Как это понимать? — он сурово взглянул на собеседника.— Не может этого быть! — воскликнул Николай Николаевич довольно фальшиво.Шадрин наклонился, вынул из ящика стола и протянул заму документы:— Ознакомьтесь.— Хорошо, хорошо, — заспешил Николай Николаевич, взял бумаги и двинулся к выходу. И уже выходя, добавил скороговоркой: — Я во всем разберусь и доложу.Он не смог закрыть дверь, потому что на пороге стояла секретарша.
По малолюдному переулку в Замоскворечье, как бы устав от офисов и автомобилей, неспешно прогуливались Алексей Тарасов и один из бизнесменов, мелькавших на небезызвестной презентации. Правда, автомобили были под рукой: «БМВ» и «Мерседес» черепашьим ходом тащились за своими хозяевами.— Я просто завален паническими факсами из Лихтенштейна, — говорил бизнесмен. — Пока я их успокаиваю, но, по сути, положение критическое, Алеша. Мы теряем миллионы долларов.— Я же вроде договорился, Вадим, — полуудивленно-полунегодующе Тарасов покосился на собеседника. — Какие проблемы?— К тебе никаких претензий. Твои люди сделали все, — заверил Вадим.— Тогда в чем дело? Что говорит Николай Николаевич? — Тарасов спрашивал резко, будто у подчиненного отчета требовал.— В сложившейся ситуации Николай Николаевич бессилен, — развел руками Вадим. — Шадрин перекрыл кислород.— Он не подписывает? — жестко уточнил Тарасов.— И не только. Он копает под все наши последние сделки. — Вадим был явно напуган.— Серьезный паренек, — смягчился наконец Алексей, поняв, каков Шадрин. — Нажмем на него сверху. Не паникуй, Вадим! — Тарасов ободряюще похлопал бизнесмена по плечу и затем сделал знак шоферу «Мерседеса».
В уютном зале ресторана Дома архитектора Шадрин ужинал с красивой, эффектной, дорого, но со вкусом — без кричащей яркости — одетой дамой.— А здесь вполне ничего, — благодушно заключил слегка выпивший Шадрин и положил широкую свою ладонь на тонкую руку дамы. — Готовят вкусно. Пожадничал с голодухи с закусками, порционных блюд уже не хочу.— Тайные свидания, ресторанные обеды и ужины, кровати в чужих квартирах — это наша любовь, Георгий? — с горечью спросила дама.— Но мы уже все решили, Лариса! — горячо воскликнул Шадрин. — Твой муж возвращается через месяц, на той неделе я еду в Питер и обо всем рассказываю своей жене. Если она не на гастролях, уверен, проблем не будет.— Проблем не будет, проблем не будет… — бесцветно пробормотала Лариса. — А что будет, Георгий?— Будет наша счастливая жизнь. Твоя и моя, — ответил Шадрин спокойно и твердо. Похоже, сам он не сомневался в этом.— Ты так уверен? — спросила женщина с привычнойбезнадежностью в голосе.— Я верю тебе. Я люблю тебя. Вот и все, — сказал Шадрин.— Ты сейчас выпил, и вот она — жизнь в розовом свете, — невесело усмехнулась Лариса.— Что мешает и тебе выпить? — улыбнулся Шадрин, пытаясь разрядить обстановку.— Да ведь потом придется трезветь, а протрезвев, думать: где она, жизнь в розовом свете, выдуманная дурой не первой молодости? — печально и как-то привычно произнесла Лариса. Какая-то надломленность чувствовалась в ней, в этой ухоженной, породистой, благополучной на вид и ни капли еще не старой женщине.Бесшумно приблизился официант, поставил поднос на служебный столик, деликатно прибрал грязную посуду со стола, с подноса перенес к приборам клиентов тарелки с котлетами по-киевски и пожелал:— Кушайте на здоровье.— Кушайте, кушать, кушаю, — поиграла словами Лариса. — Какое отвратительное лакейское слово!— Последнее время ты боишься, Лара, — абсолютно трезво отметил Шадрин. — Кого? Чего?— Себя.— Объясни, почему, — потребовал Шадрин.— Не поймешь. А если поймешь… — Лариса махнула рукой. — Давай лучше кушать котлеты по-киевски. Ты кушаешь, я кушаю…— И то дело, — согласился Шадрин, понимая, что она не хочет серьезного разговора. — Привыкай, привыкай к здешней кухне.— А зачем, собственно, я должна привыкать к здешней кухне? — вяло удивилась Лариса.— Секрет! — Шадрин состроил заговорщическую мину.— Какой еще секрет? — спросила Лариса с едва заметным раздражением.— Секрет, связанный с сюрпризом, — продолжал напускать таинственности Шадрин.— Господи! Секрет и сюрприз! — Лариса всплеснула руками в фальшиво-восторженном испуге. — Не мучай меня, Георгий.— Секрет будет раскрыт через несколько минут, а сюрприз, как мне кажется, из приятных! — объявил Шадрин торжественно. — Ешь котлету, привыкай к здешней кухне, — добавил он хозяйским тоном.— Я не ем, я кушаю…
Они вышли из Дома архитектора. Лариса направилась было к своему «жигуленку», но Шадрин остановил ее:— Давай немного погуляем. Мне нравится это место.— И мне, я ведь москвичка… — кивнула она. — Только недолго погуляем, ладно? Мне тебя еще в гостиницу везти.Они не спеша прошли улицей, свернули в переулок, сделали еще один поворот и очутились у домов, мимо которых после одиннадцати вечера запрещалось ездить на автомобилях. Шадрин остановился у ворот одного из домов и повернул к себе Ларису. Он смотрел ей в глаза, она смотрела ему в глаза.— Ты должна привыкнуть к кухне Дома архитектора, потому что когда у тебя не будет охоты готовить ужин, мы будем ужинать там, — произнес Шадрин тихо, но значительно.— Не поняла, — растерянно сказала Лариса.— В этом доме мы будем жить, Лариса! — с некоторым пафосом произнес Шадрин.
