«Пришел в храм — снимай шапку»?
— В мир электроники приходят в ермолках, а ты привык к фуражке...
— Не груби и не задевай мою биографию,— возмутился Шатунов.
Вот и настал момент разрыва дружбы, однако Шатунов умел прятать личные обиды за щит общественных интересов, в данном случае за щит интересов огромной армии строителей и монтажников завода.
— Как же быть? Без привлечения дополнительных сил и средств на завершение работы в «бытовках» и подсоб-ках государственная комиссия запишет в акт черную строчку. Стоп, стоп! Есть выход! — вдруг воспрянул духом Шатунов и, размашисто шагая по кабинету, заговорил так, словно перед ним открылись никому не известные пути решения трудной задачи: — Ты только слушай меня, Олег, внимательно слушай. Едет государственная комиссия. Мы скажем народу, не будем скрывать: есть опасность провала. И на этой основе всколыхнем сначала профсоюз, затем комсомол. Или сразу тех и других. Широко всколыхнем. Все на прорыв. Долой усталость, долой нытиков. Государству нужен подвиг...
Возражать ему не имело смысла. Он размахивал руками» вскидывал голову и уже не говорил, а будто митинговал перед массой людей, которых надо вести на штурм какой-то крепости...
— Если мы это провернем,— передохнув, заверил Шатунов,— то, считай, в акте государственной комиссии не будет черной строчки... Привыкай к масштабному мышлению. Подумаешь, из-за какого-то там одного парня, ска-
жем Ярцева, стоит ли оставлять в тени истинных организаторов массового движения людей за честь завода... Бери свой график, и двинем сначала в завком. Я буду излагать свой план, а ты подкрепляй меня расчетами. Идем, идем, не упирайся...
В кабинете, кроме Черноуса, теперь председателя завкома, был главный энергетик санмонтажного управления Булан Буланыч. Шатунов чертыхнулся про себя от досады: не любил он встречаться с этим язвительным, на его взгляд, человеком.
— Чем могу служить?—спросил Григорий Павлович. На стол председателя завкома легла-,, схема графика.
После паузы Шатунов объяснил, что эта схема приобретет мускулатуру, если ее идеи обсудить на заседании завкома с участием, так сказать, сознательной части профсоюзного актива цехов и передовиков производства.
— И. затем? — спросил председатель завкома,
— Затем... у нас разработан план летучек инженерно-технических работников по цехам, вслед за этим проведем, тоже по цехам, оперативки руководителей объектов с председателями цеховых комитетов и рабочих коллективов. Ведь в каждом корпусе, в каждом крыле есть «бытовки» и «подсобки». Так сказать, на месте увидим, покажем и подскажем, какие недоделки следует подогнать. Вероятно, в отдельных цехах придется провести совещания рабочего актива или совместные заседания партбюро, профкомов и комсомольских комитетов...
— Одну минутку,— прервал Шатунова председатель завкома.— Вот письмо ведущего инженера одного крупного цеха. Послушайте, что он пишет: «Прошу помочь мне заняться исполнением своих служебных обязанностей — обязанностей инженера по автоматике. Нет ни одного дня в неделе, чтобы я мог с начала и до конца рабочего дня проследить за ходом работы механизмов. Не удается даже посмотреть техническую документацию — чертежи и схемы монтажа агрегатов. Ежедневно отрывают на всякого рода заседания, летучки, оперативки, совещания. Чтобы не быть голословным, привожу календарь «моей деятельности» за минувшую неделю:
По не д е ль ник. С 10 утра оперативка в управления производством. Затем хождение по отделам— уточнение графиков. Вечером собрание инженерно-технических работников цеха.
Вторник. С утра планерка. С двух часов заседание партийно-комсомольского актива смежных цехов главного корпуса.
Среда. С 10 часов утра и до конца дня объединенное заседание партийного и профсоюзного актива совместно с хозяйственниками трех управлений — завода, гидростроя и минмонтажстроя.
Четверг. С утра перекличка начальников цехов и инженеров по итогам выводов рабочих комиссий. В нашем корпусе по этому поводу был создан технический совет. Обсуждали до вечера, не успев побывать на тех объектах, что отмечены в выводах.
