мол, чародей - полный извращенец, держит
за закрытой дверью картинки с изображением неодетых дам и занимается,
глядя на них, сухим непотребством, потому-то на живых женщин и внимания
не обращает, как и все они, эти чародеи, им, наверное, токмо колдуньи
подходят...
Свет не обращал на подобную болтовню никакого внимания: у кого что
болит, тот о том и говорит, что возьмешь с глупых куриц, они даже
слова "онанизм" никогда не слышали... Впрочем, такие разговоры
продолжались недолго - жена Берендея быстро просвещала новеньких,
и их интерес к чародею так же быстро пропадал. Эта тактика не сработала
лишь с Забавой...
Свет вошел в каморку и наложил на ее дверь легкое защитное заклятье.
Отдернул шторку, прикрывающую окошко в гостевую. Со стороны гостевой
окошко представляло собой самое обыкновенное зеркало, расположенное
над умывальником. На противоположной стене каморки шторка закрывала
другое такое же окошко - в кабинет Света.
Газовые светильни по ту сторону зеркала были потушены, но поскольку
на улице было еще достаточно светло - да и окна открывались на Волхов,
на заход солнца, - то искусственного освещения и не требовалось.
Вера в легком домашнем платье расположилась на кровати, лежала поверх
покрывала, закинув руки за голову, смотрела в потолок и мурлыкала
свою странную песню. Так продолжалось минут пять. Свет терпеливо ждал.
Наконец гостья встала, потянулась и, тряхнув пшеничной гривой, подошла
к окну. Свет насторожился. Вера легко справилась со шпингалетом и
оконной рамой, приблизила лицо к прутьям решетки. Свет качнул головой:
обычно выходцы из Западной Европы при открывании русского окна испытывали
поначалу определенные трудности - они привыкли, что половинка рамы
поднимается снизу вверх. Впрочем, настоящих лазутчиков супротивники,
разумеется, готовили достаточно квалифицированно, и русские рамы они
открывать умели.
Вера смотрела вниз, на набережную, но никаких жестов не делала, а
лица девицы Свету не было видно. По-видимому, она просто разглядывала
людей, прогуливающихся по берегу Волхова.
В комнате постепенно стало темнее. Свет ждал.
Вера снова замурлыкала песню, закрыла окно и подошла к зеркалу. Посмотрела
на свое отражение. Свет с трудом подавил в себе желание опустить глаза.
Впрочем, если она была колдуньей с развитым Талантом, она должна была
почувствовать, что на нее смотрят. Однако никаких признаков этого
не наблюдалось. Вера подмигнула себе, улыбнулась. Взяла гребень и
принялась расчесывать волосы. Пшеничные волны струились между зубьями
гребня. Потом гостья принялась расстегивать пуговицы на платье. А
Свет подумал, что сейчас в ее движениях нет ничего от великородной
дамы: они были резки и стремительны.
Через пару минут он получил возможность внимательно изучить обнаженную
женскую фигурку. Параллельно с ним ее внимательно изучала и Вера.
У нее были полные, но высоко поднятые перси с большими околососковыми
кружками. Сами соски притаились, но Вера потерла их перстами, и они
набухли, поднялись, вызывающе нацелились на Света. Потом Вера провела
руками по плоскому животу, по нешироким стегнам никогда не рожавшей
женщины. По-видимому, она себе нравилась. А Свет снова изучал странно
расположенные участки незагоревшей, молочно-белой кожи. Купальник,
в котором она жарила на солнце свои телеса, был явно необычной формы
- такие в Словении в ходу не были. Впрочем, западная мода теперь вовсю
спорит с отечественной, так что сам по себе такой рисунок загара -
еще не улика. Но на размышления наталкивает.
А вот розового свечения в ее ауре почему-то не было, хотя соски по-прежнему
торчали вызывающе.
Было и еще что-то странное, зацепившееся за край сознания, но Свет
не мог понять - что. И лишь когда гостья уже натянула на себя ночную
рубашку и расстелила постель, до него дошло.
В движениях Веры не наблюдалось никакой скованности, а лицо было безмятежно-спокойным.
Как будто девица укладывалась спать в свою собственную постель, в
своем собственном доме, в окружении своих собственных слуг.
