А тот прекрасный охотник Никуш, который во всем превосходил его!.. А если бы он не упустил тогда гагару? Может, и сейчас бы еще делил с другом все радости и горести. О несчастная, темная жизнь!..
Как только Тогойкин об этом подумал, сразу же этот милый суеверный старик стал необыкновенно близок ему. Исчезла разница в летах, в работе, в образовании. И Николай уже был уверен, что старик не может выказать недовольство из-за того, что дети поняли не понятое родителями, что молодежь осилила и преодолела то, что было не под силу старшему поколению. Он обратился к старому Титову:
— А твой друг, останься он жив, наверно, взобрался бы на Крутую?
— Никуш, что ли? Не знаю,— уклончиво ответил старик.
— А поднявшись, спустился бы с нее на лыжах,
— Э, нет, ему уже было за сорок.
— А как ты думаешь, огорчился бы он, если бы узнал, что кто-то другой взобрался? И съехал?..
— Да что ты! Конечно бы обрадовался, коли все благополучно обошлось бы.
— Ну, раз так, не стану таиться, я был на Крутой и спустился с нее! — сказал Тогойкин и тут же пожалел об этом.
Старик был обескуражен. Он уставился на Николая, и его костлявое лицо выражало и изумление, и растерянность, и сомнение — все сразу. Но, видно желая все-таки выяснить, было ли это на самом деле или парень просто по легкомыслию пошутил над ним, старик, сощурив свои зоркие глазки, спросил:
— А зачем, тебе понадобилось карабкаться на Крутую?
— Думал, не увижу ли какой-нибудь дымок или дорожку.
— Да!.. А как же спуск?
— Оттолкнулся...
— О!.. Слава богу, что благополучно... А ну, Басыкый!
Старик отвернулся, поторопил коня и сидел молча, склонив голову на грудь. Наверно, перед его мысленным взором проходили низины и пади, болота и топи, которые он избороздил со своим отважным другом, наверно, он видел и страшную гору Крутую и озеро Островное, наславшее такую беду.
А что, если сказать ему о той гагаре, что якобы загубила Никуша и так напугала его самого? Неужели он не поверит и не поймет, что гагара была обыкновенной птицей, а пламя на острове никак с ней не было связано — горели деревья? Ведь все так просто. Но пускаться в объяснения и убеждать старика, что и он и его друг заблуждались? Он не поймет и еще обидится. А если и поймет, что от этого изменится? Нет, так рассуждать нельзя. Если ты знаешь, что человек заблуждается, и не пытаешься раскрыть ему правду, ты унижаешь его этим. Как часто мы втолковываем друг другу всем известные истины, не уставая говорим о борьбе с проклятыми пережитками прошлого. Но когда дело доходит до этой самой борьбы, пускаемся в рассуждения: старого, мол, поздно перевоспитывать, а молодые и сами не верят ни в какие чудеса.
Нет, надо, надо сказать старику правду.
— Знать бы мне, что сам Никуш не решался, то конечно бы и я не отважился. Я так спешил к людям, что просто не успел как следует обдумать свой поступок... Ты вот даже и не поверил!
— Я? А почему бы мне и не поверить?
Не поверил!.. Раз и навсегда решил — то, чего не смог Никуш, не сможет никто. Его друг — лучший из старых якутских охотников, а Николай Тогойкин наиобыкновеннейший из сегодняшних якутских парней. Ведь Тогойкин не соревнуется с Никушем. Пусть он хоть это поймет! И вообще нынешние молодые люди не соперники старшему поколению, а продолжатели проторенных им путей!
— Ну что же ты, Николай, замолчал? Теперь мы и правда скоро приедем, только пересечем этот вот лесок.
— А что же говорить-то? Я попробовал рассказать, что и как было, а ты не поверил...
— Э, нет, друг, я тебе верю! Я просто никак не пойму... В шести верстах южнее Крутой есть еще другая гооа, Покатая. Так. Ее мы с Никушем проходили, порой и вовсе не замечая. Но ведь ты вышел, говоришь, на озеро Островное. А в этом направлении другой горы нет, только Крутая... Я, конечно, верю тебе, да только маленько сомневаюсь. Ты ведь и ошибиться мог, местность-то ты не знаешь.
Интересно у него получается. Он и верит и сомневается. А Николай всегда думал; поверить — значит перестать сомневаться. Может, он не понял, может, он не в ладах с родным языком? Как же, должно быть, он плавает в русском языке. Есть же счастливцы, которые знают по десять языков. Хоть бы двумя-то нашими овладеть — якутским и русским...
— Как ты говоришь — и веришь мне и сомневаешься?
— Точно!
