— Я ж тебе сказал: не обделю. А ты крысятничаешь, козел, — и зашагал к «БМВ». Вскоре обе машины медленно тронулись с места.…У залива, на обочине пустынной асфальтовой полосы безнадежно голосовал рыбак. Обычный рыбак: каскетка, штормовка, рюкзак, резиновые сапоги.— Останови, — приказал шоферу Никольский. «Паккард» остановился. В хвост ему пристроился «БМВ». Никольский вышел на обочину и позвал: — Лепилов!Лепилов выбрался из-за руля «БМВ». Метров сто было до рыбака. Рыбак бежал им навстречу, а они шли медленно: заметно хромал Никольский. Встретились. Рыбак сиял:— Здравствуйте, Сергей Васильевич, здравствуй, Миша. — Миша похлопал рыбака по плечу, а Никольский пожал ему руку.— Обрадуй нас, Вешняков! — предложил майор.— И обрадую, — с достоинством пообещал Вешняков. — По мелочам много чего, но самое главное случилось вчера вечером. С мелочей или с главного?— С главного, но по порядку, — предложил Никольский.— Подружился я тут со сторожем музея, — начал Вешняков. — Он мне про заветные рыбацкие места рассказывает, а я его водочкой слегка угощаю.— Слегка! — возмутился Лепилов. — Он еще и сегодня лыка не вяжет!— Это без меня, — отмахнулся Вешняков. — Пусть Мишка не перебивает, Сергей Васильевич, а то собьюсь. Днем я вокруг мотался, а к вечеру, когда музей закрывается, я завалился к дружку в сторожку, из которой вид — лучше не надо. Так вот, вчера, сразу же после закрытия, как только в сторожку явился мой жаждущий дружок, подкатывает к музею «мерс»-шестьсот с вальяжным пассажиром на борту. Высокий, седоватый, элегантный до невозможности. А директор Коломиец уже на крыльце его встречает. Пробыл этот господин в музее часа два, а потом отбыл.— Ну, и почему это главное? — удивился Лепилов.— Ты дослушай, дослушай. По-моему, Сергей Васильевич, я этого господина узнал, но стопроцентную гарантию дать не могу, — Вешняков вытянул из нагрудного кармана штормовки клочок бумаги. — Вот номер «мерса».Никольский взял бумажку, глянул и тут же в ярости разорвал.— Я правильно догадался? — спросил Вешняков. — Тарасов?Вместо ответа на этот вопрос Никольский распорядился:— Вы все в «Паккард», а я на «БМВ» с Анатолием Яковлевичем, — он положил руку на плечо Вешнякову. — Ты хорошо поработал, да и помотался достаточно. Отдыхай. И Шевелев пусть отдыхает. Миша, ты с Андреем — ко мне.Анатолий Яковлевич блаженствовал за рулем «БМВ».— Если уж разобью свою тачку, так разобью сам. — Как ни странно, он был очень доволен, говоря это.— А то давайте я поведу, — предложил Никольский. — Вы, наверное, устали.— Намекаете, что я старый. А я не старый, — бодро заявил ювелир.— Вы молодой и работоспособный, — польстил Никольский. Помолчал и вдруг выпалил: — У этого Барсукова — четыре дня!— Да, если стразы через три дня получит, — кивнул Анатолий Яковлевич.— Пусть получит, — разрешил Никольский.— А я через два дня их должен получить? — быстро спросил Анатолий Яковлевич. — То-то вы весь день вокруг да около ходите.— И ходил бы дальше, если б не одно обстоятельство. На горизонте появился… — Он неожиданно перебил сам себя: — Нет, не на горизонте появился! Из вонючей норы выскочил гаденыш, способный на все! Он сам прокручивает это мерзкое дело.