* * *
Покинув наблюдательный пункт, Свет отправился к себе в кабинет. Пора
было браться за рукописи.
Он достал из ящика стола наброски, открыл чернильницу, положил перед
собой чистый лист бумаги. И обнаружил, что его мысли гуляют далеко-далеко
от Кристы и ее жизненного пути. Гораздо больше его интересовала судьба
Веры.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Все-таки Криста была
его личным делом. Ну не поработает он сегодня над рукописью... Ничего
особенно страшного из-за одного раза не случится. А вот Вера и ее
судьба - это уже дело сугубо государственное. И даже не имеет значения,
что его просил Буня Лапоть. Любой волшебник - а тем паче чародей!
- обязан в первую очередь жить заботами страны. Для того его и учили...
Свет взял в руки перо, обмакнул его в чернильницу и принялся чертить
схемку возможных вариантов.
Во-первых, Вера и в самом деле вполне могла оказаться вражеской лазутчицей.
Тогда ее пребывание в доме должно привести к тому, что связники попытаются
установить с нею контакт. Разумеется, пока она из дому не выходит,
такие контакты маловероятны. Впрочем, если вражеская разведка узнает,
что Вера побывала в руках службы безопасности, такие контакты станут
и вовсе невероятными, а девица тут же превратится в отработанный материал.
Нет, в этом варианте, лазутчица - вовсе не его задача...
Во-вторых, девица, возможно, обыкновенная жертва Ночного колдовства.
Вот тут дело выходит из ведения министерства безопасности и попадает
в сферу интересов Колдовской Дружины, а стало быть, превращается в
хлеб самого Света. "Поработай, Светушка, коль хошь кушать хлебушко..."
Так, бывало, пела мама. Строчки вырвались из памяти, давным-давно
забытые, похороненные под слоем колдовских знаний... Надо бы как-нибудь
съездить к старикам, показаться им на глаза. По волшебному зеркалу-то
он связывается с ними периодически, но изображение в зеркале - далеко
не то, что живой человек... Ему, конечно, это без нужды, но им в радость
будет. Так говорит Берендей, а Берендей разбирается в делах простых
смертных, в их чувствах и поступках. С другой стороны, жена Берендея,
Станислава, тоже - хоть и не рожала - разбирается в этих чувствах
и поступках. Станислава же считает, что, явившись к родителям в гости,
Свет не принесет им ничего, кроме расстройства. Все вы, волшебники,
слишком холодны, и если для чужих людей это не страшно, то для материнского
сердца будет настоящим ударом...
Впрочем, вернемся к гостье...
Если Вера и в самом деле оказалась жертвой Ночного волшебства, надо
попытаться восстановить ее память. Там наверняка Ночной колдун, а
Ночной колдун - это угроза и для простых людей, и для государства.
И чем быстрее он будет разоблачен, тем лучше. Заклятье памяти - работа
очень нелегкая, и не один волшебник не станет выполнять ее смеха ради.
Все случаи, связанные с заклятьем памяти, в конце концов приводили
к раскрытию преступлений - либо совершенных наложившими такие заклятья
волшебниками, либо заплатившими им за эту операцию (да и за молчание
тоже) людьми. Но и в подобном случае волшебник нарушает кодекс Колдовской
Дружины и должен понести наказание. Волшебники не могут быть связаны
с преступлениями и с преступниками - это известно каждому подданному
Великого князя Словенского, на этом вся жизнь держится...
В-третьих, Вера вполне способна оказаться тем, что подозревает в ней
Репня Бондарь. И хотя у Репни мать Ясна после испытания Додолой попросту
превратилась в пунктик, это вовсе не означает, что он обязательно
неправ.
Света всегда интересовала тайна матери Ясны, причем не тайна ее исчезновения
- здесь-то ничего неясного не было, все объясняла записка самой матери
Ясны. Нет, Света интересовала тайна ее появления.
Жила себе девочка как девочка, воспитывалась в приюте у додолок. И
не удивительно, что пошла по их исхоженным тропам. Ан тропы привели
ее совсем не туда, куда планировалось, и оказалась девочка нарушением
божеских законов.
