– Ага, только нафантазировала себе будущее, включающее в себя такие понятия как «хеллрен», «собственная семья», «достойная жизнь». А так ничего особенного. – Все в порядке.
– А знаешь, я тут вчера ночью подумала. У меня есть кузен, который...
– Спасибо, но нет. Учитывая состояние моего отца, мне вообще не стоит ни с кем встречаться. – Элена нахмурилась, припоминая, как быстро Рив поддержал ее в этом вопросе. И хотя его трудно назвать джентльменом, это не могло не раздражать.
– То, что ты заботишься о своем отце, еще не значит...
– Знаешь, я, пожалуй, пойду за стойку регистрации до начала смены.
Катя не стала продолжать, но в светлых глазах женщины читалось вполне ясное послание: Когда-Же-Эта-Девчонка-Проснется?
– Я отправляюсь туда прямо сейчас, – сообщила Элена, поворачиваясь чтобы уйти.
– Это не продлится вечно.
– Конечно, нет. Большинство с нашей смены уже пришли.
Катя неодобрительно покачала головой.
– Я имела в виду другое, и тебе это прекрасно известно. Жизнь не длится вечно. Твой отец в очень плохом психическом состоянии, и ты очень добра к нему, но он может оставаться таким еще лет сто.
– Если так, то у меня все равно останется семьсот лет. Я буду в приемной. Все, мне пора.
Оказавшись за стойкой регистратуры, Элена взялась за работу. Сев за компьютер, она вошла в систему. В приемной было пусто, ведь солнце только село, но скоро пациенты начнут поступать, и она не могла дождаться этой занятости.
Проглядывая расписание Хэйверса, она не заметила ничего необычного. Осмотры. Процедуры. Послеоперационные проверки...
Сработал наружный звонок, и она взглянула на монитор безопасности. Снаружи стоял посетитель, мужчина закутался в пальто, закрываясь от пронизывающего ветра.
Элена нажала кнопку интеркома и произнесла:
– Добрый вечер, чем могу вам помочь?
Лицо, высветившееся на мониторе, она уже видела. Три ночи назад. Кузен Стефана.
– Аликс? – спросила она. – Это Элена. Что...
– Я пришел посмотреть, не поступал ли он к вам.
– Он?
– Стефан.
– Сомневаюсь, но дай я проверю, пока ты спускаешься. – Элена нажала кнопку, отпирая замок, и включила на компьютере список поступивших пациентов. Один за другим она просмотрела все имена, попутно открывая для Аликса двери.
Ни одного упоминания о Стефане как о стационарном больном.
Когда Аликс появился в приемной, кровь Элены почти застыла в жилах от выражения его лица. Ужасные темные круги под серыми глазами появились явно не от недостатка сна.
– Прошлой ночью Стефан не пришел домой, – сказал Аликс.
* * *
Рив терпеть не мог декабрь, и не только потому, что от одних холодов на севере штата Нью-Йорк хотелось переквалифицироваться в каскадера-пиротехника, лишь бы просто согреться.
В декабре быстро наступала ночь. Солнце, эта гребаная, ленивая, ничего не делающая тряпка, бросало свои обязанности в полпятого дня, и значит, кошмарные свидания Рива под названием Первый-вторник-каждого-месяца начинались раньше.
Было всего десять вечера, когда он въехал в Государственный парк «Черный полоз» после двухчасовой поездки из Колдвелла. Трэз, который всегда дематериализовывался, без сомнений, занял свою позицию около хибары, приняв форму тени и приготовившись охранять.
И наблюдать.
Тот факт, что парень, вероятно являвшийся его лучшим другом, наблюдал за всем действом, было лишь частью извращенного секса, он был как дополнительный гвоздь в крышку его гроба. Проблема заключалась в том, что когда все закончится, Рива нужно будет отвезти домой, и Трэз отлично с этим справлялся.
Хекс хотела заняться делом, конечно, но ей нельзя доверять. Когда принцесса рядом. Он отвернется на одну секунду, и стены хибары покроются свежим слоем краски… отвратительного происхождения.
Как всегда, Рив припарковался на грунтовой парковке, которая пролегала под темной стороной горы. Других машин не было, он также ожидал, что колея, пролегавшая от стоянки, также будет пустой.
Он посмотрел через лобовое стекло, в его глазах все предстало в красных тонах и двухмерной плоскости, и хотя он презирал свою сестру со стороны отца, ненавидел смотреть на нее, и желал, чтобы этот грязный секс наконец закончился, его тело больше не было онемевшим и замерзшим, оно ожило, кипело энергией: член в его брюках встал и приготовился к тому, что вскоре произойдет.
