Экран погас.— Я ужасно испугалась, когда увидела это в семь часов, — призналась девушка. — Как раз перед спектаклем. Адаму истерику устроила, играть отказывалась. Он тут же вам в отделение позвонил, и его там успокоили: мол, ничего страшного, ушибы. Точно ушибы, Сережа?— Ушибы, — без выражения произнес Никольский.— Как ты себя чувствуешь? — Она подошла к нему, зачем-то положила ладонь на его лоб.— Температура нормальная, — сообщил он.Ударили настенные часы. Они молча считали удары. Двенадцать.— Ночь, — констатировала она.— Зачем ты мне это показала? Напомнить, что я убил? — спросил он с неприязнью.— А это ты убил его? — Анна не очень удивилась; именно этого она и ожидала.— Да, — с тяжелой злостью подтвердил Сергей. — Я. Первый раз в жизни!— Ты что, до этого ни разу в человека не стрелял? — на сей раз всерьез удивилась девушка. — Ты же мент!— Стрелял, и не раз, — согласился Никольский. — В перестрелках и убитые были. Но в первый раз у меня было яростное желание убить, убить именно этого человека! Я убил.— Ночь, — Анюта подошла к окну, посмотрела на желтые фонари. — Дубленки, шубы из норки, каракуля, ондатры в магазине на Ленинском. Ночью дешевле.Сергей недоуменно посмотрел на нее:— Ты о чем?— Ночью все дешевле, Сережа. И доступнее все… — произнесла она задумчиво. — В первую очередь откровенность. Откровенность в чувствах, словах, поступках. Ты любишь меня, Сережа?— Не знаю.— И я не знаю, люблю ли я тебя. Что нам делать?— А ничего, — вдруг чему-то обрадовался Никольский. — Ты, небось, голодная? Мои менты всякой жратвы нанесли на роту. Сходи на кухню, подхарчись.— Потом. Сначала с тобой посижу. — Она устроилась в кресле рядом с диваном-кроватью. — Знаешь, в этом что-то умилительно стародавнее: девушка у постели раненого героя. Давай постони малость, Сережа.— Не умею, — буркнул он недовольно.— А больно, Сережа? — спросила она лукаво.— Еще как! Не я, но задница моя стонет, — совсем не романтично выдал Никольский.— Что-то не получается у нас с девушкой и раненым героем, — поняла Анюта.
Анатолий Яковлевич проследовал через охраняемый двор роскошного новостроя, поздоровался с охранником, миновал калитку и вышел на Остоженку.— Поздновато на работу изволите идти, Анатолий Яковлевич, поздновато!Ювелир обернулся. За его спиной стоял и приветливо улыбался человек средних лет, одетый несколько игриво: бежевые брюки, голубой блейзер, желтая рубашка с воротником навыпуск, под ней — бордовый шарфик.— Барсуков, откуда ты? — натужно обрадовался Анатолий Яковлевич.— Вас жду, — ответил Барсуков. — Умаялся совсем: то у калитки дежурю, то к воротам мчусь — не вы ли в «Кадиллаке» укатили.— Ишь ты, стихами заговорил, — неодобрительно усмехнулся ювелир. — Не в поэты ли переквалифицировался? Учти, поэзия в наше время — вещь малодоходная.— Нет, не переквалифицировался, — отмел предположение Барсуков. — По-прежнему ваш коллега.— Я думаю, после той истории ты не в Москве? — предположил Анатолий Яковлевич.— Угадали. В Твери. Я там первый человек! — заявил Барсуков хвастливо. — А где ваш «Кадиллак», Анатолий Яковлевич?— В гараже, Паша. А на работу я пешком. Моцион. Тем более что совсем рядом. У тебя ко мне дело? — спохватился он. — По дороге и поговорим.Паша замялся:— По дороге не хотелось бы…Старый ювелир насторожился. Знал он, какие дела могут быть у Барсукова. Не хотел старик связываться с подобными делами. Но отказать коллеге… некрасиво.— Что ж, зайдем ко мне в мастерскую, — вздохнул Анатолий Яковлевич.Двумя переулками они спустились к Москве-реке. У одной из бронированных дверей громадного банковского здания Анатолий Яковлевич просунул в незаметную щель тонкую пластинку, и дверь толщиной, как оказалось, сантиметров в сорок могуче отъехала. В ее проеме стоял, расставив ноги, амбал в сером.— Здравствуйте, Анатолий Яковлевич, — сказал здоровяк и строго посмотрел на Барсукова. Небольшой штучкой размером с ракетку для пинг-понга охранник провел, не касаясь, по ногам Барсукова, по его промежности спереди и сзади, под мышками, по груди, по спине, по пластиковой сумке в правой руке. Спросил:— А в сумке что?— Гипсовая модель художественного изделия, — отрапортовал Барсуков.