Так что же произошло? Она что, влюбилась в сари? Да,
_можно_ влюбиться в сари, _можно_ влюбиться в вещи. В
человека влюбиться трудно, а в вещь влюбиться легко, потому что
вещи мертвы, вы можете манипулировать, управлять ими. Сари
никогда не потребуют от вас: "Носи нас! Мы хотим выйти на улицу
и поглядеть, что там делается". Та машина никогда не заявит:
"Давай-ка води меня, а то мне становится скучно".
С людьми трудно, с людьми такое не проходит. Они будут
требовать, они начинают просить, они хотели бы выйти в свет, у
них есть свои собственные желания, которые нужно исполнять, и
мнения, с которыми нужно считаться... Когда вы влюбляетесь в
какого-нибудь человека, постоянно возникают конфликты, и поэтому
те, кто поумнее, никогда не влюбляются в людей, они стараются
влюбляться в вещи: в дом, в машину, в наряды. С этими всегда
легко: они поддаются управлению и вы всегда остаетесь хозяином
положения, объект вашей любви никогда не причиняет вам хлопот.
Или, если вы все же влюбляетесь в человека, вы немедленно
пытаетесь обратить его в вещь, в мертвую вещь. Жена -- это
мертвая вещь, муж -- мертвая вещь, и они терзают друг друга. Но
почему же, зачем они причиняют друг другу мучения? Какая польза
им от этого? Дело в том, что с помощью мучений вы умертвляете
другого настолько, что тот превращается в мертвую вещь, в
послушную вещь, поддающуюся манипулированию. Тогда можно не
беспокоиться.
Две матроны, матери семейств, разглядывали витрину книжного
магазина. "Посмотри, -- заметила одна другой, -- там есть книга,
озаглавленная "Как третировать вашего мужа".
Но другую книга не заинтересовала. Она даже не взглянула в ту
сторону. "Мне это ни к чему, -- пояснила она. -- У меня своя
собственная система".
У каждого своя собственная система, как мучить другого, ибо
только с помощью или мучения, или прямого физического
разрушения, человека можно превратить в послушную вещь.
Однажды Мулла Насреддин ворвался в кофейню, кипя от гнева и
возмущения, и поднял шум: "Говорят, здесь кто-то назвал мою жену
уродливой старой ведьмой. Кто этот парень?"
Из-за одного из столиков поднялся здоровенный верзила, раза в
два пошире и на целую голову выше Насреддина. "Ну я это сказал
про твою жену, а в чем дело?"
Глядя на него, Насреддин сразу как-то притих; у него явно
возникли кое-какие опасения. Он подошел к столику и сказал:
"Спасибо тебе, я, честно говоря, и сам это знаю, но все никак не
могу набраться смелости сказать это вслух. Ты сделал это, ты
храбрый человек".
Что же происходит во взаимоотношениях? Почему они всегда
оборачиваются мерзкой, уродливой стороной? Почему так тяжело,
практически невозможно любить? Почему все становится
отравленным, наполняется ядом? ...Потому что ум всегда счастлив
получить возможность манипулировать вещами, ведь вещи никогда не
бунтуют: они всегда послушны, они не пререкаются. Человек же --
живой, и вы никогда не можете предугадать, что он собирается
делать, что он выкинет в следующую минуту. Но тогда вы не можете
им управлять... и его свобода оборачивается для вас проблемой.
Любовь становится проблемой потому, что вы не желаете позволить
другому быть свободным. И запомните это: если вы действительно
любите, то настоящая любовь возможна только тогда, когда вы
даете другому полную свободу оставаться самим или самою собой.
Но при этом вы не можете владеть, тогда вы не в состоянии
предугадать или предвидеть, тогда вы не сможете быть в
безопасности, тогда все у вас будет происходить от случая к
случаю, независимо от вашего желания. А ум хочет планировать, он
хочет быть в целости и сохранности.
Ум желает, чтобы жизнь ваша проходила в колее, в заранее
установленных рамках, потому что ум -- это самая мертвая вещь в
вас. Это все равно как если бы вы были рекой, и часть реки
превратилась в айсберг. Ваш ум -- это айсберг, он -- замерзшая,
застывшая ваша часть, и он стремится и остального вас заморозить
целиком настолько, чтобы потом можно было уже ничего не бояться.
Когда возникает что-то новое, возникает страх, опасения -- а со
старым бояться нечего. Ум всегда счастлив со старым.
