустит, но стоит намекнуть, ч
то муж отказывается исполнять особую заповедь Впередника… Об этом даже
подумать страшно! Так-сяк, а у него все же положение, он в университете пре
подает, пука имеется, есть где повернуться, имеется шанс продвинуться. Но
если только…
Ц Само собой, не думаю, Ц сказал он. Ц Раз-навсегда усвоил: надо старать
ся иметь детей, если даже насчет этого окончательно все ясно.
Ц Доктора говорят, мы оба полностью физически здоровы, Ц сказала она, п
оди-ка, в тысячный раз за последние пять лет. Ц Значит, кто-то из нас что-то
затаил против истиннизма, норовит отрицать истинное будущее через собс
твенное тело. Кто-кто, а, известное дело, не я. Такого просто быть не может!
Ц «Темное начало бременем кроется в светлом, Ц процитировал Хэл „Талм
уд Запада“. Ц Соратник в нас вожатым, а мы и не ведаем».
Ничто так не бесило Мэри с ее пристрастием к цитаткам, как те же цитатки из
уст Хэла. Но вместо того, чтобы ввернуть что-нибудь этакое в ответ, она вдр
уг заплакала.
Ц Хэл, мне просто ужас как страшно. Ты отдаешь себе отчет, что в будущем го
ду истекает наш срок? И что нас потянут к аззитам на детектор? И если мы зав
алимся, если подтвердится, что кто-то из нас отрицает будущее для собстве
нных детей… ты же знаешь, все знают, что нас ждет.
Искусственное оплодотворение от донора приравнивается к прелюбодеяни
ю. Клонирование запрещено Сигменом, поскольку грязнейший из соблазнов.
В первый раз за весь вечер Хэл почувствовал сострадание к Мэри. Ведом был
ему смертельный страх, От которого ее так в дрожь кидало, что кровать ходу
ном ходила.
Ц Не думаю, что есть о чем так уж тревожиться, Ц сказал он. Ц В конце конц
ов, нас очень уважают, мы нужные спецы. Их не хватит растранжирить наши зна
ния и талант и дать нам ВМ. Если ты не забеременеешь, я думаю, дадут нам отср
очку. И власть у них такая есть, и прецеденты были. Сам Впередник говорил, ч
то каждое дело надо рассматривать с учетом обстоятельств, а не по букве з
акона.
Ц И часто они рассматривают с учетом? Ц ехидно спросила она. Ц Часто? Не
хуже меня знаешь, что всегда судят по букве.
Ц Ни одного такого случая не знаю, Ц приободряюще ответил он. Ц Нельзя
же быть настолько наивной! Если один к одному, как по правдомету шпарят, то
да. Но я кое-что про иерархов слышал. И знаю: такие вещи как родство, дружба,
положение, толстая сума, польза для Госуцерквства очень даже сказываютс
я.
Мэри села на кровати Ц спина прямой струночкой.
Ц Уж не хочешь ли сказать, что уриелиты мзду берут? Ц окрысилась.
Ц Никогда никому такого не скажу и тебе тоже, Ц сказал он. Ц Клянусь отр
убленной рукой Сигмена, на такой жуткий антиистиннизм я даже намекать не
имел в виду. Нет, я имел в виду, что польза для Госуцерквства Ц такое дело,
что могут потом или помиловать, или что-то в этом роде.
Ц И кто же, по-твоему, за нас заступится? Ц донеслось из темноты, и Хэл усм
ехнулся. От его речей Мэри могла на стенку лезть, но в делах житейских она
не теряется и стесняться в средствах не станет, лишь бы от Высшей Меры отб
ояриться…
На несколько секунд воцарилось молчание. Мэри тяжело дышала, как загнанн
ый в угол зверь.
Наконец он заговорил:
Ц По правде-то, я никого из влиятельных не знаю, кроме Ольвегссена. А он, х
оть мою работу хвалит, раз за разом проезжается насчет моей СН.