Если бы он мог заставить себя выйти из машины.
Он положил руку на дверную ручку, но не мог потянуть ее на себя.
Так тихо. Тишину нарушал лишь мягкий гул системы охлаждения двигателя Бентли.
Без серьезной на то причины, он подумал о приятном смехе Элены, именно это воспоминание заставило его открыть дверь. Быстрым движением, он высунул голову из машины, тогда же его живот с силой сжался, как кулак, и его почти вырвало. Когда холод умерил тошноту, Рив попытался выбросить Элену из головы. Она была такой невинной, благородной, он не мог думать о ней, собираясь сделать свое дело.
И это удивительно.
Защищать другого от жесткого мира, смерти и опасностей, грязи, мерзости и порока – едва ли в его натуре. Он поступал так лишь по отношению к трем нормальным женщинам в его жизни. Для той, что дала ему жизнь, той, что он вырастил как своего собственного ребенка, и малышки, которую недавно родила его сестра, он готов на любые угрозы, готов убить голыми руками все, что причинит им боль, найти и уничтожить любую, даже малейшую угрозу.
И каким-то образом неловкий разговор с Эленой несколько часов назад занес девушку в этот очень короткий список.
И значит, он должен оградиться от нее. И трех остальных.
Рив смирился с ролью шлюхи, потому что дорого обходился той, кого трахал, и, к тому же, он не заслужил чего-то лучшего, чем проституция, учитывая, каким образом его настоящий отец оплодотворил его мать. Ответственность лежала на нем. Он один заходил в хижину и заставлял свое тело заниматься этим.
Те несколько нормальных женщин в его жизни, должны остаться далеко позади от всей этой грязи, и значит, приходя сюда, он должен стереть их из мыслей и сердца. Позже, когда он оправится, примет душ и выспится, он вернется к воспоминаниям о глазах Элены цвета ириса, ее запахе корицы и том, как она смеялась помимо своей воли во время их разговора. Сейчас же, он вытеснил ее, свою мать, сестру и любимую племянницу из лобной доли, упаковывая каждое воспоминание в отдельную секцию своего мозга, закрывая их там.
Принцесса всегда пыталась проникнуть в его голову, и Рив не хотел, чтобы она знала о дорогих ему людях.
Когда сильный порыв ветра почти треснул его по голове автомобильной дверью, Рив сильнее закутался в соболиную шубу, вышел из машины и запер Бентли. Он шел по тропинке, земля под его Коул Хаан была промерзшей, грязь хрустела под его подошвами, жесткая и непокорная.
Технически парк был закрыт на сезон, главная дорожка, ведущая мимо плана горы и съемных хижин, завешена цепью. Но, скорее погода держала посетителей в стороне, а не служебный персонал Парка Адирондак. Перешагнув через звенья, Рив прошел мимо журнала регистрации посетителей, подвешенного на зажиме, вопреки тому, что никто не должен был входить на территорию. Он никогда не записывал свое имя.
Ага, потому что человеческим лесникам на самом деле не следовало знать, что происходит между двумя симпатами в одной из тех хижин. Тоооочно.
Единственная положительная сторона декабря – лес был менее клаустрофобным в зимние месяцы, дубы и клены представляли собой голые стволы и ветки, являя взору звездную ночь. Вокруг них развлекались хвойные, их пушистые ветви в своеобразном древесном стиле слали к черту своих полуголых собратьев, это была расплата за снежное покрывало, которым красовались другие деревья.
Переступив границу леса, он шел по главной тропе, которая постепенно сужалась. Маленькие тропки отходило влево и вправо, отмеченные деревянными знаками вроде «Пешеходная Дорожка», «Удар молнии», «К вершине, длинная» и «К вершине, короткая». Он шел прямо, дыхание облаками вырывалось изо рта, застывшая земля под туфлями громко хрустела. Луна над головой была яркой, благодаря симпатическим потребностям Рива, выбравшимися из-под контроля, острый полумесяц приобрел рубинный цвет глаз его шантажистки.
Трэз появился в виде ледяного ветра, пронесшегося по тропинке.
– Хэй, приятель, – тихо позвал Рив.
Голос Трэза раздался в его голове, когда Тень сгустилась в воздухе мерцающей волной. РАЗБЕРИСЬ С НЕЙ БЫСТРО. ЧЕМ РАНЬШЕ МЫ ДОСТАНЕМ ТЕБЕ ТО, В ЧЕМ ТЫ БУДЕШЬ НУЖДАТЬСЯ ВПОСЛЕДСТВИИ, ТЕМ ЛУЧШЕ.