Пятница. Лишь до обеда удалось поработать с наладчиками на главном агрегате. После обеда — встреча с делегатами смежников и экскурсия по корпусу.
Суббота. Короткий день: подведение итогов недели; совещание у начальника управления по планированию работы на следующую неделю...»
— А почему он пишет об этом в завком? — спросил Олег Викторович.
— Вы хотите сказать, в завкоме ничего не понимают в организации труда инженера? — усмехнувшись, заметил Булан Буланыч.— Под таким письмом я готов поставить свою подпись.
— Лихо, но не похвально,— возразил ему Шатунов.— Вовлекать завком в организацию, производства — значит ставить специалистов в ложное положение.
Недавно секретарь горкома партии остановил Шатунова, когда тот стал утверждать свое право давать установки специалистам по технологии. Теперь Шатунов нашел возможность показать, что умеет- исправлять свои ошибки и уличать других в том, в чем сам был уличен лишь неделю назад.
Между ним и Булан Буланычем назревала перебранка, но их прервал председатель завкома:
— Автор письма критикует нас сурово и беспощадно за плохую организацию инженерного труда, просит пощады. Он задыхается от заседаний и совещаний, У него от-
нимают право вкладывать свои знания в производство и заставляют заседать или, как он пишет далее, «вовлекают в сидячие забастовки; я же хочу работать, а не сидеть неделями на совещаниях...»
— Ну и ну,— вырвалось у Шатунова,— демагогия с перебором.
— Да, тут, вероятно, есть перебор,— согласился с ним председатель завкома.— Однако не будем приписывать ему то, что вы сказали. Между прочим, могу повеселить вас вот такими записями моих бесед по этому письму с инженерами других цехов. Планерку в корпусе вспомогательных цехов называют «лото» — один кричит, остальные молчат; оперативное совещание и переклички в механосборочном цехе именуют «КВН» — клуб всегда находчивых: «Заверяю, отмеченные недостатки будут устранены» или: «Коллектив сколочен, приложим все силы, задача будет выполнена»... Итак, «лото», «КВН»... А вы, товарищ Шатунов, что предлагаете?
— Чехарду,— ответил за Шатунова колючий Булан Буланыч.— Заседательскую чехарду по профсоюзной линии: прыгать на спины самых слабых, пока кто-то не свалится, затем сызнова таким же манером...
Олег Викторович решил осадить Булан Буланыча практическим вопросом, иначе он собьет с толку всех:
— Назовите, Булан Буланыч, наиболее совершенную форму управления производственным процессом в наших условиях. Это первое. И второе. Какое количество людей потребуется вам дополнительно для успешного завершения санмонтажных работ к прибытию государственной комиссии?
— На первый вопрос, Олег Викторович, ответ надо искать в письме, которое сейчас зачитал председатель завкома: меньше заседать, больше заниматься практическим делом. На второй отвечу еще короче: не беспокойтесь, справимся своими силами.
— Вы отказываетесь от помощи?
— Не просим, значит, отказываемся.
— Не понимаю!
— А чего тут не понять: наши люди расставлены по своим точкам, делают свое дело, а вы пригоните «авралом» по десять помощников. Зачем? Конечно, мешать. Скажем, за одну рукоятку молота схватятся десять рук, что получится?
— Премиальные фонды боятся потерять,— возмутился Шатунов.
— Да, боюсь,— согласился Булан Буланыч,— боюсь распыления фондов зарплаты, в том числе и премиальных.
— Завидная сознательность: главный стимул — держи карман шире, а интересы завода забыты.
— А вы, я вижу, товарищ Шатунов, купили, моторную лодку за счет сознательности...
До горячего спора между Шатуновым и Булан Була-ничем осталось полшага, но тут снова включился в разговор председатель завкома:
— Из каких цехов вы планируете взять рабочую силу на «бытовки» и «подсобки»? Завком и генеральная дирекция не видят таких возможностей.
«Вот как, этот недавний инженер-электрик, выдвинутый на пост председателя завкома, уже умеет футболить разумные предложения. Футболит от имени треугольника. Силен, в высоту устремился»,— заметил про себя Олег Викторович и еще раз напомнил: — Мы предлагаем новый график.