— Проходите, — разрешил амбал.Оба ювелира прошли по коридору, с помощью пластины открыли еще одну дверь, а потом — последнюю, в мастерскую Анатолия Яковлевича.Барсуков огляделся.— А вы хорошо устроились, надежно, — позавидовал он. — Небось громадные бабки платите?— Я по договору обязан выполнить ежегодно несколько работ, вот и вся арендная плата, — не без гордости ответил старик.— Представляю, какие это работы… — Теперь Барсуков смотрел на рабочий стол. — Да, рисковый вы человек, Анатолий Яковлевич. Оставлять на ночь на столе такую вещь…На столе лежал освеженный стараниями ювелира сапфировый эгрет.— А хорош эгрет, а? — в очередной раз восхитился Анатолий Яковлевич.— Хорош, — подтвердил Барсуков и осторожно положил драгоценную штучку на ладонь, чтобы рассмотреть как следует. Рассмотрел, улыбнулся торжествующе: — А на самом большом сапфире скол, Анатолий Яковлевич, малюсенький, но скол!Ничего не ответил старый ювелир. Наоборот, спросил:— Какие у тебя дела ко мне?Барсуков положил эгрет на место, уселся в гостевом кресле и стал излагать суть дела:— Есть у меня постоянный заказчик, первый тверской бизнесмен. Недели две назад вернулся из Питера и привез с собой нечто под Фаберже, фигуру совы, серебро с бронзой. Работа, впрочем, неплохая, на уровне добротного ремесла. И втемяшилось моему магнату сову эту на каминную доску пристроить. И так ставил, и этак — все ему кажется скудновато и невыразительно. И наконец решил, что в пару сове надо еще одну такую же, чтобы по краям доски. И сразу: а подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Вот у меня и новый заказ. Заказ есть, а материалов нету. Что в Твери найдешь? Кто куда, а я в сберкассу — к вам Анатолий Яковлевич. Посодействуйте.— В сумке-то у тебя гипсовый отлив. Покажи, — предложил старик.Спустя минуту безглазая сова-альбинос устроилась на столе.— Мне бы сплавчику, польского золота самую малость, изумрудовые стразы, — бормотал Барсуков, непрерывно поправляя птичью фигурку. — Серебро-то у меня есть…— Цветные фотографии покажи, — приказал Анатолий Яковлевич.Барсуков поспешно достал из кармана пакет и стал по одному выкладывать снимки. Анфас. Профиль справа. Профиль слева. Три четверти справа. Три четверти слева. Спина.Анатолий Яковлевич не проглядывал фотографии, он их изучал. Потом сложил стопкой.— Непростая тебе, Паша, предстоит работенка. Хоть, как ты говоришь, уровень добротного ремесла, но тебе до этого уровня тянуться и тянуться, чтобы достойной схожести достичь. Занятно, занятно…— Может, поможете, Анатолий Яковлевич? — заробел Барсуков. — Клиент за деньгами не постоит.Анатолий Яковлевич погладил сову-альбиноску по перышкам, опять посмотрел на ее цветной анфас.— Помочь могу только советом. Бесплатно. Потому что самому интересно, как к этому делу подойти, — подняв бровь, Анатолий Яковлевич думал. — Вот что, Паша, чтобы время зря не терять, я, как ты понимаешь, человек занятой, сделаем так. Я записочку тебе дам для одного мужичка и позвоню ему. Он тебя и сплавом снабдит, и польским золотом. Не бесплатно, конечно. У тебя пятьсот зеленых найдется?— Найдется! — с энтузиазмом воскликнул Барсуков.— Тогда ноги в руки и действуй. Сейчас записку напишу. Пока ты мотаешься, мы с совой думать будем. Может быть, что-нибудь и придумаем.Старик достал письменные принадлежности, листок бумаги. Барсуков внимательно смотрел, как Анатолий Яковлевич пишет. Дождался, пока тот закончит, взял записку, прочел адрес.— Я ему позвоню. Так что иди без страха, — ободрил его Анатолий Яковлевич.— А с изумрудами как? — напомнил Барсуков.— Тут, Паша, дело сложнее, — Анатолий Яковлевич опять взял в руки фото. — Ишь как глазки пучит! Каждый карат по сорок, а?— Приблизительно, — подтвердил Барсуков. — Но как быть-то?— Заказ, только заказ на выплавку, — категорично заявил старый ювелир. — И делает это один человек, занятой по горло.— Посодействуйте, Анатолий Яковлевич, срочно нужно! — почти взмолился Барсуков.— Через неделю, не раньше, — отрезал старик. — И то, если я попрошу, а ты хорошо заплатишь.— Плачу с запроса! — почти закричал Барсуков.— Ехал на ярмарку ухарь-купец, — спел-проворчал Анатолий Яковлевич.
