- огрызается бабка. Она так оглушена городом, цивилизацией и своими узлами, что ничему уже не удивляется.
- У, деревня... - сердится человек за спиной.
Можно бы повернуться и двумя пальцами взять горожанина за нос, за самый кончик, чтобы умел расставлять в жизни акценты. Но, с другой стороны, стоит ли хватать за нос человека, который не умеет расставлять акценты и, видимо, сам страдает от этого? Ему от этого еще Хуже.
Я прохожу мимо вахтера без пропуска и направляюсь в свой корпус.
Институт у нас большой - целый город. Руководит институтом Копылов, лауреат трех Государственных и двух Ленинских премий.
Копылов - гений. Ему ничего не стоит выдумать новый самолет и открыть новый закон. При этом он не кричит "эврика", как Архимед, а просто откидывается на спинку рабочего кресла и делает пружинящие разводы руками в стороны.
Я завидую Копылову, как Сальери Моцарту.
Завидую потому, что он - гений, а я просто способный человек. Я, может быть, могу выдумать самолет, но на это уйдет много времени. Потому что я буду отвлекаться. А Копылов ни на что не отвлекается. Все остальное ему неинтересно. Но это не значит, что он растерянный и близорукий, как описывают ученых в литературе, роняет на ходу стулья и ходит в разных ботинках. Копылов точен. Никогда и никуда не опаздывает. У него потрясающие запонки с рубинами и модная стрижка.
Иногда я встречаю его и здороваюсь, а он отвечает и идет дальше. Я остановился возле ларька, повертел в руках шапку и спросил у продавщицы:
- А почему никто не покупает?
- Вигоневая, - равнодушно объяснила продавщица.
Я пощупал шапку: она действительно была не шерстяная и, видимо, холодная.
- Ну, будете брать? - высокомерно спросила продавщица. Она была молодая, с высокой прической и держала ее на голове гордо, как олени держат рога.
- А сколько стоит? - виновато спросил я.
- Рубль шестьдесят, - сказала продавщица. - Деньги, что ли? Больше пропьете, и толку чуть. А тут все-таки шапка...
Рубль шестьдесят - не деньги. А все-таки шапка...
- Заверните, - попросил я.
- Вам какую?
- Все равно. Можно эту...
Продавщица взяла шапку, на которую я указал, надела ее себе на голову и - пропала.
Я растерялся. Вообще меня удивить очень трудно, почти невозможно. Я тонко чувствую корни жизни, все могу понять и объяснить. Но здесь я ничего не мог понять.
Продавщица тем временем сняла с головы шапку и снова возникла.
- Включает? - равнодушно спросила она. Ей было все равно, каким товаром торговать.
- Не понимаю, - сознался я. Удивление и растерянность еще не осели во мне.
- Я пропадала или не пропадала? - уточнила продавщица.
- Пропадала.
- Значит, включает, - успокоилась продавщица. - А то, знаете, щас холодно, шапки портятся, которые вовсе не включают, а которые наполовину... Вам завернуть?
- Не обязательно.
Я взял шапку, отошел от ларька. Надел поплотнее на голову и отправился на работу.
Главное в жизни - правильно расставлять акценты. Уметь видеть - что важно, а что неважно.
Если, например, в метро тебе давят в спину и ходят по ногам - надо понимать, что это явление временное. Сказано: "Каждый подчиненный работает лучше, если он видит, что начальник его замечает".
У меня есть хрустальная мечта жизни: я мечтаю, чтобы в один прекрасный солнечный день любого времени года Копылов заметил бы меня, подошел и протянул руку.
- Здравствуйте, Слава! - сказал бы гений Копылов.
- Здравствуйте, Игорь Ростиславович! - вежливо ответил бы я.
- Ну как дела?
- Спасибо, потихоньку...
- А как жизнь вообще?
- Как когда...
- А я, знаете, замотался: то в Африку, то в Америку - некогда сосредоточиться.
Мы бы понимающе помолчали, и я бы сказал:
- Запонки у вас в большом порядке...
- Ага... - обрадуется Копылов. - Жена купила!
Мы улыбнемся друг другу и пойдем каждый своей дорогой. Он - к себе, я - к себе. Но, придя к себе, я бы сел за стол и тут же изобрел круглое крыло и поместил бы его сверху самолета, как верхний плавник у рыбы. Копылов взял бы в руки мой чертеж, поглядел вдаль и прищурился. Гена бы с восхищением выругался, а Саша тут же сел бы и написал заявление об уходе.
Сегодня 14 февраля. Прекрасный солнечный день.
