Занимается день. Утихает ветер. Солнечные лучи преломляются в льдинках. Блеск чистоты и невинности исходит от деревьев и крыш. Мампе Горемыка сам вывозил шесть павших коров. Настроение у него похоронное. Очень не мешало бы
утешиться. Начистив сажи и, он берет курс на кооперативную лавку. Навстречу ему пыхтит бухгалтер Бойхлер. — Мампе, срочно к Симеон.
То, что увидела Фрида в деревне, никак нельзя было назвать веселым зрелищем. Шесть павших коров! Импортный скот! Оплаченный валютой! А Тимпе и след простыл. Господи, что-то будет! Симеон скребет ладонь длинными ногтями. Курит, думает и не понимает, что к чему. Неужели Оле все-таки ее подловил? Неужели она как мышь в мышеловке? Ни одного наказуемого поступка она не совершила. Открытые коровники, силос, удои — все отражено в циркулярах, все продумано вышестоящими организациями. Вот мороз, конечно, не предусмотрен... Но разве это зависит от Симеон? Не она же председатель «Цветущего поля»!..
Мампе Горемыка успел малость подогреться в лавке. И в нем оттаял дух противоречия.
— Чего тебе от меня надо?
Симеон официальным тоном и вся зеленая от разлившейся желчи:
— Ну, голубчик, это тебе даром не пройдет.
— Ты чего мелешь языком, крашеная галка? — Можно подумать, что настали времена феодального целибата. Он, Мампе, что ли, убил этих коров?
Фрида:
— Ну, ну, без американских штучек! — Дело обстоит так: Мампе не справился со своими обязанностями по уходу...
— По уходу? — А он, Мампе, здесь не хозяин. Хозяин, старый козел, в это время где-то шлялся.
Фриду осеняет блистательная мысль:
— Ты все это сообщишь ДЛЯ протокола.
— ДЛЯ протокола? — Мампе слышать не желает ни про какие протоколы...
Симеон достает из письменного стола бутылку. Хлюпает пробка. Благоухание сливянки наполняет кабинет...
Снова тает снег. Зима еще не устоялась. Аннгрет месит ногами снежную кашу. Она сидит по крестьянским кухням, жадно втягивая ноздрями запах разваренной репы. «О, эти ароматы родины!»
Кумушки ощупывают ее сумочку, туфли, жакет. Да, товар что
надо! Кумушки стрекочут и трещат. Мочат губы в черном кофе.
— Аннгрет, милочка, как ты можешь все это терпеть? Ты привыкла жить по-благородному, а сидишь в такой дыре!
Если хотите знать, Аннгрет своими глазами видела шахиню. Бурные страсти, нейлон без шва, мыльный порошок, который сразу моет и сушит, мыло люкс, тысячи тысяч самых изысканных предметов — все это там, на Западе.
Аннгрет улыбается тонко и проницательно. Все так, но родина остается родиной. Березы вокруг озера, рыбки в прибрежном иле, холмы, поросшие вереском, воспоминания, окрашенные в фиолетовый цвет, дорога в церковь, новое платье к конфирмации, падение из рыбацкой лодки, борьба за жизнь. А кроме всего прочего, муж.
— Муж?
— Вот именно.— Аннгрет все обдумала и решила остаться в Блюменау. В конце концов, у нее есть свои права.
Толстый Серно бродит поблизости, слушая, как чихают подвальные мыши.
— Тебе, наверно, пора уезжать,— говорит он Аннгрет.
— Ради бога...
— Чего, чего?
Аннгрет ладошкой зажимает себе рот. Откровенно говоря, она надумала остаться!
— Хочешь вернуться к Бинкопу? Хочет, оказывается. У нее есть права.
— Тогда поторапливайся. Пока дом никем не занят.
Каблучки Аннгрет уже слегка стоптались. Она идет по деревне, словно таща за собой свои корни. Она спешит к Симеон. Дело вот в чем: Фрида знает, что Аннгрет возвращенка. Что она во всем раскаивается. И что у нее имеются определенные права. Ведь не может же она до конца своих дней гостить у кого-то.
Симеон все понимает с полуслова. Да, Аннгрет имеет право на квартиру. Это точно.
— У нашего рассыльного пустует комната.
Нет, Аннгрет является совладелицей целого дома. И дом этот в данное время никем не занят... Ну есть там и еще кой-какое добро: стол, шкаф, кровать, зеркало и, само собой, пианино...
— А разводиться? — Разводиться-то Аннгрет намерена или нет?
— Ни за что!—Аннгрет топает ножкой. Каблук пополам. Ох уж эти товары по общедоступным ценам. «Стальной» стержень из заменителя! Фрида помогает Аннгрет во всем. Ибо сказано: всемерная поддержка тем, кто раскаялся и вернулся. Бинкоп еще увидит, кто здесь главный.
