Я уже недели две как никого из вас не видел.
- Коля ничего ... Задирокуватий и ничего не боится.
- Вы, кажется, этого не похвала-аете?
Даша словно не слышала, - обратилась к Тарасу и сказала:
- Пойдем?
Мирон улыбнулся, а Тарас зашамотався, нашел у себя в руках фуражку и поднялся.
Но выйти им не удалось.
- Послышался стук выходного дверей чьи-то шаги в коридорчике, и двери Пошли без стука распахнулась. На пороге появилась Маруся, сестра Миронова. Даша видела ее раза два издалека. Тарас же совсем не видел, но каждый сейчас же, не зная даже, что это сестра Миронова, угадал бы это по подобию их лиц. Такая же вугластисть, только змягчена у Маруси, те же широкие твердые губы, та же смуглявисть и глаза, - у Маруси красивее и одкритищи.
Она остановилась на пороге, оглядела всех странным, быстрым взглядом, вдруг беззаботным движением, откинула шляпу назад и вошла в комнату. Одета она была нарядно, даже со вкусом. Красивая, крепко построенная, слегка приплюснутым фигура покачивалась, глаза слишком блестилы, под скулами горел румьянець.
Даша, что отошла уже от стола, опять подошла к нему и уперлась, как ранище, будто готовилась смотреть на то.
Луч на стене давно погас, сумерки ползли из углов.
Тарас также отошел к дивану.
- А! Мару-все! - Весело сказал Мирон. - А я жду тебя со вчерашнего ве-е-Чора ... А дверь надо затворив-и-ты ...
Маруся покорно закрыла дверь и направилась к Дары. Остановившись недалеко от нее, она улыбнулась, кивнула на Мирона головой и заговорила:
- Ждет ... И никаких сибе. Здравствуйте. А это ваш дружок? - Показала она на Тараса, кивнув головой. -Ну, здравствуйте и вам .. Чего конфузитесь? Загуляла я Ронька ... И домой ночевать не пришла ...
- Ба-а-чу ...- улыбнулся Мирон.
И Даша, и Тарас с того момента, как вошла Маруся внимательно следили за ним.
- Видишь? А когда видишь, радуйся ... Чего же гости твои не садятся? Пошли за полбутилкою и закусочкы ... Выпь? - Обратилась она к Дары.
- Нет, я не пью, - спокойно улыбнулась Даша.
- Правда, с благородными не пьют, - пренебрежительно согласилась Маруся и умостиласьна диване, вытянув ноги в ботинках с лякованимы носками.
- Зморилася я здорово ... Да садитесь, чего стоите? - Потянула она за рукав Тараса и заставила его сесть рядом с собой. Тот из неловкости улыбался.
- Знаешь, с кем гуляла? - Небрежно вдруг обратилась к Мирона.
- Нет, не зна-а-ю ...
Маруся на миг остановила на глаза, странно улыбнулась и сказала дальше:
- 3 твоим приятелем ... рмолкиним. На 22 рубля нагуляла в Петрушенко. И катались еще ... А потом спать к нему. Десять карбованчикив от его все-таки заработала ...
Мирон быстро пробежал глазами по Даре и Тарасу. Тарас смутился, а Даша смотрела прямо на Мирона.
- Не веришь, может? Хочешь, покажу?
- Нет, ви-и-рю ...
- Веришь? Хм, .. Ну, хорошо ... рмолкина знаете? - Вдруг повернулась к Дары. И посмотрела на нее и тихо сказала:
- Нет, не знаю.
- Как? рмолкина не знаете? Но с ваших же! Сицилист!
Мирон с улыбкой смотрел на сестру. Она умела правильно произносить это слово, и вообще чисто, говорила и по украински, и по-русски, колиж употребляла жаргон, то только шуткой. Но теперь она не улыбалась и, очевидно, хотела, чтобы слова ее было принято яко Мога серйознище.
- Не слышала ... - Потупилась Даша.
Маруся даже обиделась.
- Ну вот, не слышали! Он же, говорят, из главных у вас. Муженька вашего знает. Смеялся с его страх ... Называл его то так ... Не вспомню. Элейн, что ли ... Почему он его так называл? Га, Мирон?
- Не знаю а-ю ...
- Не знаешь? Хм! Ты не знаешь ... Он у меня все знает, - вдруг обернулась она к Дары; и подняла голову и смотрела на нее. - Все как есть! Даже то чего нет. И меня хочет научит, чтобы я знала. Еографию учим. Как же. В фершалкы меня готовит. Он и книжки все ...
Кивнула головой на этажерку и посмотрела на Мирона.
- Может, неправду говорю? Чего смеешься?
В голосе ее послышалось глухое раздражение.
- Пра-а-ВГУ, правду ... Только раздеться бы надо.
- Без тебя разденемся! А может и не разденемся, а пойдем снова. Что ты мне сделаешь?
- Ничего-о ...
- Позволяет?
Мирон улыбнулся.
- Разрешается-я-й ...
Маруся остановила на нем злобный взгляд, потом резко повернулась к Дары.