Милицейский «Форд» примчался к 108-му отделению с непозволительной скоростью, круто присев, затормозил, выбросил из своего нутра капитана милиции Шевелева в полной форме и исчез без следа. Шевелев ворвался в дежурную часть и высокомерно осведомился у Паршикова:— Бугор в яме?— У нас бугров — как на Среднерусской возвышенности, — хмыкнул майор. — Которого тебе?— Самого главного! — торжествующе выдал Шевелев.Паршиков нажал кнопку селектора и доложил:— Товарищ подполковник, Шевелев прибыл… Посылаю, — и кивнул капитану: — Иди, путешественник.… — За семь часов обернулся, товарищ подполковник, — докладывал Шевелев Котову. — Благодаря вам. Вот машина так машина! В отделение для оперативной работы хоть бы одну такую. Зачем она в управлении? Начальников катать?— Твое дело, Шевелев, преступников ловить, а не рассуждать, — без энтузиазма цыкнул на него Котов. — Ну, есть успехи?— Разрешите доложить, товарищ подполковник! — вытянулся Шевелев.— Никольскому, — не дал ему продолжить Котов.— Так он некоторым образом раненый… — засомневался оперативник.— Некоторым образом… — передразнил Котов. — В ж…у, а не в голову. Он на это дело через своих агентов вышел, он его ставит, ему и карты в руки.— Так и вы, товарищ подполковник, из оперов… — завуалированно польстил начальству Шевелев.— Эх Шевелев, Шевелев, — косвенно пожаловался на судьбу Котов и спел ему на прощание довольно музыкально: — Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где мой черный пистолет? На Большом Каретном… Шагай к Никольскому, капитан, — заключил он.…По забывчивости Шевелев ткнул пальцем в кнопку звонка, тут же спохватился и толкнул дверь. Дверь отворилась, но было поздно: по коридору навстречу гостю, опираясь на палку, хромал Никольский.— Чего это вы ходите? Вам лежать положено! — возмутился Шевелев.— Я, Митя, в мамином медицинском справочнике вычитал, что при ушибе суставной сумки неподвижность не есть радикальный метод лечения, — важно объяснил свое вертикальное положение Никольский и решительно пресек беседу о здоровье строго деловым вопросом, полным осторожной надежды:— Привез что-нибудь?— Ну, это как сказать, — с вялой неопределенностью ответил Шевелев.— Сидя и со всеми подробностями, — приказал Никольский.Они прошли в комнату, устроились за столом. Шевелев начал доклад:— По вашему списку — ничего, Сергей Васильевич. И так примеривался, и эдак. Даже других картин этих художников за музеем не числится. Облился я горькими слезами, но вспомнил, что вы велели каталог еще посмотреть на предмет изъятий, поступлении и изменений в экспозиции. Так вот, полтора года тому назад при ремонте водопроводной сети в подземелье музея был обнаружен тайник, а в тайнике ящик, в котором находились экспонаты, спрятанные в сорок первом году от немцев, как наиболее ценные. Находка была запротоколирована честь по чести: милиция, прокурор, понятые. Найденные экспонаты были инвентаризированы и выставлены в нынешней экспозиции.— Что было найдено конкретно, по вещам, не помнишь? — спросил Никольский.— Зачем же помнить? — с тихой гордостью возразил Шевелев. — Я их все переписал, час писал, чуть рука не отвалилась.— Давай список, — потребовал майор.Шевелев положил листки на стол и предупредил:— Только у меня с сокращениями…— Разберусь, — уже читая, успокоил его Никольский. Читал внимательно и долго, возвращаясь и сравнивая. Шевелев с детским интересом следил за выражением его лица. Никольский дочитал, по милицейской привычке перевернул листки исписанной стороной вниз, положил на стол и сказал — себе, не Шевелеву: — Только серебряные и бронзовые изделия. Да эмали с ковкой. А картин нет. Где картины, Шевелев?— Не знаю, — испугался Шевелев, будто это он заныкал эти картины.— И я не знаю, Митя… — вздохнул Сергей. — Теперь возникает такой вопрос: один ли ящик нашли при ремонте водопроводной сети?