В квартире Никольского хозяин сидел в кресле, а начальник отделения подполковник Котов валялся на диване-кровати, который уже был превращен просто в диван.— Ты как Валерий Брюсов, — сказал начальнику подчиненный, — который в одной из своих статей написал: «Боюсь, что из Маяковского ничего не получится». После этого Маяковский любил изображать сценку: среди ночи в холодном поту просыпается Брюсов с душераздирающим криком: «Боюсь! Боюсь!» Все домочадцы сбегаются: «Что случилось, Валерий? Чего так испугался?» А он в ответ: «Боюсь, из Маяковского ничего не получится!» Так вот, из Маяковского получилось, и из Никольского кое-что получится.— От скромности ты не умрешь, — хмыкнул Котов.— Не умру, — согласился Никольский.Котов вскочил с дивана, прошел к окну.— Мы нарушаем все, что можно и нельзя. Дело не наше, территория не наша, а главное — компетенция не наша! — Он волновался, и было отчего.— Можешь еще одно обстоятельство добавить: своего агента я в свидетели не отдам, — подлил масла в огонь Никольский.— Вот видишь! Тогда у нас совсем ничего! — воскликнул Котов.— За исключением Тарасова, — возразил Никольский.— Достал он тебя… — покачал головой Слава.— А тебя не достал?! — тотчас вскинулся Сергей.Не ответил Котов на глупый вопрос. Заговорил о другом:— Ты знаешь, сколько я задниц вылизал, чтобы все твои спектакли оформить? Знаешь, сколько я на чистом глазу начальству лапши на уши навесил?— Спасибо, — серьезно произнес Никольский.— А если неудача? — резко бросил Котов.— А если землетрясение? — Никольский встал, нахально пропел речитативом: — Эх, начальничек, ключик-чайничек, отпусти на волю.— Ты уже начал, мерзавец, — догадался Котов.— Ребята уже на месте, — подтвердил Никольский.— А я тебе разрешил?! — снова крикнул Котов.— Разрешил. По глазам вижу — разрешил! — хохотнул Никольский.Подполковник помолчал, отвернувшись к окну, затем опять взглянул на майора.— Когда?.. — Котов не окончил вопроса: Никольский все понял.— Мы сегодня в ночь, — ответил он, — а они, по всем расчетам, завтра днем. Зал-то закрыт на ремонт.
Сторож-кассир жарил рыбу и философствовал, не оборачиваясь к Вешнякову:— Ты, Петя, все кричишь: демократия, капитализм, частное предпринимательство! Ладно, кричи. А я что вижу? Был богатый коммунист, а теперь он богатый капиталист. Возьми, к примеру, нашего Ваньку — директора. Был секретарем райкома комсомола, зарплата по ведомости двести рублей, а жил, как заведующий столовой. Стал директором музея, всего на триста рублей больше меня получает, а живет, как новый русский. Вот такой, выходит, капиталист-коммунист.— А если он просто жулик? — спросил Вешняков.— Все жулики, — многомудро заметил сторож-кассир. — Только один может украсть, а другой не может.— Долго твою рыбу ждать? — прервал его излияния Вешняков. — Уже налито.— Рыба не моя, а твоя. — Сторож оторвался от плиты и подошел к столу. — Первая и под зеленый лучок пройдет……Андрей бесшумно подошел к темному окну. Тень, следовавшая за ним, еле слышным шепотом спросила голосом Лепилова:— Посветить?— Не надо. Я в тот раз основную работу сделал на всякий случай, — тоже шепотом отозвался Андрей. Он ласково погладил оконную раму малопонятной штучкой. Штучка коротко промычала. — Действуй. Форточка на крючке, а вся рама на верхней задвижке.Лепилов поставил коротенькую лестницу и добрался до форточки. Оттуда он прошептал:— Порядок, — и, осторожно открыв окно, мягко прыгнул в неизвестность. Андрей последовал за ним. Затем высунулся наружу, забрал лестницу. Посоветовал:— Смотри, на умывальник не наткнись.— А где мы? — спросил Миша.— В сортире, — просветил его Андрей. — Дай фонарик, я первым пойду.И они пошли. Миновали коридор, первый зал, лестничную клетку. Спустились в полуподвал. Дорогу освещал кинжальный луч потайного фонаря. Вот и электрораспределительный щит.…Никольский с Шевелевым лежали на травке под прикрытием кустов городского сквера как раз напротив музея. Видно было, конечно, хреновато: один фонарь на целый сквер да жалкая лампочка под крышей музейного крыльца…— Молчат, — сказал Шевелев.— Значит, решили действовать вдвоем, — предположил Никольский.— Меня чего-то колотит, Сергей Васильевич, — виновато сказал Шевелев.— И меня, — признался Никольский.
…Андрей священнодействовал у щита, оскалясь и беззвучно матерясь.— Чем недоволен? — поинтересовался Лепилов.— Портачи, какие же портачи, ни одного правильного соединения… — Он не успел завершить фразу, потому что на щите что-то пискнуло. — …Твою мать!
…Выпив по второй, Вешняков и кассир с удовольствием закусывали жареным судачком. Любил сторож выпить и поговорить:— Тебе, Петя, по уму министром быть, а ты кто? Программист, говоришь, и гордишься. Чем гордиться-то? Вроде машинистки по клавишам стучишь. Нет, раньше лучше было!— Когда — раньше? — спросил, разливая по третьей, Вешняков. — При царе Горохе?