– Как получится.
РАНЬШЕ. ЛУЧШЕ.
– Посмотрим.
Трэз выругался и растворился в холодный порыв ветра, который устремился вперед, с глаз долой.
Правда крылась в том, что как бы Рив ненавидел приходить сюда, порой он не хотел уезжать. Ему нравилось причинять принцессе боль, и она была хорошим соперником. Умным, быстрым, жестоким. Она служила единственным выпускным каналом для его плохой стороны, и, как бегун, изголодавшийся по тренировкам, он также нуждался в упражнении.
К тому же, может, то же самое было с его рукой: абсцесс приносил удовольствие
Рив свернул налево, ступив на тропинку, которую хватало лишь ему одному, и достаточно скоро показалась хижина. В лунном свете ее бревна казались цвета розового вина[88].
Оказавшись у двери, он протянул вперед левую руку, и, обхватив деревянную ручку, вспомнил о Элене и о том, как она беспокоилась о его венах.
На короткое, предательское мгновение к нему вернулся звук ее голоса: «Я не понимаю, почему ты не заботишься о себе».
Дверь вырвалась из его хватки, распахнувшись так быстро, что с силой ударилась о стену.
Принцесса стояла в центре хибары, ее ярко-красная мантия, рубины вокруг шеи и кроваво-красные глаза – все было цвета ненависти. С длинными волосами, убранными наверх, бледной кожей, живыми скорпионами в качестве сережек, она была чистым ужасом, куклой Кабуки[89], собранной рукой злого мастера. И принцесса была злом, ее тьма накатывала на Рива волнами, исходя из центра ее груди, хотя сама она не двигалась, и на лице, напоминавшем луну, не было ни капли хмурости.
Но ее голос был гладким, как лезвие.
– Никакого пляжа в твоих мыслях этой ночью. Нет, никакого пляжа сегодняшней ночью.
Рив быстро спрятал образ Элены за картиной стандартных Багам – солнце, море и песок. Он увидел рекламу по ТВ много лет назад, «специальное место для отдыха», как объявил ведущий, повсюду бегали люди в купальных костюмах и рука об руку. С учетом четкости изображения, она стала идеальным защитником его ментальному уязвимому месту.
– Кто она?
– Кто «кто»? – сказал он, зайдя внутрь.
В хижине было тепло, спасибо принцессе и ее маленькой уловке с возбуждением молекул воздуха, вызванной ее злостью. Испускаемое ею тепло не было живым, как например пламя костра... больше напоминает жар, который приходит с жуткой диареей.
– Что за женщина у тебя на уме?
– Просто модель с ТВ экрана, моя дорогая сучка, – сказал он вкрадчиво, подражая ей. Не поворачиваясь к ней спиной, он тихо закрыл дверь. – Ревнуешь?
– Чтобы ревновать, я должна бояться. А это было бы абсурдно. – Принцесса улыбнулась. – Но, думаю, тебе следует сказать мне, кто она.
– Это все, чего ты хочешь? Поговорить? – Рив намеренно позволил шубе раскрыться и обхватил напряженный член и тяжелую мошонку рукой. – Обычно ты хочешь от меня большего, чем простая болтовня.
– Верно. Твое высшее и лучшее предназначение – то, что люди называют… дилдо, не так ли? Игрушка для удовлетворения женщины.
– Женщина – не совсем то слово, которым бы я описал тебя.
– Воистину. Возлюбленная прекрасно подойдет.
Она подняла свою омерзительную руку к шиньону, костлявые пальцы с тремя суставами скользнули по аккуратно прическе, ее запястье было тоньше венчика для взбивания яиц. Тело тоже ничем не отличалось: все симпаты имели комплекцию шахматистов, а не куотербеков, что исходило из их предпочтения битвы разума сражениям тел. В своих мантиях, они не были ни женщинами, ни мужчинами, дистиллированной версией обоих полов. Именно поэтому принцесса так хотела его. Она любила его тело, мускулы, его очевидную и брутальную мужественность, и обычно предпочитала лишение физической подвижности во время секса… что-то, чего ей стопроцентно точно не видать дома. Насколько он понимал это, симпатская версия полового акта представляла собой некую мысленную демонстрацию, за которой следовало пара трений и стон со стороны мужчины. К тому же, Рив был уверен, что причиндалы его дяди были не больше, чем у хомяка, а яйца с карандашную резинку.
Не то, чтобы он проверял… но, да ладно, парень не был образцом тестостерона.
Принцесса прошлась по хижине, будто демонстрировала свою грацию, но шествуя от окна к окну, она преследовала иную цель.