— Как мне известно, каждый график — это не только красиво разграфленные листы ватмана с цифрами по вертикали и горизонтали. Требуются еще фонды.
— Мы рассчитывали на привлечение общественных сил профсоюза, комсомола,— сказал Шатунов.
— Как?
— Часть за дчет внутренних ресурсов, часть за счет коммунистических субботников.
И вновь вмешался Булан Буланыч:
— Может, возьмемся построить еще один завод на таких началах? Вот чудаки экономисты, отсталый народ, планируют затраты, финансируют стройку — сотни миллионов! — когда можно обойтись вот так, без денег...
— Прекратите ёрничать! — вспылил Шатунов.
— Нет, я серьезно предлагаю обсудить этот вопрос, скажем, на второй неделе после того, как все станут ударниками коммунистического труда и откаягутся получать зарплату... Вы передовой человек, Сергей Викторович, смотрите далеко вперед. Завидую, очень завидую вашей дальнозоркости...
Тем временем председатель завкома прошел к шкафу, достал томик Ленина, открыл одну страницу, затем другую...
— Коммунистический труд, по Ленину,— сказал он,— это «бесплатный труд на пользу общества, труд, производимый не для отбытия определенной повинности, не для получения права на известные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, труд вне норм, труд, даваемый без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд, как потребность здорового организма». Ленин, том сороковой, страница триста четырнадцатая...
— Похоже, мы попали на урок политграмоты,— притворно изумился Шатунов и собрался было высказать свои суждения на сей счет, как в кабинете появились старые знакомые председателя завкома: Рустам Абсолямов, Виктор Кубанец, Владимир Волнорезов, Афанасий Яманов и Мартын Огородников.
— Как там Ярцев? — спросил председатель завкома.
— Ничего, хоть на костылях, но сам поднялся на второй этаж,— ответил за всех Рустам Абсолямов.
— Значит, вы его домой забрали?
— Конечно, домой,—подтвердил Афоня Яманов.
Председатель завкома поставил томик Ленина в застекленный шкаф и, пригласив вошедших к продолговатому столу заседаний, объявил:
— Итак, продолжим разговор, начатый на вчерашнем производственном совещании.
— Одну минуточку,— вмешался Олег Викторович,— вы, Григорий Павлович, еще не ответили по существу наших предложений.
— Сейчас об этом пойдет речь.
— Ничего не понимаю.— Шатунов недоуменно пожал плечами.
Между тем председатель завкома говорил о том, что в, ходе подготовки материалов к акту государственной комиссии возник конфликт между администрацией и неко-торыми экипажами цеха опорных дисков и 'тормозных устройств. Суть его в следующем: администрация не начисляет надбавки за качество тех деталей, которые остаются на площадке цеха как сверхплановые. Кто тут прав?
— Права администрация,— неожиданно для себя ответил Олег Викторович.
— Почему? — спросил его председатель завкома.
— Если цех ускорил выдачу деталей, значит, эти детали проходят мимо запрограммированной операции, скажем, без очистки кромок диска, то есть идут в брак или заклинивают конвейер.
— Спасибо за помощь,— поблагодарил Олега Викторовича председатель завкома.
— Однако,— сказал Володя Волкорезов,— мы хотели бы знать, когда же вы покажете нам эти технически обоснованные нормы. Их, кажется, вообще нет в природе.
— Пока так,— согласился с ним Олег Викторович.— Наш завод вообще поставил перед экономистами и технологами много проблем. Решаем, но не все сразу.
— Вот это и надо записать в проект акта государственной комиссии...
Поднялся Огородников.
— Я против такой записи,— сказал он категорически.— И вообще, зря отменили сдельные расценки. То ли дело, изготовил деталь и знаешь, сколько тебе положено. А тут каждый раз получается, как на воскреснике: вкалываешь или дурака валяешь, лишь бы время шло, и учет работы огулом...
— Все ли согласны с Огородниковым? — спросил председатель завкома.— Как я понял, он за сдельщину на нашем заводе.
— Конечно,— подтвердил Огородников.
— Нет, не то он предлагает,—сказал Афоня Яманов, нацелив свои очки на Огородникова.— Он зовет назад. Я толковал ему, как надо понимать техническую революцию, но он все перепутал.
