Эти потраченные четыре часа были целой жизнью, когда дело касалось управления заведениями, вроде ЗироСам и Железной Маски. Дерьмо не случается в таких местах просто так, оно – стандартный порядок действий, и именно на его кулаке было вытатуировано «Последняя инстанция».
Спустя мгновение эти уродливые, прочные как скала, ворота открылись, и Рив не стал тратить время на подъездной дорожке в милю длиной.
Когда Рив проехал последний поворот, фермерский дом впереди не обещал той безопасности, которой обладал, если судить по внешнему виду. Двухэтажное дощатое строение едва ли походило на колониальное, и было максимально упрощено. Ни крыльца. Ни ставней. Ни дымоходов. Ни насаждений.
По сравнению со старым домом Хэйверса и клиникой, этот был жалким подобием садового ангара.
Рив припарковался напротив обособленных гаражей, где стояли и откуда выезжали машины скорой помощи. Он поежился от холода декабрьской ночи – еще один хороший знак – и потянулся к заднему сидению Бентли, чтобы взять свою трость и одну из многочисленных соболиных шуб. Наряду с онемением, еще одним побочным эффектом его защитной маски в виде лекарств было снижение температуры тела, которое превращало его вены в охлаждающую сетку. Жизнь днем и ночью в теле, которое он не мог чувствовать и согреть, отнюдь не праздник, но другого выбора не было.
Может, если бы его мать и сестра не были нормальными, он давно бы стал Дартом Вейдером[29], приняв темную сторону, проживал бы свои дни, трахая мозги приятелям-по-злу. Но он принял на себя обязанности главы семьи, тем самым застряв между плохой и хорошей стороной.
Рив обошел колониальный дом, подтянув соболиный мех ближе к горлу. Оказавшись у неприметной двери, он нажал на звонок на алюминиевой обшивке и посмотрел в электронный глазок. Мгновение спустя замок со скрипом открылся, и Рив протиснулся в белую комнату размером с гардеробную. После того, как он пристально посмотрел в объектив камеры, открылся очередной замок, скрытая панель сместилась назад, и он спустился по лестнице. Еще один пункт регистрации. Еще одна дверь. И затем он был внутри.
В каждой клинике приемная была местом дислокации для пациентов и семей, с рядами стульев, журналами на небольших столиках, телевидением и различными цветами. Эта была меньше, чем в старой клинике, но содержалась в чистоте и порядке. Две женщины, находящиеся здесь, застыли, увидев его.
– Пройдите сюда, господин.
Рив улыбнулся медсестре, которая обошла стол регистрации. Для него «долгое ожидание» всегда проходило в комнате для осмотра. Медсестры не любили, когда он распугивал посетителей, сидевших на стульях в приемной. Медперсонал также избегал его общества.
Никаких проблем. Его едва ли назовешь общительным.
Комната для осмотра, в которую его отвели, была расположена в обычном крыле клиники, и он уже был в ней однажды. Он успел побывать во всех комнатах.
– Доктор сейчас в хирургии, а остальной персонал занят другими пациентами, но я приведу коллегу, который снимет ваши жизненные показатели, так скоро, как только смогу.
Медсестра сбежала от него так, будто в коридоре кто-то срочно нуждался в реанимации, а разрядные электроды были только у нее.
Рив забрался на стол, не снимая шубы, и с тростью в руке. Чтобы скоротать время, он закрыл глаза и позволил эмоциям в здании просочиться в него, создавая в голове словно панорамный обзор: стены подвала исчезли, и эмоциональные сетки каждого индивида появились из темноты, множество уязвимых мест, беспокойство и слабости оказались выставленными напоказ его симпатической стороне.
У него был пульт ко всем, он инстинктивно знал, на какие кнопки давить у медсестры, переживавшей, что она больше не привлекала своего хеллрена… но которая, по-прежнему, много ела на Первой Трапезе. И у ее пациента, который рухнул с лестницы и повредил руку… потому что был пьян. Фармацевта, на другой части коридора, который до недавнего времени воровал Ксанакс[30] для личной выгоды… пока не обнаружил скрытые камеры, установленные, чтобы вывести его на чистую воду.
Саморазрушение других – излюбленное реалити-шоу симпатов, и оно вдвойне приятно, когда сам выступаешь режиссером. И хотя, сейчас его зрение вернулось к «нормальному», и тело стало холодным и онемевшим, его внутренняя сущность была лишь спрятана, а не изгнана.