Черт бы все побрал, она всегда мелькает у окон.
– Я всегда прихожу один.
– Ты лжешь своей любимой.
– С чего мне вообще желать, чтобы кто-то увидел это?
– Потому что я прекрасна. – Она остановилась у ближайшей к двери рамы. – Он справа, у сосны.
Риву не нужно было наклоняться в бок и выглядывать в окно, чтобы понять, что она права. Конечно, она могла чувствовать Трэза; она просто не знала, чем именно он был и где конкретно находился.
И все же, он сказал:
– Там только деревья.
– Неправда.
– Боишься теней, Принцесса?
Когда она оглянулась через плечо, скорпион-альбинос на ее мочке также взглянул на него.
– Страх тут не причем. Дело в предательстве. Я не выношу предательства.
– Если, конечно, сама не практикуешь его.
– О, я тебе верна, любовь моя. Не считая брата нашего отца, ты знаешь. – Она повернулась и полностью расправила плечи. – Мой супруг – единственный, не считая тебя. И я прихожу сюда одна.
– Твои добродетели не имеют границ, но, как я сказал, прошу, возьми в свою кровать других. Сотню других мужчин.
– Никто из них не сравнится с тобой.
Рива тошнило каждый раз, когда она кормила его лживыми комплиментами, и принцесса знала об этом. Именно поэтому она продолжала говорить подобное дерьмо.
– Расскажи мне, – произнес Рив, меняя тему, – раз упомянула нашего дядю, как поживает ублюдок?
– По-прежнему верит, что ты мертв. Так что моя часть сделки соблюдена.
Рив запустил руку в карман шубы и достал двести пятьдесят тысяч долларов ограненными рубинами. Он бросил маленькую приятную посылку на пол, на край ее мантии, затем снял меха. За ними последовали пиджак и туфли. Потом – шелковые носки, брюки и рубашка. Боксеров не было. Зачем напрягаться?
Ривендж предстал перед принцессой в состоянии полной эрекции, расставив ноги, дыхание размеренно вырывалось из его огромной груди.
– И я полностью готов для выполнения условий сделки.
Ее рубиновый взгляд опустился вниз по его телу и остановился на его члене, губы приоткрылись, и раздвоенный язык скользнул по нижней губе. Скорпионы в мочках ее ушей изогнули когтистые конечности от предвкушения, будто реагировали на ее сексуальное возбуждение.
Она указала на бархатный мешок.
– Подними его и подай мне должным образом.
– Нет.
– Подними его.
– Ты любишь нагибаться передо мной. С чего мне отбирать у тебя хобби?
Принцесса спрятала руки в длинных рукавах мантии и подошла к нему в плавной манере симпатов, она буквально парила над полом. Когда она приблизилась, Рив твердо стоял на своем, потому что он скорее умрет и сгниет в земле, чем отступит хоть на шаг ради такой, как она.
Они смотрели друг на друга, и в глубокой, зловещей тишине, Рив чувствовал ужасающее сходство с ней. Они были похожи, и хотя он сам ненавидел это родство, было облегчение в том, чтобы стать самим собой.
– Подними…
– Нет.
Она раскрыла скрещенные руки и рука с шестью пальцами пронеслась через воздух к его лицу, удар вышел сильным и резким, как ее рубиновые глаза. Рив не позволил голове запрокинуться назад, раздался громкий, будто разбившаяся тарелка, шлепок от удара.
– Я хочу, чтобы твоя десятина была вручена мне подобающим образом. И я хочу знать, кто она. Я чувствовала твой интерес к ней и раньше… когда ты далеко от меня.
Рив держал рекламу пляжа приклеенной к лобной доле, и знал, что принцесса блефует.
– Я не нагибаюсь, ни перед тобой, ни перед кем бы то ни было, сучка. Так что, если хочешь получить мешок, сама коснешься пола. А что касается того, что, как думаешь, знаешь: ты ошибаешься. У меня нет никого.
Она снова ударила его, боль метнулась вниз по позвоночнику и запульсировала в головке члена.
– Ты сгибаешься передо мной каждый раз, как приходишь сюда со своим жалким откупом и изголодавшимся членом. Ты нуждаешься в этом, ты нуждаешься во мне.
Он придвинул лицо ближе к ней.
– Не льсти себе, Принцесса. Ты – неприятная работа, а не выбор.
– Неверно. Ты живешь, чтобы ненавидеть меня.
Принцесса взяла его член в руку, эти кладбищенские пальцы крепко обхватили его плоть. Почувствовав ее хватку и поглаживание, он ощутил отвращение… но на его эрекции выступила капля от оказанного внимания, хотя ему самому было невыносимо происходящее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
– А знаешь, я тут вчера ночью подумала. У меня есть кузен, который...
