И вдруг вспомнил, что ныне за
день.
Светозар Сморода-то наверняка тоже в Перынь собирается.
- Впрочем, нет, - поправился Репня. - Перынь.
* * *
Карету пришлось оставить далеко от Перыни, и не было ничего удивительного,
что они добрались до Святилища только без четверти двенадцать. Задерживать
женщину в голубом одеянии волшебницы, опирающуюся на десницу чародея
Смороды, никому из стражников и в голову не могло прийти, и главной
сложностью для Веры было не потерять в толпе эту крепкую руку. С чем
она блестяще и справилась.
А толпа вокруг Перыни была совершенно жуткой. Да и на площади перед
Святилищем оказалась не маленькой - все-таки волшебников в столице
жило достаточное количество, чтобы заполнить эту небольшую площадь.
Здороваться в день богослужения было не принято, и потому Свет лишь
встречался со знакомыми взглядом. Здесь была уже добрая половина палаты
чародеев, здесь был Кудесник Великокняжеской Колдовской Дружины Остромир
со своим секретарем Всеславом Волком. Был тут и опекун министерства
безопасности от палаты чародеев Буня Лапоть. Как и другие, встретился
с чародеем Смородой глазами, подмигнул, бросив взор на Веру. Мол,
чем токмо ни приходится заниматься...
Свет покивал и отвернулся: ему совсем не требовалось привлекать к
себе особенное внимание Буни. Ведь в нынешней ситуации, при таком
наплыве волшебников с их активными аурами Буне будет непросто разобраться,
кто из этой толпы его прощупывает. А вдруг Кудесник!..
Но терять Буню из виду Свет не стал. Остановился неподалеку, саженях
в пяти, зацепился Зрением за Бунину ауру - пока пассивно, чтобы Буня
не забеспокоился.
Вера по-прежнему опиралась на Светову десницу, крутила головой, и
на лице ее было написано такое восхищение, что Свету захотелось улыбнуться.
У него даже мышцы одеревенели от желания, какого не появлялось уже
лет тридцать, - взять и улыбнуться. Вот только окружающие отнеслись
бы к подобным проявлениям мимики соответственно. И так на Веру оглядываются!
К счастью, среди волшебников не принято задавать лишние вопросы...
Впрочем, что касается улыбок, тут ему ничего не грозит - рожденный
без ног способен обогнать разве что дождевого червя, а волшебник с
тридцатилетним стажем способен улыбнуться настоящей улыбкой разве
что в мечтах. У него даже необходимые для этого мышцы давно атрофировались.
Не то что у Веры...
Кудесник тоже увидел Света и его гостью, удовлетворенно кивнул, но
тут же отвернулся: часы Сварожьей башни принялись бить двенадцать.
С последним их ударом на ступеньках Святилища появился сам Верховный
Волхв Боян IV со своей многочисленной свитой, и обрушившуюся на площадь
тишину пронзил знакомый каждому словену тенор.
Богослужение началось.
А Свет перевел Зрение в режим активного прощупывания. И хотя он прекрасно
понимал, что ничего особенного ему узнать не удастся, игра стоила
свеч - Буня Лапоть почувствует чужой Талант и, буде он и в самом деле
убил Барсука, чужой Талант должен вызвать у него тревогу. А от тревоги
недалеко и до оплошного поступка. Хотя сама по себе тревога еще ни
о чем не говорит - у опекуна министерства безопасности много поводов
для тревоги. То же убийство ведущего электронщика княжества, к примеру...
Но других подступов к Буне Свет пока не видел.
Тревогу в Буне он почувствовал сразу. Она проявилась даже в моторных
реакциях - Буня вдруг закрутил головой, озираясь по сторонам, так,
что на него с удивлением начали оборачиваться окружающие. Впрочем,
продолжалось это недолго. Буня понял, что столь активное проявление
своих чувств ни к чему хорошему не приведет и замер, впился взглядом
в Верховного Волхва. Да и окружающие пользовались сейчас обычным зрением.
А Свет попытался проникнуть вглубь Буниных чувств. Под тревогой он
ощутил страх, но сам по себе страх тоже ни о чем еще не говорил. Разве
лишь о том, что чародей Лапоть кого-то боялся. Но страх был силен
и вполне мог привести Буню к оплошному поступку. Свет полез глубже,
однако под страхом началась уже такая мешанина эмоций, что в ней не
мог разобраться даже Талант чародея Смороды: Свет мгновенно вспотел.