— Тогда вот что еще. Уж тут ты, наверно, не только засомневаешься, а просто не поверишь. На острове Островном стоят две лиственницы с обгоревшими вершинами
— Откуда же ггоилетел туда огонь?
— Ниоткуда. Деревья долго терлись сухими вершинами, был ветер, вот они и загорелись. Ты тогда и видел этот огонь. Осень-то, наверно, была засушливая и ветреная.
— Так и было...— прошептал старик и долго молча глядел куда-то вдаль.— Так и было... А что же, они так и стоят без макушек?
— Так и стоят...
— На западном краю острова?
— Да, склонились друг к другу и стоят...
Вдоль дорожки, входившей сбоку в тракт, промчался на неоседланном молоденьком сером коне мальчишка и, промелькнув где-то впереди среди деревьев, скрылся. . '
Они молча пересекли небольшой лесок и стали подъезжать к поселку. Тогойкин решил, что забежит в правление колхоза и сразу начнет просить, нет, требовать помощи.
— Увидеть бы своими глазами...— задумчиво проговорил старик.
— Что увидеть? — переспросил Николай, уже нерасположенный продолжать разговор.
— Да ту самую гору, то озеро. У нас теперь нет людей, которые могли бы пробраться в Раздольную. Те, кто мог, все ушли на войну.
Басыкый неожиданно свернул к изгороди небольшого домика и остановился как вкопанный. Запыхавшийся серый конек, только что обогнавший их в пути, стоял здесь и нетерпеливо бил копытом.
— Тимофей, может, еще не уходил.
Часто перебирая ногами, старик пробежал дворик и зашел в дом.Тогойкин остался сидеть в санях. Потом он вдруг вскочил и тоже побежал. Серый конь, испуганно всхрапнув, рванулся так, что затрещала изгородь. Когда Николай подбежал к дому, навстречу, ему распахнулась дверь и оттуда выскочил давешний мальчишка лет десяти и побежал куда-то. Николай ворвался в дом. Человек, стоявший возле правых нар, поздоровался с ним, вытянув вперед Обе руки, и как-то неловко, тяжело сел. Тогойкин медленно опустился рядом на нары, снял шапку и положил ее возле себя.
Широко раскрыв светло-карие глаза, на него внимательно глядел горбоносый мужчина лет сорока О жесткими рыжеватыми усами. Старик подхватил прибежавшую девочку и сел у огня, посадив ребенка себе на колени.
— Ну, Николай,— сказал он,— Тимофей уже знает. Договаривайтесь сами.
Тогойкин откашлялся и, досадуя на самого себя за излишнее волнение, медленно начал охрипшим голосом:
— Далеко, в тайге, в долине... Как она называется, дед Иван?
— Раздольная! — сказал старик и понюхал затылок внучки.— Отсюда все сто верст, поймите вы это...
— Товарищ! — попросил Тогойкин.— Побежим скорее в правление!
У председателя дрогнули в улыбке рыжеватые усы.
— Пока я добегу... Не нужно тут никакого правления и речей не надо... Надо скорее спасать людей!.. Но почему никто не идет? — сурово произнес Тимофей Титов, дернувшись в сторону двери.
И только тут Тогойкин заметил, что у хозяина нет ноги, что рядом с ним стоят два костыля, прислоненные к нарам. Тогойкин, собиравшийся говорить с председателем требовательно и резко, сразу осекся. Вечно он так. К другим требователен, а сам ничего толком не смог рассказать председателю, даже место, где остались его товарищи, не запомнил. Пришлось спрашивать у старика. А ко всему еще предложил бежать безногому человеку. Ведь старик же говорил ему, что старший сын вернулся с фронта без ноги.
— Летчики оба...— голос Тогойкина дрогнул.— Из девяти живых четверо тяжело пострадали. Особенно бортмеханик Калмыков, не знаю, жив ли он. А летчики оба...
— Понял... Пятнадцать нарт, наверно, хватит. Тридцать оленей. Заводных оленей двадцать. Значит, пятьдесят... Если выехать в полночь...
— Что ты, друг! — Тогойкин, не помня себя, вскочил.— Ведь там же люди погибают! Неужели не понятно?
— Ты, Николай, угомонись! — Услыхав спокойный
голос старика, Тогойкин сник и медленно опустился на место.— Успокойся, друг! Олени-то ведь бродят в лесах. Это тебе не лошади, что стоят на привязи. Да подготовиться еще надо.
— А тебе выспаться следует, отдохнуть,— сказал Тимофей.
— Но ведь я сюда не отдыхать пришел!
— Не поспишь — не сможешь вести людей.
— Смогу!
— Пустое, друзья! — тихо протянул старик.— Человек на лыжах сквозь чащобы прибыл. По его пути не пройдут олени.