- Слыхали? Все позволяет ... Любезный ... И вы думаете, это правда? Думаете, смеется это он от сердца? Врет, все врет, с начала до конца! Я его знаю ... Чего смотришь на меня!Впервые такой видишь? Не впервые, не притворись, брат, не обманешь. Знаем вас. И завтра, и послезавтра пойти и продавать себя. А ты вон там сиди и риса. Ночи сидит как проклятый, рисует чертежи какие, едва по копейке за лист получает, а туда же форс показать хочет. Врешь, не Обдури, видели! "Ты, говорит, для меня и теперь такая же сестра, как и ранище была, и все равно, что всякая другая профессия: или доктор, или столяр, или носильщик. Служишь, мол, также людям, только дураки, мол, не понимают ничего этого ... "А он, мол, розумнищий всех и понял, но в модискы меня все же поставил Нет, шутишь: все равно что шлюха, что модиска? Ну , ГАК не желаю модискою быть, желаю девкой. Взяла тай пошла опять в дом. На, получает, Наташа, свое счастье, как так ... Не нравится: опять взял, во второй город перевез. квартиру из двух комнат вот нанял, Небель купил. Будем жить, мол, вдвоем.
- Хватит, Маруся ... - Не улыбаясь на этот раз устало сказал Мирон. - Нам поговорить надо.
Маруся с живости обернулась к нему. Его тон словно подбодрил ее.
- Хватит? А почему? Я также поболтать желаю. Ты успеешь еще, ты у меня говорун добрый, набалакаешся. Куда спешить? Гости подождут я им еще где-что скажу ... Вас я уже давненько збираюся встретить, - обратилась она опять к Дары. - Чего он слишком часто спрашивает, не заходили вы ... И дела как будто никакой.
И Миром мельком взглянул на сестру и вдруг жестко, резко, словно отрывая слова, произнес:
- Хватит, Марусе. Вигадувать начинаешь. Выспаться надо. Излишне все это. Только.
- А-а! - Злорадно крикнула Маруся, будто только и ждала этого ... - "Хватит!" Задело таки? Шлюси, мол, нельзя трогать таких предметов! ...
- Глупости говоришь. Скучно. Шла бы спать лучше.
- Нет, не крути! Спать я не пойду, слышишь? Не пойду я спать! Гулять пойду, к Ермолкина, Иванченко ... Они лучше тебя ... Так, лучшие, чтобы ты знал! Они меня хоть и девкой, зовут так, просто, в глаза, деньги платят, а ты ... там у себя в душе ... а тут улыбки строе, с доктором равняешь, наукам учишь. Гордость свою замазывают ... Что? Вот в душе стесняешься сейчас перед этими (она ткнула пальцем в сторону Дары) за разговор мой и за всю меня, а дурака строе. Думаешь, когда смеешься, то хорошо? Слабо твое дело, все вижу!Думаешь, не вижу? Думаешь, не знаю, как корчит тебя там в середине? Знаю, хоть ты и скрытный. И не смотри ты на меня таким Сирота казанская! Стыдно? Так гони меня, бей, швыряет меня ногой, чего стоишь?
- Хватит, Маруся, не надо. Излишне все это, - тихо и серьезно сказал Мирон.
- Что лишнее? - Грубо крикнула она.
- Все это, и слова твои и ... твое страдание. Зачем? Не надо. Да еще при посторонних.
- А-а! - Въедливыми улыбнулась она. - Вот так давно говорил! Вот это дело ... Вот это ...
- Пойдемте, Тарас - вдруг двинулась к двери Даша .- А вы, Мирон, извините.
Тарас понемногу встал, потер рукой лоб и одежда фуражку.
Поднялась и Маруся.
- Нет, стойте! Подождите. Он сказал таки свое слово! Я только этого и ждала ... Я давно этого хотела. Ярости, в гневе комедии ломать не так-то ... Стой, теперь говори, зачем брал меня оттуда? Из дома? Зачем? Я просила тебя? Просила, говори? Нет, говори, я просила тебя!
Она все более и более волновалась; щеки уже лихорадочно горели, очи ужасно, неестественно блестилы.
Мирон странным, глубоким взглядом смотрел на нее. И были в этом взгляде и грусть, и боль, и печаль.
- Одповидай же, зачем?
- Разве тебе хорошо было там? - Зтиха спросил он.
- А тут, ты думаешь, мне хорошо?
- Неужели хуже?
Маруся почему еще больше рассердилась.
- Да ты не крути! Я тебя не спрашиваю, где мне лучше, где хуже. Я тебя спрашиваю, зачем ты меня брал оттуда?
- Чтобы тебе лучше было.
- А тебе все равно, шлюха твоя сестра или доктор?
- Все равно.
- И ты перед кем угодно, во всяком месте назовешь меня сестрой, такую, какая я есть?
- Назову.
Маруся неподвижно смотрела в его тихое лицо.
Видхитнулася, быстро повернулась к Дары и шопотом бросила:
- Слыхали?