В сумеречной полутьме сова смотрела на людей огромными сияющими прекрасными зелеными глазами — будто корила их за что-то.— Да, птичка! — восхитился Тарасов. Он не мог отвести глаз от совы.— Накалываешь ты меня, Паша, — сказал о другом Коломиец.— Успокойся, меня тоже накалывают. В принципе же, с учетом обстоятельств мы с тобой получим неплохие деньги, — Тарасов наконец отвернулся от птички.— Но ведь хочется побольше, — с лукавым простодушием заметил Коломиец.— Будет больше, значительно больше, неизмеримо больше, если мы те восемнадцать ящиков откопаем, — заверил деляга.— Я в военной части у одного старшины миноискатель купил, — сказал директор музея.— Не инструмент, Ваня, не инструмент, — отмахнулся Тарасов. — Уже есть машинки специально для кладоискателей, которые точно показывают, что и на каком расстоянии лежит. Закончим с совой, разбогатеем, и я эту машинку достану. В общем, все дороги ведут к нашему благополучию, но меня по-прежнему мучает вопрос: какого черта ты все найденное на обозрение выставил? Ну, нашел ящики и припрятал. Вопрос чисто риторический и даже в укор мне: без этого я бы твою сову и не увидел никогда. Но интересно.— Свидетели были, два водопроводчика, которые обнаружили первый ящик. Я их быстро в милицию направил для сообщения. Пока они бегали, я с Валькой и Аликом второй ящик успел перепрятать.— А Валька с Аликом — не водопроводчики? — спросил Тарасов насмешливо.— Это в каком смысле? — удивился Коломиец.— В самом прямом: и заложить могут, и украсть, — пояснил Леша.— Они у меня на коротком поводке и в строгом ошейнике, — заверил Иван. — Чуть что — удавлю.— Ну, смотри сам, — Тарасов обнял Коломийца за плечи. — С лирикой покончили, теперь о самом насущном. Пойдем к тебе.Они прошли в кабинет директора музея. Вольно раскинулись в павловских креслах. Тарасов закурил и спросил, не глядя на Коломийца:— Твой фальшивый Фаберже уже готов?— Приступил, — сообщил Коломиец.— Так вот, Ваня, — Тарасов заговорил жестко. — Никаких двух недель не будет. Три дня. Иначе все разваливается.— Три дня не разговор. Один день уже прошел! — заявил Коломиец решительно.— Сегодня не в счет, — отмахнулся Тарасов. — Но восемнадцатого они уезжают. Так вот получилось.— До восемнадцатого девять дней! — возмущенно воскликнул Иван.— Ты что, думаешь, у них забот нет? — повысил голос и Алексей. — Один только вывоз через дипломатов чего стоит!— В пять дней мой ювелир уложился бы, но вся загвоздка в изумрудовых стразах, — сник Коломиец. — Мастер по отливке потребовал неделю.— Заплати так, чтобы согласился сделать за три дня, — Тарасов извлек бумажник, отсчитал пятнадцать купюр. — Полторы сверху, и любой мастер тебе за день алмазную пулю отольет.— Попробую, — Коломиец взял бумажки. — Но три дня, ей-Богу, несерьезно.— Четыре, считая с завтрашнего, — согласился Тарасов. — На пятый день мы будем здесь.— С полным расчетом, надеюсь? — осведомился Коломиец.— И я надеюсь, Ваня. Пожалуй, все, — Тарасов встал, потянулся. — Три часа за баранкой. А то махнем в Москву, расслабишься, погудишь, а?— Рад бы, да некогда, — Коломиец тоже встал, и тоже потянулся. — Эхе-хе-хе! Были когда-то и мы рысаками.— Когда-то — это в годы комсомольского секретарства? — осклабился Тарасов.Коломиец приосанился.— Домик, в котором ты миллионеров принимал, нашей основной резиденцией был, — заявил он. — Члены Политбюро дряхлые, какая им рыбалка, ну мы там и резвились. А девочки какие были, Леша! Чудо что за девочки!