Вера взглянула на него с удивлением, недовольно сморщила нос. Таланту
чародея Смороды требовался небольшой отдых, и Свет выключил Зрение.
Верховный Волхв торжественным тенором возносил хвалу Семарглу, ему
вторил разноголосый хор низших волхвов. Звучало все это красиво, но
Свет слышал хвалебную молитву уже не раз и не два, и ему ничего не
стоило пропускать ее мимо ушей. Вместо хвалебной молитвы его гораздо
больше волновала возможность собственной неудачи. Тревога тревогой,
страх страхом, но...
Вот если бы можно было проникнуть в Бунину память! Увы, на такое в
одиночку не способен ни один чародей княжества. Даже память обычного
человека, если вокруг нее создан защитный барьер, в такой ситуации
недоступна для любого волшебника. Есть, правда, методы, связанные
с гипнозом, но гипноз - как и всякое насилие - представляет собой
Ночное волшебство и потому нормальному волшебнику не рекомендуется.
Себе дороже... Воспользовавшийся Ночным волшебством хотя бы один раз
обречен - ощущение безграничной силы захватывает душу, как пьянство.
В результате неизбежно наступит моральный распад личности, а там и
Контрольная комиссия на горизонте. Без Ночного же волшебства получишь
такую же чушь, как с лечением Вериной амнезии.
Верховный Волхв продолжал привычные песнопения. Вера оглянулась назад,
странно посмотрела на Света, но ему было сейчас не до нее. Он отдышался
и вновь включил Зрение. Насквозь прошел через Бунину тревогу и страх.
Пока не нахлынула усталость, сделал попытку проникнуть глубже. Оболочка
Буниной памяти была самой настоящей крепостной стеной - сродни Кремлевской.
Не хватало лишь таблички "Оставь надежду". Но собственное
бессилие было понятно и без таблички.
И тут что-то произошло. Улетели в неведомую даль голоса Бояна IV и
всей его волхвоватской камарильи. Зато взамен из неведомой дали явились
мощь и сила. Не прошло и секунды, как Свет почувствовал, что неприступная
крепостная стена трещит, рушится и рассыпается на отдельные кирпичики.
Словно ее сложили из кубиков детской азбуки...
Свет обнаруживает себя стоящим на перекрестке двух улиц. Место ему
знакомо - тут пересекаются Медведевская и улица Берегинь. Помнится,
здесь даже карете Кудесника пришлось остановиться, когда они возвращались
из Института нетрадиционных наук.
Свет стоит на кромке тротуара, зная, что его никто не видит. Даже
расположившийся в самом в центре перекрестка стражник-регулировщик
со своими флажками: ведь он не волшебник, и заклятье на невидимость
ему не по зубам.
А вот и карета Барсука подъезжает к перекрестку. Подъезжает, останавливается:
кучер ждет от регулировщика разрешающего сигнала. Света он не видит.
Свет подходит к дверце кареты, открывает ее. Академик сидит на сиденье,
глубоко задумавшись. Заклятье на невидимость отводит ему глаза. А
через мгновение в сердце задумавшегося вонзается принадлежащий Свету
Ритуальный Нож.
Свет осторожно выбирается из кареты. Кучер, дождавшись взмаха флажка,
понукает лошадей, и экипаж увозит через перекресток труп академика.
А Свет отправляется по улицам города к незнакомому дому, не спеша
открывает двери. Сени пусты. Свет подходит к висящему на стене зеркалу,
снимает с себя невидимость и смотрит, нет ли на камзоле крови Барсука.
Крови нет. Но видит он в зеркале не себя, а опекуна министерства безопасности
Буню Лаптя...
Вновь ворвался в уши Света певучий тенор Верховного Волхва. Улетели
в неведомую даль мощь и сила. Вновь встала неприступной стеной оболочка
памяти Лаптя, и можно было подумать, что все это Свету лишь почудилось.
- Да взлелеем в сердце своем Семаргла! Да убьем в себе Додолу! - отозвался
вокруг хор голосов.
Свет пришел в себя. Богослужение кончилось, исчез за порогом Святилища
Боян IV, начали расходиться люди в голубом.
- А зачем убивать Додолу? - спросила Вера.
- Это традиционное окончание молитвы волшебников, - сказал Свет. -
Объяснять долго... Впрочем, дорога у нас нескорая, я вполне успею
рассказать...
И вдруг замолк. Оглянулся.