— Ну, раз перепутал, давайте распутывать,— предложил председатель завкома.
Справа от него за соседним столом заскрипел стулом Шатунов, метнул недовольный взгляд на Олега Викторовича, однако тот включился в разговор с рабочими парня-ми с таким увлечением, что не заметил или не хотел замечать недовольства друга.
Хорошие, умные, заботливые парни. Они разбирали по косточкам внедряемую на заводе систему оплаты труда, сами подошли к тому, что труд должен измеряться временем, что без строгой трудовой дисциплины немыслима борьба за качество, что автоматические линии и законченные циклы механизации трудоемкой работы не роняют
человека до уровня придатка к тому или иному агрегату, а, наоборот, утверждают в нем веру в свои возможности и повышают его ответственность не только перед членами своей бригады или экипажа, но и перед всем коллективом цеха и даже завода.
«На заводе пятьдесят восемь тысяч автостроителей, И каждый из них может остановить завод в любой час» Так сказал однажды генеральный директор. Вспомнив эту фразу, Олег Викторович готов был посмотреть в глаза любому .своему собеседнику. Во взглядах этих парней читалось то, чего не успел понять Шатунов.
На второй день после выписки из больницы Василий Ярцев нашел себе дело. Вот уже неделю он занимается отцовским ремеслом: инкрустирует крышки для шкатулок, которые решил подарить друзьям. Однако руки плохо слушаются его. Только сейчас стальное жало стамески наткнулось на твердую витую ткань березовой плашки,1' и получился скол в самом конце верхнего луча звездочки. Досадно, теперь придется ставить заплатку на клей и снова прокладывать ложе для луча. Золотистая, из мореного орехового корня, звездочка должна лечь заподлицо с полированной поверхностью березовой плашки. Острота лучей будет придавать ей строгую красоту. Заделывать скол — кропотливая работа. Досадно...
К рулю его, как видно, допустят не скоро: ноги еще в гипсе, и неизвестно, нормально ли все будет, когда гипс снимут. «Если не суждено остаться испытателем автомобилей,— решил Василий,— пойду на автозавод столяром или модельщиком по дереву в экспериментальный цех». Поэтому и торопился приноровиться к столярному инструменту и восстановить привитое еще отцом понимание древесины. Врачи не соглашались на скорую выписку из больницы. Спасибо друзьям — убедили их, что дома уход, за ним будет отличным.
Вернулся в общежитие, и дышать стало легче. Под койкой сундук с инструментом. Тут же плашки древесины, заготовленной исподволь, еще в ту пору, когда был здоров. Уходят ребята на работу, стол превращается в верстак.
Как-то утром раздался стук в дверь. Вошли два человека. «Видимо, какая-то комиссия»,— решил Василий. Последнее время, рассказывали ребята, все чаще стали навещать молодежные общежития комиссии из разных организаций: из завкома, жилуправления, из отдела культуры горсовета, горкома партии.
— Добрый . день,.— поздоровался один из вошедших. Он среднего роста, плотный, брови седые.
— Принимай, староста, гостей,— сказал второй.
Этого Василий узнал — секретарь горкома, встречался с ним еще на стройке. Плечистый, подтянутый, голос веселый.
— Пожалуйста, проходите,— пригласил Ярцев.
Пока он убирал инструменты, гости повесили свои плащи, шляпы и подошли к столу.
— Будем знакомы,—сказал первый, подавая руку, скороговоркой назвал свою фамилию, Василий не разобрал даже.
— Василий Ярцев,— ответил староста, еще не успев подавить в себе недоумение: что привело сюда секретаря горкома.
— А как по отчеству? — спросил гость.
— Сын Веденея.
— Василий Веденеевич, значит.
— Можно ни величать, Василий — проще и короче.
— Одну минуточку... Я не согласен с вами, Василий Веденеевич,— возразил гость и взял в руки плашку, которую Василий хотел было сунуть в стол.— Это ваша работа?
— Не работа, а так... баловство.— Василий с улыбкой взглянул на гостя и спохватился: где-то видел этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
— В мир электроники приходят в ермолках, а ты привык к фуражке...
— Не груби и не задевай мою биографию,— возмутился Шатунов.