– Спасибо, но нет. Учитывая состояние моего отца, мне вообще не стоит ни с кем встречаться. – Элена нахмурилась, припоминая, как быстро Рив поддержал ее в этом вопросе. И хотя его трудно назвать джентльменом, это не могло не раздражать.
– То, что ты заботишься о своем отце, еще не значит...
– Знаешь, я, пожалуй, пойду за стойку регистрации до начала смены.
Катя не стала продолжать, но в светлых глазах женщины читалось вполне ясное послание: Когда-Же-Эта-Девчонка-Проснется?
– Я отправляюсь туда прямо сейчас, – сообщила Элена, поворачиваясь чтобы уйти.
– Это не продлится вечно.
– Конечно, нет. Большинство с нашей смены уже пришли.
Катя неодобрительно покачала головой.
– Я имела в виду другое, и тебе это прекрасно известно. Жизнь не длится вечно. Твой отец в очень плохом психическом состоянии, и ты очень добра к нему, но он может оставаться таким еще лет сто.
– Если так, то у меня все равно останется семьсот лет. Я буду в приемной. Все, мне пора.
Оказавшись за стойкой регистратуры, Элена взялась за работу. Сев за компьютер, она вошла в систему. В приемной было пусто, ведь солнце только село, но скоро пациенты начнут поступать, и она не могла дождаться этой занятости.
Проглядывая расписание Хэйверса, она не заметила ничего необычного. Осмотры. Процедуры. Послеоперационные проверки...
Сработал наружный звонок, и она взглянула на монитор безопасности. Снаружи стоял посетитель, мужчина закутался в пальто, закрываясь от пронизывающего ветра.
Элена нажала кнопку интеркома и произнесла:
– Добрый вечер, чем могу вам помочь?
Лицо, высветившееся на мониторе, она уже видела. Три ночи назад. Кузен Стефана.
– Аликс? – спросила она. – Это Элена. Что...
– Я пришел посмотреть, не поступал ли он к вам.
– Он?
– Стефан.
– Сомневаюсь, но дай я проверю, пока ты спускаешься. – Элена нажала кнопку, отпирая замок, и включила на компьютере список поступивших пациентов. Один за другим она просмотрела все имена, попутно открывая для Аликса двери.
Ни одного упоминания о Стефане как о стационарном больном.
Когда Аликс появился в приемной, кровь Элены почти застыла в жилах от выражения его лица. Ужасные темные круги под серыми глазами появились явно не от недостатка сна.
– Прошлой ночью Стефан не пришел домой, – сказал Аликс.
* * *
Рив терпеть не мог декабрь, и не только потому, что от одних холодов на севере штата Нью-Йорк хотелось переквалифицироваться в каскадера-пиротехника, лишь бы просто согреться.
В декабре быстро наступала ночь. Солнце, эта гребаная, ленивая, ничего не делающая тряпка, бросало свои обязанности в полпятого дня, и значит, кошмарные свидания Рива под названием Первый-вторник-каждого-месяца начинались раньше.
Было всего десять вечера, когда он въехал в Государственный парк «Черный полоз» после двухчасовой поездки из Колдвелла. Трэз, который всегда дематериализовывался, без сомнений, занял свою позицию около хибары, приняв форму тени и приготовившись охранять.
И наблюдать.
Тот факт, что парень, вероятно являвшийся его лучшим другом, наблюдал за всем действом, было лишь частью извращенного секса, он был как дополнительный гвоздь в крышку его гроба. Проблема заключалась в том, что когда все закончится, Рива нужно будет отвезти домой, и Трэз отлично с этим справлялся.
Хекс хотела заняться делом, конечно, но ей нельзя доверять. Когда принцесса рядом. Он отвернется на одну секунду, и стены хибары покроются свежим слоем краски… отвратительного происхождения.
Как всегда, Рив припарковался на грунтовой парковке, которая пролегала под темной стороной горы. Других машин не было, он также ожидал, что колея, пролегавшая от стоянки, также будет пустой.
Он посмотрел через лобовое стекло, в его глазах все предстало в красных тонах и двухмерной плоскости, и хотя он презирал свою сестру со стороны отца, ненавидел смотреть на нее, и желал, чтобы этот грязный секс наконец закончился, его тело больше не было онемевшим и замерзшим, оно ожило, кипело энергией: член в его брюках встал и приготовился к тому, что вскоре произойдет.
Если бы он мог заставить себя выйти из машины.
