А была лишь ерундовая вещь, которую
он должен был сделать: зажечь свет. Просто работа одной минуты,
даже меньше, просто секундное дело. Но это породило
беспокойство. Это иссушило все его силы.
А если вы обессилены, то не удивительно, что вся ваша жизнь --
не развлечение. У вас столько храмов и такое количество ламп,
которые нужно зажигать и тушить, так много вычислений, расчетов,
которые необходимо сделать в вашей жизни, что она просто не
может быть развлечением.
Мастерство стрелк'а не изменилось, искусство его осталось
прежним, но стрелку, стреляющему для развлечения, для
собственного удовольствия, доступно все свое умение. Теперь же,
хотя мастерство неизменно, его разделяет приз. Он полон забот,
появилась устремленность, внутри зародилась нервозность. Он
больше думает о выигрыше, теперь его не интересует сам процесс
выстрела. Теперь речь идет о том, как победить, а не о том, как
стрелять. Он переместился из начала действия в его конец. Теперь
средства, способ не играют роли, важен результат, а когда вы
заинтересованы в результате, ваша энергия разделена,
раздроблена, потому что все, что вы делаете, нужно делать ради
средств, ради намерений, а не ради результата. Результаты не в
вашей власти.
Кришна в Гите говорит Арджуне: "Не интересуйся концом. Просто
делай то, что должен делать "здесь и сейчас", а результат оставь
мне, Господу. Не спрашивай, что случится, никто этого не знает.
Интересуйся средствами и не оглядывайся на последствия. Не
ориентируйся на результат".
Этот момент великолепен и прекрасно согласуется с высказываниями
Чжуан Цзы, поскольку Арджуна был стрелком, величайшим из
рожденных Индией. Он был совершенным стрелком.
Но цель, результат проникли в его ум. Он никогда не волновался,
такого ни разу раньше не случалось. Его стрельба из лука была
совершенной, его мастерство было полно, абсолютно, но, глядя на
поле битвы Курукшетра, на две армии, стоящие лицом к лицу друг с
другом, он ощутил волнение. Откуда оно взялось? У него были
друзья с обеих сторон. Это была семейная трагедия, война между
двоюродными братьями, и все они были связаны друг с другом
кровными узами, с обеих сторон были родственники. Вся семья
разделилась на два лагеря -- это была странная, необычная битва,
семейная война.
Кришна и Арджуна были на одной стороне, а армия Кришны сражалась
на другой. "Оба вы любите меня, поэтому вам придется делить
между собой, -- заявил Кришна. -- На одной стороне буду я, а на
другой стороне будет моя армия".
Дурьодхана, командующий другой стороной, был глуп. Он подумал:
"Что я буду делать с Кришной, когда он один, сам по себе? Но его
огромная армия..." И он выбрал армию Кришны.
Таким образом Кришна оказался на стороне Арджуны, и Арджуна был
счастлив, потому что сам по себе Кришна больше, чем весь этот
мир вместе взятый. Что могут армии -- бессознательные, спящие
люди? Один пробужденный стоит всего спящего мира.
Присутствие Кришны обернулось реальной помощью, когда Арджуна
пришел в замешательство и ум его разделился. В Гите сказано,
что, глядя на эти две армии, он начал недоумевать. И, обращаясь
к Кришне, он произнес следующее: "Мои силы иссякли. Я нервничаю,
я растерян, я ощущаю бессилие; силы мои покинули меня". А он был
человеком высочайшего мастерства, совершенным стрелком.
Его лук звался Гандива(Gandiva). "Я чувствую, что
Гандива чересчур тяжел для меня, -- воскликнул он. -- Я так
обессилен, тело мое оцепенело, и я не в силах думать, понимать,
я ничего не вижу. Все смешалось, ведь все враждующие -- они мои
родственники, а мне придется убивать их. И что в итоге?
Убийство, столько людей будет убито, столько крови пролито, и
что я получу от этого всего? Нест'оящее королевство? Я не хочу
сражаться, цена, которую надо заплатить, чересчур высока. Лучше
я брошу все и стану саньясином, я предпочитаю отправиться в лес
и медитировать. Это все не для меня. Силы мои иссякли".
"Не думай о результате. -- ответил ему Кришна. -- Он не в твоей
власти. И не думай о себе, как о деятеле, потому что, будь ты
действующим лицом, результат был бы в твоих руках. Деятель --