Именно поэтому ум всегда ортодоксален, никогда не революционен,
всегда стремится к старому и не приемлет ничего нового. Не
существовало еще ума, который можно было бы назвать
революционным. Ум вообще не может быть революционным. Будда
революционен, Чжуан Цзы революционен -- потому что у них нет
умов. Ленин не революционен; и Сталин абсолютно нет. Они и не
могут таковыми быть. Обладая умом, ну как вы можете быть
революционны? Ум всегда ортодоксален, ум всегда конформичен,
потому что ум -- это ваша мертвая, отмершая часть. Поймите это.
В вас существует множество мертвых частей, которые ваше тело
просто выбрасывает. Ваши волосы мертвы, и поэтому вы легко
можете их стричь, не испытывая при этом боли. Ваши ногти мертвы,
поэтому вы можете легко обрезать их, не причиняя себе ни боли,
ни вреда. Тело продолжает выбрасывать их прочь. Сознанию тоже
необходимо выбросить множество вещей, в противном случае они
начнут накапливаться. Ум -- это такая же мертвая часть, как и
волосы. И это символично. То, что Будда велел своим ученикам
обрить головы, это просто символ: так же, как вы наголо
сбриваете волосы, также вы обриваете и внутреннюю голову, ваше
сознание, полностью сбривая с него ум.
И то, и другое: и волосы, и ум -- мертвы, не таскайте их на
себе. Это будет прекрасно! Следите, чтобы отмершие частицы не
накапливались в вас. Что такое ум? Ваш прошлый опыт, то, чему вы
научились, все, что было. Ум никогда не в настоящем -- как он
может туда попасть? В "здесь и сейчас" ума быть не может.
Если вы просто смотрите на меня, где ваш ум? Если вы просто
сидите здесь и слушаете меня, где ум? Вот когда вы начинаете
спорить, ум появляется; если вы начинаете судить, осуждать,
рассуждать -- то немедленно появляется ум. А как вы рассуждаете,
оцениваете, считаете, составляете мнение, делаете выводы? Вы
привносите прошлое в настоящее, прошлое становится судьей,
мерилом настоящего. Как вы спорите? Вы вытаскиваете прошлое в
качестве аргумента, но как только вы хватаетесь за прошлое, тут
же появляется ум.
Ум -- это мертвая ваша часть, это экскремент. И как есть люди,
страдающие запорами, -- а люди эти испытывают очень сильные
мучения, -- точно так же существуют и умственные запоры, --
этакое накопление экскрементов. Вы же никогда не избавляетесь от
них, не выбрасываете их наружу. В ваш ум все только входит; но
никогда ничего из него не выходит, вы его совершенно не чистите,
не освобождаете, не выкидываете из него мусора.
Медитация -- это выбрасывание ума наружу, это освобождение себя
от ноши. Не нужно носить с собой все свои экскременты, иначе вы
будете все тупеть и тупеть. Вот поэтому у ребенка свежий ясный
ум -- в нем еще ничего не накоплено. И иногда дети могут
говорить такие вещи, которые не под силу сформулировать и
высказать всем вашим философам. Они часто видят и проникают в
действительность, которую эти ваши умные образованные люди
попросту упускают. Дети очень, очень проницательны. Они обладают
ясностью ума, их взгляд свеж, их взор не зашорен, их глаза не
застланы ничем и широко открыты. А мудрец -- он вновь становится
ребенком. Он опустошил свою лодку, он избавил себя от всего
ненужного груза. Он выбросил все экскременты, у него больше не
бывает запоров. Его сознание -- это сплошной непрерывный поток,
и в нем нет замерзших и застывших частей.
Назначение рыбной блесны --
поймать рыбу,
а когда рыба поймана,
блесна забыта.
Назначение слов --
сообщить идеи.
Когда идеи восприняты,
слова забываются.
Если вы действительно понимаете меня, то вы не сможете
вспомнить, что я сказал. Вы поймаете рыбу, а блесны бросите. Вы
просто станете тем, что я говорил, но помнить то, что я сказал,
вы не будете. Вы пройдете через это, изменитесь этим, но от
этого вы не станете более учеными. Благодаря этому вы лишь
опустеете, станете менее заполнены; вы уйдете от меня
освеженными, избавленными от слов, а не отягощенными ими.