Он положил руку на дверную ручку, но не мог потянуть ее на себя.
Так тихо. Тишину нарушал лишь мягкий гул системы охлаждения двигателя Бентли.
Без серьезной на то причины, он подумал о приятном смехе Элены, именно это воспоминание заставило его открыть дверь. Быстрым движением, он высунул голову из машины, тогда же его живот с силой сжался, как кулак, и его почти вырвало. Когда холод умерил тошноту, Рив попытался выбросить Элену из головы. Она была такой невинной, благородной, он не мог думать о ней, собираясь сделать свое дело.
И это удивительно.
Защищать другого от жесткого мира, смерти и опасностей, грязи, мерзости и порока – едва ли в его натуре. Он поступал так лишь по отношению к трем нормальным женщинам в его жизни. Для той, что дала ему жизнь, той, что он вырастил как своего собственного ребенка, и малышки, которую недавно родила его сестра, он готов на любые угрозы, готов убить голыми руками все, что причинит им боль, найти и уничтожить любую, даже малейшую угрозу.
И каким-то образом неловкий разговор с Эленой несколько часов назад занес девушку в этот очень короткий список.
И значит, он должен оградиться от нее. И трех остальных.
Рив смирился с ролью шлюхи, потому что дорого обходился той, кого трахал, и, к тому же, он не заслужил чего-то лучшего, чем проституция, учитывая, каким образом его настоящий отец оплодотворил его мать. Ответственность лежала на нем. Он один заходил в хижину и заставлял свое тело заниматься этим.
Те несколько нормальных женщин в его жизни, должны остаться далеко позади от всей этой грязи, и значит, приходя сюда, он должен стереть их из мыслей и сердца. Позже, когда он оправится, примет душ и выспится, он вернется к воспоминаниям о глазах Элены цвета ириса, ее запахе корицы и том, как она смеялась помимо своей воли во время их разговора. Сейчас же, он вытеснил ее, свою мать, сестру и любимую племянницу из лобной доли, упаковывая каждое воспоминание в отдельную секцию своего мозга, закрывая их там.
Принцесса всегда пыталась проникнуть в его голову, и Рив не хотел, чтобы она знала о дорогих ему людях.
Когда сильный порыв ветра почти треснул его по голове автомобильной дверью, Рив сильнее закутался в соболиную шубу, вышел из машины и запер Бентли. Он шел по тропинке, земля под его Коул Хаан была промерзшей, грязь хрустела под его подошвами, жесткая и непокорная.
Технически парк был закрыт на сезон, главная дорожка, ведущая мимо плана горы и съемных хижин, завешена цепью. Но, скорее погода держала посетителей в стороне, а не служебный персонал Парка Адирондак. Перешагнув через звенья, Рив прошел мимо журнала регистрации посетителей, подвешенного на зажиме, вопреки тому, что никто не должен был входить на территорию. Он никогда не записывал свое имя.
Ага, потому что человеческим лесникам на самом деле не следовало знать, что происходит между двумя симпатами в одной из тех хижин. Тоооочно.
Единственная положительная сторона декабря – лес был менее клаустрофобным в зимние месяцы, дубы и клены представляли собой голые стволы и ветки, являя взору звездную ночь. Вокруг них развлекались хвойные, их пушистые ветви в своеобразном древесном стиле слали к черту своих полуголых собратьев, это была расплата за снежное покрывало, которым красовались другие деревья.
Переступив границу леса, он шел по главной тропе, которая постепенно сужалась. Маленькие тропки отходило влево и вправо, отмеченные деревянными знаками вроде «Пешеходная Дорожка», «Удар молнии», «К вершине, длинная» и «К вершине, короткая». Он шел прямо, дыхание облаками вырывалось изо рта, застывшая земля под туфлями громко хрустела. Луна над головой была яркой, благодаря симпатическим потребностям Рива, выбравшимися из-под контроля, острый полумесяц приобрел рубинный цвет глаз его шантажистки.
Трэз появился в виде ледяного ветра, пронесшегося по тропинке.
– Хэй, приятель, – тихо позвал Рив.
Голос Трэза раздался в его голове, когда Тень сгустилась в воздухе мерцающей волной. РАЗБЕРИСЬ С НЕЙ БЫСТРО. ЧЕМ РАНЬШЕ МЫ ДОСТАНЕМ ТЕБЕ ТО, В ЧЕМ ТЫ БУДЕШЬ НУЖДАТЬСЯ ВПОСЛЕДСТВИИ, ТЕМ ЛУЧШЕ.
– Как получится.
РАНЬШЕ. ЛУЧШЕ.