Ц Вот видишь! Насчет СН! Хэл, если бы ты набрался духу и…
Ц И если бы ты так не усердствовала, чтобы мне подставить ножку, Ц зло от
озвался он.
Ц Хэл, мне никак, если ты по-прежнему будешь позволять себе так антиисти
нничать. Мне это совсем не в радость, но обязанность есть обязанность. Ког
да ты меня в этом упрекаешь, ты еще один ложный шаг делаешь. Еще одну черну
ю пометку получишь…
Ц Ложный шаг, про который ты вынуждена будешь спеть АХ'у. Да, знаю. Давай хо
ть на десятитысячный раз с этим не торопиться.
Ц Ты сам до этого довел, Ц сказала она добродетельно.
Ц Ну вот, кажется, обо всем договорились. Она судорожно вздохнула и сказа
ла:
Ц Не всегда же так было.
Ц Да, в первый год после женитьбы не было. Но с тех пор…
Ц А кто виноват? Ц всхлипнула она.
Ц Хороший вопрос. Но, по-моему, не стоит его обсуждать. Опасное это дело.
Ц Что ты имеешь в виду?
Ц Не тема для дискуссии.
Подивился тому, что сказал. Что он имел в виду? Сам не знал. Сказано было не о
т ума, а ото всего существа. Не Обратник ли подбил ляпнуть языком?
Ц Давай спать, Ц сказал он. Ц Утро вечера мудренее.
Ц Но сначала… Ц сказала она.
Ц Что «сначала»? Ц устало отозвался он.
Ц Ты буверняк передо мной не разыгрывай, Ц сказала она. Ц Из-за чего вс
е началось? Сначала давай… исполни свою обязанность.
Ц Обязанность, Ц сказал Хэл. Ц Чтобы все буверняк. Уж оно конечно.
Ц Не говори так, Ц сказала она. Ц Не желаю, чтобы ты делал это по обязанн
ости. Хочу, чтобы делал, потому что любишь меня, с радостью. Или потому что х
очешь любить.
Ц Я бы с радостью все человечество любил, Ц сказал Хэл. Ц Но примечаю, ч
то мне строго-настрого воспрещено исполнять эту обязанность с кем-либо,
кроме супруги, истиннизмом суженой.
Мэри в такой ужас пришла, что даже не ответила и повернулась к нему спиной
. Но он, зная, что делает это больше ей и себе в наказание, как обязанность,
Ц потянулся за ней. В том, что последовало после формальной вступительн
ой заявки, все было расписано и освящено. Но на этот раз, не как бывало рань
ше, все делалось шаг за шагом: и изустно, и изтелесно. Как заповедано Впере
дником в «Талмуде Запада». За исключением одной мелочи: Хэл был одет в дне
вную одежду. Он решил, что это простительно, потому что в счет идет дух, а не
буква, и эка разница, одет он в это уличное платье или в ночное Ц вечно дер
гаешься в нем, как стреноженный? Мэри, если и заметила эту строптивость, сл
овом на сей счет не обмолвилась.
3
А потом, откинувшись навзничь и глядя во тьму, Хэл думал, о чем уже столько
раз думалось. Что же это подобно перегородке из толстенной сталюги будто
рассекает его надвое ниже пояса? Порыв был. Еще бы не быть Ц и сердечко ко
лотилось, и дух спирало. Но, по правде-то, он ничего не переживал. И когда по
дступал тот миг, который у Впередника именовался моментом осуществлени
я из возможного, свершения и торжества истиннизма, Хэл испытывал чисто м
еханические ощущения. Тело срабатывало, как заповедано, но сам он не пере
живал восторга, так живописуемого у Впередника. Внутри была перегородка
, стылая, бесчувственная, глухая. И он чувствовал только подергивания тел
а, будто электродик шпынял нервы, и те тут же намертво теряли чувствитель
ность.
«Не то», Ц говорил он себе. Или все же то? Могло ли быть так, что Впередник о
шибся? В конце концов, он был человек выдающийся, не чета остальным. Возмож
но, ему было даровано столько, что он мог испытать совершеннейшие ощущен
ия, не отдавая себе отчета в том, что остальное человечество этой везухи с
ним никогда не разделит.