Десять лет назад, когда мать Ясна исчезла, Свет пробовал разобраться
в тайне ее появления. Впрочем, этим занимался не один Свет. Колдовской
Дружине мать Ясна была вот как нужна, и над секретом необыкновенных
возможностей ее организма пыталась работать специально созданная лаборатория
в Институте теории волшебства. Пыталась-пыталась, да так ничего и
не напыталась. Хоть и впрямь верь в слухи, распускаемые додолками.
Будто бы матерью Ясной была сама Додола, явившаяся в Словению с ей
одной известными целями. А потом, мол, ушла Додола за кордон, пройтись
гребешком по западноевропейским магам. И рано или поздно настанет
время, когда она вернется!
Неужели вернулась?
Свет поморщился. Не верил он, что боги способны напрямую вмешиваться
в людские дела. Когда-то, может быть, так и делалось, но сейчас...
С какой стати, разве что-нибудь изменилось в жизни? Появилась, правда,
установка академика Барсука. Но от установки до изменений в жизни
дорога не близкая. Может быть, не одно поколение пройдет.
Так что богиня семьи тут ни при чем, пусть мечты додолок остаются
самим додолкам. Но факт есть факт, и раз была одна мать Ясна, может
быть и вторая. И если Свет заставит проявиться в Вере ее, так сказать,
"матьясненную" сущность, Колдовская Дружина окажется очень
многим ему обязана. И тогда Кудеснику в своих размышлениях придется
окончательно остановиться на кандидатуре чародея Смороды. Сила, как
известно, солому ломит...
И наконец, есть еще один вариант, вариант, который государству не
угрожает ничем. Впрочем, поскольку этот вариант угрожает лично чародею
Смороде и поскольку чародей Сморода играет в делах государства немалую
роль, то можно считать - выдвигая лозунг "Угроза Смороде - угроза
Словении", - что и в этом случае дело приобретает государственное
значение. А вариант этот заключается в том, что Вера подослана додолками.

14. Взгляд в былое: додолки.
Додолки - сами они называли свое сообщество "Орденом дочерей Додолы"
- выделились из святого волхвовата еще в тринадцатом веке, когда развитие
волшебной науки и успешное применение ее достижений в борьбе с захватчиками-ордынцами
привело к резкому повышению роли волшебников в жизни общества.
Уже тогда появились колдуньи-отступницы, утверждавшие, что женщина
создана Сварожичами не для свершения волшебных обрядов, а для рождения
словен. Не случайно же соитие отнимает колдовскую силу, а занятие
волшебством не лишает возможности любить и рожать.
С веками философское учение додолок развивалось и постепенно превратилось
в воспевание секса в пику Таланту. Додолки утверждали, что поскольку
Додола возненавидела Семаргла, то истинные женщины не должны ни коим
образом касаться в своих жизненным делах волшебства и волшебников.
Разве что для того, чтобы отвратить их от их связи с Семарглом. Ибо
когда в мире не останется волшебников, тогда и Семаргл лишится своей
силы, и ему не останется ничего иного как броситься к ногам Додолы.
И тогда она отомстит ему за его равнодушие тем, что простит и сделается
любовницей равнодушного избранника. И тогда в мире наступит мир и
покой, потому что Перуну придется думать не столько о войнах, сколько
о том, как бы не остаться у разбитого корыта с рогами на божественном
лбу.
Это была чисто женская философия, своим пацифизмом представляющая
угрозу обороноспособности государства, а потому Орден дочерей Додолы
был запрещен. И, естественно, ушел в подполье.
Однако борьба с додолками оказалась делом нелегким, ибо трудно выявлять
преступниц, все преступные намерения которых заключаются в желании
переспать с мужчиной да побудить к этому другую женщину (пусть она
и является колдуньей). Если же оный мужчина оказывался волшебником
или учеником волшебника, так ведь его ложиться в постель с додолкой
силой никто не принуждал, а женское обольщение в цивилизованных странах
не является преступлением ни по каким законам.
В 70-м веке от сотворения мира, правда, Верховный Волхв Всеслав II
и тогдашний Великий князь Словенский Святополк V попытались бороться
с Орденом дочерей Додолы законодательными методами, пытаясь ввести
контроль за сексуальной жизнью подданных. Волхвоват объявил, что секс
для женщины допустим лишь в период зеленца, когда сама природа реализует
данные женщине богами способности к деторождению. А в остальные девять
месяцев секс - грех, который, впрочем, может быть частично искуплен
молитвами.