всегда божественен, но ты лишь инструмент. Занимайся тем, что в
"здесь и сейчас", средствами, способами, а конец предоставь мне.
Говорю тебе, Арджуна, люди эти уже мертвы, им суждено умереть.
Ты не собираешься убивать их. Ты всего лишь инструмент, который
лишь откроет им тот факт, что они уже были убиты. В моих глазах
они уже мертвы. Они достигли того места, где происходит смерть
-- и ты всего лишь инструмент".
В санскрите существует прекрасное слово, в английском ему нет
эквивалента: это "нимитта"(nimitta). Нимитта означает,
что вы не деятель, вы не причина, даже не одна из причин; вы
просто нимитта. Это значит, что причина в руках божественного.
Господь -- деятель, вы же лишь его средство. Вы как почтальон:
почтальон -- это нимитта. Он приходит и вручает вам письмо. Если
письмо оскорбляет вас, то не злитесь же вы на него. Не говорите
же вы: "Зачем ты принес мне это письмо?" Почтальона это не
касается, он -- нимитта. Он не писал этого письма, он не был
тому причиной, он здесь вообще ни при чем. Он лишь выполнил свои
обязанности. Вы не станете злиться на него. Вы не заявите:
"Зачем ты принес мне это письмо?"
"Ты как почтальон, -- сказал Кришна Арджуне, -- тебе приходится
вручать им смерть. Ты не убийца; смерть -- она от Господа. Они
ее уже заработали, так что не волнуйся. Если ты не убьешь их, то
кто-то другой доставит им это письмо. Если один почтальон не
сделает этого, тогда это сделает другой. Если ты прогулял
работу, или у тебя выходной, или ты заболел, это не значит, что
письмо не будет доставлено. Это сделает другой почтальон,
подменяющий тебя. Но письмо должно быть вручено. Поэтому не
беспокойся, не волнуйся попусту; ты -- лишь нимитта, не причина
этого, не деятель, ты просто инструмент. Интересуйся средствами,
не думай о последствиях, потому что, сосредоточиваясь на
результатах, ты лишаешься своего мастерства.
"Ты разделен, и поэтому ты чувствуешь себя таким истощенным,
Арджуна. Твоя энергия никуда не делась, она превратилась в
конфликт -- во внутреннее противоречие, ты разделен. Ты
сражаешься сам с собой. Одна часть тебя требует идти вперед,
другая утверждает, что делать этого не следует. Целостность твоя
потеряна. А когда утрачивается целостность, вслед за этим
приходит ощущение бессилия".
И тогда даже такой сильный человек, как Арджуна, может заявить:
"Я не в силах поднять Гандиву, лук слишком тяжел для меня. Я
нервничаю. Я испытываю сильный страх, во мне нарастает
озабоченность. Я не в состоянии сражаться".
Мастерство осталось прежним, ничто не изменилось, но ум
разделен. Когда вы разделены, вы -- бессильны; когда вы
нераздельны, вы полны сил. Желания разделяют вас, медитация
возвращает вас к цельности: желание устремляет вас в будущее,
медитация приводит вас в настоящее.
Помните это заключение: не перемещайтесь в будущее. Когда бы вы
ни заметили, что ум ваш ринулся вперед, в будущее, немедленно
бросайтесь обратно в настоящее. Не пытайтесь это перемещение
завершать. Немедленно, в тот же миг, как вы замечаете, сразу же,
как только вы осознаете, что ум переместился в будущее, в
желание, в мечту, кидайтесь назад в настоящее. Будьте в себе, "в
своем уме".
Вы будете все равно терять настоящее. Снова и снова вы будете
утрачивать его, потому что это уже стало вашей многолетней
привычкой; но рано или поздно, все больше и больше, вы сможете
оставаться в настоящем, в себе, разумны. И тогда жизнь
превращается в развлечение, становится игрой. Тогда вы настолько
полны сил, что они вас переполняют -- это наводнение
витальности. И наводнение это есть блаженство.
Обессиленный, измученный, вы не в состоянии испытывать экстаз.
Как можете вы танцевать? Для танца необходима неограниченная
энергия. Истощенный, как можете вы петь? Пение -- это всегда
переполнение. Мертвый настолько, насколько вы сейчас мертвы, как
же вы можете молиться? Лишь когда вы полностью, абсолютно живы,
благодарность поднимается, выплескивается из сердца,
признательность захлестывает вас. Эта благодарность, эта
признательность -- и есть молитва.
Хватит на сегодня.