Но нет же, так не могло быть, если Впередник истинно провидел суть каждой о
соби, да сгинь мыслишка, что, может, и не каждой!
Значит, Хэл был обделен, один-одинешенек изо всей паствы Госуцерквства и
стиннизма.
Один ли? Он никогда ни с кем не делился своими ощущениями. Это было если не
немыслимо, то неосуществимо. Непристойно. Антиистинно. Учителя никогда н
е говорили ему, что это запретно; и не пристало им такое говорить, потому ч
то Хэл и без них об этом знал.
Однако Впередник заповедал, что должно Хэлу испытывать.
Может быть, не дословно? Когда Хэл обдумывал ту главу из «Талмуда Запада»,
которую дозволялось читать только посвященным и супружеским парам, он р
азумел, что Впередник и впрямь описывал не просто физическое состояние.
Глава была написана поэтическим языком (Хэл знал, что такое поэтический
язык, поскольку, будучи лингвистом, имел доступ к разного рода сочинения
м, запретным для прочих), а местами Ц метафорическим и, даже можно сказать
, метафизическим. Изложена в выражениях, которые, если так-то разобраться,
истиннизму мало присущи.
«Впередник прости и помилуй, Ц думал Хэл, Ц я подразумеваю только, что э
ти выражения не суть просто само по себе научное описание электрохимиче
ских процессов в человеческом теле. Они приложимы, спору нет, но лишь на бо
лее высоком уровне, поскольку истина феноменологически полипланарна».
Субистинна, истинна, псевдоистинна, сюристинна, сверхистинна, ретроисти
нна.
«Ни времени на богословие, Ц думал он, Ц ни желания заставить ум сосред
оточиться нынче ночью, как в иные ночи, на неразрешимом и не скором на отве
ты. Впередник ведал, а мне вот не дано».
Истина на сегодняшний день сводилась к тому, что он не в фазе с мировой лин
ией. И раньше был не в фазе. Он балансирует на грани антиистиннизма каждый
миг своей яви. И это не к добру: вот-вот поддаст Обратник, и рухнет Хэл Ярроу
прямо в лапы Впередникова братца…
Проснулся Хэл Ярроу, как от толчка, в тот миг, как в жилье прозвучала утрен
няя зорька. Секунды две не знал, где он: мир сновидений и мир яви так причуд
ливо переплелись.
Скатился с кровати, встал, оглянулся на Мэри. Та, как всегда, спала себе под
этот громкий зов, поскольку ее он не касался. Через четверть часа по трехм
ерке поступит второй сигнал горниста, побудка для женщин. К тому времени
Хэл должен быть умыт, побрит, одет и снаряжен в путь. В свою очередь, у Мэри б
удет пятнадцать минут на сборы в дорогу; а через десять минут после этого
с ночной работы сюда войдет Олаф Марконис и устроится пожить-поспать в э
том тесненьком мирочке до возвращения семейства Ярроу.
Хэл справился даже быстрее обычного, потому что был уже в дневной одежде.
Оправился, лицо-руки вымыл, набуровил крем для бритья на щеки персональн
ой кисточкой, убрал проклюнувшуюся щетину (в один прекрасный день авось
заделается он в иерархи и ужо тогда заведет себе бородищу, как у Сигмена),
причесался и выскочил из того самого.
Собрал полученные вчера вечером письма в дорожный чемоданчик, шагнул к д
вери. И вдруг что-то как толкнуло Ц обернулся, подошел к кровати, наклони
лся и поцеловал Мэри. Та еще не проснулась, и на секундочку даже жалко стал
о, что это до нее не дошло. Ведь не по обязанности, не согласно предписанию.
А по толчку из темного провала, где заодно все-таки, должно быть, был и свет
. И с чего это он? Не далее, как вчера вечером уверен был, что ненавидит. И вдр
уг…
Что ей иначе никак, что ему. Хотя это не оправдание, кто говорит? Каждая осо
бь сама в ответе за себя: худо ли ей, хорошо ли ей, а сделано, как говорится, с
воею собственной рукой.