И сейчас же снова вернулась вся Пошли, сжала кулаки и с ненавистью зашипела:
- Ну? И ты не подлец после этого? Нет? Ты не хуже всякого Ермолкина? Недостоин ты, чтобы плюнуть вот здесь в морду тебе за бреxню твою подлую, безграничную!? "Все равно что доктор ..." Да где же это такое вчувано? Кому говоришь ты это? Кого обмануть хочешь? Музеев меня жалей, если ты мне брат, но не так же подло, скажи хоть раз в лицо мне, что думаешь ... говори! Не мучай, говори, а то я тебе не знаю, что сделаю!
Мирон снова странно и только посмотрел на сестру, пoтим понемногу взял стул и сел на него, глядя в окно с легкой улыбкой в задумчивым взглядом.
- Так ты не хочешь и ответят! Не хочешь? Так? Ну, так на тебе! Теперь ответишь! И быстро войдя в его низко, наклонилась i плюнула прямо в лицо мокрым густым плевком.
Даша вздрогнула, вспыхнула, двинулась к их й остановилась. Тарас побледнел весь, начал часто дышать и сбросил для чего фуражку.
Маруся же подалась назад и с ужасом смотрела в лицо Мирону широкими напряженными глазами.
Мирон в первый момент отшатнулся назад, потом быстро поднял руку к щеке, по которой в белых бульбушках зтикала слюна, понемногу засунул руку в карман, вытащил платок и вытер лицо. Смотрел в землю и тяжело дышал. Втершы, положил платок в карман, посмотрел на застывшую в ожиданию Марусю и тихо сказал:
- Без нужды ты это ... Но ничего. Все это понятно ... Лечь тебе надо ...
- Ро-о-ню! - Вдруг бросилась к его Маруся.
- Роничку! - И, упав на колени перед ним, обхватила ног конвульсивно целовала и билась лицом о их. Шляпа мешал, цеплялся за руки и так же конвульсивно дрижав черным пышным пером
- Ну, Маруся, только ... Ерунда, чего там ... оставь ... Не надо ...
- Роню! Родненький! Убей меня плохой, растопчут! За что я тебя? За что тебя, бедного? Счастье ты мое единственное, братец мой! Не надо прощать мне, заставь меня недостойное!Роню мой Роню! ...
Даша оглянулась по комнате, нашла глазами на столике у мольберту графин с водой и стакан, налила и поднесла Мирону. Глаза ее смотрели строго, губы побледнели от волнения, рука с стакан тримтила.
- Дайте ей.
Мирон взял стакан, но тут же отдал назад и наклонившись к рыдая Маруси, нежно, как к оскорбленной ребенка, заговорил:
- Хватит, Марусинько, довольно. Ну, чего там. Пойдем к тебе. А? Идем, хорошая, идем, все. Надо успокоиться, уснуть, все это мелочи и не важно ...
Пойдем, милая, пойдем ...
Маруся затихла и стала тяжело подниматься.
Он помог ей и, как больную, прижимая к себе, медленно повел из избы. На пороге обернулся к Дары.
- Подождите минутку, я сейчас.
Даша кивнула головой и отошлют к окну.
Внизу рождалися огоньки города; вверху, как пьян, тяжело шевелились облака. Дом был пьятиповерховий, стоял на, горе, и видно было из окна дальнюю полосу дороги, уже покрытую рижнобарвнимы сигнальовимы огоньками.
Тарас ходил по комнате, потирая лоб, останавливался возле рисунков и тотчас одривався от них, словно при первом взгляде убеждался, что это не то. Закаблуки сапог топали то нескладно и уединенно в наступившей тишине. Потупотять, потупотять и затихнут, потом опять раз -два и утихнут.
Из соседней комнаты чуть доходил мьягкий баритон Мирона. Представлялось его странное затихше лицо с жесткими роскудовченимы усами, склонилось над таким же смуглое лицо, темным от поднятия и слез.
Даша глубоко вздохнула. Сумерки ползли смиливище из углов.
Скоро голоса совсем затихли, и в комнату вошел Мирон. Подошел сейчас же к Тарасу и обычным своим протяжным, лениво-небрежным голосом сказал:
- Да мы это сро-обимо ... Зайдите на днях. Это мо-о-жна бу-у-где.
Даша быстро зирнулася на звук его голоса, а Тарас торопливо, виновато забормотал:
- Да, да. Спасибо ... Я зайду.
- Что касается су-у-ду, - обратился Мирон к Дары - то я по охра-о-той. Больше всех, конечно, волнуется Иона? Достойный уважения молодой мужчина-и-к. Он немного неточно соответствует. Но это ... не важно. И Кисельськи за Ко-о-лю, конечно?
Даша молча, пристально смотрела на него.
- До-ОК ... Интересно-АВО ... Завтра? Циж само собрание и о стра-айк? При-и-ду ... Немного, может, опоздаю, но это не ва-ажно ...
Даша не сводила с него глаз.
- Вы слишком часто употребляете "это не важно" - неожиданно заметила она, не переставая следить за ним.