Я поплотнее натягиваю на уши свою шапку и сворачиваю от своего корпуса к главному.
Я иду к Копылову мимо постов, мимо секретарей и стараюсь при этом не чихать и ступать осторожнее.
Копылов работал. Он сидел за столом лицом ко мне и что-то писал на листке. Может быть, выводил теорию относительности, забыв, что ее уже однажды открыл Эйнштейн.
Я осторожно прикрыл за собой дверь, прошел к столу и сел в кресло против Копылова.
Я приблизительно представлял, как все будет выглядеть: сейчас я сниму шапку и возникну. Копылов долго будет смотреть на меня, а потом тихо спросит:
- Когда вы вошли?
- Только что.
- А кто вас пропустил?
- Никто. Я сам пришел в шапке-невидимке.
Я улыбнусь и протяну ему шапку. Копылов рассмотрит со всех сторон, скажет: "Полупроводники" - и вернет обратно. И посмотрит на меня. Не вообще, а на меня.
Но все выглядело совершенно иначе, чем я представлял.
Я снял шапку и возник. Копылов поднял на меня глаза, но не удивился и не испугался, как я предполагал. Он посмотрел куда-то мне в переносицу, потом прищурился и стал что-то быстро писать на листке. Видимо, ему в голову пришла подходящая мысль.
Я растерялся, но ничего не сказал. Я смотрел на его лоб, на челюсть, немножко выдвинутую вперед. Копылов работал и был в этот момент похож на виолончелиста Ростроповича, когда тот играет "Элегию" Массне.
Я надел шапку и исчез. Копылов не заметил.
Тогда я дождался, когда он поднимет голову, - быстро стащил шапку и возник прямо перед его лицом.
Копылов стал смотреть на меня, и это продолжалось долго - минуту или две. Я попробовал даже слабо улыбнуться, но лицо Копылова оставалось бесстрастным, и я понял: он смотрит на меня и меня не видит.
Он был сейчас далеко со своими несозданными самолетами, неоткрытыми законами. Я не имел к этому никакого отношения, значит, я не существовал вообще. И если даже я встану сейчас вниз головой и пройдусь по кабинету на руках - это тоже ничего не переменит.
Я поднялся, сунул шапку в карман и пошел из его кабинета.
Когда я вышел, секретарша Копылова вытаращила на меня глаза.
- Когда вы вошли? - испугалась она.
- Только что.
- А кто вас пропустил?
- Я сам прошел. В шапке-невидимке.
Я вытащил из кармана шапку и показал секретарше.
- Синтетика? - заинтересовалась она.
- Вигоневая.
Секретарша не поверила. Посмотрела на меня и улыбнулась. Ей нравились молодые и веселые сотрудники.
Я подхожу к своему корпусу. Представляю, как появлюсь сейчас в своей шапке, как включусь и выключусь.
Ирка завизжит. У нее преобладает первая сигнальная система. Реакции примитивные.
Гена восхищенно выругается. Он ругается во всех случаях - и когда сердится и когда радуется.
Железное скажет: "Чем бы ни заниматься, только не делом". Для Железнова дело - превыше всего.
Гришка Гарин быстро спросит:
- Сколько платил?
- Рубль шестьдесят, - быстро скажу я.
- Даю три, - скажет Гришка. - Продай...
А мой друг Саша ничего не скажет. Даже не посмотрит. Он мне не верит, и все, что идет от меня, внутренне вычеркивает. Ему кажется, что я постоянно выпендриваюсь и это основное дело моей жизни. Я защитил диплом, который хотели зачесть как диссертацию, не потому, что я умный и много работал, а всем назло. У меня была самая красивая девушка - не потому, что она мне нравилась, а чтобы все завидовали. Сейчас я пришел в шапке-невидимке, чтобы все побросали свои дела и занимались одним мной. Саша ни за что не поверит, что я купил ее в ларьке за рубль шестьдесят. И если я когда-нибудь умру.
Саша даст голову на отсечение, что я умер только для того, чтобы обо мне поговорили.
Иногда, особенно когда выпью, мне хочется позвонить Саше по телефону и сказать:
- Мы с тобой пять лет учились на одном курсе, играли в одной команде и даже дружили когда-то. Как получилось, что ты меня совершенно не знаешь? Я ведь не такой...
Но я никогда не позвоню к нему и ничего не скажу.
Когда я вошел в комнату - все работали на своих местах и о чем-то оживленно спорили. Начала спора я не застал, и меня это не интересовало.
Я встал поближе к окну - так, чтобы всем было удобно на меня смотреть, взялся за помпончик и приготовился к аттракциону.