Вот и настал момент разрыва дружбы, однако Шатунов умел прятать личные обиды за щит общественных интересов, в данном случае за щит интересов огромной армии строителей и монтажников завода.
— Как же быть? Без привлечения дополнительных сил и средств на завершение работы в «бытовках» и подсоб-ках государственная комиссия запишет в акт черную строчку. Стоп, стоп! Есть выход! — вдруг воспрянул духом Шатунов и, размашисто шагая по кабинету, заговорил так, словно перед ним открылись никому не известные пути решения трудной задачи: — Ты только слушай меня, Олег, внимательно слушай. Едет государственная комиссия. Мы скажем народу, не будем скрывать: есть опасность провала. И на этой основе всколыхнем сначала профсоюз, затем комсомол. Или сразу тех и других. Широко всколыхнем. Все на прорыв. Долой усталость, долой нытиков. Государству нужен подвиг...
Возражать ему не имело смысла. Он размахивал руками» вскидывал голову и уже не говорил, а будто митинговал перед массой людей, которых надо вести на штурм какой-то крепости...
— Если мы это провернем,— передохнув, заверил Шатунов,— то, считай, в акте государственной комиссии не будет черной строчки... Привыкай к масштабному мышлению. Подумаешь, из-за какого-то там одного парня, ска-
жем Ярцева, стоит ли оставлять в тени истинных организаторов массового движения людей за честь завода... Бери свой график, и двинем сначала в завком. Я буду излагать свой план, а ты подкрепляй меня расчетами. Идем, идем, не упирайся...
В кабинете, кроме Черноуса, теперь председателя завкома, был главный энергетик санмонтажного управления Булан Буланыч. Шатунов чертыхнулся про себя от досады: не любил он встречаться с этим язвительным, на его взгляд, человеком.
— Чем могу служить?—спросил Григорий Павлович. На стол председателя завкома легла-,, схема графика.
После паузы Шатунов объяснил, что эта схема приобретет мускулатуру, если ее идеи обсудить на заседании завкома с участием, так сказать, сознательной части профсоюзного актива цехов и передовиков производства.
— И. затем? — спросил председатель завкома,
— Затем... у нас разработан план летучек инженерно-технических работников по цехам, вслед за этим проведем, тоже по цехам, оперативки руководителей объектов с председателями цеховых комитетов и рабочих коллективов. Ведь в каждом корпусе, в каждом крыле есть «бытовки» и «подсобки». Так сказать, на месте увидим, покажем и подскажем, какие недоделки следует подогнать. Вероятно, в отдельных цехах придется провести совещания рабочего актива или совместные заседания партбюро, профкомов и комсомольских комитетов...
— Одну минутку,— прервал Шатунова председатель завкома.— Вот письмо ведущего инженера одного крупного цеха. Послушайте, что он пишет: «Прошу помочь мне заняться исполнением своих служебных обязанностей — обязанностей инженера по автоматике. Нет ни одного дня в неделе, чтобы я мог с начала и до конца рабочего дня проследить за ходом работы механизмов. Не удается даже посмотреть техническую документацию — чертежи и схемы монтажа агрегатов. Ежедневно отрывают на всякого рода заседания, летучки, оперативки, совещания. Чтобы не быть голословным, привожу календарь «моей деятельности» за минувшую неделю:
По не д е ль ник. С 10 утра оперативка в управления производством. Затем хождение по отделам— уточнение графиков. Вечером собрание инженерно-технических работников цеха.
Вторник. С утра планерка. С двух часов заседание партийно-комсомольского актива смежных цехов главного корпуса.
Среда. С 10 часов утра и до конца дня объединенное заседание партийного и профсоюзного актива совместно с хозяйственниками трех управлений — завода, гидростроя и минмонтажстроя.
Четверг. С утра перекличка начальников цехов и инженеров по итогам выводов рабочих комиссий. В нашем корпусе по этому поводу был создан технический совет. Обсуждали до вечера, не успев побывать на тех объектах, что отмечены в выводах.
Пятница. Лишь до обеда удалось поработать с наладчиками на главном агрегате. После обеда — встреча с делегатами смежников и экскурсия по корпусу.