Она стояла посреди большой полупустой комнаты и беспомощно разглядывала стены, окна, одинокую тахту, небольшой стол с четырьмя стульями, два чемодана у дверей.— Вот и вся меблировка, — сказал Шадрин. — Правда, холодильник на кухне имеется.— Богато, — съязвила она по привычке, но любопытство пересилило: — А сколько всего комнат, Георгий?— Три, не считая холла, — гордо объявил он.— Пойдем посмотрим, — предложила она. Ею овладел азарт.Войдя в комнату с эркером, она сразу же решила:— Здесь будет твой кабинет.Квадратной комнате с окнами во двор, с видом на купы высоких деревьев тоже было найдено назначение:— Прелестная спальня!В холле она рассуждала уже как дизайнер:— В этом углу телевизор, здесь полки для пленок и кассет. Вот сюда приспособим аудиокомплекс. Напротив телевизора — журнальный столик темного стекла, и, конечно же, два кресла и диван, кожаные, финские. Какого цвета лучше, как ты считаешь?— Как ты считаешь, — эхом, не спрашивая, а утверждая, откликнулся он, счастливо и немного глупо улыбаясь.— Пожалуйста, не улыбайся, как дурачок, — сказала Лариса.И вдруг звякнул дверной звонок. Шадрин кивком указал ей на дверь в большую комнату, а сам вышел в прихожую.— Кто там? — спросил через дверь.— Открывай! — рявкнул командирский бас. Шадрин приоткрыл дверь, но статного командира в «адидасе» в квартиру не пустил.— Не ко времени, мои женераль, — с усмешкой извинился Шадрин.— Понятно, — сказал генерал и тоже перешел на французский. — Миль пардон, Жора.Шадрин закрыл дверь, прошел на кухню, достал из холодильника бутылку шампанского. Он готовился к этому знаменательному свиданию. Два хрустальных бокала — вот пока и вся посуда. Не беда, главное — она здесь. Он взял бокалы и направился в большую комнату.Лариса сидела на тахте и плакала. Увидев его, она вскочила, обняла за шею, прижалась к нему и быстро-быстро зашептала:— Я люблю тебя, я люблю тебя…— Тогда чего же ты ревешь, дурочка моя? — Он ласково погладил ее по волосам.— От счастья! Я счастлива сегодня, Георгий… — Кажется, впервые за вечер в Ларисе не было ее привычной безнадежной грусти.
Шадрин в своем кабинете работал над документами. Напольные часы глухим звоном пробили семь раз. С последним ударом часов в дверях возникла секретарша.— Все, все, Оля! — виновато сказал Шадрин. — Еще десять минут, и я ухожу. Вызывайте машину.— Георгий Тимофеевич, — начала было секретарша, но в это время ее мягко отстранил Тарасов, и она оказалась за дверью.Тарасов закрыл дверь поплотнее и улыбнулся Шадрину. Тот не ответил на улыбку, спросил жестко:— Вы кто?Тарасов еще раз улыбнулся и, подойдя к столу, протянул визитную карточку. Шадрин прочитал ее и бросил перед собой.— Это мне ни о чем не говорит, господин Тарасов, — сказал он не грубо, но без всякой любезности.— Я, Георгий Тимофеевич, заинтересован в том, чтобы вы в самое ближайшее время выдали лицензию фирме «Континент-транс», — мягко, но с нажимом произнес Алексей.— Вы напрасно тратите свое и мое время, — с холодным, нарочитым, почти оскорбительным равнодушием заявил Георгий.— Не думаю… — покачал головой Алексей, усмехнувшись. — Даже после того, как вы не отреагировали на телефонный звонок вице-премьера, я так не думаю.— Время телефонного права прошло, господин Тарасов! — повысил голос Шадрин.— Слава Богу, что нет, но это не главное. В любом случае вам придется подписать разрешение. — Алексей почти потешался. Казалось, он играет с большим начальником, как кошка с мышкой.— А ну, иди отсюда! — яростно процедил Георгий.— Зачем же так грубо? — Тарасов даже руками развел. — Я пришел предостеречь вас. — Он поднялся со стула, открыл кейс и вынул пухлый пакет. — Ради бога, не подумайте, что это взятка. Я не сумасшедший. В конверте кое-какие фотографии и магнитофонная запись. Вам будет небезынтересно все это увидеть и прослушать.Он бросил пакет на стол и быстро вышел.