- ...потому что Славка не сексуальный, - возразила Ирка.
- При чем тут? - удивился Гена.
- При том. Половая система имеет прямое отношение к таланту!
Я растерялся.
- А почему вы решили, что Слава не сексуальный? - спросил Железнов. Я не ожидал, что его может заинтересовать эта тема. Я думал, его интересует только работа.
- Мне совершенно не хочется его обнять! - сказала Ирка.
- А он хочет, чтобы ты его обнимала? - уточнил Гришка Гарин.
Я мысленно поблагодарил Гришку за эту реплику.
- Дело не в этом! - Ирка встала.
Сейчас она произнесет речь и окончательно зачеркнет меня в глазах родного коллектива. Я решил, пока еще не поздно, сдернуть шапку, но в это время Железнов спросил:
- А почему Славы нет на месте? Он что - болен?
- Он здесь, - не оборачиваясь, сказал Саша.
- Вы его видели? - уточнил Железнов. Его интересовала трудовая дисциплина.
Саша обернулся, посмотрел прямо мне в лицо.
- Видел, - сказал он не Железнову, а мне, и по тому, как он точно на меня смотрел, я понял - он меня видит. Никто не видит, а он видит.
Я стоял посреди комнаты и слушал, как говорили обо мне. И чем дольше я стоял, тем невозможнее становилось снять шапку. Получалось, что я подслушиваю.
Я на цыпочках двинулся к двери, осторожно действуя между столами и стульями, как партизан в тылу врага.
Когда я проходил мимо Саши, мы обменялись с ним взглядами.
- Пока, - сказал мне Саша.
Я небрежно помахал кистью в воздухе, как кинозвезда, выходящая из самолета.
- Что? - спросил Гена.
- Я не тебе, - сказал Саша.
Я вышел из нашего коридора и направился к проходной. Я думал о том, что не безразличен Ирке, и о том, что Копылов меня не заметил, а Саша заметил. Может быть, это произошло потому, что Копылов не думает обо мне, а Саша занят этим постоянно.
Я вспомнил лицо Копылова, когда он работал. Вряд ли я со своими правильными чертами смогу достичь когданибудь такого лица.
Я иду по улице в шапке-невидимке, смотрю по сторонам. Я всех вижу, а меня не видит никто. Я свободен и могу делать все, что хочу: могу, например, зайти в ювелирный магазин и украсть самый крупный бриллиант. Но я не делаю этого, потому что бриллиант мне не нужен. Если бы я был стекольщик, он понадобился бы мне для того, чтобы резать стекло.
Я не стекольщик. Я конструктор. Мои орудия производства - карандаш и талант. Карандашей у меня сколько угодно, а талант нигде не украдешь.
Хорошо бы где-нибудь возле Парка культуры имени Горького продавали в ларьке талант, любовь, надежду по килограмму в одни руки. Я поехал бы туда и набрал целую хозяйственную сумку - для себя и для своих знакомых.
Но счастье на углах не продают, а продают апельсины.
Можно на худой конец купить апельсины и раздавать прохожим вместо счастья.
Идет, например, человек - усталый и разочарованный, ничего хорошего для себя не ждет. И вдруг по воздуху к нему подплывает апельсин - круглый и оранжевый, как солнце вечером.
Но, с другой стороны, подплывающий по воздуху апельсин может навести человека на мысль, что он не справился с противоречиями жизни и тихо сошел с ума. В этом случае апельсин доставит ему больше огорчения, чем радости.
Поэтому я не совершаю никаких поступков - ни в ту, ни в другую сторону. Я могу делать все, что хочу, но я ничего не хочу. Просто иду, дышу и гляжу.
Как-то Гришка Гарин принес на работу анкету из английского журнала "Лайф". Анкета задавала вопросы типа:
"Сочувствуете ли вы пьяным? Как относитесь к чужим детям в возрасте до года? Считаете ли возможным изменить своей жене?" На вопросы надо было отвечать "да" или "нет", ставить плюсы или минусы. В зависимости от сочетания плюсов и минусов определялся характер.
В результате выяснились характеры:
Ирка - дитя с неразвитым вкусом.
Железнов - мрачный тиран.
Саша - борец за правду с мещанским уклоном.
Гришка - арап по натуре, без мещанства.
Я - обиженный обыватель.
Там был еще один характер: интеллигентный человек. У меня не хватило до интеллигентного человека одного плюса.
Если бы шапка-невидимка попала на голову Гришке Гарину - он перессорил бы три или четыре государства, съездил в Париж, ограбил там национальный банк, потом с деньгами женился бы на экс-шахине Сорейе и вернулся в Советский Союз, чтобы похвастать.