7
ТРОЕ ДРУЗЕЙ
Раз трое друзей обсуждали жизнь.
Один сказал:
"Могут ли люди жить вместе, не зная ничего об этом,
трудиться вместе, но ничего не производить?
Могут ли они витать в облаках
и позабыть навеки, что это такое -- жизнь?"

Трое друзей переглянулись
и расхохотались.
Не было у них объяснений,
и от этого дружба их только крепла.

Потом один из друзей умер.
Конфуций послал ученика,
чтобы помочь другим двоим воспеть его доблести на его похоронах.

Когда тот ученик пришел,
один из друзей уже сочинил песню,
а другой аккомпанировал ему на лютне.

"Эй, Сунг Ху, куда ж ты ушел?
Эй, Сунг Ху, куда ж ты ушел?
А ушел ты туда, где на самом деле уже был,
а мы здесь -- будь оно все проклято! Мы все еще здесь!" --
пропели они.

Тогда ученик Конфуция
накинулся на них со словами:
"Могу ли я поинтересоваться, где нашли вы такое
в правилах обряда погребения,
этот фривольный напев
в присутствии усопшего?"

Двое друзей переглянулись
и рассмеялись:
"Бедняга,
он не знает новой литургии!"
ТРОЕ ДРУЗЕЙ
Первое, что надобно отметить относительно жизни -- это то, что
она не имеет объяснения. Она существует в своем абсолютном
великолепии, но у нее нет объяснения, она необъяснима. Она есть
-- как таинство, а если вы попытаетесь ее объяснить, вы упустите
ее. Ее вы не объясните, но сами вы станете совершенно слепы в
результате ваших объяснений.
Философия -- это враг жизни. Самая неприятная вещь, какая только
может произойти с человеком, -- он попадет в переделку,
погрязнув в объяснениях. В тот самый момент, как вы решаете, что
вы можете что-то объяснить, жизнь покидает вас, вы уже мертвы.
Это звучит как парадокс. Смерть можно объяснить, но жизнь
объяснить невозможно; потому что смерть -- это нечто
законченное, завершенное, а жизнь -- это постоянно
продолжающаяся история; жизнь всегда в пути, смерть уже прибыла.
Когда что-либо достигнуто и завершено, вы можете это объяснить,
вы можете определить это. Но когда что-то все еще продолжается,
происходит, процесс не завершен, то это означает, что с
неведомым еще только предстоит встретиться на пути.
Вы можете знать прошлое, но вы не можете знать будущего. Вы
можете построить теорию прошлого, но как вы можете построить
теорию будущего? Будущее -- всегда открытие, бескрайнее,
бесконечное открытие, и оно продолжает открываться и
открываться. И поэтому, когда вы объясняете, то объяснение
всегда касается того, что мертво.
У философии полно объяснений на все случаи жизни. Поэтому ни
одна философия не может быть достаточно живой, и вряд ли вы
сумеете найти кого-нибудь мертвее, чем философы. Жизнь
отступила, жизнь покинула их. Они -- это одряхлевшие, дряблые от
старости головы, как мертвые камни. Они производят много шума,
но в нем нет музыки жизни. У них есть множество объяснений, но
они совершенно позабыли, что в руках у них остались одни лишь
объяснения.
Объяснение -- оно как сжатый кулак. Жизнь -- как раскрытая
ладонь. Они абсолютно различны, и когда кулак плотно сжат, в нем
нет неба, в нем нет воздуха, нет пространства для дыхания. Вы не
можете зажать небо в кулак. Кулак упустит его. Небо есть там,
где рука раскрыта, там оно доступно. Объяснение -- это хватание,
сжимание кулака, определение -- это жизнь, вытекающая сквозь
пальцы.
Даже смех больше, чем любая философия, и когда кто-то смеется
над жизнью, он понимает ее. И поэтому все те, кто действительно
обладал знанием, смеялись. Смех их можно расслышать даже спустя
века. Видя Будду, держащего цветок в руке, Махакашьяпа
рассмеялся. Его смех слышно и сейчас. Те, у кого есть уши, чтобы
слышать, слышат этот смех, словно река, непрерывно струящийся
вниз сквозь столетия.
В монастырях Дзен в Японии ученики все еще продолжают спрашивать
своих мастеров: "Скажи нам, Мастер, почему Махакашьяпа
рассмеялся?" Но те из них, кто более чуток, говорят: "Скажи нам,
Мастер, почему Махакашьяпа все смеется?" Они используют
настоящее, а не прошедшее время, и говорят, что мастер ответит
вам, только лишь когда он увидит, что вы можете слышать смех
Махакашьяпы. Если вы не в состоянии расслышать его, то вам
ничего о нем не рассказать -- это невозможно.