Суббота. Короткий день: подведение итогов недели; совещание у начальника управления по планированию работы на следующую неделю...»
— А почему он пишет об этом в завком? — спросил Олег Викторович.
— Вы хотите сказать, в завкоме ничего не понимают в организации труда инженера? — усмехнувшись, заметил Булан Буланыч.— Под таким письмом я готов поставить свою подпись.
— Лихо, но не похвально,— возразил ему Шатунов.— Вовлекать завком в организацию, производства — значит ставить специалистов в ложное положение.
Недавно секретарь горкома партии остановил Шатунова, когда тот стал утверждать свое право давать установки специалистам по технологии. Теперь Шатунов нашел возможность показать, что умеет- исправлять свои ошибки и уличать других в том, в чем сам был уличен лишь неделю назад.
Между ним и Булан Буланычем назревала перебранка, но их прервал председатель завкома:
— Автор письма критикует нас сурово и беспощадно за плохую организацию инженерного труда, просит пощады. Он задыхается от заседаний и совещаний, У него от-
нимают право вкладывать свои знания в производство и заставляют заседать или, как он пишет далее, «вовлекают в сидячие забастовки; я же хочу работать, а не сидеть неделями на совещаниях...»
— Ну и ну,— вырвалось у Шатунова,— демагогия с перебором.
— Да, тут, вероятно, есть перебор,— согласился с ним председатель завкома.— Однако не будем приписывать ему то, что вы сказали. Между прочим, могу повеселить вас вот такими записями моих бесед по этому письму с инженерами других цехов. Планерку в корпусе вспомогательных цехов называют «лото» — один кричит, остальные молчат; оперативное совещание и переклички в механосборочном цехе именуют «КВН» — клуб всегда находчивых: «Заверяю, отмеченные недостатки будут устранены» или: «Коллектив сколочен, приложим все силы, задача будет выполнена»... Итак, «лото», «КВН»... А вы, товарищ Шатунов, что предлагаете?
— Чехарду,— ответил за Шатунова колючий Булан Буланыч.— Заседательскую чехарду по профсоюзной линии: прыгать на спины самых слабых, пока кто-то не свалится, затем сызнова таким же манером...
Олег Викторович решил осадить Булан Буланыча практическим вопросом, иначе он собьет с толку всех:
— Назовите, Булан Буланыч, наиболее совершенную форму управления производственным процессом в наших условиях. Это первое. И второе. Какое количество людей потребуется вам дополнительно для успешного завершения санмонтажных работ к прибытию государственной комиссии?
— На первый вопрос, Олег Викторович, ответ надо искать в письме, которое сейчас зачитал председатель завкома: меньше заседать, больше заниматься практическим делом. На второй отвечу еще короче: не беспокойтесь, справимся своими силами.
— Вы отказываетесь от помощи?
— Не просим, значит, отказываемся.
— Не понимаю!
— А чего тут не понять: наши люди расставлены по своим точкам, делают свое дело, а вы пригоните «авралом» по десять помощников. Зачем? Конечно, мешать. Скажем, за одну рукоятку молота схватятся десять рук, что получится?
— Премиальные фонды боятся потерять,— возмутился Шатунов.
— Да, боюсь,— согласился Булан Буланыч,— боюсь распыления фондов зарплаты, в том числе и премиальных.
— Завидная сознательность: главный стимул — держи карман шире, а интересы завода забыты.
— А вы, я вижу, товарищ Шатунов, купили, моторную лодку за счет сознательности...
До горячего спора между Шатуновым и Булан Була-ничем осталось полшага, но тут снова включился в разговор председатель завкома:
— Из каких цехов вы планируете взять рабочую силу на «бытовки» и «подсобки»? Завком и генеральная дирекция не видят таких возможностей.
«Вот как, этот недавний инженер-электрик, выдвинутый на пост председателя завкома, уже умеет футболить разумные предложения. Футболит от имени треугольника. Силен, в высоту устремился»,— заметил про себя Олег Викторович и еще раз напомнил: — Мы предлагаем новый график.
— Как мне известно, каждый график — это не только красиво разграфленные листы ватмана с цифрами по вертикали и горизонтали. Требуются еще фонды.