- Да? НЕ мешать-итив. Возможно.
Даша вдруг встрепенулась, странно улыбнулась и громко сказала:
- А знаете, шарлатанскими вы добрый актьор, Мирон.
Мирон повернулся всем телом к ней и, молча посмотрел ей в лицо, - молча, глубоко и тихо, как смотрел на Марусю. И так же чуть улыбнулись глаза его не то от тоски, не то от боли.И отошел к окну. Посмотрел в его и громко заметил:
- А Хма-а-звезды збираються. Будет дождик ... Я люблю-ю осенний до-о-щик.
- До свидания! - Резко сказала Даша. - Пойдемте, Тарас.
Тарас понемногу одежда фуражки, еще раз с исподлобья посмотрел на Мирона и, буркнув "до свидания", пошел. Мирон вежливо проводил их и запер за ними дверь.
Глава 2
На улице их сейчас же встретил ветер, который словно давно уже поджидал у подъезда, соскучился и, как верный пес, в буйном восторге бросился на них.
По грязно-сером небе над городом ползли неуклюжие тучи, словно гигантские кошки и зловистно терлись грудью о крыши домов и сливки тополей.
Засвичувались фонари.
Было то время, когда все спешат домой, к лампа, а на улицах незримым легким паутиной течет печаль и, прилипая к сердцу, вызывает в нем нечто забытое, жалко далеким.
Извозчики сидели сгорбившись, словно в скорбной задумчивости; конячинкы их смотрели в землю неподвижно, безнадежное.
Только ветер почему скаженно радовался и затрагивал всех.
Долго шли молча. Даша придерживала шляпу и задумчиво смотрела прямо перед собой. Тарас хмурился, рассеянно ежился от ветра и закладывал рукив рукава.
- Да! Актьор ... - Вдруг решительно сказал он.
Даша вернула его лице, на котором еще оставалась задумчивость, и вслушивалась в слова его.
- Безусловное актьор! - С сердитой глубокой переконанностю повторил Тарас. - Безусловный.
- А вдруг нет? - Вдруг спросила Даша, странно посмихнуввшися.
- Себ-то как?
- Ну вот так, а что если он не актьор и все это искренне? А? А мы так его обидели и я, и сестра, и Вера, и вы, даже? А? Бедненький, действительно?
Тарас понял шутку и сказал:
- Да, жаль, конечно, невинно страдает ... Но я бы его, власнo, не так ... Фу, как эти облака душат меня! .. Ну, наплевать ... Ничего ... И главное, какое наивное нахальство: всякому же видно, ну, проститутка твоя сестра, несчастье, ну чего уж тут? Нет: мне, мол, ничего ... Говорят он и ходит с ней везде, а когда спрашивают, чем занимается сестра, одповидае: сейчас нечем, а занималась проституции "и нагло смеется ... Знаете, здесь действительно можно в морду плюнуть. Некая уже слишком цинична гордость ... Я этого не понимаю! Ну что ты этим хочешь показать? Ну что? "Моя сестра - проститутка". Ну, для чего эта хвастовство?
Даша засмеялась.
- А когда это не хвастовство и не гордость? Что тогда?
Тарас посмотрел на нее: серьезно она спрашивает, шутит.
- Как не хвастовство? А что же тогда?
- А если он действительно так думает, что проституции такая же профессия, как и другие? Ну вот представьте, что он действительно так думает. Мы же тогда с вами - смешные и глупенькая? А? Представьте, что человек настолько переродилась, что для нее наши понятия о позорном совершенно чужие! Человек с совершенно иной планеты? А?
Тарас все же не мог разобрать, шутит она или говорит серьезно. А Даша, придерживая рукой шляпу и глядя из под руки на Тараса, как смотрят на солнце, так же улыбалась и говорила дальше:
- Вы же знаете его "честность с собой"? Нет? Фу, какой же вы! Значит, вы действительно ничего не понимаете? Честность с собой, это - новая мораль. Понимаете? Все старое нужно отбросить. Вот тебе жизнь, смотри, живи и делай свои собственные выводы. Понимаете? собственные. Эти выводы, мнения доведи до чувства. Когда докажешь, тогда должен появиться огонь ...
Ветер, словно рассердился всего более насмешливый тон Дары, гневно обрушился на нее и сильно толкнул своими мягкими грудью. Тарас скорцюбився.
- Ух, ветер какой! Понимаете: огонь. А огонь этот есть воля, которая и дает акцию. Чем полнее вы докажете вашу мысль до чувства, тем горячо будет огонь. Огонь этот сожжет все преграды, все мелкие старые мысли, чувства. Вот как два рода электричества; сами по себе они ничто, а соединив имеете силу. Вот как! Поняли?
- Хм! То не очень, - улыбнулся Тарас.
Даша засмеялась.
- Ах, вы странный! Это же так просто. Ну, вот примем его. Смотрите: пошла сестра в проституткы. Хорошо. Здесь он начинает думать: что такое проституции. Заметьте: отвергает все, что говорит мораль. Делает свой вывод: проституции - обычная профессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
- Коля ничего ... Задирокуватий и ничего не боится.