Клиника предоставляла бесконечный источник вдохновения и капитала для пьес, которые он мог поставить.
***
– Дерьмо.
Когда Бутч припарковал Эскалейд перед гаражами клиники, изо рта Рофа вырвалось еще несколько цветастых проклятий. Вишес стоял в свете фар внедорожника, словно модель с обложки, он буквально растянулся на капоте знакомого Бентли.
Роф отстегнул ремень безопасности и открыл дверь.
– Вот так сюрприз, мой господин, – сказал Ви, выпрямившись и стукнув по капоту седана. – Был на совещании в центре Колди с нашим приятелем Ривенджем? Ну как же. Должно быть, парень умеет находиться в двух местах одновременно. И в этом случае, я просто обязан узнать его секрет, верно?
Ублюдок. Хренов.
Роф вышел из внедорожника и решил, что лучшая стратегия – проигнорировать Брата. В ином случае придется искать оправдание лжи, а это мартышкин труд, потому что глупость не числилась среди недостатков Ви. Как вариант – спровоцировать перепалку, но это лишь временная диверсия, к тому же, бессмысленная трата времени на восстановление расквашенных физиономий.
Обогнув внедорожник, Роф открыл заднюю дверь Эскалейда.
– Исцели своего парня. Я разберусь с телом.
Когда он поднял безжизненное тело гражданского и развернулся, взгляд Ви застыл на избитом до неузнаваемости лице.
– Черт побери, – выдохнул он.
В этот момент Бутч вывалился с водительского сиденья, и выглядел он ужасно. Повеяло детской присыпкой, колени подогнулись, и он едва успел ухватиться за дверь, чтобы сохранить равновесия.
Вишес бросился к копу, обхватил парня руками и прижал к себе.
– Черт, приятель, ты как?
– Готов... к рок-н-роллу. – Бутч вцепился в своего лучшего друга. – Постоять бы немного под инфракрасной лампой.
– Исцели его, – сказал Роф, направляясь в клинику. – Я пойду внутрь.
Когда он ушел, двери Эскалейда закрылись одна за другой, а потом вспыхнул яркий свет, словно луна прорвалась сквозь тучи. Он знал, чем они занимались во внедорожнике, потому что наблюдал за процессом исцеления пару раз: они тесно прижались друг к другу, белый свет от руки Ви поглотил их обоих, и зло, которое вдохнул в себя Бутч, просачивалось в Ви.
Слава Богу, что копа можно очистить от этого дерьма. Также повезло, что Ви был целителем.
Роф подошел к первой двери клиники и посмотрел в камеру видеонаблюдения. Его тут же пустили внутрь, и как только открылся замок, панель отъехала в сторону, открывая потайную лестницу. На то, чтобы спуститься в клинику, ушло совсем немного времени.
Короля расы, с мертвым мужчиной на руках, не задержали ни на секунду.
Он помедлил на площадке, когда открылся последний дверной замок. Посмотрев в камеру, он сказал:
– Достаньте каталку и покрывало.
– Мы уже идем, мой господин, – ответил тонкий голос.
Секунду спустя, две медсестры открыли дверь, одна разворачивала простынь, превращая ее в ширму, другая подвела каталку прямо к основанию лестницы.
Сильными и осторожными руками, Роф опустил тело гражданского так аккуратно, словно мужчина был жив, а все его кости переломаны; потом медсестра, которая управляла каталкой, развернула еще одно сложенное квадратом покрывало. Роф остановил ее, прежде чем она укрыла тело.
– Это сделаю я, – сказал он, забирая простыню.
Поклонившись, она отдала ему ткань.
Священными словами на Древнем языке, Роф превратил скромное хлопковое покрывало в погребальный саван. Закончив молитву за душу мужчины, пожелав ему свободного и легкого пути в Забвение, он вместе с медсестрами отстоял минуту молчания, прежде чем накрыть тело.
– У нас нет его удостоверения личности, – тихо сказал Роф, расправляя края покрывала. – Кто-нибудь из вас узнает его по одежде? Часам? Чему-нибудь еще?
Обе медсестры покачали головами, а одна пробормотала:
– Мы положим его в морг и будем ждать. Это все, что мы можем сделать. Семья сама придет сюда, разыскивая его.
Роф задержался, наблюдая, как увозят тело. Без серьезной на то причины, он обратил внимание, что правое переднее колесо каталки дрожало, словно оно было на новой работе первый день и беспокоилось о том, какое впечатление произведет… Роф знал это не потому, что видел колесо. Он слышал, что передняя ось разрегулирована.