Оле сидит на диване и думает свою думу. Диван остался от небезызвестного Тимпе, рвача, который заботился только о своей выгоде. Все хотел словить золотого тельца, а тем временем загубил телок. Будьте вы прокляты, стяжательство и бюрократизм!
Теперь Оле должен исправить случившееся. Он по целым суткам не снимает сапог, ночует в квартире Тимпе, чтобы не тратить время на дорогу до Эмминой лачуги. Ему надо вставать среди ночи, убирать навоз, задавать корм и доить.
Мертке ему помогает. И заодно учится доить. Должно быть, ее маленькие руки болят от дойки. Но она не жалуется, она обхаживает кур, чистит коров и подбадривает своего беспокойного мужа.
Однажды она прибегает со всех ног.
— Оле, подумай только! Утки!
Музыкальные утки вернулись с дальних озер —белые, пестрые, с синим и черным, старые и молодые, четыре, пять сотен, целая стая.
Мертке тащит корм. Старых уток можно сразу узнать: они берут у нее корм из рук.
Оле еще не отдышался от бега. Глаза у него сияют. Он поднялся к звездам, он переиначил жизнь перелетных птиц. На что только не способен человек! Юношеские мечты не обманули его. Мертке ахала, скакала, была счастлива, радовалась победе своего мужа и очень любила его.
Сладостные, но краткие мгновения победы. А борьба длительна. Прибегает Эмма. По дороге она скинула туфли и бежит прямо в чулках.
— Стоите тут как Адам и Ева в раю!
— А ты приползла как змей? Эмма размахивает газетой:
— На, читай, дурень!
Оле прочел газету под утиный галдеж. Подбородок Мертке лежал у него на плече. Она тоже читала. В газете была статья. Статья была посвящена Оле: «Председатель безответственно уехал в отпуск... Падеж скота... не приняты необходимые меры... недосмотр... бездумное разбазаривание государственных средств и валюты... до каких пор районное руководство будет потворствовать... Сельский корреспондент. Подпись: А. Ш.».
Мертке вне себя от возмущения, ее остренькие ушки так и пылают.
— Да как же так!
Эмма сплевывает прямо в столпотворение уток.
— Стыда нет у газетчиков. Антон в гробу перевернется. Только Оле сохраняет спокойствие: этот ветер дует от Симеон. Ничего, все разъяснится. Не глупость же, в конце концов, правит миром.
Эмма, без туфель, яростно:
— Вот живучий чертополох эта Фрида! Разве речь только о тебе, волосатый ты козел!
День кончается. Работа не оставляет времени для раздумий. Мертке присматривает за вернувшимися утками.
Это же подарок «Цветущему полю» от дальних озер.
Вечером Оле, как обычно, сидит на диване. В сенях шорох, шаги, женские голоса. Оле распахивает дверь в сени. Там стоят Симеон и Аннгрет. Аннгрет испугана. А Симеон, брызгая слюной, набрасывается на Оле:
— По какому праву ты сюда въехал? Официально дом еще занят. Это наказуемое деяние.
Оле с сухой усмешкой:
— Дом принадлежит мне.
— Это мы еще посмотрим! — И Симеон вталкивает Аннгрет в комнату.
Эмма оказалась права: глупость ширилась и росла. Уже на другой день явились Купке и Метке, два крестьянина, которых Оле и Крюгер завербовали в праздник урожая; они переминались с ноги на ногу и мямлили:
— Вот, в газете статья... А нам отвечать за павших коров? Мы хотим выйти из кооператива!
Оле посоветовался с Крюгером, Хольтеном, Эммой и Либшером. Решено было удержать Купке и Метке во что бы то ни стало. ДЛЯ Оле речь шла прежде всего о мергельных участках возле озера.
Правление решило со своей стороны написать статью. Во имя
правды! Крюгер набросал объяснение. Хольтен отвез его в город. И круто поговорил с главным редактором районной газеты.
— Брехню печатали, напечатайте теперь правду!
— Ну, ну, легче на поворотах! — Редактор ничего не знает о заметке, порочащей Оле. Заметку тиснули за его спиной.
Хольтен поехал в редакцию окружной газеты.
— Кто написал эту брехню?
— Насколько можно судить, кто-то из ваших.
Оле ворочает мозгами и так и эдак. Кто же написал всю эту брехню? А. Ш.! А. Ш. ... Он перебирает имена всех жителей «Цветущего поля». Только Мампе — Артур Шливин — не приходит ему в голову.
Как он сидел на диване, так сидя и заснул. На дворе полнолуние. В печи дотлевает вечерний огонек.