- Вы, кажется, этого не похвала-аете?
Даша словно не слышала, - обратилась к Тарасу и сказала:
- Пойдем?
Мирон улыбнулся, а Тарас зашамотався, нашел у себя в руках фуражку и поднялся.
Но выйти им не удалось.
- Послышался стук выходного дверей чьи-то шаги в коридорчике, и двери Пошли без стука распахнулась. На пороге появилась Маруся, сестра Миронова. Даша видела ее раза два издалека. Тарас же совсем не видел, но каждый сейчас же, не зная даже, что это сестра Миронова, угадал бы это по подобию их лиц. Такая же вугластисть, только змягчена у Маруси, те же широкие твердые губы, та же смуглявисть и глаза, - у Маруси красивее и одкритищи.
Она остановилась на пороге, оглядела всех странным, быстрым взглядом, вдруг беззаботным движением, откинула шляпу назад и вошла в комнату. Одета она была нарядно, даже со вкусом. Красивая, крепко построенная, слегка приплюснутым фигура покачивалась, глаза слишком блестилы, под скулами горел румьянець.
Даша, что отошла уже от стола, опять подошла к нему и уперлась, как ранище, будто готовилась смотреть на то.
Луч на стене давно погас, сумерки ползли из углов.
Тарас также отошел к дивану.
- А! Мару-все! - Весело сказал Мирон. - А я жду тебя со вчерашнего ве-е-Чора ... А дверь надо затворив-и-ты ...
Маруся покорно закрыла дверь и направилась к Дары. Остановившись недалеко от нее, она улыбнулась, кивнула на Мирона головой и заговорила:
- Ждет ... И никаких сибе. Здравствуйте. А это ваш дружок? - Показала она на Тараса, кивнув головой. -Ну, здравствуйте и вам .. Чего конфузитесь? Загуляла я Ронька ... И домой ночевать не пришла ...
- Ба-а-чу ...- улыбнулся Мирон.
И Даша, и Тарас с того момента, как вошла Маруся внимательно следили за ним.
- Видишь? А когда видишь, радуйся ... Чего же гости твои не садятся? Пошли за полбутилкою и закусочкы ... Выпь? - Обратилась она к Дары.
- Нет, я не пью, - спокойно улыбнулась Даша.
- Правда, с благородными не пьют, - пренебрежительно согласилась Маруся и умостиласьна диване, вытянув ноги в ботинках с лякованимы носками.
- Зморилася я здорово ... Да садитесь, чего стоите? - Потянула она за рукав Тараса и заставила его сесть рядом с собой. Тот из неловкости улыбался.
- Знаешь, с кем гуляла? - Небрежно вдруг обратилась к Мирона.
- Нет, не зна-а-ю ...
Маруся на миг остановила на глаза, странно улыбнулась и сказала дальше:
- 3 твоим приятелем ... рмолкиним. На 22 рубля нагуляла в Петрушенко. И катались еще ... А потом спать к нему. Десять карбованчикив от его все-таки заработала ...
Мирон быстро пробежал глазами по Даре и Тарасу. Тарас смутился, а Даша смотрела прямо на Мирона.
- Не веришь, может? Хочешь, покажу?
- Нет, ви-и-рю ...
- Веришь? Хм, .. Ну, хорошо ... рмолкина знаете? - Вдруг повернулась к Дары. И посмотрела на нее и тихо сказала:
- Нет, не знаю.
- Как? рмолкина не знаете? Но с ваших же! Сицилист!
Мирон с улыбкой смотрел на сестру. Она умела правильно произносить это слово, и вообще чисто, говорила и по украински, и по-русски, колиж употребляла жаргон, то только шуткой. Но теперь она не улыбалась и, очевидно, хотела, чтобы слова ее было принято яко Мога серйознище.
- Не слышала ... - Потупилась Даша.
Маруся даже обиделась.
- Ну вот, не слышали! Он же, говорят, из главных у вас. Муженька вашего знает. Смеялся с его страх ... Называл его то так ... Не вспомню. Элейн, что ли ... Почему он его так называл? Га, Мирон?
- Не знаю а-ю ...
- Не знаешь? Хм! Ты не знаешь ... Он у меня все знает, - вдруг обернулась она к Дары; и подняла голову и смотрела на нее. - Все как есть! Даже то чего нет. И меня хочет научит, чтобы я знала. Еографию учим. Как же. В фершалкы меня готовит. Он и книжки все ...
Кивнула головой на этажерку и посмотрела на Мирона.
- Может, неправду говорю? Чего смеешься?
В голосе ее послышалось глухое раздражение.
- Пра-а-ВГУ, правду ... Только раздеться бы надо.
- Без тебя разденемся! А может и не разденемся, а пойдем снова. Что ты мне сделаешь?
- Ничего-о ...
- Позволяет?
Мирон улыбнулся.
- Разрешается-я-й ...
Маруся остановила на нем злобный взгляд, потом резко повернулась к Дары.