Неисправность. Невыполнение своего предназначения.
Тоже, что и с Рофом.
Эта гребаная война с Обществом Лессенинг шла слишком долго, и, несмотря на власть в его руках и решительность в сердце, раса не побеждала: сдерживание атак противника – тоже проигрыш, потому что невинные продолжали гибнуть.
Он повернулся к лестнице и ощутил страх и благоговение двух женщин, сидящих на пластмассовых стульях в комнате ожидания. Они судорожно подскочили на ноги и поклонились ему, почтение осело в кишках, словно удар по яйцам. Сюда он доставил очередную, но далеко не последнюю жертву войны, а эти двое все равно почитали его.
Он поклонился им в ответ, но не смог произнести ни слова. Сейчас его словарь пестрил лучшими высказываниями Джорджа Карлина[31], и все они были направлены на него самого.
Медсестра, которая держала ширму, закончила складывать простынь.
– Мой господин, может, у вас найдется минутка, чтобы зайти к Хэйверсу? Через пятнадцать минут, когда он выйдет из хирургии? Кажется, вы ранены.
– Я должен вернуться к… – Он остановил себя прежде, чем слово «сражение» выскочило изо рта. – Я должен идти. Пожалуйста, сообщите мне о семье этого мужчины, хорошо? Я хочу встретиться с ними.
Она поклонилась до пояса и ждала, потому что хотела поцеловать массивный черный алмаз, который покоился на среднем пальце его правой руки.
Роф закрыл свои слабые глаза и протянул то, чему она хотела оказать почтение.
Ее холодные пальцы легко коснулись его кожи, дыхание и губы были едва осязаемы. И все же ему казалось, будто с него снимали кожу.
Выпрямившись, она с благоговением произнесла:
– Желаю вам доброй ночи, мой господин.
– Желаю вам того же, верноподданная.
Развернувшись, он взбежал по лестнице, ему требовалось больше кислорода, чем могла предложить клиника. Достигнув самой последней двери, он врезался в медсестру, которая спешила в клинику также сильно, как он стремился вырваться наружу. От столкновения черная сумка слетела с ее плеча, и он едва успел поймать девушку, прежде чем она упала на землю вслед за своими вещами.
– Вот черт, – рявкнул он, падая на колени, чтобы поднять ее вещи. – Извините.
– Мой господин! – Она низко поклонилась ему, и лишь потом, по всей видимости, сообразила, что он поднимает ее вещи. – Вы не должны делать этого. Пожалуйста, позвольте мне…
– Нет, это моя вина.
Он запихнул в сумку то, что оказалось юбкой и свитером, и почти ударил девушку головой, подскакивая на ноги.
Он еще раз схватил ее за руку.
– Черт, прости. Еще раз.
– Я в порядке, честно.
Сумка спешно перешла в другие руки, от торопившегося к суетившейся.
– Все на месте? – спросил он, готовый молить Деву-Летописецу о скорейшем выходе из клиники.
– Ах, да, но… – Ее тон переключился с почтительного на профессиональный. – Мой господин, Вы ранены.
Он проигнорировал ее комментарий и убрал свою руку. Успокоившись тем, что она твердо стояла на ногах, он пожелал ей доброй ночи и попрощался на древнем языке.
– Мой господин, Вам следует…
– Простите, что врезался в вас, – крикнул он через плечо.
Роф толкнул последнюю дверь и обмяк, когда в легкие начал поступать свежий воздух. Глубокие вдохи прочистили мозги, и он позволил себе прислониться к алюминиевой обшивке клиники.
Когда головная боль снова зародилась в глазницах, он поднял очки и потер переносицу. Верно. Следующая остановка… адрес, указанный на фальшивом удостоверении личности.
Он должен забрать сосуд лессера.
Опустив очки на место, он выпрямился и…
– Не так быстро, мой господин, – сказал Ви, материализуясь прямо перед ним. – У нас с тобой есть разговор.
Роф обнажил свои клыки.
– Я не в духе для болтовни, Ви.
– Перетопчешься.
Глава 5
Элена наблюдала, как Король расы отворачивается и почти сшибает все на своем пути.
Блин, он был огромным и таким пугающим.
Ее едва не зашиб Король, что стало бы последним гвоздем в крышку ее гроба.