…Издалека послышался негромкий стокот мотоциклетного мотора.— Это еще что? — изумился Шевелев.Ответ он получил быстро: к музею подъехал милицейский мотоцикл с коляской. Подъехал, остановился у крыльца. Из коляски выскочил некто в серебряных погонах. И позвал зычно:— Егорыч! Александр Егорыч!…В сторожке сторож-философ схватил бутылку и два стакана со стола, сунул их в руки Вешнякову и прошипел:— Затаись! В кладовке!Вешняков нырнул в кладовку, а сторож — на боевой пост. Опоздал: у двери черного хода стоял и ждал его лейтенант, который строго потребовал ответа:— Почему не на посту?— Да на минутку отошел, у меня там рыбка жарится, — начал ныть-оправдываться сторож, сам от себя такого не ожидавший. — Рыбки хочешь, Леонид?— Рыбки! Рыбки! — зло передразнил лейтенант. — Не рыбки, а под рыбку! Опять поддатый?!— Бога побойся! — замахал руками Егорыч. — Я ж на посту.— Ничего не видел, не слышал? — строго спросил милиционер.— Ничего, — покачал головой сторож.— У нас на пульте ваша лампочка мигнула, мигнула и погасла, — пояснил лейтенант.— В первый раз, что ли? — отмахнулся Егорыч. — Опять, наверно, от ветра.— Нету никакого ветра, — проворчал лейтенант.— Тогда просто так, — уверенно заявил сторож. — Ваш Кузяков — халтурщик и портач. А корчит из себя!— Все равно, пойдем проверим, — не попросил — приказал милиционер. — По инструкции положено.
…Из скверика, из-под кустов Никольский с Шевелевым с тихим ужасом наблюдали, как в музее поочередно вспыхивал свет в окнах.— Прокол, Сергей Васильевич? — произнес Шевелев.— Типун тебе на язык, — цыкнул на него Никольский.Особнячок светился, как при купце Кукушкине.— Но тихо. Тихо, Сергей Васильевич, — с надеждой констатировал Шевелев.… — Все посмотрели, все окна проверили. Пошли что ли, Леонид? — бодро предложил Егорыч. Очень хотелось ему назад, в сторожку, к рыбке.— А сортир? — вспомнил лейтенант Леонид.Зажгли свет. Сортир был как сортир: четыре кабины, желоб для сбора и стока мочи. Лейтенант прошел к окну, проверил задвижки, подергал форточку.— Вроде все в порядке, — он расстегнул ширинку и повернулся к желобу. Сторож за компанию пристроился рядом. Журчали. — А всю сигнализацию в музее надо менять, Егорыч, к чертовой бабушке.— Не систему надо менять, а Кузякова. К чертовой бабушке, — возразил сторож. Лейтенант отвечать не стал. Иссякли. — Пошли, Леонид?…Окна гасли одно за другим.— Шевелев, у тебя, случаем, нашатырного спирта нету? — радостно спросил Никольский.— Считаете, пронесло? — спросил тот.…В уборной, еле освещенной неярким светом из окна, стояла гробовая тишина. Наконец ее прострочил пулеметный стук мотоциклетного мотора.— Миш, ты со страху не обделался? — раздался глухой — из-за двери второй кабинки — голос Андрея.— Я же на толчке сижу, так что не страшно, — ответил из четвертой кабинки Лепилов.— В самый последний момент и окно успели закрыть, и лестницу убрать. Мы молодцы, Миша! — констатировал Андрей.— А если бы лейтенант с…ть захотел? — Лепилов уже стоял у окна. — Подбирай штаны и за работу. На этот раз у тебя ничего не пискнет?— Да иди ты! — Андрей три раза суеверно сплюнул через левое плечо.…Сторож перевернул на сковороде куски судака, включил газ и позвал:— Петя, выходи. Опасность воздушного нападения миновала, отбой.С двумя стаканами и бутылкой в руках, морщась от яркого света, вышел из кладовки Вешняков.— Я думал, у тебя спокойно выпить можно… Что там?— Да ничего. Опять ни с того ни с сего сигнализация сработала. Давай разливай, — предложил Егорыч.— Всю охоту отбили, паразиты, — посетовал Вешняков. — Ну, посошок, и я в гостиницу. Хоть пару часиков прихвачу перед утренней зорькой.