- Слыхали? Все позволяет ... Любезный ... И вы думаете, это правда? Думаете, смеется это он от сердца? Врет, все врет, с начала до конца! Я его знаю ... Чего смотришь на меня!Впервые такой видишь? Не впервые, не притворись, брат, не обманешь. Знаем вас. И завтра, и послезавтра пойти и продавать себя. А ты вон там сиди и риса. Ночи сидит как проклятый, рисует чертежи какие, едва по копейке за лист получает, а туда же форс показать хочет. Врешь, не Обдури, видели! "Ты, говорит, для меня и теперь такая же сестра, как и ранище была, и все равно, что всякая другая профессия: или доктор, или столяр, или носильщик. Служишь, мол, также людям, только дураки, мол, не понимают ничего этого ... "А он, мол, розумнищий всех и понял, но в модискы меня все же поставил Нет, шутишь: все равно что шлюха, что модиска? Ну , ГАК не желаю модискою быть, желаю девкой. Взяла тай пошла опять в дом. На, получает, Наташа, свое счастье, как так ... Не нравится: опять взял, во второй город перевез. квартиру из двух комнат вот нанял, Небель купил. Будем жить, мол, вдвоем.
- Хватит, Маруся ... - Не улыбаясь на этот раз устало сказал Мирон. - Нам поговорить надо.
Маруся с живости обернулась к нему. Его тон словно подбодрил ее.
- Хватит? А почему? Я также поболтать желаю. Ты успеешь еще, ты у меня говорун добрый, набалакаешся. Куда спешить? Гости подождут я им еще где-что скажу ... Вас я уже давненько збираюся встретить, - обратилась она опять к Дары. - Чего он слишком часто спрашивает, не заходили вы ... И дела как будто никакой.
И Миром мельком взглянул на сестру и вдруг жестко, резко, словно отрывая слова, произнес:
- Хватит, Марусе. Вигадувать начинаешь. Выспаться надо. Излишне все это. Только.
- А-а! - Злорадно крикнула Маруся, будто только и ждала этого ... - "Хватит!" Задело таки? Шлюси, мол, нельзя трогать таких предметов! ...
- Глупости говоришь. Скучно. Шла бы спать лучше.
- Нет, не крути! Спать я не пойду, слышишь? Не пойду я спать! Гулять пойду, к Ермолкина, Иванченко ... Они лучше тебя ... Так, лучшие, чтобы ты знал! Они меня хоть и девкой, зовут так, просто, в глаза, деньги платят, а ты ... там у себя в душе ... а тут улыбки строе, с доктором равняешь, наукам учишь. Гордость свою замазывают ... Что? Вот в душе стесняешься сейчас перед этими (она ткнула пальцем в сторону Дары) за разговор мой и за всю меня, а дурака строе. Думаешь, когда смеешься, то хорошо? Слабо твое дело, все вижу!Думаешь, не вижу? Думаешь, не знаю, как корчит тебя там в середине? Знаю, хоть ты и скрытный. И не смотри ты на меня таким Сирота казанская! Стыдно? Так гони меня, бей, швыряет меня ногой, чего стоишь?
- Хватит, Маруся, не надо. Излишне все это, - тихо и серьезно сказал Мирон.
- Что лишнее? - Грубо крикнула она.
- Все это, и слова твои и ... твое страдание. Зачем? Не надо. Да еще при посторонних.
- А-а! - Въедливыми улыбнулась она. - Вот так давно говорил! Вот это дело ... Вот это ...
- Пойдемте, Тарас - вдруг двинулась к двери Даша .- А вы, Мирон, извините.
Тарас понемногу встал, потер рукой лоб и одежда фуражку.
Поднялась и Маруся.
- Нет, стойте! Подождите. Он сказал таки свое слово! Я только этого и ждала ... Я давно этого хотела. Ярости, в гневе комедии ломать не так-то ... Стой, теперь говори, зачем брал меня оттуда? Из дома? Зачем? Я просила тебя? Просила, говори? Нет, говори, я просила тебя!
Она все более и более волновалась; щеки уже лихорадочно горели, очи ужасно, неестественно блестилы.
Мирон странным, глубоким взглядом смотрел на нее. И были в этом взгляде и грусть, и боль, и печаль.
- Одповидай же, зачем?
- Разве тебе хорошо было там? - Зтиха спросил он.
- А тут, ты думаешь, мне хорошо?
- Неужели хуже?
Маруся почему еще больше рассердилась.
- Да ты не крути! Я тебя не спрашиваю, где мне лучше, где хуже. Я тебя спрашиваю, зачем ты меня брал оттуда?
- Чтобы тебе лучше было.
- А тебе все равно, шлюха твоя сестра или доктор?
- Все равно.
- И ты перед кем угодно, во всяком месте назовешь меня сестрой, такую, какая я есть?
- Назову.
Маруся неподвижно смотрела в его тихое лицо.
Видхитнулася, быстро повернулась к Дары и шопотом бросила:
- Слыхали?