– Посмотрим.
Трэз выругался и растворился в холодный порыв ветра, который устремился вперед, с глаз долой.
Правда крылась в том, что как бы Рив ненавидел приходить сюда, порой он не хотел уезжать. Ему нравилось причинять принцессе боль, и она была хорошим соперником. Умным, быстрым, жестоким. Она служила единственным выпускным каналом для его плохой стороны, и, как бегун, изголодавшийся по тренировкам, он также нуждался в упражнении.
К тому же, может, то же самое было с его рукой: абсцесс приносил удовольствие
Рив свернул налево, ступив на тропинку, которую хватало лишь ему одному, и достаточно скоро показалась хижина. В лунном свете ее бревна казались цвета розового вина[88].
Оказавшись у двери, он протянул вперед левую руку, и, обхватив деревянную ручку, вспомнил о Элене и о том, как она беспокоилась о его венах.
На короткое, предательское мгновение к нему вернулся звук ее голоса: «Я не понимаю, почему ты не заботишься о себе».
Дверь вырвалась из его хватки, распахнувшись так быстро, что с силой ударилась о стену.
Принцесса стояла в центре хибары, ее ярко-красная мантия, рубины вокруг шеи и кроваво-красные глаза – все было цвета ненависти. С длинными волосами, убранными наверх, бледной кожей, живыми скорпионами в качестве сережек, она была чистым ужасом, куклой Кабуки[89], собранной рукой злого мастера. И принцесса была злом, ее тьма накатывала на Рива волнами, исходя из центра ее груди, хотя сама она не двигалась, и на лице, напоминавшем луну, не было ни капли хмурости.
Но ее голос был гладким, как лезвие.
– Никакого пляжа в твоих мыслях этой ночью. Нет, никакого пляжа сегодняшней ночью.
Рив быстро спрятал образ Элены за картиной стандартных Багам – солнце, море и песок. Он увидел рекламу по ТВ много лет назад, «специальное место для отдыха», как объявил ведущий, повсюду бегали люди в купальных костюмах и рука об руку. С учетом четкости изображения, она стала идеальным защитником его ментальному уязвимому месту.
– Кто она?
– Кто «кто»? – сказал он, зайдя внутрь.
В хижине было тепло, спасибо принцессе и ее маленькой уловке с возбуждением молекул воздуха, вызванной ее злостью. Испускаемое ею тепло не было живым, как например пламя костра... больше напоминает жар, который приходит с жуткой диареей.
– Что за женщина у тебя на уме?
– Просто модель с ТВ экрана, моя дорогая сучка, – сказал он вкрадчиво, подражая ей. Не поворачиваясь к ней спиной, он тихо закрыл дверь. – Ревнуешь?
– Чтобы ревновать, я должна бояться. А это было бы абсурдно. – Принцесса улыбнулась. – Но, думаю, тебе следует сказать мне, кто она.
– Это все, чего ты хочешь? Поговорить? – Рив намеренно позволил шубе раскрыться и обхватил напряженный член и тяжелую мошонку рукой. – Обычно ты хочешь от меня большего, чем простая болтовня.
– Верно. Твое высшее и лучшее предназначение – то, что люди называют… дилдо, не так ли? Игрушка для удовлетворения женщины.
– Женщина – не совсем то слово, которым бы я описал тебя.
– Воистину. Возлюбленная прекрасно подойдет.
Она подняла свою омерзительную руку к шиньону, костлявые пальцы с тремя суставами скользнули по аккуратно прическе, ее запястье было тоньше венчика для взбивания яиц. Тело тоже ничем не отличалось: все симпаты имели комплекцию шахматистов, а не куотербеков, что исходило из их предпочтения битвы разума сражениям тел. В своих мантиях, они не были ни женщинами, ни мужчинами, дистиллированной версией обоих полов. Именно поэтому принцесса так хотела его. Она любила его тело, мускулы, его очевидную и брутальную мужественность, и обычно предпочитала лишение физической подвижности во время секса… что-то, чего ей стопроцентно точно не видать дома. Насколько он понимал это, симпатская версия полового акта представляла собой некую мысленную демонстрацию, за которой следовало пара трений и стон со стороны мужчины. К тому же, Рив был уверен, что причиндалы его дяди были не больше, чем у хомяка, а яйца с карандашную резинку.
Не то, чтобы он проверял… но, да ладно, парень не был образцом тестостерона.
Принцесса прошлась по хижине, будто демонстрировала свою грацию, но шествуя от окна к окну, она преследовала иную цель.
Черт бы все побрал, она всегда мелькает у окон.