Кто-то осторожно будит его. Оле выбирается из глубокого сна. Словно молитва детских лет, в его пробуждение вплетается старая присказка: «Что мне сделать, чтобы ты...» Испуг пронизывает его. Вся в лунном свете, стоит перед ним Аннгрет. Она с улыбочкой подсаживается к нему.
— Ты озяб, как я вижу...
Оле вскакивает, Оле мчится прочь с криком:
— Пошла вон!
Не круговращение ли вся наша жизнь!
Аннгрет ощупью движется по комнате. Дух ее сломлен. Куда подевалась гордая рыбацкая дочь? Кто она теперь? Чего она теперь хочет? Как и много лет назад, она сидит, залитая лунным светом, и обдумывает свое поражение.
Проходит час, Оле не возвращается. Торчит небось у своей. Аннгрет выбирается из пропасти. Вот стоит бутылка. Аннгрет выпила ее наполовину. Порох для крови и для души.
Аннгрет пишет письмо. Две строчки для Фриды Симеон. Две строчки за полчаса. При этом надо пить. Ишь дурища Симеон, до чего додумалась: Аннгрет Анкен будет у них коровницей!
Письмо окончено. Аннгрет безостановочно снует по комнате, как много лет назад. Она вспоминает, как разбила зеркало. Улыбается бессмысленно. Жгучее желание охватывает ее — желание хоть на миг сделаться прежней Аннгрет.
Она подходит к пианино и опять бренчит одним пальцем. «Я мчусь к своей любимой сквозь стужу и снега...» — пронзительным, пьяным голосом поет Аннгрет. Под ногами взвизгивает забытая кошка.
Бывшая жена Оле, гордо подбоченясь, идет по селу. Месяц блестит. Ну, чего уставился, бледная немочь? Посвататься хочешь? Вот, полюбуйся: я — Аннгрет Анкен! Ну и всыплю же я тебе сейчас!
Над кооперативной лавкой сверкают огни рекламы. Аннгрет вдруг вся передергивается. Ведь сегодня днем она встретилась здесь с Рамшем: дети крутили обручи, купленные в магазине. Неужели Рамш уже побывал в Блюменау? Уже догнал ее? Сгинь, сатана!
Аннгрет бежит к церкви. Сегодня днем ей повстречался здесь Мампе. «А у Оле будет ребенок». Она ударила портняжку по лицу. Мерзость какая, ни от чего не отказчик!
Но на берег озера она является прежней гордой Аннгрет. Она кричит месяцу:
— Ну что, узнаешь теперь?
Аннгрет Анкен едет проверять верши. Надо, надо съездить. Еще ребенком Аннгрет мечтала поймать золотого угря. Время приспело. Сейчас я изловлю тебя, господин угорь!
Аннгрет гребет. Рыбацкая лодка вырывается из стены камышей. Льдинки похрустывают под ее днищем. Аннгрет мерзнет. И прикладывается к зеленой бутылке. Физиономия месяца зыбится в ледяной воде. Ты уже-у моих ног, а, месяц? Что-то не похоже, что тебе под силу сладить со мной. А-а, ты замерз! Тогда выпей и согрейся.
Озеро заглатывает пузатую бутылку — последний запас пороха, вывезенного с Запада.
Падают капли с весла... а у Оле будет ребенок... ребенок... у Оле ребенок.
Круг на воде, поначалу маленький, не больше могильного венка. Но венок растет, волны устремляются к берегу и там перешептываются с камышами: хотела поймать золотого угря... золотого... золотого угря...
Предзимнее ненастье в провинциальном городке. Люди надели теплые пальто. В парках воробьи унизали края урн. В кабинете Вуншгетрея фикусы погрузились в зимнюю спячку. В батареях свиристит вода. Картина с литьем и огнем ничуть не греет.
Стало быть, Вуншгетрей нежится в своем кресле и думать не думает о кормах. Нет, товарищи, не надо так говорить. Очень даже думает. Но никак не может свести воедино две линии: увеличение поголовья и недостаток кормов. Он переговорил об этом с товарищами из округа. «Будут корма, будут,—заверили те.— Вот в прошлом году были же, когда понадобилось. Больше доверия надо, больше доверия».
Но втайне Вуншгетрей усомнился. В конце концов, это не запрещено. Он пытался уяснить себе причину: может быть, они зря надеялись на импорт? Ведь писали же газеты о засухе за рубежом. Там, надо полагать, даже с хлебом туго. Могут ли братские страны равнодушно смотреть на это? Что, в конце концов, важней — хлеб или мясо?
Недели текли, кормов не прислали, а прислали вместо кормов руководящее указание: «Не рассчитывать на импортные корма!» Новость эта ошеломила Вуншгетрея, хотя он, в общем-то, был готов к ней.
— Вы что, шутите, что ли? Ответ на высоких нотах:
— Проявляйте инициативу!
Спасибо за совет: проявляйте! Несколько недель назад говорилось: доверяйте.