— Мы рассчитывали на привлечение общественных сил профсоюза, комсомола,— сказал Шатунов.
— Как?
— Часть за дчет внутренних ресурсов, часть за счет коммунистических субботников.
И вновь вмешался Булан Буланыч:
— Может, возьмемся построить еще один завод на таких началах? Вот чудаки экономисты, отсталый народ, планируют затраты, финансируют стройку — сотни миллионов! — когда можно обойтись вот так, без денег...
— Прекратите ёрничать! — вспылил Шатунов.
— Нет, я серьезно предлагаю обсудить этот вопрос, скажем, на второй неделе после того, как все станут ударниками коммунистического труда и откаягутся получать зарплату... Вы передовой человек, Сергей Викторович, смотрите далеко вперед. Завидую, очень завидую вашей дальнозоркости...
Тем временем председатель завкома прошел к шкафу, достал томик Ленина, открыл одну страницу, затем другую...
— Коммунистический труд, по Ленину,— сказал он,— это «бесплатный труд на пользу общества, труд, производимый не для отбытия определенной повинности, не для получения права на известные продукты, не по заранее установленным и узаконенным нормам, а труд добровольный, труд вне норм, труд, даваемый без расчета на вознаграждение, без условия о вознаграждении, труд по привычке трудиться на общую пользу и по сознательному (перешедшему в привычку) отношению к необходимости труда на общую пользу, труд, как потребность здорового организма». Ленин, том сороковой, страница триста четырнадцатая...
— Похоже, мы попали на урок политграмоты,— притворно изумился Шатунов и собрался было высказать свои суждения на сей счет, как в кабинете появились старые знакомые председателя завкома: Рустам Абсолямов, Виктор Кубанец, Владимир Волнорезов, Афанасий Яманов и Мартын Огородников.
— Как там Ярцев? — спросил председатель завкома.
— Ничего, хоть на костылях, но сам поднялся на второй этаж,— ответил за всех Рустам Абсолямов.
— Значит, вы его домой забрали?
— Конечно, домой,—подтвердил Афоня Яманов.
Председатель завкома поставил томик Ленина в застекленный шкаф и, пригласив вошедших к продолговатому столу заседаний, объявил:
— Итак, продолжим разговор, начатый на вчерашнем производственном совещании.
— Одну минуточку,— вмешался Олег Викторович,— вы, Григорий Павлович, еще не ответили по существу наших предложений.
— Сейчас об этом пойдет речь.
— Ничего не понимаю.— Шатунов недоуменно пожал плечами.
Между тем председатель завкома говорил о том, что в, ходе подготовки материалов к акту государственной комиссии возник конфликт между администрацией и неко-торыми экипажами цеха опорных дисков и 'тормозных устройств. Суть его в следующем: администрация не начисляет надбавки за качество тех деталей, которые остаются на площадке цеха как сверхплановые. Кто тут прав?
— Права администрация,— неожиданно для себя ответил Олег Викторович.
— Почему? — спросил его председатель завкома.
— Если цех ускорил выдачу деталей, значит, эти детали проходят мимо запрограммированной операции, скажем, без очистки кромок диска, то есть идут в брак или заклинивают конвейер.
— Спасибо за помощь,— поблагодарил Олега Викторовича председатель завкома.
— Однако,— сказал Володя Волкорезов,— мы хотели бы знать, когда же вы покажете нам эти технически обоснованные нормы. Их, кажется, вообще нет в природе.
— Пока так,— согласился с ним Олег Викторович.— Наш завод вообще поставил перед экономистами и технологами много проблем. Решаем, но не все сразу.
— Вот это и надо записать в проект акта государственной комиссии...
Поднялся Огородников.
— Я против такой записи,— сказал он категорически.— И вообще, зря отменили сдельные расценки. То ли дело, изготовил деталь и знаешь, сколько тебе положено. А тут каждый раз получается, как на воскреснике: вкалываешь или дурака валяешь, лишь бы время шло, и учет работы огулом...
— Все ли согласны с Огородниковым? — спросил председатель завкома.— Как я понял, он за сдельщину на нашем заводе.
— Конечно,— подтвердил Огородников.