И не старайтесь, не пытайтесь собирать то, что я говорю, потому
что что бы вы там ни насобирали, это будет чушью. Собирать,
копить -- это глупость, это ложь: не накапливайте, не набивайте
моими словами ваши шкатулки с драгоценностями. Слова -- это
экскременты, они вообще ничего не стоят. Выбросьте их подальше,
и тогда у вас останется смысл, но смысл никогда не нужно, да и
невозможно, запоминать; он никогда не превратится в часть
памяти, он становится частью вас самих целиком. Вам приходится
запоминать, помнить и вспоминать что-нибудь только тогда, когда
это -- часть памяти, точнее -- интеллекта. Вам никогда не нужно
помнить то, что действительно с вами произошло. Если это
происходит с вами, оно просто есть -- что за необходимость
помнить? Не повторяйте, не возвращайтесь к этому вновь и вновь,
потому что повторение создаст у вас фальшивое представление.
Прислушивайтесь, но не к словам -- совсем рядом со словами вам
дается бессловесное. Не фокусируйте ваше внимание на словах, но
посматривайте слегка и по сторонам, на то, что с краю, чуть-чуть
отводите взгляд, потому что настоящее дается именно там. Не
слушайте то, что я говорю, слушайте _меня_! Я тоже здесь,
здесь не только слова. И как только вы услышите меня, все эти
слова позабудутся.
Будда умер, и бхикку, его ученики, вдруг очень обеспокоились,
потому что ни одного из его высказываний никто из них при жизни
Будды не собрал и не запомнил. У них совершенно вылетело из
головы, что можно записывать его слова, да они и не
предполагали, что он умрет так скоро, так внезапно. Ученики
никогда об этом не думают -- что мастер может внезапно
исчезнуть.
И тут вдруг однажды Будда сказал: "Ну что ж, я ухожу". Начинать
записывать было уже поздно, они просто не успели, а ведь он
говорил сорок лет. Если он уже умер, как же тогда собрать его
слова? Такое сокровище пропадало, но что можно было поделать?
Это просто прекрасно, что Махакашьяпа не смог повторить, не смог
вспомнить слов Будды. "Да, я слышал его, -- признался он, -- но
я совершенно не помню, что он говорил. Я настолько проникся
этим, настолько ушел в это, что это даже и не откладывалось в
моей памяти, не попадало в нее. Нет, не знаю". А он ведь стал
просветленным!
Шарипутра, Моггальян, все они, ставшие просветленными, пожали
плечами и признались: "Трудновато будет это восстановить. Он
сказал столько всего, но мы совершенно этого не запомнили". И
это были те ученики, которые достигли!
Потом обратились к Анандо. Тот не стал просветленным, пока Будда
был еще жив; лишь после смерти Будды Анандо достиг просветления.
И он запомнил все. Он продиктовал слово за словом содержимое
всех сорока лет, что он был с Буддой. Он продиктовал все слово в
слово -- человек, который тогда не был просветленным! Это
кажется парадоксом. Казалось бы, все сказанное Буддой должны
были запомнить те, кто достиг просветления, а не этот человек,
который в то время еще не добрался до другого берега. Но когда
тот -- другой -- берег достигнут, берег этот -- забывается;
когда сам становишься буддой, -- ну кому придет в голову
запоминать слова Будды?!
Назначение рыбной блесны --
поймать рыбу,
а когда рыба поймана,
блесна забыта.
Слова Будды были ничем иным, как блеснами, Махакашьяпа же поймал
рыбу. Кого теперь заботит блесна? Кого волнует, что теперь будет
с лодкой? Он пересек поток. Махакашьяпа заявил: "Не знаю я, что
там этот парень говорил. Да и не стоит на меня полагаться,
потому что у меня вообще очень трудно разобрать, где то, что
сказал он, а где то, что говорю я".
Конечно же, так оно и было. Если Махакашьяпа сам стал буддой,
как же их теперь разделить, как их отделить одного от другого?
Тут невозможно разобраться, что к чему. Но Анандо уверенно
заявил: "Я поведаю вам его слова", -- и весьма подлинно их
воспроизвел. Человечество в огромном долгу перед этим парнем
Анандо, который тогда все еще был невежественен. Он к тому
времени не поймал рыбу, поэтому он сохранил блесну. Он все еще
думал о рыбной ловле, и поэтому ему приходилось таскать те
блесны с собой.
Назначение слов --
сообщить идеи.
Когда идеи восприняты,
слова забываются.
И помните об этом, это основной закон жизни: бесполезное,
бессмысленное, чисто внешнее, -- оно выглядит таким значительным
лишь потому, что о центре, о содержании вам ничего не известно.