– Я всегда прихожу один.
– Ты лжешь своей любимой.
– С чего мне вообще желать, чтобы кто-то увидел это?
– Потому что я прекрасна. – Она остановилась у ближайшей к двери рамы. – Он справа, у сосны.
Риву не нужно было наклоняться в бок и выглядывать в окно, чтобы понять, что она права. Конечно, она могла чувствовать Трэза; она просто не знала, чем именно он был и где конкретно находился.
И все же, он сказал:
– Там только деревья.
– Неправда.
– Боишься теней, Принцесса?
Когда она оглянулась через плечо, скорпион-альбинос на ее мочке также взглянул на него.
– Страх тут не причем. Дело в предательстве. Я не выношу предательства.
– Если, конечно, сама не практикуешь его.
– О, я тебе верна, любовь моя. Не считая брата нашего отца, ты знаешь. – Она повернулась и полностью расправила плечи. – Мой супруг – единственный, не считая тебя. И я прихожу сюда одна.
– Твои добродетели не имеют границ, но, как я сказал, прошу, возьми в свою кровать других. Сотню других мужчин.
– Никто из них не сравнится с тобой.
Рива тошнило каждый раз, когда она кормила его лживыми комплиментами, и принцесса знала об этом. Именно поэтому она продолжала говорить подобное дерьмо.
– Расскажи мне, – произнес Рив, меняя тему, – раз упомянула нашего дядю, как поживает ублюдок?
– По-прежнему верит, что ты мертв. Так что моя часть сделки соблюдена.
Рив запустил руку в карман шубы и достал двести пятьдесят тысяч долларов ограненными рубинами. Он бросил маленькую приятную посылку на пол, на край ее мантии, затем снял меха. За ними последовали пиджак и туфли. Потом – шелковые носки, брюки и рубашка. Боксеров не было. Зачем напрягаться?
Ривендж предстал перед принцессой в состоянии полной эрекции, расставив ноги, дыхание размеренно вырывалось из его огромной груди.
– И я полностью готов для выполнения условий сделки.
Ее рубиновый взгляд опустился вниз по его телу и остановился на его члене, губы приоткрылись, и раздвоенный язык скользнул по нижней губе. Скорпионы в мочках ее ушей изогнули когтистые конечности от предвкушения, будто реагировали на ее сексуальное возбуждение.
Она указала на бархатный мешок.
– Подними его и подай мне должным образом.
– Нет.
– Подними его.
– Ты любишь нагибаться передо мной. С чего мне отбирать у тебя хобби?
Принцесса спрятала руки в длинных рукавах мантии и подошла к нему в плавной манере симпатов, она буквально парила над полом. Когда она приблизилась, Рив твердо стоял на своем, потому что он скорее умрет и сгниет в земле, чем отступит хоть на шаг ради такой, как она.
Они смотрели друг на друга, и в глубокой, зловещей тишине, Рив чувствовал ужасающее сходство с ней. Они были похожи, и хотя он сам ненавидел это родство, было облегчение в том, чтобы стать самим собой.
– Подними…
– Нет.
Она раскрыла скрещенные руки и рука с шестью пальцами пронеслась через воздух к его лицу, удар вышел сильным и резким, как ее рубиновые глаза. Рив не позволил голове запрокинуться назад, раздался громкий, будто разбившаяся тарелка, шлепок от удара.
– Я хочу, чтобы твоя десятина была вручена мне подобающим образом. И я хочу знать, кто она. Я чувствовала твой интерес к ней и раньше… когда ты далеко от меня.
Рив держал рекламу пляжа приклеенной к лобной доле, и знал, что принцесса блефует.
– Я не нагибаюсь, ни перед тобой, ни перед кем бы то ни было, сучка. Так что, если хочешь получить мешок, сама коснешься пола. А что касается того, что, как думаешь, знаешь: ты ошибаешься. У меня нет никого.
Она снова ударила его, боль метнулась вниз по позвоночнику и запульсировала в головке члена.
– Ты сгибаешься передо мной каждый раз, как приходишь сюда со своим жалким откупом и изголодавшимся членом. Ты нуждаешься в этом, ты нуждаешься во мне.
Он придвинул лицо ближе к ней.
– Не льсти себе, Принцесса. Ты – неприятная работа, а не выбор.
– Неверно. Ты живешь, чтобы ненавидеть меня.
Принцесса взяла его член в руку, эти кладбищенские пальцы крепко обхватили его плоть. Почувствовав ее хватку и поглаживание, он ощутил отвращение… но на его эрекции выступила капля от оказанного внимания, хотя ему самому было невыносимо происходящее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70