Молодой, подтянутый — смерть бабам и отец солдатам — генерал открыл дубовую дверь и вошел в обширную квартиру.— Это ты? — спросил женский голос из глубины квартиры.— Нет, это генерал-полковник Макашов! — радостным криком сообщил генерал.— Очень остроумно! — привычно отреагировала генеральская жена. — Ужинать будешь?— Помидоров с луком накроши, яичницу с салом и большую рюмку налей! — велел генерал командным голосом. — Есть повод и причина.— У тебя всегда есть повод! Когда ты отвыкнешь от своей курсантской жратвы? — возмутилась генеральша. Сама она давно предпочитала пищу изысканную.— Плох тот генерал, который не мечтает стать курсантом! — рявкнул бравый служака весело.Он снял фуражку, повесил ее, расстегнул тужурку, и в этот момент раздался приглушенный пистолетный выстрел.— Мать, стреляют! — удивился генерал.В конце коридора появилась изящная миловидная дама, одетая по-домашнему.— Наверное, это телевизор у соседей, Володя, — предположила она несмело, ибо, еще мотаясь с мужем по гарнизонам, прекрасно научилась различать на слух реальную стрельбу боевыми патронами.— Это ты штатским расскажи! — подтвердил опасения жены генерал. — По-моему, шмаляли у Георгия, — добавил он взволнованно.Открыв дверь, он пересек площадку и позвонил в квартиру напротив. Никто не отвечал. Позвонил еще раз. Тот же результат. Генерал решительно возвратился в свою квартиру — к телефону. Набрал номер и спросил:— Анна Семеновна, Шадрин вернулся домой? Полчаса назад? У меня все.Положил трубку, вернулся к шадринской двери и вновь позвонил. Тишина, мертвая тишина.Тогда он еще раз позвонил — по «02».
— И свет в окнах, и на звонки никто не отвечает… Придется вскрывать дверь, — сказал Никольский. — Позовите, Лепилов, шофера с монтировкой.На площадке стояли генерал, сановная консьержка Анна Семеновна, Никольский и Лепилов — оба в милицейской форме.— Незачем вскрывать, товарищ майор, — возразила Анна Семеновна. — У меня контрольные ключи от всех квартир.— Тогда открывайте, — приказал Никольский. Анна Семеновна открыла дверь. Никольский вынул пистолет. — Всем оставаться на лестничной площадке.Лепилов, тоже с пистолетом, остался у дверей. Никольский вошел в холл. Пусто. Двинулся дальше, на свет. В большой комнате у стола рядом с опрокинутым стулом лежал человек. Его откинутая правая рука еще сжимала пистолет. Стараясь не ступать в лужу крови, Никольский добрался до телефона на столе и тут увидел толстый пакет и фотографию, лежавшую изображением вниз. На ней черным по белому крупными буквами было написано: «Сволочи!» Он перевернул фотографию, посмотрел на нее, вернул в исходное положение, набрал номер и сообщил дежурному по городу:— Павел Сергеевич, это Никольский. У меня труп. Записывайте адрес.