— Сергей Васильевич! — ласково донеслось из полной тьмы. Никольский распахнул глаза. И тьмы не стало. Просто он задремал ненароком. Светила настольная лампа, переставленная на ночной столик, и в мягкой полутьме совсем рядом, в кресле, сидел Анатолий Яковлевич. Увидев, что Никольский проснулся, старик заговорил:— Неосторожны вы, запираться надо в наше время, на все замки запираться.— Запираться на все замки надо вам, ювелирам, а у милиционера что возьмешь? — весело возразил Сергей.— Единственное и самое главное — жизнь, Сергей Васильевич, — серьезно ответил гость. — Я думаю, многие из вашей клиентуры мечтают до вас добраться. И вы это прекрасно понимаете. Пистолетик-то под простыней у правой руки недаром пристроили.— Глазасты вы, Анатолий Яковлевич! — восхитился майор.— Ювелир, — скромно определил себя Анатолий Яковлевич. — Кстати, о глазах. Мне есть что сообщить вам по этому поводу.— Нечто, безусловно, важное и весьма срочное, — догадался Никольский. Часы показывали половину второго. — Я слушаю вас.— По позднему времени буду краток, — начал старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Анатолий Яковлевич проследовал через охраняемый двор роскошного новостроя, поздоровался с охранником, миновал калитку и вышел на Остоженку.— Поздновато на работу изволите идти, Анатолий Яковлевич, поздновато!Ювелир обернулся. За его спиной стоял и приветливо улыбался человек средних лет, одетый несколько игриво: бежевые брюки, голубой блейзер, желтая рубашка с воротником навыпуск, под ней — бордовый шарфик.— Барсуков, откуда ты? — натужно обрадовался Анатолий Яковлевич.— Вас жду, — ответил Барсуков. — Умаялся совсем: то у калитки дежурю, то к воротам мчусь — не вы ли в «Кадиллаке» укатили.— Ишь ты, стихами заговорил, — неодобрительно усмехнулся ювелир. — Не в поэты ли переквалифицировался? Учти, поэзия в наше время — вещь малодоходная.— Нет, не переквалифицировался, — отмел предположение Барсуков. — По-прежнему ваш коллега.— Я думаю, после той истории ты не в Москве? — предположил Анатолий Яковлевич.— Угадали. В Твери. Я там первый человек! — заявил Барсуков хвастливо. — А где ваш «Кадиллак», Анатолий Яковлевич?— В гараже, Паша. А на работу я пешком. Моцион. Тем более что совсем рядом. У тебя ко мне дело? — спохватился он. — По дороге и поговорим.Паша замялся:— По дороге не хотелось бы…Старый ювелир насторожился. Знал он, какие дела могут быть у Барсукова. Не хотел старик связываться с подобными делами. Но отказать коллеге… некрасиво.— Что ж, зайдем ко мне в мастерскую, — вздохнул Анатолий Яковлевич.Двумя переулками они спустились к Москве-реке. У одной из бронированных дверей громадного банковского здания Анатолий Яковлевич просунул в незаметную щель тонкую пластинку, и дверь толщиной, как оказалось, сантиметров в сорок могуче отъехала. В ее проеме стоял, расставив ноги, амбал в сером.— Здравствуйте, Анатолий Яковлевич, — сказал здоровяк и строго посмотрел на Барсукова. Небольшой штучкой размером с ракетку для пинг-понга охранник провел, не касаясь, по ногам Барсукова, по его промежности спереди и сзади, под мышками, по груди, по спине, по пластиковой сумке в правой руке. Спросил:— А в сумке что?— Гипсовая модель художественного изделия, — отрапортовал Барсуков.— Проходите, — разрешил амбал.Оба ювелира прошли по коридору, с помощью пластины открыли еще одну дверь, а потом — последнюю, в мастерскую Анатолия Яковлевича.Барсуков огляделся.— А вы хорошо устроились, надежно, — позавидовал он. — Небось громадные бабки платите?— Я по договору обязан выполнить ежегодно несколько работ, вот и вся арендная плата, — не без гордости ответил старик.