И этот мир -- он тоже выглядит так значительно лишь постольку,
поскольку вы представления не имеете о Боге. Если вы познали
Бога, мир забыт. Иначе быть не может.
Люди пытались забыть мир так, как будто им удалось познать Бога
-- но это никогда никому не удавалось и никогда никому не
удастся. Вы можете сколько угодно пытаться забыть этот мир, но
вы не в силах этого сделать. Каждое ваше усилие забыть мир
превращается в продолжение запоминания. Только лишь познав Бога
вы забываете мир. Вы можете продолжать свои попытки избавиться
от думания, но вам никогда этого не добиться, пока вы не
достигнете осознания. Думание -- это замена, суррогат сознания.
Как же вы можете выбросить блесну, если рыбу вы все еще не
поймали? Ум тут же скажет: "Не глупи. Где рыба?"
Как вы можете отбросить слова, если смысл все еще остается скрыт
от вас? Не воюйте со словами, попытайтесь докопаться до смысла.
Не старайтесь воевать с мыслями. Вот по этой-то причине я все
время повторяю и повторяю вам, чтобы, даже если ваши мысли вам и
мешают, вы не устраивали с ними целых баталий, чтобы вы не
боролись с ними. Если они появляются, -- пусть появляются, не
обращайте вы на них внимания. Если они продолжают течь,
позвольте им это. Не делайте ничего, будьте безразличны, будьте
всего лишь наблюдателем, просто наблюдающим, разглядывающим, не
заинтересованным. Это все, что вы можете сейчас сделать -- не
быть заинтересованным.
Не требуйте: "Не приходите". Не приглашайте, не отвергайте, не
осуждайте и не восторгайтесь. Просто оставайтесь безразличны.
Смотрите на них, они появляются, словно облака плывут в небе --
потом они исчезают, как тают облака. Позвольте им приходить и
уходить, не вставайте у них на пути, не обращайте на них
внимания. Если вы начинаете бороться с ними, начинаете обращать
на них внимание, то тогда, в то же мгновение, вы вскидываетесь:
"Моя медитация пропала!" Ничего не пропало. Пропадает ли небо,
скрытое за облаками? Ничто никуда не пропадает.
Оставайтесь безразличны, не озабочивайтесь мыслями ни тем, ни
иным образом. И, рано или поздно, вы ощутите, вы заметите, что
их появления и исчезновения становятся все медленнее, все реже.
Рано или поздно вы обнаружите: теперь они приходят, но их стало
как-то намного меньше; а иногда их движение и вовсе
останавливается -- и путь ваш освобождается. Одна мысль уже
прошла, другая еще не появилась; между ними возникают интервалы,
разрывы. И в этих разрывах вы начнете замечать и познавать ваше
внутреннее небо во всем его полном великолепии. Но если только
появляется мысль, позвольте ей войти, не мешайте ей; и ни о чем
не беспокойтесь.
Это все, что вы можете сделать; и это вообще все, что здесь
можно поделать, ничто иное невозможно. Старайтесь быть
невнимательны, безразличны, неозабоченны. Оставайтесь просто
свидетелем, наблюдая, не вмешиваясь ни во что, -- и ум покинет
вас сам, потому что ничто не в состоянии удержаться внутри,
когда вы совершенно безразличны.
Безразличие подрубает корни, самое основание корней. Не
позволяйте себе испытывать враждебность, ибо этим вы лишь снова
создаете пищу для того, с чем пытаетесь бороться. Будьте
абсолютно беспpистpастны. Если вы помните о друзьях, то вам
придется помнить и про врагов; даже более того: друзей-то вы
можете забыть, но как же вы сможете забыть врагов? Вам теперь
придется постоянно помнить о них, потому что вы их боитесь.
Люди постоянно обеспокоены мыслями, -- обыкновенные люди.
Религиозные же люди обеспокоены в гораздо большей степени,
поскольку они со всеми этими мыслями постоянно борются. Но этой
борьбой вы лишь привлекаете к ним свое внимание, фокусируете его
на мыслях -- а как раз само внимание и является пищей -- и для
мыслей в частности. Все разрастается, увеличивается, приобретает
вес, если вы обращаете на это внимание, придаете этому значение;
и вырастает быстро, становится все живее, все витальнее, все
более реальным. Будьте просто безразличны, индифферентны.
Будда пользовался словом "упекша"
означает абсолютное безразличие, ни то, ни это, полную
беспристрастность -- точно посередине:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40