Гришка - арап по натуре, без мещанства, а я - почти интеллигентный человек. Самое большое, на что я способен, - сбежать с работы и пойти в кино на дневной сеанс. На 14.00.
Картина только что вышла. Вечером на нее не попасть.
Днем тоже. В кассу за билетами выстроилась длинная очередь. Можно, конечно, пройти без билета, но тогда я буду стоять весь сеанс.
Гришка наверняка прошел бы без билета и сидел на самом лучшем месте. А я добросовестно встаю в самый хвост и жду своей очереди.
Ботинки у меня холодные, шапка вигоневая, рукавиц нет вообще - я их теряю или забываю в такси.
Я стою, дую на пальцы, подплясываю - делаю множество мелких бессвязных движений. Хорошо, что меня не видно.
Когда подошла моя очередь, я снял шапку и сунул голову в окошечко к кассирше. Но в это время меня дернули за рукав. Я вытащил голову из окошечка, оглянулся и увидел женщину лет шестидесяти или семидесяти. В этом возрасте я не вижу разницы. Она стояла в очереди следом за мной и все время наступала мне на пятки.
- Привет! - неожиданно современно отозвалась женщина. - А вы откуда взялись, как из-под земли?
- Я стоял, - с достоинством объяснил я.
- Молодым, значит, везде у нас дорога, а старикам, значит, везде у нас почет?
- Не давать ему билета! - дружно распорядилась очередь, которая преимущественно состояла из стариков.
Я открыл рот, но потом закрыл обратно. Я не умею спорить, когда не чувствую контакта с аудиторией.
Определенно, я отношусь к человечеству лучше, чем оно ко мне.
Я выбираю Гришкин вариант, прохожу без билета и сажусь на самое лучшее место в 10-м ряду. Сижу и жду, что сейчас будет. А будет следующее: появится нервный зритель и займет место согласно купленному билету. Ничего не подозревая, он сядет ко мне на колени, потом вскочит, наберет полные легкие воздуха и заорет. Я тоже вскочу и побегу вдоль ряда по ногам. Весь ряд вначале окоченеет от ужаса, потом начнется тихая паника.
Я кручу головой, ищу глазами своего зрителя. Но зритель не пришел, может, передумал идти в кино, а может, сел куда-нибудь на другое место.
Свет потух, начался киножурнал. Я снял шапку, вытянул ноги и стал смотреть на экран.
На экране по болоту шли вьетнамские партизаны. Сначала показывали вязнущие сапоги, потом лица.
Сзади меня постучали по спине. Я оглянулся и увидел мальчика.
- Дяденька, - шепотом сказал мальчик, - мне за вами не видно...
Я достал из кармана шапку и надел ее на голову.
- Дяденька, - снова постучал мальчик, - мне за вами мутно...
Как правило, мы с женой возвращаемся одновременно - я немножко пораньше, они с дочкой немножко попозже.
Мою жену зовут Маша, дочку Витька. Витька отличается от других детей тем, что она моя дочь. А Маша отличается от других жен тем, что она меня любит. За это она - моя жена.
Когда мы познакомились с ней четыре года назад, она каждый день писала мне письма, печатала их на машинке, а вечером отдавала, и я читал при ней.
Сейчас она мне писем не пишет. Некогда.
Маша работает машинисткой на киностудии. Она поступила туда четыре года назад в надежде выйти замуж за кинорежиссера и сниматься в кино. Но режиссер ей не попался, а попался я. С тех пор Маша о карьере кинозвезды не думает. На работе она думает о работе. После работы бежит в магазин, оттуда - в детский сад. О чем она думает по дороге, я не знаю. Придя домой, крутится до тех пор, пока все не лягут спать. А когда все ложатся спать, уходит на кухню, кладет на стул подушечку и печатает срочную работу.
Сегодня же, как всегда: я прихожу пораньше, они с Витькой попозже, и их появление начинается с самой высокой ноты.
Сначала на лестничной площадке грохает дверца лифта, слышен возмущенный крик жены. Потом все это врывается в квартиру: жена, дочь и крик. Витька, топая валенками в галошах, несется в комнату, за ней с той же скоростью несется Маша. Далее Витька кидается животом на диван, трясет в воздухе ногами, а с ее галош во все стороны летят кляксы подтаявшего снега.
Маша стоит над ней и кричит так, что слышно возле метро.
Если бы можно было лазить с ногами на диван, если бы это считалось нормальным, Витька ни за что бы не полезла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71