— Представляю, какие это работы… — Теперь Барсуков смотрел на рабочий стол. — Да, рисковый вы человек, Анатолий Яковлевич. Оставлять на ночь на столе такую вещь…На столе лежал освеженный стараниями ювелира сапфировый эгрет.— А хорош эгрет, а? — в очередной раз восхитился Анатолий Яковлевич.— Хорош, — подтвердил Барсуков и осторожно положил драгоценную штучку на ладонь, чтобы рассмотреть как следует. Рассмотрел, улыбнулся торжествующе: — А на самом большом сапфире скол, Анатолий Яковлевич, малюсенький, но скол!Ничего не ответил старый ювелир. Наоборот, спросил:— Какие у тебя дела ко мне?Барсуков положил эгрет на место, уселся в гостевом кресле и стал излагать суть дела:— Есть у меня постоянный заказчик, первый тверской бизнесмен. Недели две назад вернулся из Питера и привез с собой нечто под Фаберже, фигуру совы, серебро с бронзой. Работа, впрочем, неплохая, на уровне добротного ремесла. И втемяшилось моему магнату сову эту на каминную доску пристроить. И так ставил, и этак — все ему кажется скудновато и невыразительно. И наконец решил, что в пару сове надо еще одну такую же, чтобы по краям доски. И сразу: а подать сюда Ляпкина-Тяпкина! Вот у меня и новый заказ. Заказ есть, а материалов нету. Что в Твери найдешь? Кто куда, а я в сберкассу — к вам Анатолий Яковлевич. Посодействуйте.— В сумке-то у тебя гипсовый отлив. Покажи, — предложил старик.Спустя минуту безглазая сова-альбинос устроилась на столе.— Мне бы сплавчику, польского золота самую малость, изумрудовые стразы, — бормотал Барсуков, непрерывно поправляя птичью фигурку. — Серебро-то у меня есть…— Цветные фотографии покажи, — приказал Анатолий Яковлевич.Барсуков поспешно достал из кармана пакет и стал по одному выкладывать снимки. Анфас. Профиль справа. Профиль слева. Три четверти справа. Три четверти слева. Спина.Анатолий Яковлевич не проглядывал фотографии, он их изучал. Потом сложил стопкой.— Непростая тебе, Паша, предстоит работенка. Хоть, как ты говоришь, уровень добротного ремесла, но тебе до этого уровня тянуться и тянуться, чтобы достойной схожести достичь. Занятно, занятно…— Может, поможете, Анатолий Яковлевич? — заробел Барсуков. — Клиент за деньгами не постоит.Анатолий Яковлевич погладил сову-альбиноску по перышкам, опять посмотрел на ее цветной анфас.— Помочь могу только советом. Бесплатно. Потому что самому интересно, как к этому делу подойти, — подняв бровь, Анатолий Яковлевич думал. — Вот что, Паша, чтобы время зря не терять, я, как ты понимаешь, человек занятой, сделаем так. Я записочку тебе дам для одного мужичка и позвоню ему. Он тебя и сплавом снабдит, и польским золотом. Не бесплатно, конечно. У тебя пятьсот зеленых найдется?— Найдется! — с энтузиазмом воскликнул Барсуков.— Тогда ноги в руки и действуй. Сейчас записку напишу. Пока ты мотаешься, мы с совой думать будем. Может быть, что-нибудь и придумаем.Старик достал письменные принадлежности, листок бумаги. Барсуков внимательно смотрел, как Анатолий Яковлевич пишет. Дождался, пока тот закончит, взял записку, прочел адрес.— Я ему позвоню. Так что иди без страха, — ободрил его Анатолий Яковлевич.— А с изумрудами как? — напомнил Барсуков.— Тут, Паша, дело сложнее, — Анатолий Яковлевич опять взял в руки фото. — Ишь как глазки пучит! Каждый карат по сорок, а?— Приблизительно, — подтвердил Барсуков. — Но как быть-то?— Заказ, только заказ на выплавку, — категорично заявил старый ювелир. — И делает это один человек, занятой по горло.— Посодействуйте, Анатолий Яковлевич, срочно нужно! — почти взмолился Барсуков.— Через неделю, не раньше, — отрезал старик. — И то, если я попрошу, а ты хорошо заплатишь.— Плачу с запроса! — почти закричал Барсуков.— Ехал на ярмарку ухарь-купец, — спел-проворчал Анатолий Яковлевич.