…За поворотом, метрах в трехстах от последних домов города, притулившись на обочине, стояли старый «жигуленок» и «Ока». Полуприсев на радиатор «жигуленка», Никольский и Шевелев томились в ожидании коллег.Не по дороге пришли Лепилов и Андрей — вынырнули из придорожного перелеска.— С уловом! — весело объявил Лепилов. В этих местах все становились рыбаками.— Спасибо, Миша, спасибо, Андрюша. — Никольский лихорадочно потрепал левой рукой Лепилова, правой — Андрея по затылкам, проследил, как Миша ставил на заднее сиденье «жигуленка» рюкзак, и спросил: — Что там произошло?— И представить такое невозможно! — бешено затараторил Андрей. — Я ж самого высокого профессионала прочитаю и просчитаю. А тут баран, хорошо бы просто баран, а то безрукий. Все на соплях, все без изоляции, соединения накрест. Как они еще не сгорели — удивляюсь. Я и не понял поначалу, отчего звякнуло!— Успокойся Андрей. Сработали классно, — похвалил парней Никольский.— Чего это у вас там было? — спросил возникший из того же перелеска Вешняков.— Учебная тревога, — ответил Лепилов.— Ну, тогда ладно, — успокоился Вешняков и добавил: — А я под легкой балдой.— В машине отоспишься, — решил Никольский. — Лепилов, Андрей — в Москву, а мы с Вешняковым в гостиницу, в Торжок. Миша, сдашь Котову из рук в руки. Он в отделении всю ночь. Потом все трое могут отдыхать.— Я вернусь, — твердо сказал Лепилов.— И я, — присоединился к нему Шевелев. — Я за дорогу высплюсь.— Да черт с вами, езжайте, приезжайте! — разозлился Никольский и тут же спохватился: — Но туда как можно осторожнее, Миша. Чтобы при аварии хоть один живой остался.«Жигуленок» взревел форсированным мотором и умчался в столицу. А «Ока» спокойно покатила в Торжок.
«Мерседес-600» быстро считал километры Ленинградского шоссе. Юрисконсульт Алексей Тарасов, сидя за рулем, сосредоточенно следил за дорогой, а американский миллионер Грегори Сильверстайн, закрыв глаза и откинувшись на подголовник, благоговейно слушал, как заливались соловьями Фредди Меркьюри с Монсеррат Кабалье. Занудливый и слащавый дуэт, слава Богу, замолк на самой высокой ноте.— Божественно, — оценил их пение американский миллионер и открыл глаза. — Где мы?— Тверь объезжаем, — сообщил Тарасов. — Скоро Торжок. Как ты все-таки Гигса отцепил, Гриша?— Напугал. Тобой напугал. — Он ухмыльнулся. — Намекнул, что ты оттуда.— А ты меня не боишься? — спросил Алексей серьезно.— Конечно, боюсь, — тоже серьезно отозвался Гришка. — Ты же беспредельщик, Леша. Но и с беспредельщиком можно иметь дело, если все обставить, как надо.— Бумажку страховочную заготовил? — недобро догадался Тарасов.— Не бумажку, — принялся обстоятельно объяснять Сильверстайн. — В сейфе у посольского юриста лежит серьезный и обоснованный документ, который тебя утопит при любых обстоятельствах. Ко всему прочему, я американский подданный, и, следовательно, копать будут до конца и без снисхождения.— Был тут у нас один такой американец… — скривился Тарасов презрительно.— Знаю! — азартно воскликнул Гришка. — Но он просто американец, легкомысленный и легковерный, а я американец из «совка», который здесь страхуется всегда и от всех. В том документе упомянута и наша сегодняшняя поездка, в которую я взял — и это тоже отмечено — пятьсот тысяч долларов.Сильверстайн распалился, говорил быстро, сбивчиво, волнуясь. Ясно было: Григорий и впрямь до смерти боится друга Лешку.— Ты сделал так, как я просил? — сурово поинтересовался Тарасов, помолчав.— Да, — успокоился Гришка. — Два абсолютно одинаковых по размеру пакета, твой даже поменьше будет. Ему сотня стодолларовыми, тебе — четыреста тысячными. Все правильно?— Жалко мне сову тебе отдавать… — промолвил Тарасов. — Красавица…— Вовсе не мне. Зачем она мне? — пожал плечами Сильверстайн. — Да и тебе она не нужна.— Сова — некий символ мудрости, а мудрости нам иногда не хватает. Зато хитрости у тебя с избытком, мистер Сильверстайн, — завершил деловой диалог Алексей, решив лучше полюбоваться пейзажем.— Ни на что не похожа эта наша величественная и неряшливая бескрайность, — философски заметил Гришка, заметив интерес подельника к окружающей природе. — В ней — тоскливый вечный зов к бездействию и очищению.— Ишь ты! — удивился Тарасов. — А раньше-то все больше по фене ботал!
Ровно в полдень «Мерседес» остановился у музея города Осташкова. У дверей музея, на которых висела табличка «Санитарный день», пассажиров «Мерседеса» ждали директор, экскурсовод и плотник. Русские сдержанно поздоровались. Американец же бурно выразил восторг от долгожданной встречи и всяческую благожелательность. Вошли в музей.…А Вешняков вошел в сторожку, где сторож вяло жевал вчерашнюю рыбу.— Ты что ж это не у кассы? — спросил Вешняков.— Директор санитарный день объявил, — пояснил тот.— Значит, это санитары на «Мерседесе» приехали?— Шуткуешь все… — буркнул Егорыч.— Ага, — согласился Вешняков и достал из наплечной кобуры пистолет. — А теперь перестал. Быстро, Егорыч, открывай черный ход. Ребята уже все в музее, а начальнику моему в окно лезть нельзя, у него нога больная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33