— Нет, не то он предлагает,—сказал Афоня Яманов, нацелив свои очки на Огородникова.— Он зовет назад. Я толковал ему, как надо понимать техническую революцию, но он все перепутал.
— Ну, раз перепутал, давайте распутывать,— предложил председатель завкома.
Справа от него за соседним столом заскрипел стулом Шатунов, метнул недовольный взгляд на Олега Викторовича, однако тот включился в разговор с рабочими парня-ми с таким увлечением, что не заметил или не хотел замечать недовольства друга.
Хорошие, умные, заботливые парни. Они разбирали по косточкам внедряемую на заводе систему оплаты труда, сами подошли к тому, что труд должен измеряться временем, что без строгой трудовой дисциплины немыслима борьба за качество, что автоматические линии и законченные циклы механизации трудоемкой работы не роняют
человека до уровня придатка к тому или иному агрегату, а, наоборот, утверждают в нем веру в свои возможности и повышают его ответственность не только перед членами своей бригады или экипажа, но и перед всем коллективом цеха и даже завода.
«На заводе пятьдесят восемь тысяч автостроителей, И каждый из них может остановить завод в любой час» Так сказал однажды генеральный директор. Вспомнив эту фразу, Олег Викторович готов был посмотреть в глаза любому .своему собеседнику. Во взглядах этих парней читалось то, чего не успел понять Шатунов.
На второй день после выписки из больницы Василий Ярцев нашел себе дело. Вот уже неделю он занимается отцовским ремеслом: инкрустирует крышки для шкатулок, которые решил подарить друзьям. Однако руки плохо слушаются его. Только сейчас стальное жало стамески наткнулось на твердую витую ткань березовой плашки,1' и получился скол в самом конце верхнего луча звездочки. Досадно, теперь придется ставить заплатку на клей и снова прокладывать ложе для луча. Золотистая, из мореного орехового корня, звездочка должна лечь заподлицо с полированной поверхностью березовой плашки. Острота лучей будет придавать ей строгую красоту. Заделывать скол — кропотливая работа. Досадно...
К рулю его, как видно, допустят не скоро: ноги еще в гипсе, и неизвестно, нормально ли все будет, когда гипс снимут. «Если не суждено остаться испытателем автомобилей,— решил Василий,— пойду на автозавод столяром или модельщиком по дереву в экспериментальный цех». Поэтому и торопился приноровиться к столярному инструменту и восстановить привитое еще отцом понимание древесины. Врачи не соглашались на скорую выписку из больницы. Спасибо друзьям — убедили их, что дома уход, за ним будет отличным.
Вернулся в общежитие, и дышать стало легче. Под койкой сундук с инструментом. Тут же плашки древесины, заготовленной исподволь, еще в ту пору, когда был здоров. Уходят ребята на работу, стол превращается в верстак.
Как-то утром раздался стук в дверь. Вошли два человека. «Видимо, какая-то комиссия»,— решил Василий. Последнее время, рассказывали ребята, все чаще стали навещать молодежные общежития комиссии из разных организаций: из завкома, жилуправления, из отдела культуры горсовета, горкома партии.
— Добрый . день,.— поздоровался один из вошедших. Он среднего роста, плотный, брови седые.
— Принимай, староста, гостей,— сказал второй.
Этого Василий узнал — секретарь горкома, встречался с ним еще на стройке. Плечистый, подтянутый, голос веселый.
— Пожалуйста, проходите,— пригласил Ярцев.
Пока он убирал инструменты, гости повесили свои плащи, шляпы и подошли к столу.
— Будем знакомы,—сказал первый, подавая руку, скороговоркой назвал свою фамилию, Василий не разобрал даже.
— Василий Ярцев,— ответил староста, еще не успев подавить в себе недоумение: что привело сюда секретаря горкома.
— А как по отчеству? — спросил гость.
— Сын Веденея.
— Василий Веденеевич, значит.
— Можно ни величать, Василий — проще и короче.
— Одну минуточку... Я не согласен с вами, Василий Веденеевич,— возразил гость и взял в руки плашку, которую Василий хотел было сунуть в стол.— Это ваша работа?
— Не работа, а так... баловство.— Василий с улыбкой взглянул на гостя и спохватился: где-то видел этого человека.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22