Милицейский «Форд» примчался к 108-му отделению с непозволительной скоростью, круто присев, затормозил, выбросил из своего нутра капитана милиции Шевелева в полной форме и исчез без следа. Шевелев ворвался в дежурную часть и высокомерно осведомился у Паршикова:— Бугор в яме?— У нас бугров — как на Среднерусской возвышенности, — хмыкнул майор. — Которого тебе?— Самого главного! — торжествующе выдал Шевелев.Паршиков нажал кнопку селектора и доложил:— Товарищ подполковник, Шевелев прибыл… Посылаю, — и кивнул капитану: — Иди, путешественник.… — За семь часов обернулся, товарищ подполковник, — докладывал Шевелев Котову. — Благодаря вам. Вот машина так машина! В отделение для оперативной работы хоть бы одну такую. Зачем она в управлении? Начальников катать?— Твое дело, Шевелев, преступников ловить, а не рассуждать, — без энтузиазма цыкнул на него Котов. — Ну, есть успехи?— Разрешите доложить, товарищ подполковник! — вытянулся Шевелев.— Никольскому, — не дал ему продолжить Котов.— Так он некоторым образом раненый… — засомневался оперативник.— Некоторым образом… — передразнил Котов. — В ж…у, а не в голову. Он на это дело через своих агентов вышел, он его ставит, ему и карты в руки.— Так и вы, товарищ подполковник, из оперов… — завуалированно польстил начальству Шевелев.— Эх Шевелев, Шевелев, — косвенно пожаловался на судьбу Котов и спел ему на прощание довольно музыкально: — Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном. Где мой черный пистолет? На Большом Каретном… Шагай к Никольскому, капитан, — заключил он.…По забывчивости Шевелев ткнул пальцем в кнопку звонка, тут же спохватился и толкнул дверь. Дверь отворилась, но было поздно: по коридору навстречу гостю, опираясь на палку, хромал Никольский.— Чего это вы ходите? Вам лежать положено! — возмутился Шевелев.— Я, Митя, в мамином медицинском справочнике вычитал, что при ушибе суставной сумки неподвижность не есть радикальный метод лечения, — важно объяснил свое вертикальное положение Никольский и решительно пресек беседу о здоровье строго деловым вопросом, полным осторожной надежды:— Привез что-нибудь?— Ну, это как сказать, — с вялой неопределенностью ответил Шевелев.— Сидя и со всеми подробностями, — приказал Никольский.Они прошли в комнату, устроились за столом. Шевелев начал доклад:— По вашему списку — ничего, Сергей Васильевич. И так примеривался, и эдак. Даже других картин этих художников за музеем не числится. Облился я горькими слезами, но вспомнил, что вы велели каталог еще посмотреть на предмет изъятий, поступлении и изменений в экспозиции. Так вот, полтора года тому назад при ремонте водопроводной сети в подземелье музея был обнаружен тайник, а в тайнике ящик, в котором находились экспонаты, спрятанные в сорок первом году от немцев, как наиболее ценные. Находка была запротоколирована честь по чести: милиция, прокурор, понятые. Найденные экспонаты были инвентаризированы и выставлены в нынешней экспозиции.— Что было найдено конкретно, по вещам, не помнишь? — спросил Никольский.— Зачем же помнить? — с тихой гордостью возразил Шевелев. — Я их все переписал, час писал, чуть рука не отвалилась.— Давай список, — потребовал майор.Шевелев положил листки на стол и предупредил:— Только у меня с сокращениями…— Разберусь, — уже читая, успокоил его Никольский. Читал внимательно и долго, возвращаясь и сравнивая. Шевелев с детским интересом следил за выражением его лица. Никольский дочитал, по милицейской привычке перевернул листки исписанной стороной вниз, положил на стол и сказал — себе, не Шевелеву: — Только серебряные и бронзовые изделия. Да эмали с ковкой. А картин нет. Где картины, Шевелев?— Не знаю, — испугался Шевелев, будто это он заныкал эти картины.— И я не знаю, Митя… — вздохнул Сергей. — Теперь возникает такой вопрос: один ли ящик нашли при ремонте водопроводной сети?