Сзади стоял низенький Буня Лапоть. Голубой балахон выглядел на нем
бесформенным мешком, лысина блестела от пота, как зеркало. На лице
его явственно отражался страх и ненависть.
Но смотрел Буня вовсе не на Света, он смотрел прямо в спину Световой
гостье.
* * *
По возвращению из Перыни сели за праздничный стол.
Касьян постарался: стол ломился от закусок, а в воздухе витали такие
ароматы, что любой гурман сошел бы с ума от нетерпения.
Сегодня был единственный из трехсот шестидесяти пяти дней, когда в
доме накрывался общий стол, за которым устраивались и хозяин, и гости,
и слуги. Свет любил этот день - общий стол напоминал ему трапезы в
школе волшебников - но сейчас было не до праздников и воспоминаний.
Во-первых, ему не давал покоя взгляд, брошенный на Веру Буней Лаптем.
А во-вторых, после того, как он отдал должное государственным заботам,
настала пора заняться своим многообещающим заклинанием.
Поэтому он впохыхах произнес обязательный хозяйский тост, без которого
никогда не начиналось празднество, выпил с полкубка медовухи, быстренько
перекусил и, извинившись перед честной компанией, умчался наверх.
Впрочем, честная компания не обиделась - чародей есть чародей, у них
праздников даже в праздник не бывает.
Ворвавшись в кабинет, Свет достал из стола лист бумаги, на котором
красовалась выраженная в символах высшей математической магии формула
прямого заклинания. Обложился справочниками и через полчаса сумел
произвести необходимые преобразования. После этого перевел математические
символы в язык жестов, атрибутов и акустических формул. Так, требуется,
Серебряное Кольцо и Волшебная Палочка, а звуковое отображение достаточно
элементарно. И кстати не обеспечивается частотными характеристиками
большинства женских голосов. Кроме чрезвычайно редкого среди волшебниц
контральто.
Свет потянулся, встал и прошелся по кабинету.
А почему бы теперь не попробовать выведенное заклинание на практике?
Страшновато, правда, но ведь рано или поздно все равно придется: вновь
открытые заклинания волшебники сначала опробуют на своей шкуре. Так
было всегда... Ну и не будем тянуть!
Свет протер мягкой тряпочкой Серебряное Кольцо на указательном персте
десницы, достал из баула янтарную Волшебную Палочку, произвел необходимые
пассы шуйцей, нарисовал Волшебной Палочкой магический знак и сотворил
акустическую формулу.
Ничего не произошло.
Свет поморщился, проверил технологию сотворения заклинания. Ага, вот
в этом месте акустической формулы должно быть не "ля" малой
октавы, а "соль бемоль". А здесь не "ре", а "ми".
Попробуем еще раз!
Он сотворил новое заклинание. И тут же почувствовал, как потеплел
его корень. Словно под горячим душем... А потом возникло и вовсе незнакомое
ощущение. Корень зашевелился, отвердел и уперся в левую штанину.
* * *
Сосредоточиться на своих собственных заботах Свету так и не удалось.
Буня Лапоть связался с ним, когда он еще не пришел в себя от незнакомого
чувства радости, родившегося после успеха с первичной проверкой перунова
заклинания.
- Здравы будьте, брат! Мне бы хотелось поговорить с вами. И чем быстрее
- тем лучше!
- Здравы будьте, брат! - Свет быстренько успокоил себя: вид радующегося
чародея мог шокировать кого угодно. - Я к вашим услугам. О чем пойдет
речь?
- Речь пойдет о вашей гостье. - Буня поморщился, словно ему было неприятно
это слово. - Мне бы не хотелось вести разговор по волшебному зеркалу.
Свет понимающе кивнул:
- В таком случае я жду вас у себя в любое удобное для вас время.
Буня скосил глаза в сторону, по-видимому, бросив взгляд на часы:
- Я смогу быть у вас через сорок минут. - Физиономия Буни растворилась
в серой дымке волшебного зеркала.
А Свет даже в ладоши захлопал: похоже, опекун министерства безопасности
почувствовал появление в своей личной жизни того, с чем он боролся
в интересах страны. И опасность эта показалась ему достаточно серьезной,
чтобы сразу взять быка за рога. А Вера - лишь повод явиться в дом
чародея Смороды. Значит, наступает решающий момент.
Свет тут же связался с Буривоем Смирным. К счастью, сыскник оказался
в родимом служебном кабинете за родимым служебным столом.
- Здравы будьте, чародей!
- И вам того же, брат Буривой! Только что опекун Лапоть напросился
на визит ко мне в дом!