И сейчас же снова вернулась вся Пошли, сжала кулаки и с ненавистью зашипела:
- Ну? И ты не подлец после этого? Нет? Ты не хуже всякого Ермолкина? Недостоин ты, чтобы плюнуть вот здесь в морду тебе за бреxню твою подлую, безграничную!? "Все равно что доктор ..." Да где же это такое вчувано? Кому говоришь ты это? Кого обмануть хочешь? Музеев меня жалей, если ты мне брат, но не так же подло, скажи хоть раз в лицо мне, что думаешь ... говори! Не мучай, говори, а то я тебе не знаю, что сделаю!
Мирон снова странно и только посмотрел на сестру, пoтим понемногу взял стул и сел на него, глядя в окно с легкой улыбкой в задумчивым взглядом.
- Так ты не хочешь и ответят! Не хочешь? Так? Ну, так на тебе! Теперь ответишь! И быстро войдя в его низко, наклонилась i плюнула прямо в лицо мокрым густым плевком.
Даша вздрогнула, вспыхнула, двинулась к их й остановилась. Тарас побледнел весь, начал часто дышать и сбросил для чего фуражку.
Маруся же подалась назад и с ужасом смотрела в лицо Мирону широкими напряженными глазами.
Мирон в первый момент отшатнулся назад, потом быстро поднял руку к щеке, по которой в белых бульбушках зтикала слюна, понемногу засунул руку в карман, вытащил платок и вытер лицо. Смотрел в землю и тяжело дышал. Втершы, положил платок в карман, посмотрел на застывшую в ожиданию Марусю и тихо сказал:
- Без нужды ты это ... Но ничего. Все это понятно ... Лечь тебе надо ...
- Ро-о-ню! - Вдруг бросилась к его Маруся.
- Роничку! - И, упав на колени перед ним, обхватила ног конвульсивно целовала и билась лицом о их. Шляпа мешал, цеплялся за руки и так же конвульсивно дрижав черным пышным пером
- Ну, Маруся, только ... Ерунда, чего там ... оставь ... Не надо ...
- Роню! Родненький! Убей меня плохой, растопчут! За что я тебя? За что тебя, бедного? Счастье ты мое единственное, братец мой! Не надо прощать мне, заставь меня недостойное!Роню мой Роню! ...
Даша оглянулась по комнате, нашла глазами на столике у мольберту графин с водой и стакан, налила и поднесла Мирону. Глаза ее смотрели строго, губы побледнели от волнения, рука с стакан тримтила.
- Дайте ей.
Мирон взял стакан, но тут же отдал назад и наклонившись к рыдая Маруси, нежно, как к оскорбленной ребенка, заговорил:
- Хватит, Марусинько, довольно. Ну, чего там. Пойдем к тебе. А? Идем, хорошая, идем, все. Надо успокоиться, уснуть, все это мелочи и не важно ...
Пойдем, милая, пойдем ...
Маруся затихла и стала тяжело подниматься.
Он помог ей и, как больную, прижимая к себе, медленно повел из избы. На пороге обернулся к Дары.
- Подождите минутку, я сейчас.
Даша кивнула головой и отошлют к окну.
Внизу рождалися огоньки города; вверху, как пьян, тяжело шевелились облака. Дом был пьятиповерховий, стоял на, горе, и видно было из окна дальнюю полосу дороги, уже покрытую рижнобарвнимы сигнальовимы огоньками.
Тарас ходил по комнате, потирая лоб, останавливался возле рисунков и тотчас одривався от них, словно при первом взгляде убеждался, что это не то. Закаблуки сапог топали то нескладно и уединенно в наступившей тишине. Потупотять, потупотять и затихнут, потом опять раз -два и утихнут.
Из соседней комнаты чуть доходил мьягкий баритон Мирона. Представлялось его странное затихше лицо с жесткими роскудовченимы усами, склонилось над таким же смуглое лицо, темным от поднятия и слез.
Даша глубоко вздохнула. Сумерки ползли смиливище из углов.
Скоро голоса совсем затихли, и в комнату вошел Мирон. Подошел сейчас же к Тарасу и обычным своим протяжным, лениво-небрежным голосом сказал:
- Да мы это сро-обимо ... Зайдите на днях. Это мо-о-жна бу-у-где.
Даша быстро зирнулася на звук его голоса, а Тарас торопливо, виновато забормотал:
- Да, да. Спасибо ... Я зайду.
- Что касается су-у-ду, - обратился Мирон к Дары - то я по охра-о-той. Больше всех, конечно, волнуется Иона? Достойный уважения молодой мужчина-и-к. Он немного неточно соответствует. Но это ... не важно. И Кисельськи за Ко-о-лю, конечно?
Даша молча, пристально смотрела на него.
- До-ОК ... Интересно-АВО ... Завтра? Циж само собрание и о стра-айк? При-и-ду ... Немного, может, опоздаю, но это не ва-ажно ...
Даша не сводила с него глаз.
- Вы слишком часто употребляете "это не важно" - неожиданно заметила она, не переставая следить за ним.
- Да? НЕ мешать-итив. Возможно.