В сумеречной полутьме сова смотрела на людей огромными сияющими прекрасными зелеными глазами — будто корила их за что-то.— Да, птичка! — восхитился Тарасов. Он не мог отвести глаз от совы.— Накалываешь ты меня, Паша, — сказал о другом Коломиец.— Успокойся, меня тоже накалывают. В принципе же, с учетом обстоятельств мы с тобой получим неплохие деньги, — Тарасов наконец отвернулся от птички.— Но ведь хочется побольше, — с лукавым простодушием заметил Коломиец.— Будет больше, значительно больше, неизмеримо больше, если мы те восемнадцать ящиков откопаем, — заверил деляга.— Я в военной части у одного старшины миноискатель купил, — сказал директор музея.— Не инструмент, Ваня, не инструмент, — отмахнулся Тарасов. — Уже есть машинки специально для кладоискателей, которые точно показывают, что и на каком расстоянии лежит. Закончим с совой, разбогатеем, и я эту машинку достану. В общем, все дороги ведут к нашему благополучию, но меня по-прежнему мучает вопрос: какого черта ты все найденное на обозрение выставил? Ну, нашел ящики и припрятал. Вопрос чисто риторический и даже в укор мне: без этого я бы твою сову и не увидел никогда. Но интересно.— Свидетели были, два водопроводчика, которые обнаружили первый ящик. Я их быстро в милицию направил для сообщения. Пока они бегали, я с Валькой и Аликом второй ящик успел перепрятать.— А Валька с Аликом — не водопроводчики? — спросил Тарасов насмешливо.— Это в каком смысле? — удивился Коломиец.— В самом прямом: и заложить могут, и украсть, — пояснил Леша.— Они у меня на коротком поводке и в строгом ошейнике, — заверил Иван. — Чуть что — удавлю.— Ну, смотри сам, — Тарасов обнял Коломийца за плечи. — С лирикой покончили, теперь о самом насущном. Пойдем к тебе.Они прошли в кабинет директора музея. Вольно раскинулись в павловских креслах. Тарасов закурил и спросил, не глядя на Коломийца:— Твой фальшивый Фаберже уже готов?— Приступил, — сообщил Коломиец.— Так вот, Ваня, — Тарасов заговорил жестко. — Никаких двух недель не будет. Три дня. Иначе все разваливается.— Три дня не разговор. Один день уже прошел! — заявил Коломиец решительно.— Сегодня не в счет, — отмахнулся Тарасов. — Но восемнадцатого они уезжают. Так вот получилось.— До восемнадцатого девять дней! — возмущенно воскликнул Иван.— Ты что, думаешь, у них забот нет? — повысил голос и Алексей. — Один только вывоз через дипломатов чего стоит!— В пять дней мой ювелир уложился бы, но вся загвоздка в изумрудовых стразах, — сник Коломиец. — Мастер по отливке потребовал неделю.— Заплати так, чтобы согласился сделать за три дня, — Тарасов извлек бумажник, отсчитал пятнадцать купюр. — Полторы сверху, и любой мастер тебе за день алмазную пулю отольет.— Попробую, — Коломиец взял бумажки. — Но три дня, ей-Богу, несерьезно.— Четыре, считая с завтрашнего, — согласился Тарасов. — На пятый день мы будем здесь.— С полным расчетом, надеюсь? — осведомился Коломиец.— И я надеюсь, Ваня. Пожалуй, все, — Тарасов встал, потянулся. — Три часа за баранкой. А то махнем в Москву, расслабишься, погудишь, а?— Рад бы, да некогда, — Коломиец тоже встал, и тоже потянулся. — Эхе-хе-хе! Были когда-то и мы рысаками.— Когда-то — это в годы комсомольского секретарства? — осклабился Тарасов.Коломиец приосанился.— Домик, в котором ты миллионеров принимал, нашей основной резиденцией был, — заявил он. — Члены Политбюро дряхлые, какая им рыбалка, ну мы там и резвились. А девочки какие были, Леша! Чудо что за девочки!
— Сергей Васильевич! — ласково донеслось из полной тьмы. Никольский распахнул глаза. И тьмы не стало. Просто он задремал ненароком. Светила настольная лампа, переставленная на ночной столик, и в мягкой полутьме совсем рядом, в кресле, сидел Анатолий Яковлевич. Увидев, что Никольский проснулся, старик заговорил:— Неосторожны вы, запираться надо в наше время, на все замки запираться.— Запираться на все замки надо вам, ювелирам, а у милиционера что возьмешь? — весело возразил Сергей.— Единственное и самое главное — жизнь, Сергей Васильевич, — серьезно ответил гость. — Я думаю, многие из вашей клиентуры мечтают до вас добраться. И вы это прекрасно понимаете. Пистолетик-то под простыней у правой руки недаром пристроили.— Глазасты вы, Анатолий Яковлевич! — восхитился майор.— Ювелир, — скромно определил себя Анатолий Яковлевич. — Кстати, о глазах. Мне есть что сообщить вам по этому поводу.— Нечто, безусловно, важное и весьма срочное, — догадался Никольский. Часы показывали половину второго. — Я слушаю вас.— По позднему времени буду краток, — начал старик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33