Пригладив волосы и вернув сумку на плечо, она начала спускаться по лестнице, миновав внутренний пропускной пункт. Она опоздала всего на час… потому что – чудо из чудес! – медсестра ее отца освободилась и смогла приехать раньше. Хвала Деве-Летописеце за Люси.
Приступы случались, но припадки отца были не так ужасны, как могли быть в перспективе, и у Элены возникло подозрение, что дело в принятых до этого лекарствах. До таблеток, худший из приступов длился всю ночь, поэтому в некотором смысле, эта ночь свидетельствовала о достигнутом прогрессе.
И все равно разбила ее проклятое сердце.
Добравшись до последней камеры, Элена почувствовала, что сумка на плече стала тяжелее. Она была готова отменить свидание и оставить сменную одежду дома, но Люси отговорила ее. Вопрос, заданный сиделкой, сильно задел Элену: Когда в последний раз ты выходила из дома просто так, не на работу?
Будучи натурой скрытной, Элена не ответила… да и сказать было нечего.
Именно это Люси хотела подчеркнуть, не так ли? Ухаживающие за больными родственниками должны заботиться и о себе, и утверждение отчасти подразумевало жизнь вне дома, где больные навязывали им определенную роль. Видит Бог, Элена постоянно повторяла это семьям хронически больных пациентов, совет был разумным и практичным.
По крайней мере, когда она давала его посторонним. Применимо к себе, он казался эгоистичным.
Так что… она колебалась насчет свидания. Смена заканчивается до рассвета, и не похоже, что у Элены найдется время заскочить домой и проверить отца. К тому же, она и мужчина, который пригласил ее на свидание, будут счастливчиками, если смогут поболтать хотя бы час в ночном ресторанчике, прежде чем занимающийся рассвет положит всему конец.
И, тем не менее, она ждала свидания с отчаянием, которое вызывало сильную вину.
Ступив в приемную, Элена устремилась к старшей медсестре, которая сидела за компьютером приемной.
– Прости, я…
Катя остановила поток ее слов и протянула руку.
– Как он?
Какое-то мгновение Элена могла лишь моргать. Ей было ненавистно, что всем на работе известны проблемы ее отца, и что несколько сослуживцев лицезрели его в самом неприглядном виде.
Хотя болезнь лишила его гордости, у Элены осталось ее за двоих.
Она похлопала Катю по руке и вышла из радиуса досягаемости.
– Спасибо, что спросила. Он успокоился и сейчас с ним его медсестра. К счастью, я успела дать ему лекарства.
– Тебе нужна минутка перевести дух?
– Нет. Что у нас?
Улыбка Кати скорее походила на гримасу, будто она прикусила язык. Снова.
– Тебе не обязательно быть такой несгибаемой.
– Нет. Обязательно. – Оглянувшись, Элена внутренне содрогнулась. По коридору на нее надвигалась группа коллег, человек десять, и все ведомые локтомитивом беспокойства.
– Куда мне отправиться?
Ей нужно успеть убраться подальше… Но, не судьба.
Вскоре, все медсестры из операционных, которые работали с Хэйверсом, взяли ее в кольцо, и горло Элены сжалось, когда они хором накинулись со своими «привет-как-дела». Боже, ее накрыл приступ клаустрофобии, как беременную женщину в душном, тесном лифте.
– Я в порядке, спасибо всем вам…
Подошел оставшийся персонал. Когда все выразили свое сочувствие, одна из медсестер покачала головой.
– Не хочу говорить о работе…
– Нет-нет, пожалуйста – выпалила Элена.
Медсестра одобрительно улыбнулась, словно была впечатлена стойкостью Элены.
– Ну… он в комнате для осмотра. Мне достать монету?
Все застонали в унисон. Был лишь один «он» из легиона мужчин, которых лечила клиника, и обычно они решали, кто из персонала отправится к нему в лапы, именно с помощью монеты. Обычно, почему-то, проигрывал тот, кто давно его не осматривал.
Вообще-то все медсестры держали профессиональную дистанцию со своими пациентами, потому что либо так, либо быстро исчерпаешь свои внутренние силы. Персонал сторонился его не только по профессиональной причине. Большинство женщин жутко нервничали рядом с ним… даже самые крепкие.