— А тогда кто же поведет?
— Вот был бы большой Семен...
— Э! — Тимофей нетерпеливо махнул рукой.— Он ведь на войне. Из тех, кто здесь?
— Никто,— уверенно отрезал старик.
— А Прокопий?
— Э-э! Да он же дальше, чем за десять верст, и не ходил.
— Вот, значит, где главная помеха! — Тимофей насупился.— А если кое-где прорубать лес?
— Опять пустое говоришь! — властным голосом перебил старик сына.
У Тогойкина на миг затуманилось создание. Потом лихорадочно закрутились мысли. Как быть? Махнуть на хорошем коне в районный центр? Позвонить в город? Или как можно скорее идти самому обратно к своим, чтобы сообщить, что он дошел до людей, что все будут спасены?
А старик спустил с колен внучку и, склонив голову, тихо заговорил:
— Путь лежит через Березовую и Веничную пади. Там выходишь прямо к Лиственному мысу, затем надо проехать под горой Крутой, потом впадину Ноху и Старой дохи и спуститься вниз по пади Травянистой. Как пересечешь равнину Раздольную, так сразу и найдешь их.
Николай и Тимофей, ничего не понимая, не спускали со старика глаз.
— Отец! — с неожиданной нежностью в голосе произнес Тимофей.
— Что тебе? — А не попробовать ли тебе самому поехать с ними?
— Попробовать, говоришь?
— Ты выдержишь такой путь?
— Однако я бы и теперь еще...— не договорил старик и подмигнул сыну.
Тот посмотрел на Николая, и оба улыбнулись.
Рослая женщина болезненного вида внесла старый медный самовар, поставила на стол мерзлую чехонь и холодную отварную зайчатину.
— Уж чем богаты! — проговорил Тимофей, очевидно успокаивая жену, смущенную скудостью стола, на котором не было хлеба. Отхлебывая крепкий, терпкий чай, судя по вкусу — из сердцевины березы, Тимофей с недоумением пробормотал: —А малец-то, видно, так и не позвал людей. Или в правлении собрались, что ли? — Он встал и начал натягивать на себя старую солдатскую шинель.
— А где. правление? Я сбегаю...— предложил Тогой-кин и вскочил.
За дверью словно только этого и ждали. В дом ввалилось сразу с десяток мужчин. Длинный и худой пожилой человек в короткой пыжиковой дошке, перетянутой красным сафьяновым ремнем, в косматой круглой шапке из длинношерстной росомашьей шкуры подошел к Тогойкину и, сутулясь, поздоровался, крепко сжимая руку. Важно откашлявшись, он представился:
- Секретарь Мотыльковского сельского Совета Егор Сергеевич Джергеев.— И сразу затараторил: — Председатель сельсовета товарищ Матвеев и секретарь колхозной партийной организации товарищ Трофимов вчера отбыли в район с отчетом: все, мол, возможности разыскать вас исчерпаны. Здесь пока работаем мы вдвоем с товарищем Тимофеем Ивановичем Титовым. Я поздравляю вас от имени Мотыльковского сельского Совета, колхозной партийной организации, правления колхоза «Рост» и от себя лично!..
Тогойкин хотел поблагодарить его, но, видя, что люди посматривают на своего секретаря насмешливо, воздержался.
Тимофей, распахнув шинель и опираясь на стол рукой, начал тихо говорить:
— Так вот, товарищи... С того самого пропавшего самолета пришел человек. Самолет упал в ста километрах отсюда, в безлюдной тайге...
— Я ведь все время старался всех убедить, что они где-то очень далеко отсюда! И никто не слушал.— Джергеев покашлял, и что-то затрещало и забрякало у него во рту?— Сколько времени пропало впустую, какой ущерб нанесен народному хозяйству! За это целый ряд определенных товарищей должен быть привлечен к ответственности! И это в то время, когда идет Великая Отечественная война, когда...
— Постой-ка!..— прервал Джергеева председатель.— Оба летчика погибли, из оставшихся девяти человек четверо тяжело ранены. Люди без еды, без одежды, ничего, кроме снега, вокруг.—Тон Титова становился тверже, появились даже командирские нотки.— Незачем тратить время на ораторскую трескотню, надо срочно спасать людей. Немедленно собрать и согнать всех оленей колхоза. Готовить нарты к дальней дороге.
— Значит, люди сами ке смогут, не в состоянии выбраться. Значит, надо отсюда ехать за ними, тогда, значит...— промямлил пожилой черноусый мужчина, сверля Тогойкина своими круглыми черными глазами.— Где же это место и как оно называется?