Однако полным успехом попытки ограничений не увенчались. Подстрекаемые
додолками словенки, заявив, что их лишают чуть ли не единственной
радости в этой распроклятой жизни, объявили бойкот своим мужьям. А
когда к этому бойкоту присоединилась Великая княгиня Словенская Светлана,
неразумный указ был обречен. Оставшемуся в одиночестве Всеславу II
пришлось смириться с поражением, нанесенным ему блудницами-еретичками.
Все, что ему удалось, - это внедрить в общественное сознание необходимость
сексуальных постов, которые каждая супружеская пара должна соблюдать
по календарю организма жены.
Колдовская же Дружина уже тогда имела на эту проблему собственный
взгляд. Кудесник Творимир сумел в тогдашних нелегких условиях организовать
своеобразное статистическое исследование и обнаружил, что дети, рожденные
додолками, гораздо чаще награждены Семаргловой Силой, чем дети "нормальных"
женщин. Он же выдвинул предположение, что этот феномен связан с постоянством
сексуальной жизни дочерей Додолы, не соблюдающих, как все прочие,
сексуальные посты. В начале XX века по христианскому летоисчислению
гениальная догадка Творимира была подтверждена исследованиями академика
Травина. И в самом деле, Талант оказался связан - хоть и не в прямой
зависимости - с уровнем либидо.
Но Творимир оказался гением и в еще одном направлении. Уже в то время
он предугадал дальнейшее усиление социальной роли Дружины, поняв,
что рано или поздно проблемы Таланта и волшебников станут играть немалую
роль и в международных отношениях. А стало быть, рано или поздно перед
Дружиной во весь рост встанет проблема естественного отбора среди
тех, кого Семаргл отметил печатью Таланта. И вот тут философия додолок,
а вернее ее жизненное отражение станет своеобразным испытательным
стендом для желающих посвятить себя служению княжеству на волшебной
стезе. Эту мысль Творимир сумел внедрить в умы великих мира того,
и уже при следующем Великом князе Святополке VI были приняты все меры,
чтобы Орден дочерей Додолы перестал подвергаться гонениям. Тем паче
что опасения, высказываемые Всеславом II, оказались несостоятельными:
катастрофического роста рядов Ордена не было. Да и быть не могло,
потому что жизнь все расставляет на свои места - рано или поздно (а
чаще всего рано) большинство додолок обзаводились круглым животом
и после благополучного разрешения от бремени превращались в мамаш,
которых больше волновали болезни и проблемы собственного дитяти, чем
интересы Ордена. Конечно, всякая очередная магистресса Ордена - а
ими, за единичным исключением, становились не способные понести -
пыталась покончить с подобным порядком, но, как уже было сказано,
жизнь все расставляет на свои места... Ведь если боги наградили женщину
способностью рожать, стало быть стремление родить богоугодно. А потому
ряды Ордена постоянно обновлялись, и набрать слишком большую силу
он был не способен. Но свою роль в жизни общества играл и играл хорошо.
Во всяком случае женские заботы практически Колдовской Дружины не
касались, и вряд ли бы нашелся чародей, которого бы такое положение
вещей не устраивало. А установившееся между Дружиной и Орденом равновесие
не могло не играть положительной роли в стабильности общественной
жизни.
С веками в словенском обществе сложился настоящий культ женщины. Словенки
никогда не знали "охоты на ведьм", через которую прошла Западная
Европа во времена, когда римская католическая церковь объявила магам
и магии войну, признанную много позже самой главной ошибкой христианской
церкви.
Кстати, если бы войны с магией не было, ее бы стоило спровоцировать.
Ибо существует мнение, что если бы церковь не боролась со своими магами,
словенская колдовская наука не ушла бы, по сравнению с наукой Западной
Европы, вперед, а результатом этого стало бы неизбежное уничтожение
Великого княжества Словенского в беспрерывных крестовых походах -
одна страна не выстоит против целого континента, если не окажется
на голову сильнее своих врагов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35