Элена? Не особо. Да, парень чем-то напоминал Крестного отца[32], черный костюм в тонкую полоску, стриженный ирокез и его аметистовый взгляд прямо испускали флюиды «не-шути-со-мной-если-дорога-жизнь». И правда, когда оказываешься с ним в смотровой комнате, непроизвольно поглядываешь в сторону двери на случай, если приспичит воспользоваться оной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Спустя мгновение эти уродливые, прочные как скала, ворота открылись, и Рив не стал тратить время на подъездной дорожке в милю длиной.
Когда Рив проехал последний поворот, фермерский дом впереди не обещал той безопасности, которой обладал, если судить по внешнему виду. Двухэтажное дощатое строение едва ли походило на колониальное, и было максимально упрощено. Ни крыльца. Ни ставней. Ни дымоходов. Ни насаждений.
По сравнению со старым домом Хэйверса и клиникой, этот был жалким подобием садового ангара.
Рив припарковался напротив обособленных гаражей, где стояли и откуда выезжали машины скорой помощи. Он поежился от холода декабрьской ночи – еще один хороший знак – и потянулся к заднему сидению Бентли, чтобы взять свою трость и одну из многочисленных соболиных шуб. Наряду с онемением, еще одним побочным эффектом его защитной маски в виде лекарств было снижение температуры тела, которое превращало его вены в охлаждающую сетку. Жизнь днем и ночью в теле, которое он не мог чувствовать и согреть, отнюдь не праздник, но другого выбора не было.
Может, если бы его мать и сестра не были нормальными, он давно бы стал Дартом Вейдером[29], приняв темную сторону, проживал бы свои дни, трахая мозги приятелям-по-злу. Но он принял на себя обязанности главы семьи, тем самым застряв между плохой и хорошей стороной.
Рив обошел колониальный дом, подтянув соболиный мех ближе к горлу. Оказавшись у неприметной двери, он нажал на звонок на алюминиевой обшивке и посмотрел в электронный глазок. Мгновение спустя замок со скрипом открылся, и Рив протиснулся в белую комнату размером с гардеробную. После того, как он пристально посмотрел в объектив камеры, открылся очередной замок, скрытая панель сместилась назад, и он спустился по лестнице. Еще один пункт регистрации. Еще одна дверь. И затем он был внутри.
В каждой клинике приемная была местом дислокации для пациентов и семей, с рядами стульев, журналами на небольших столиках, телевидением и различными цветами. Эта была меньше, чем в старой клинике, но содержалась в чистоте и порядке. Две женщины, находящиеся здесь, застыли, увидев его.
– Пройдите сюда, господин.
Рив улыбнулся медсестре, которая обошла стол регистрации. Для него «долгое ожидание» всегда проходило в комнате для осмотра. Медсестры не любили, когда он распугивал посетителей, сидевших на стульях в приемной. Медперсонал также избегал его общества.
Никаких проблем. Его едва ли назовешь общительным.
Комната для осмотра, в которую его отвели, была расположена в обычном крыле клиники, и он уже был в ней однажды. Он успел побывать во всех комнатах.
– Доктор сейчас в хирургии, а остальной персонал занят другими пациентами, но я приведу коллегу, который снимет ваши жизненные показатели, так скоро, как только смогу.
Медсестра сбежала от него так, будто в коридоре кто-то срочно нуждался в реанимации, а разрядные электроды были только у нее.
Рив забрался на стол, не снимая шубы, и с тростью в руке. Чтобы скоротать время, он закрыл глаза и позволил эмоциям в здании просочиться в него, создавая в голове словно панорамный обзор: стены подвала исчезли, и эмоциональные сетки каждого индивида появились из темноты, множество уязвимых мест, беспокойство и слабости оказались выставленными напоказ его симпатической стороне.
У него был пульт ко всем, он инстинктивно знал, на какие кнопки давить у медсестры, переживавшей, что она больше не привлекала своего хеллрена… но которая, по-прежнему, много ела на Первой Трапезе. И у ее пациента, который рухнул с лестницы и повредил руку… потому что был пьян. Фармацевта, на другой части коридора, который до недавнего времени воровал Ксанакс[30] для личной выгоды… пока не обнаружил скрытые камеры, установленные, чтобы вывести его на чистую воду.
Саморазрушение других – излюбленное реалити-шоу симпатов, и оно вдвойне приятно, когда сам выступаешь режиссером. И хотя, сейчас его зрение вернулось к «нормальному», и тело стало холодным и онемевшим, его внутренняя сущность была лишь спрятана, а не изгнана.
Клиника предоставляла бесконечный источник вдохновения и капитала для пьес, которые он мог поставить.
***
– Дерьмо.