Вуншгетрей почувствовал, что его предали. Как добывать корма? Волшебной палочкой? Он извелся в поисках выхода! Начал даже, против обыкновения, курить и выпивать.
Однажды ночью — уснуть он не мог — перед ним мелькнул выход. Он даже сам себя взял за воротник пижамы: районный секретарь и вдруг пессимист? Это не дозволено.
Наутро он вызвал к себе Краусхара и показал себя хозяином положения.
— Ну, как с кормами?
— Плохо. Сам, что ли, не знаешь?
— Нет, я имею в виду единоличников в районе.
— У них лучше. Они не докупали скот. Поди их заставь. Телят они всех зарезали на мясо и деньги за молоко драли дай боже!
И Вуншгетрей сказал уверенным тоном, словно получил указание свыше:
— Всех — в кооператив! —И вполголоса:—Хотя бы ради их кормов.
Запланировали для вербовки новых членов воскресенье под лозунгом: «Будущее — за кооперативами!» И это было правильно и не оставляло места для кривотолков, хотя и выглядело на данном этапе не более как персональный лозунг Вуншгетрея, с помощью которого тот надумал вылезти из чисто личных затруднений.
Фрида Симеон тоже приняла весьма деятельное участие в подготовке. Она предъявит собственное достижение. Пусть районный секретарь и на этот раз не заметить ее.
С Запада отвергает экономическое чудо. В кооперативе станет одним членом больше».
Фрида к Аннгрет— показать ей сочиненную по этому поводу заметку в газет).
Но комната Аннгрет была пуста. Открытое пианино, как насмешливое чудовище, скалилось всеми своими клавишами. На столе лежало письмо Аннгрет. Взволнованно попыхивая сигаретой, Фрида вскрыла его.
«Сельскому бургомистру Фриде Симеон! Сообщаю, что обед Антона положил под ту сосну лесопильщик Рамш. А кто повинен в моей смерти, ты и сама можешь догадаться. С последним приветом
Аннгрет Ханзен».
Тревога в деревне. Аннгрет начали искать — и нашли. Сеть подозрений и слухов сплетается вокруг Оле.
Рыбак Анкен, брат покойной, обеспечивает необходимое сочувствие:
— Ах, бедная сестра! Она была такая добрая. Она засыпала подарками всю семью. Золотое сердце! Но такая печальная, такая задумчивая!
И толстый Серно может сказать о покойнице немало хорошего: Аннгрет Рамш была ангел, а не женщина. Воплощенная скромность в человеческом облике. Ей бы надо у Рамша и остаться. Но нет, она умерла во имя чести немецких женщин.
Оле вымученно улыбался:
— Да подите вы... все это кинотрюки.
Золотое время настало для кумушек. Продажа кофе значительно возросла.
Ах, эта Аннгрет, ох, эта Аннгрет! Она повидала лучшую жизнь, но все равно тосковала по мужу. А муж-то ее отверг и спутался с рыжей птичницей. Может ли такой ирод оставаться председателем ?
Друзья Оле боролись со сплетнями.
— Пожалели бы вы свои глотки! Типун вам всем на язык! — Никто еще ни разу не видел Хольтена в такой ярости.
Герман Вейхельт тут-то и дал волю своему смирению.
— Чего вы хотите? Чтобы я осудил Оле? Я низко пал, а Оле
возвысил меня, как сказано в Писанки. Аннгрет презрела работу в «Цветущем поле». Вы все ее видели: каблуки как ходули. Из ноздрей пышет дым и огонь. Она предалась блуду, как вавилонская блудница. Никто не уйдет от кары господней! Толстый Серно убегался до седьмого пота.
— Вот увидите, еще будет продолжение, еще будет продолжение! У Аннгрет есть наследники — дети Анкена. Оле растранжирил ее долю. Все «Цветущее поле» пойдет под суд! А кому нечем платить, беги с корабля, пока не поздно!
Ложь, клевета, бредни. Чем глупей, тем лучше! Нет такого зернышка лжи, которое не сыскало бы для себя грязного уха и не проросло в нем.
Завербованные на празднике урожая крестьяне втроем заявились в правление.
— Оле нас больше не устраивает. Мы выходим из кооператива. Это не запрещено.
Фрида Симеон позвонила Краусхару и взмолилась:
— Ты ведь помнишь, чем мы связаны... Помоги, если ты настоящий мужчина!.. Как же мне агитировать в воскресенье, если на мне висит Оле?..
Вуншгетрей разъезжал по району. И повсюду контролировал, как ведется подготовка к воскресенью. Он не жалел себя и верил в всех. А в Блюменау — за леса, за озера—он так и не выбрался. По вечерам возвращался едва живой. Жена встречала его жалобами: сынок Ральф схватил двойку по математике.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41