Никольский и Володя стояли на кухне у окна и молча курили. Вошел следователь прокуратуры и бодро предложил Владимиру:— Товарищ генерал, будьте добры, распишитесь как понятой.Затем протянул ему протокол и сообщил Никольскому:— Ну, тебе повезло, радуйся. Самоубийство. Чистое, поверь моему опыту. Не будет у тебя висяка. А мы поехали: на Большой Башиловке бабу застрелили.И быстро удалился. Владимир неприязненно глянул на Никольского, все еще смотревшего в темное окно, и не удержался:— Люди вы или нет? Как можно радоваться тому, что Жорка застрелился?Никольский резко обернулся к генералу.— Вы его хорошо знали?— Мы в одном дворе выросли. А здесь он полгода в гостинице кантовался, ждал, когда квартира рядом с моей освободится. Мы самые близкие друзья, понимаешь ты, майор?— Здесь, по-моему, шантаж. Посмотрите, товарищ генерал. — Никольский протянул фотографию. Владимир взял ее, посмотрел и вернул.— Ну и что? С бабой покувыркался Жорка. Из-за этого стреляться?!! — Он пренебрежительно фыркнул— Фотография-то скандальная, — возразил Никольский. — Жене можно послать, руководству…— Жорка не испугался бы. Жена? — генерал презрительно поморщился. — Они лет пять и не живут вместе, по сути дела. У нее какой-то балерун в Париже. А руководство… — Владимир опять поморщился, но на сей раз веселее. — Какое руководство? Парткомов нет. В аппарате премьера позавидовали бы да посмеялись. А стали бы жать — ушел бы Жорка, не обернувшись. Не ради чинов и квартиры он служил. Здесь что-то другое, майор.
Ничего вроде бы не изменилось в квартире Никольского. Но неизвестно почему она приобрела жилой вид. Милый уют запустения, свойственный квартире раньше, отчего-то переродился в гораздо более милый уют ухоженности. Сразу чувствовалась женская рука.На кухне Наташа и Яна пили кофе.— Сергей, — вдруг сказала Наташа, прислушиваясь. Никаких звуков не слышно было, и журналистка мысленно подивилась чуткости новой приятельницы.— Ты так его чувствуешь, будто вы вместе прожили двадцать лет, — не без иронии заметила Яна. — Ну, где же твой мент?— Здесь, — раздался голос, и Сергей вошел на кухню.— Потрясающе! — поразилась Яна. — Вы с Наташкой и впрямь как сиамские близнецы! Связь — на телепатическом уровне!Никольский польщенно улыбнулся. Ох, знала бы эта свистуха-журналистка, как приятно усталому мужику возвращаться домой и знать, что его с нетерпением ждет любимая женщина и даже чует его приближение за километр…— Есть будешь? — спросила Наташа Сергея.— Кофейку выпью, — сказал Никольский и уселся за стол.— Сними мундир, а то мне кажется, что участковый пришел, — ехидно попросила Яна.— Сейчас, — ответил Никольский, не двигаясь с места.— Ты сегодня скучный, майор, — заметила Яна. — Даже огрызнуться не можешь. Пойду-ка я домой.Женщины расцеловались, и Яна ушла. Никольский залпом выпил чашку кофе и направился в ванную.— Я все-таки разогрею котлеты, — крикнула Наташа. — Ты же с утра ничего не ел!— Попозже, Наташ, а! — попросил он, возвратившись. — Оклемаюсь малость, тогда и разогреешь.«Все-таки олух он у меня! — подумала Наташа, хоть и с нежностью, но с легким раздражением. — Ждешь его, ужин готовишь, а он… Неужели не понимает, что нормальной бабе прежде всего накормить своего мужика хочется!..»— Попозже я уйду! — заявила Наташа.— Ну вот, опять… — расстроился Сергей. — Неужели трудно просто переехать ко мне?— Трудно, — начала было она свой обычный монолог, но тут загудел телефон.— Извини, — сказал Никольский и рванул в кабинет-спальню. Наташа осталась в кухне, но телефонный разговор слышала.— Да, Виталий Петрович… — бубнил Сергей в трубку. — Без сомнения — самоубийство, но кое-что меня смущает… Что за срочные дела?.. Ну, кража и кража… Сейчас приду.Наташа уже одевалась в прихожей. Сергей вышел из кабинета, спросил жалобно:— Уходишь?— Вместе с тобой, заметь — подчеркнула она. — Что там еще украли, Никольский? Неужто папу римского из Ватикана?Насмешка была злой — по крайней мере, так она прозвучала.— Кожаное пальто, — Никольский словно съежился.— Преступление века! — недобро рассмеялась она.…Из подъезда вышли вдвоем, Наташа поцеловала Сергея, и они разошлись в разные стороны.
У себя в кабинете сидел вдрызг расстроенный Беляков и жаловался Никольскому:— Ты подумай, Сергей, гардеробщик — поганец пьяный, залил шары и выдал пальто по номеру неизвестному человеку.— Он что, должен пальто по удостоверению личности выдавать? — осведомился Сергей язвительно. Его вовсе не радовал вечерний вызов на работу, да еще по такому смехотворному поводу. Вот и Наталья обиделась… Ждала-ждала мужика, ужин грела, а едва суженый явился, как тотчас снова умчался на службу, даже не поев… Обидишься тут, конечно. Впрочем, такова судьба жены любого опера. Либо привыкнет Наташка, примирится, либо… Додумывать не хотелось.— Ну, ты прав, прав!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33