Когда Бутч припарковал Эскалейд перед гаражами клиники, изо рта Рофа вырвалось еще несколько цветастых проклятий. Вишес стоял в свете фар внедорожника, словно модель с обложки, он буквально растянулся на капоте знакомого Бентли.
Роф отстегнул ремень безопасности и открыл дверь.
– Вот так сюрприз, мой господин, – сказал Ви, выпрямившись и стукнув по капоту седана. – Был на совещании в центре Колди с нашим приятелем Ривенджем? Ну как же. Должно быть, парень умеет находиться в двух местах одновременно. И в этом случае, я просто обязан узнать его секрет, верно?
Ублюдок. Хренов.
Роф вышел из внедорожника и решил, что лучшая стратегия – проигнорировать Брата. В ином случае придется искать оправдание лжи, а это мартышкин труд, потому что глупость не числилась среди недостатков Ви. Как вариант – спровоцировать перепалку, но это лишь временная диверсия, к тому же, бессмысленная трата времени на восстановление расквашенных физиономий.
Обогнув внедорожник, Роф открыл заднюю дверь Эскалейда.
– Исцели своего парня. Я разберусь с телом.
Когда он поднял безжизненное тело гражданского и развернулся, взгляд Ви застыл на избитом до неузнаваемости лице.
– Черт побери, – выдохнул он.
В этот момент Бутч вывалился с водительского сиденья, и выглядел он ужасно. Повеяло детской присыпкой, колени подогнулись, и он едва успел ухватиться за дверь, чтобы сохранить равновесия.
Вишес бросился к копу, обхватил парня руками и прижал к себе.
– Черт, приятель, ты как?
– Готов... к рок-н-роллу. – Бутч вцепился в своего лучшего друга. – Постоять бы немного под инфракрасной лампой.
– Исцели его, – сказал Роф, направляясь в клинику. – Я пойду внутрь.
Когда он ушел, двери Эскалейда закрылись одна за другой, а потом вспыхнул яркий свет, словно луна прорвалась сквозь тучи. Он знал, чем они занимались во внедорожнике, потому что наблюдал за процессом исцеления пару раз: они тесно прижались друг к другу, белый свет от руки Ви поглотил их обоих, и зло, которое вдохнул в себя Бутч, просачивалось в Ви.
Слава Богу, что копа можно очистить от этого дерьма. Также повезло, что Ви был целителем.
Роф подошел к первой двери клиники и посмотрел в камеру видеонаблюдения. Его тут же пустили внутрь, и как только открылся замок, панель отъехала в сторону, открывая потайную лестницу. На то, чтобы спуститься в клинику, ушло совсем немного времени.
Короля расы, с мертвым мужчиной на руках, не задержали ни на секунду.
Он помедлил на площадке, когда открылся последний дверной замок. Посмотрев в камеру, он сказал:
– Достаньте каталку и покрывало.
– Мы уже идем, мой господин, – ответил тонкий голос.
Секунду спустя, две медсестры открыли дверь, одна разворачивала простынь, превращая ее в ширму, другая подвела каталку прямо к основанию лестницы.
Сильными и осторожными руками, Роф опустил тело гражданского так аккуратно, словно мужчина был жив, а все его кости переломаны; потом медсестра, которая управляла каталкой, развернула еще одно сложенное квадратом покрывало. Роф остановил ее, прежде чем она укрыла тело.
– Это сделаю я, – сказал он, забирая простыню.
Поклонившись, она отдала ему ткань.
Священными словами на Древнем языке, Роф превратил скромное хлопковое покрывало в погребальный саван. Закончив молитву за душу мужчины, пожелав ему свободного и легкого пути в Забвение, он вместе с медсестрами отстоял минуту молчания, прежде чем накрыть тело.
– У нас нет его удостоверения личности, – тихо сказал Роф, расправляя края покрывала. – Кто-нибудь из вас узнает его по одежде? Часам? Чему-нибудь еще?
Обе медсестры покачали головами, а одна пробормотала:
– Мы положим его в морг и будем ждать. Это все, что мы можем сделать. Семья сама придет сюда, разыскивая его.
Роф задержался, наблюдая, как увозят тело. Без серьезной на то причины, он обратил внимание, что правое переднее колесо каталки дрожало, словно оно было на новой работе первый день и беспокоилось о том, какое впечатление произведет… Роф знал это не потому, что видел колесо. Он слышал, что передняя ось разрегулирована.