Впрочем, поправочка; да, они с Мэри сами свои беды породили, но не сознател
ьно. Светлое начало в них противилось краху любви; того добивалось начал
о темное, глубоко затаившееся, это пресмыкался в них Обратник, гад ползуч
ий.
Перебрав ногами у входной двери, он увидел, что Мэри открыла глаза и гляди
т на него будто в каком-то смятении. Но не вернулся, не поцеловал ее еще раз
, а шмыгнул в коридор. Дикий страх одолел, боязнь, что вдруг она окликнет и п
о новой заведет все то же все про то же. И только тут припомнилось, что так и
не пришлось к слову сказать ей про свой отъезд нынче же утром на Таити. Да
ладно, одной докукой меньше.
А коридор был уже полон мужиков, спешащих на работу. Многие, как и Хэл, были
в просторных балахонах спецов. Кое-кто Ц в зелено-красном: университетс
кие преподаватели.
Конечно же, для каждого нашлась пара слов.
Ц Эрикссен, привет будущему!
Ц Да улыбнется Сигмен, Ярроу!
Ц Чан, цветное ли было мысленное предначертание?
Ц Буверняк, Ярроу! Цветное, как наяву.
Ц Шалом, Казимуру!
Ц Да улыбнется Сигмен, Ярроу! Первый заторчик у лифта, пока утренний дежу
рный по случаю толпы в коридоре выстраивал очередность спуска. Оказавши
сь снаружи, Хэл запрыгал с полосы на полосу, пока не пробился на центральн
ую, на экспресс. Там остановился, стиснутый телами мужчин и женщин, но наро
д был свой, так что без неприятного чувства. Десять минут дороги, и скоманд
овал себе лево руля на край. Еще пять минут, и сошел на грунт, зашагал к пеще
роподобному входу пали No 16 «Университет Сигмен-сити».
Там второй заторчик, тоже недолгий, пока дежурный назначил лифт. И Хэл взм
ыл экспрессом в один скок на тридцатый этаж. Обычно, выйдя из лифта, он шел
прямо к себе готовиться к первой лекции старшего курса, которую давали п
о трехмерке. Но нынче направился в деканат.
По дороге жутко захотелось курнуть, а в присутствии Ольвегссена насчет э
того Ц ни-ни, и Хэл приостановился, закурил и с удовольствием затянулся п
риятным женьшеневым дымком. Как раз против входа в аудиторию первого кур
са, откуда доносились обрывки лекции Кеоки Джеремиэля Расмуссена:
Ц Первоначально слова «пука» и «пали» бытовали у общин полинезийцев, п
ервонасельников Гавайских островов. Англоязычное население, которое к
олонизовало острова в более поздний период, заимствовало многие термин
ы из языка гавайцев. И в числе наиболее употребительных Ц слово «пука», о
значающее нору или пещеру, и слово «пали», означающее утес.
Когда после Апокалиптической битвы американо-гавайцы заново заселили
Северную Америку, эти два термина употреблялись в своем первоначальном
смысле. Но в течение следующего полустолетия смысл этих двух слов измени
лся. «Пука» Ц так с очевидным пренебрежительным оттенком стали называт
ь отдельные помещения, предназначенные для жилья у низших сословий. Впос
ледствии этот термин стали употреблять и сословия повыше. Если вы принад
лежите к сословию иерархов, вашим местом обитания является «площадь»; ес
ли вы принадлежите к любому из остальных сословий, вашим местом обитания
является «пука».
Словом «пали», то есть «утес», стали называть небоскребы или любые други
е крупноразмерные здания. В отличие от слова «пука», слово «пали» сохран
ило и свое первоначальное значение.
Хэл докурил сигарету, бросил окурок в пепельницу и прошел через приемную
прямо в кабинет декана. Там за столом восседал доктор-декан Боб Кафзаэль
Ольвегссен собственной персоной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20