— Очень широкая травянистая низина со многими падями и ручейками... — торопливо начал рассказывать Тогойкин, но опять забыл название местности и посмотрел в замешательстве на старика.
— Они там, в верховьях пади Еловой, что идет от низины Раздольной, на краю узкой полянки Ерники. В тех местах давно не бывал человек!.. Может, ты, Кирсан, и слышал про те края...— Старик Иван говорил так, будто сейчас видел и местность эту и людей, попавших в беду.
— Откуда мне знать! Никогда я там не был и слыхом не слышал.— Кирсан почесал затылок.— Наверно, товарищ из райкома знает.
— О ком это ты, Кирсан?
— А, да вот о нем я,— Кирсан показал на Тогойкина.— Или ты приезжий?
— Да я с того самолета! — почти прокричал Тогойкин, стараясь перекрыть поднявшийся дружный смех.
— Вот оно что. А я, значит...— И Кирсан, застеснявшись, осекся.
— Товарищи! Смех и шутки надо кончать! К такому делу следует отнестись со всей серьезностью.— Егор Джергеев только теперь снял с головы шапку, сунул ее под мышку, взъерошил свои и без того косматые седеющие волосы, откашлялся, и опять что-то затрещало у него во рту.— Уважаемые дорогие товарищи!..
— Сейчас не до громких слов! — перебил Джергеева низенький и плотный молодой человек.— Прежде всего надо спасти людей! Завтра я свободен. Я еду!
— Неизвестно, вернетесь ли вы и послезавтра, Лука Лукич...
— А у меня послезавтра всего два урока! Я отпрошусь, Тимофей Иванович,— словом, договорюсь с директором.
— С разрешения учителя Луки Лукича Никитина я бы все-таки хотел продолжить...— опять начал Джергеев.
— Разрешаю,— угрюмо буркнул учитель.
— Так вот, дорогие... Э-э... Прежде всего мы должны поставить в известность районные организации. Конечно, всем совершенно ясно, что мы не можем держать в секрете столь важное дело и брать его на свою ответственность. А вдруг мы не сможем туда пробраться? А вдруг с людьми, которые чуть живы, случится что-нибудь в пути? Мы все знаем, что наш советский человек ценится дороже золота! Не ты ли, Тимофей Иванович, будешь отвечать, если что не так?..
— Буду! — отрезал председатель и схватился за костыли.— Ты за себя можешь не тревожиться, отвечу я! Райцентр отсюда пятьдесят километров. Зря только потеряем два дня.
— Да при чем тут километры? Что случилось с этим человеком? Райцентр переговорит с городом, вызовет оттуда врачей... Ты, Тимофей Иванович, прямо как малый ребенок рассуждаешь.
— Потеряем дня два, а то и три, и все равно мы же поедем... Олени у нас есть, человек, который знает местность, тоже есть.
— Кто же это? Ты, что ли?
— Иван Дмитриевич Титов.
— Кто, кто? Титов, говоришь? Прокопий, что ли? — Джергеев оглядел всех своими бегающими глазками.— Кто?
— А меня ты еще помнишь, Егор? — насмешливо и с явной издевкой спросил старик Иван.
— Ты?
— Я!
— Нет, товарищи, это не только наивно, это, простите меня, просто глупо, это не укладывается ни в какие рамки! — Возмущенный Джергеев сел на стул и закинул ногу на ногу.— Послать старика, давно выжившего из ума!.. Кстати сказать, это вообще не наш район, наш, если идти на запад, кончается через тридцать километров. А дальше уже вся площадь числится за другим районом. Несчастье случилось на их территории, это их площадь.
— Хватит! — Тимофей стукнул ладонью по столу.— От нас они находятся в ста километрах, а от них в пятистах. Советская земля едина. Территория, площадь... А защищать от фашистов тоже надо только свою территорию? Нам, якутам, значит, и вовсе не надо было на войну идти?.. Кончили разговаривать! Лука Лукич, ты едешь?
— Еду! — Никитин вскочил, но тотчас сел.
— Семен Тугутов!
— Ага-а! — Незаметно сидевший позади всех человек словно бы с трудом поднял голову.— Я здесь...
— Ты поедешь?
Тугутов медленно поднялся,
— Если я... Ну, тогда...— Тугутов вдруг повернулся и вышел из дому, бесшумно закрыв за собой дверь.
— Он-то, конечно, поедет! — засмеялся Тимофей, заметив замешательство Тогойкина.— Он всегда мало говорит, да много делает. А вы, Кирсан Данилов, и Иван Дмитриевич Титов, повнимательнее осмотрите нарты, приведите, что нужно, в порядок.
Кому-то было поручено собрать оленей, находящихся на хребте Чыбыыда, кому-то — привести оленей, пасущихся в лесах Хотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34