Неисправность. Невыполнение своего предназначения.
Тоже, что и с Рофом.
Эта гребаная война с Обществом Лессенинг шла слишком долго, и, несмотря на власть в его руках и решительность в сердце, раса не побеждала: сдерживание атак противника – тоже проигрыш, потому что невинные продолжали гибнуть.
Он повернулся к лестнице и ощутил страх и благоговение двух женщин, сидящих на пластмассовых стульях в комнате ожидания. Они судорожно подскочили на ноги и поклонились ему, почтение осело в кишках, словно удар по яйцам. Сюда он доставил очередную, но далеко не последнюю жертву войны, а эти двое все равно почитали его.
Он поклонился им в ответ, но не смог произнести ни слова. Сейчас его словарь пестрил лучшими высказываниями Джорджа Карлина[31], и все они были направлены на него самого.
Медсестра, которая держала ширму, закончила складывать простынь.
– Мой господин, может, у вас найдется минутка, чтобы зайти к Хэйверсу? Через пятнадцать минут, когда он выйдет из хирургии? Кажется, вы ранены.
– Я должен вернуться к… – Он остановил себя прежде, чем слово «сражение» выскочило изо рта. – Я должен идти. Пожалуйста, сообщите мне о семье этого мужчины, хорошо? Я хочу встретиться с ними.
Она поклонилась до пояса и ждала, потому что хотела поцеловать массивный черный алмаз, который покоился на среднем пальце его правой руки.
Роф закрыл свои слабые глаза и протянул то, чему она хотела оказать почтение.
Ее холодные пальцы легко коснулись его кожи, дыхание и губы были едва осязаемы. И все же ему казалось, будто с него снимали кожу.
Выпрямившись, она с благоговением произнесла:
– Желаю вам доброй ночи, мой господин.
– Желаю вам того же, верноподданная.
Развернувшись, он взбежал по лестнице, ему требовалось больше кислорода, чем могла предложить клиника. Достигнув самой последней двери, он врезался в медсестру, которая спешила в клинику также сильно, как он стремился вырваться наружу. От столкновения черная сумка слетела с ее плеча, и он едва успел поймать девушку, прежде чем она упала на землю вслед за своими вещами.
– Вот черт, – рявкнул он, падая на колени, чтобы поднять ее вещи. – Извините.
– Мой господин! – Она низко поклонилась ему, и лишь потом, по всей видимости, сообразила, что он поднимает ее вещи. – Вы не должны делать этого. Пожалуйста, позвольте мне…
– Нет, это моя вина.
Он запихнул в сумку то, что оказалось юбкой и свитером, и почти ударил девушку головой, подскакивая на ноги.
Он еще раз схватил ее за руку.
– Черт, прости. Еще раз.
– Я в порядке, честно.
Сумка спешно перешла в другие руки, от торопившегося к суетившейся.
– Все на месте? – спросил он, готовый молить Деву-Летописецу о скорейшем выходе из клиники.
– Ах, да, но… – Ее тон переключился с почтительного на профессиональный. – Мой господин, Вы ранены.
Он проигнорировал ее комментарий и убрал свою руку. Успокоившись тем, что она твердо стояла на ногах, он пожелал ей доброй ночи и попрощался на древнем языке.
– Мой господин, Вам следует…
– Простите, что врезался в вас, – крикнул он через плечо.
Роф толкнул последнюю дверь и обмяк, когда в легкие начал поступать свежий воздух. Глубокие вдохи прочистили мозги, и он позволил себе прислониться к алюминиевой обшивке клиники.
Когда головная боль снова зародилась в глазницах, он поднял очки и потер переносицу. Верно. Следующая остановка… адрес, указанный на фальшивом удостоверении личности.
Он должен забрать сосуд лессера.
Опустив очки на место, он выпрямился и…
– Не так быстро, мой господин, – сказал Ви, материализуясь прямо перед ним. – У нас с тобой есть разговор.
Роф обнажил свои клыки.
– Я не в духе для болтовни, Ви.
– Перетопчешься.
Глава 5
Элена наблюдала, как Король расы отворачивается и почти сшибает все на своем пути.
Блин, он был огромным и таким пугающим.
Ее едва не зашиб Король, что стало бы последним гвоздем в крышку ее гроба.
Пригладив волосы и вернув сумку на плечо, она начала спускаться по лестнице, миновав внутренний пропускной пункт. Она опоздала всего на час… потому что – чудо из чудес! – медсестра ее отца освободилась и смогла приехать раньше. Хвала Деве-Летописеце за Люси.