Будды смеются вечно. Вы не можете слышать их потому, что вы сами
лишили себя такой возможности. Если вы видели будду, вы могли
заметить, что он серьезен, но серьезность эта спроецирована,
привнесена. Это ваша собственная серьезность -- вы используете
будду, как экран. Поэтому христиане и утверждают, что Иисус
никогда не смеялся. Это звучит, как полная нелепица. Конечно,
Иисус смеялся и смеялся он так от души, так полностью отдаваясь
этому, что все его существо, вся его жизнь, несомненно,
обратилась в смех -- только вот ученики его не смогли этого
смеха расслышать. Они, само собой разумеется, остались закрыты,
глухи, спроецировав на Иисуса свою собственную серьезность.
Увидеть Иисуса на кресте смогли -- потому что все вы живете в
таком страдании, что можете видеть одни лишь страдания. А вот
если Иисус рассмеется, то это пропустят мимо ушей. Это так
противоречит жизни, это так не вписывается в нее. Смеющийся
Иисус вас не устраивает, он становиться странным, чужим.
Но на Востоке все было иначе, и в Дзен, и в Дао смех достиг
своей кульминации. Это стало полной противоположностью
философии.
Философ серьезен потому, что считает жизнь головоломкой и
полагает возможным найти ее решение. Он трудится, корпит над
жизнью своим умом, - и становиться все более и более серьезным.
Чем больше он упускает жизнь, тем он становиться серьезнее и
мертвее.
Даосы -- Лао Цзы и Чжуан Цзы -- говорят, что, если вы можете
смеяться, если вы можете ощутить звонкий смех, исходящий из
самой сердцевины вашего естества, а не просто изображать
вежливую улыбку на своем лице, если вы способны расслышать смех,
доносящийся из самых глубин вашего сердца, распространяющийся,
расходящийся волнами повсюду вкруг вас, переполняющий,
захлестывающий вселенную, -- то смех этот даст вам первый
проблеск сияния жизни. Жизнь -- это таинство.
У Чжуан Цзы такой смех молитвенен, потому что с ним вы
принимаете жизнь, не ища ей объяснений. Как можно найти
объяснение жизни? Мы -- часть ее. Так как же может часть найти
объяснение целому? Как может часть изучать целое? Как может
часть препарировать, разделять целое? Как может часть идти
впереди целого?
Объяснение означает, что вы должны трансцендировать,
профанизировать, лишить таинства то, что пытаетесь объяснить --
но тогда вы должны существовать до того, как оно, объясняемое,
начало существовать, до того, как оно появилось, и вы должны
продолжать существовать после того, как это объясняемое
прекратит свое существование. Вы должны свободно передвигаться
вокруг и вне его, тогда вы можете его определить, объяснить; и
вы должны разобраться в нем, проанализировать его -- тогда вы
можете проникнуть в самую его суть. Анатом может найти
объяснение, -- не жизни, но трупу. Все медицинские определения
жизни глупы, потому что анатом препарирует, и к тому времени,
когда он делает свои выводы и заключения, жизни уже нет, есть
только труп, мертвое тело. Все объяснения посмертны, жизни в них
уже нет.
Теперь даже ученым стало известно о таком удивительном явлении,
что, когда вы исследуете человеческую кровь, она не может быть
такой же точно, какой была, когда текла в сосудах живого
существа. Тогда она была жива, она обладала иным качеством;
теперь, когда она в пробирке, она мертва. Это не та же самая
кровь, потому что основного качества -- жизни -- в ней больше
нет. И со всеми объяснениями происходит то же самое.
Цветок, когда он на дереве, -- иной из-за того, что жизнь --
принимающая форму цветка жизнь -- протекает в нем. Когда вы
срезаете его с растения, забираете его в лабораторию, исследуете
его, этот цветок уже совсем другой. Не обманывайтесь его внешней
видимостью. Теперь в нем уже нет жизни. Вы можете узнать
химический состав цветка, но это не объяснение, не понимание.
У поэта подход иной, не через препарирование, но через любовь,
не через обрывание цветов с деревьев, но, скорее, через слияние
с цветком, пребывание с ним в глубокой любви, в мистерии
участия. Он участвует в ней, и тогда он познает нечто новое; но
только это не объяснение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40