Даша вдруг встрепенулась, странно улыбнулась и громко сказала:
- А знаете, шарлатанскими вы добрый актьор, Мирон.
Мирон повернулся всем телом к ней и, молча посмотрел ей в лицо, - молча, глубоко и тихо, как смотрел на Марусю. И так же чуть улыбнулись глаза его не то от тоски, не то от боли.И отошел к окну. Посмотрел в его и громко заметил:
- А Хма-а-звезды збираються. Будет дождик ... Я люблю-ю осенний до-о-щик.
- До свидания! - Резко сказала Даша. - Пойдемте, Тарас.
Тарас понемногу одежда фуражки, еще раз с исподлобья посмотрел на Мирона и, буркнув "до свидания", пошел. Мирон вежливо проводил их и запер за ними дверь.
Глава 2
На улице их сейчас же встретил ветер, который словно давно уже поджидал у подъезда, соскучился и, как верный пес, в буйном восторге бросился на них.
По грязно-сером небе над городом ползли неуклюжие тучи, словно гигантские кошки и зловистно терлись грудью о крыши домов и сливки тополей.
Засвичувались фонари.
Было то время, когда все спешат домой, к лампа, а на улицах незримым легким паутиной течет печаль и, прилипая к сердцу, вызывает в нем нечто забытое, жалко далеким.
Извозчики сидели сгорбившись, словно в скорбной задумчивости; конячинкы их смотрели в землю неподвижно, безнадежное.
Только ветер почему скаженно радовался и затрагивал всех.
Долго шли молча. Даша придерживала шляпу и задумчиво смотрела прямо перед собой. Тарас хмурился, рассеянно ежился от ветра и закладывал рукив рукава.
- Да! Актьор ... - Вдруг решительно сказал он.
Даша вернула его лице, на котором еще оставалась задумчивость, и вслушивалась в слова его.
- Безусловное актьор! - С сердитой глубокой переконанностю повторил Тарас. - Безусловный.
- А вдруг нет? - Вдруг спросила Даша, странно посмихнуввшися.
- Себ-то как?
- Ну вот так, а что если он не актьор и все это искренне? А? А мы так его обидели и я, и сестра, и Вера, и вы, даже? А? Бедненький, действительно?
Тарас понял шутку и сказал:
- Да, жаль, конечно, невинно страдает ... Но я бы его, власнo, не так ... Фу, как эти облака душат меня! .. Ну, наплевать ... Ничего ... И главное, какое наивное нахальство: всякому же видно, ну, проститутка твоя сестра, несчастье, ну чего уж тут? Нет: мне, мол, ничего ... Говорят он и ходит с ней везде, а когда спрашивают, чем занимается сестра, одповидае: сейчас нечем, а занималась проституции "и нагло смеется ... Знаете, здесь действительно можно в морду плюнуть. Некая уже слишком цинична гордость ... Я этого не понимаю! Ну что ты этим хочешь показать? Ну что? "Моя сестра - проститутка". Ну, для чего эта хвастовство?
Даша засмеялась.
- А когда это не хвастовство и не гордость? Что тогда?
Тарас посмотрел на нее: серьезно она спрашивает, шутит.
- Как не хвастовство? А что же тогда?
- А если он действительно так думает, что проституции такая же профессия, как и другие? Ну вот представьте, что он действительно так думает. Мы же тогда с вами - смешные и глупенькая? А? Представьте, что человек настолько переродилась, что для нее наши понятия о позорном совершенно чужие! Человек с совершенно иной планеты? А?
Тарас все же не мог разобрать, шутит она или говорит серьезно. А Даша, придерживая рукой шляпу и глядя из под руки на Тараса, как смотрят на солнце, так же улыбалась и говорила дальше:
- Вы же знаете его "честность с собой"? Нет? Фу, какой же вы! Значит, вы действительно ничего не понимаете? Честность с собой, это - новая мораль. Понимаете? Все старое нужно отбросить. Вот тебе жизнь, смотри, живи и делай свои собственные выводы. Понимаете? собственные. Эти выводы, мнения доведи до чувства. Когда докажешь, тогда должен появиться огонь ...
Ветер, словно рассердился всего более насмешливый тон Дары, гневно обрушился на нее и сильно толкнул своими мягкими грудью. Тарас скорцюбився.
- Ух, ветер какой! Понимаете: огонь. А огонь этот есть воля, которая и дает акцию. Чем полнее вы докажете вашу мысль до чувства, тем горячо будет огонь. Огонь этот сожжет все преграды, все мелкие старые мысли, чувства. Вот как два рода электричества; сами по себе они ничто, а соединив имеете силу. Вот как! Поняли?
- Хм! То не очень, - улыбнулся Тарас.
Даша засмеялась.
- Ах, вы странный! Это же так просто. Ну, вот примем его. Смотрите: пошла сестра в проституткы. Хорошо. Здесь он начинает думать: что такое проституции. Заметьте: отвергает все, что говорит мораль. Делает свой вывод: проституции - обычная профессия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22