Приступы случались, но припадки отца были не так ужасны, как могли быть в перспективе, и у Элены возникло подозрение, что дело в принятых до этого лекарствах. До таблеток, худший из приступов длился всю ночь, поэтому в некотором смысле, эта ночь свидетельствовала о достигнутом прогрессе.
И все равно разбила ее проклятое сердце.
Добравшись до последней камеры, Элена почувствовала, что сумка на плече стала тяжелее. Она была готова отменить свидание и оставить сменную одежду дома, но Люси отговорила ее. Вопрос, заданный сиделкой, сильно задел Элену: Когда в последний раз ты выходила из дома просто так, не на работу?
Будучи натурой скрытной, Элена не ответила… да и сказать было нечего.
Именно это Люси хотела подчеркнуть, не так ли? Ухаживающие за больными родственниками должны заботиться и о себе, и утверждение отчасти подразумевало жизнь вне дома, где больные навязывали им определенную роль. Видит Бог, Элена постоянно повторяла это семьям хронически больных пациентов, совет был разумным и практичным.
По крайней мере, когда она давала его посторонним. Применимо к себе, он казался эгоистичным.
Так что… она колебалась насчет свидания. Смена заканчивается до рассвета, и не похоже, что у Элены найдется время заскочить домой и проверить отца. К тому же, она и мужчина, который пригласил ее на свидание, будут счастливчиками, если смогут поболтать хотя бы час в ночном ресторанчике, прежде чем занимающийся рассвет положит всему конец.
И, тем не менее, она ждала свидания с отчаянием, которое вызывало сильную вину.
Ступив в приемную, Элена устремилась к старшей медсестре, которая сидела за компьютером приемной.
– Прости, я…
Катя остановила поток ее слов и протянула руку.
– Как он?
Какое-то мгновение Элена могла лишь моргать. Ей было ненавистно, что всем на работе известны проблемы ее отца, и что несколько сослуживцев лицезрели его в самом неприглядном виде.
Хотя болезнь лишила его гордости, у Элены осталось ее за двоих.
Она похлопала Катю по руке и вышла из радиуса досягаемости.
– Спасибо, что спросила. Он успокоился и сейчас с ним его медсестра. К счастью, я успела дать ему лекарства.
– Тебе нужна минутка перевести дух?
– Нет. Что у нас?
Улыбка Кати скорее походила на гримасу, будто она прикусила язык. Снова.
– Тебе не обязательно быть такой несгибаемой.
– Нет. Обязательно. – Оглянувшись, Элена внутренне содрогнулась. По коридору на нее надвигалась группа коллег, человек десять, и все ведомые локтомитивом беспокойства.
– Куда мне отправиться?
Ей нужно успеть убраться подальше… Но, не судьба.
Вскоре, все медсестры из операционных, которые работали с Хэйверсом, взяли ее в кольцо, и горло Элены сжалось, когда они хором накинулись со своими «привет-как-дела». Боже, ее накрыл приступ клаустрофобии, как беременную женщину в душном, тесном лифте.
– Я в порядке, спасибо всем вам…
Подошел оставшийся персонал. Когда все выразили свое сочувствие, одна из медсестер покачала головой.
– Не хочу говорить о работе…
– Нет-нет, пожалуйста – выпалила Элена.
Медсестра одобрительно улыбнулась, словно была впечатлена стойкостью Элены.
– Ну… он в комнате для осмотра. Мне достать монету?
Все застонали в унисон. Был лишь один «он» из легиона мужчин, которых лечила клиника, и обычно они решали, кто из персонала отправится к нему в лапы, именно с помощью монеты. Обычно, почему-то, проигрывал тот, кто давно его не осматривал.
Вообще-то все медсестры держали профессиональную дистанцию со своими пациентами, потому что либо так, либо быстро исчерпаешь свои внутренние силы. Персонал сторонился его не только по профессиональной причине. Большинство женщин жутко нервничали рядом с ним… даже самые крепкие.
Элена? Не особо. Да, парень чем-то напоминал Крестного отца[32], черный костюм в тонкую полоску, стриженный ирокез и его аметистовый взгляд прямо испускали флюиды «не-шути-со-мной-если-дорога-жизнь». И правда, когда оказываешься с ним в смотровой комнате, непроизвольно поглядываешь в сторону двери на случай, если приспичит воспользоваться оной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70