Глаза у сыскника широко раскрылись.
- Вы полагаете, что...
- Полагаю! И будет лучше, если вы без лишних расспросов, немедленно
отправитесь ко мне. Лапоть обещал быть через сорок минут.
Смирный скосил глаза в бок - почти, как пару минут назад Буня. Точно,
часы у них на столах располагались одинаково, в левом дальнем углу.
- Я выезжаю немедленно. Воспользуюсь дежурной лошадью! Верхом я доберусь
быстрее, чем Лапоть.
Волшебное зеркало посерело.
А Свет спустился вниз и, оторвав Берендея от праздничного стола, предупредил
его, чтобы он лично встретил сыскника Смирного и немедленно - немедленно!
- проводил к хозяину. И чтобы Петр немедленно - немедленно! - спрятал
лошадь сыскника в конюшне. Всем последующим гостям, кто бы они ни
были, о нахождении сыскника в доме не говорить ни слова. Честную компанию
из трапезной не выпускать. Под личную ответственность эконома...
Берендей был практически трезв - наверное, чутье подсказало ему, что
он скоро потребуется хозяину, - и тут же отправился исполнять задание.
А Свет поднялся в кабинет, проверил лежащий в сейфе пистолет и переложил
его в ящик стола.
* * *
Буривоя Смирного Берендей ввел в кабинет через двадцать пять минут.
Времени на длительные разговоры не было, и Свет поведал сыскнику о
своих действиях на сегодняшнем богослужении по дороге в секретную
каморку.
- Вы думаете, он все-таки почувствовал, кто именно пытался его прощупать?
- удивился Смирный.
Свет пожал плечами:
- Увы, брат, кому известно хоть что-либо о том, как может повести
себя Талант в минуты опасности?
Секретной каморкой сыскник был попросту восхищен. Он бросил профессиональный
оценивающий взгляд на стекла, равнодушно взглянул на лежащую на своей
тахте Веру - Свет и не заметил, когда она поднялась в гостевую, -
и внимательно обвел глазами всю видимую часть Светова кабинета.
- Удобный у вас наблюдательный пункт, чародей, - прошептал он.
- Да, - тоже шепотом согласился Свет. - Я обустроил его, как только
меня начали привлекать к заботам о безопасности княжества... Только
ведите себя потише. И не пользуйтесь заклинаниями. Никакой блокировки
ставить не станем: опекун Лапоть - достаточно квалифицированный волшебник,
чтобы почувствовать присутствие любой волшебной атрибутики.
Едва Свет вернулся в кабинет, Берендей доложил о прибытии опекуна
Лаптя. Свет встретил брата Буню на лестнице.
- Рад еще раз видеть вас, брат Буня!
Зашли в кабинет. Брат Буня сразу взял быка за рога:
- Брат Свет! Я вынужден забрать у вас вашу гостью.
Такого поворота Свет не ожидал. Он был уверен, что сейчас Лапоть начнет
осторожное прощупывание "брата Света": он ли пытался проникнуть
в душу предполагаемого убийцы? А если он, то многое ли ему известно
о случившемся?
- К чему такая спешка, брат? Ведь сегодня праздник. К тому же я еще
не разобрался в волшебных воздействиях на гостью. Не вы ли просили
меня определить, способна ли она оказаться второй матерью Ясной?
Буня поморщился:
- Я и в самом деле просил. Но в последние часы обстоятельства изменились.
Появились неопровержимые данные, свидетельствующие о том, что некая
девица, известная нам с вами под именем Вера, определенно замешана
в убийстве академика Барсука.
- Даже так?!
Удивление Свету разыгрывать не потребовалось: оно прозвучало в его
последнем восклицании откровенно и очень естественно. Впрочем, ничего
удивительного в его удивлении не было. Любой бы удивился, обнаружив,
что слова, которые он считал дымовой завесой, оказываются чем-то другим.
Во всяком случае, если предполагаемая дымовая завеса и попахивает
дымком, то скрывать она нацелена нечто явно другое.
И стоило бы разобраться в том, на что она была нацелена. Поэтому Свет
сказал:
- Тогда мы должны пройти с вами в гостевую.
И тут же пожалел, что не одел вместо камзола домашний халат: карманы
в халате вполне позволяли скрыть в них пистолет. Но кто мог знать,
что разговор состоится вовсе не в кабинете?..
Как бы то ни было, пистолету так и пришлось остаться в ящике стола.
А пока они шли к гостевой, Свет успокоился:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35