Все лечение ей обошлось всего в три тысячи рупий. Конечно, лечение рака или лейкемии длится гораздо дольше, поэтому и стоит дороже, – сказал дядя.
Это был первый намек на деньги.
Было заметно, что мой «доктор» чувствует себя не очень уютно; рекламный напор дяди его удручал, но остановить его он тоже не мог. Дядя был в некотором роде его боссом, его опекуном, и полагалось дать ему отыграть свою роль. Тем временем дядя поведал, что семья их из рода «ортодоксальных» браминов, в наши дни, к сожалению, оттесненных на второй план браминами модернизированными, «продвинутыми», как его тесть и теща, которые подались в бизнес и разбогатели. Что касается его самого, то он с традицией порвал окончательно. Сложные и запутанные социальные отношения, навязываемые религией, дядя находил невыносимыми и нелепыми. Сейчас главное не каста, а достигнутый успех. Дядя считал себя закоренелым атеистом и презирал все прошлое.
– Ритуалы? Церемонии? Чистейший бред!
В качестве примера он рассказал, что каждый год к Празднику Змеи крестьяне из окрестностей, как в старину, насыпают холмики, на которые затем выливают целые ведра молока. Это угощение для змей. Крестьянин надеется, что потом в поле змея узнает его и не станет жалить.
– Где это видано? – возмущался он. – В деревнях змею убивают при случае. А в храме ей поклоняются как божеству, опускаются перед ней на колени, поят ее молоком. Не лучше ли было отдать молоко детям? Все эти брамины – ужасные эгоисты.
Он рассказал, что, когда умер его отец, ни один из браминов их квартала не пришел на погребальную церемонию из-за суеверия, по которому за человеком, возвращающимся с поля кремации, могут последовать духи и поселиться в доме. Отец в свое время, когда еще работал в больнице, помогал многим из них, но теперь все они думали только о себе.
«Доктор» явно чувствовал себя неловко из-за того, что дядя говорит без умолку. Только когда тот ушел и мы направились в старый центр Какинады посетить его дедушку и бабушку, он решился немного рассказать о себе.
Старый дом, где «доктор» родился, вырос и жил, был частью этого рассказа. Маленький, темный, покосившийся, он простоял в пыльном переулке более двухсот лет. Казалось, его никто и никогда не ремонтировал, даже стены не белили. Крыша прохудилась, балки прогнили, и, чтобы при дожде вода не затекала в главную комнату, где жили дедушка с бабушкой, под потолком была натянута синяя ткань, что-то наподобие тента. Повсюду царил ужасный беспорядок. Тут груда каких-то дощечек, там велосипед без колес, рядом мотоцикл. Посреди комнаты в расшатанном кресле отдыхал дедушка. Но стоило бабушке открыть для меня комнатку-молельню со статуей Ханумана, бога-обезьяны, изображениями других богов, горкой кокосовых орехов, масляными светильниками, как я почувствовал, что это – другой мир. Мир старых, набожных, ортодоксальных браминов, блюстителей вечных и неизменных ритуалов.
«Свежая вода», – сказал мне «доктор», указывая на старый колодец во дворе, из которого семья брала воду из поколения в поколение. Глаза его загорелись. «Чистая вода, сладкая-сладкая», – повторил он, зачерпнув пригоршню. В углу двора тоже росла кокосовая пальма, раза в три выше дома, с оголенными целебными корнями. Да и корни моего «доктора» тоже были здесь, в этом доме.
Он был первым из троих детей, и родные опасались, что мальчик вырастет не вполне нормальным, потому что отец женился на племяннице, дочери брата. С раннего детства наш «доктор» постоянно болел и долгое время проводил в постели. Аллергия, изнуряющая астма и постоянные бронхиты не давали ему играть с другими детьми. У него не было друзей. Больше времени, чем в школе, он проводил в больнице, где его накачивали западными лекарствами. «И еще гормонами и стероидами в огромных количествах», – добавил он.
Никому, даже брату дедушки – известному аюрведическому лекарю – не удавалось его вылечить. Так он и рос, мечтая однажды найти лекарство для самого себя. Он читал запоем, проглатывая без разбору все попадавшиеся книги. Прочитанное так врезалось в его память, что он помнил об этом годами. Ему помогли разобраться в священных текстах. С детства он собирал сведения об аюрведе, астрологии или лекарственных травах, то есть, в его понимании, обо всех аспектах медицины. Кипы старых бумаг, которые я заметил на книжных полках в новом доме, – это и была его коллекция.
Уже в пятилетнем возрасте он умел распознавать несколько видов трав, «общаться» с ними, как он говорил. Тогда же он приготовил под руководством дедушки-аюрведиста первые лечебные отвары. Травы были его игрушками, его друзьями. Они были для него, как люди, – у каждой свой нрав, свои повадки. В шестнадцать лет ему удалось подобрать восемь трав, в которых он сам нуждался. Скомбинировав их в правильно приготовленной микстуре, он избавился разом от всех болезней.
Западный врач, конечно, сказал бы, что мальчик в период полового созревания просто «перерос» свои болезни. Но «доктор» с такой страстью говорил о травах и различных их сочетаниях, что у меня не осталось сомнений в том, что рациональнейшее объяснение тут пасует. Возможно, он расстался с былыми проблемами, внушив себе, что держит в руках свою жизнь благодаря тому, что разыскал собственный путь. Так недавний больной превратился в лекаря.
После своего излечения юноша посетил разных целителей, живущих в тех краях, и у каждого чему-нибудь учился. Из каждой поездки он привозил травы. Вскоре у него появились первые пациенты и первые успехи. Однажды к нему обратился за помощью даже министр штата. Юношу доставили к нему в «пятизвездочный отель», после визита министр пошел на поправку; именно с тех пор имя «доктора» стало известным за пределами Какинады. Вот так молва, подогреваемая надеждой, дошла до самой столицы и, в конечном счете, привела меня сюда.
Тут нас настиг дядя. Вместе они проводили меня в гостиницу «люкс». Еще по дороге сюда я видел ее рекламу, там говорилось, что это «самое элегантное» заведение в городе. Страшно даже представить себе, как же выглядят остальные, менее «элегантные»! Мне, одетому на индийский манер, пришлось изрядно постараться, чтобы вообще поселиться здесь. Меня чуть не выставили, приняв за неимущего хиппи или странника, который забрел явно «не туда». Простыни были серые и мятые, так что я предпочел укрыться саронгом, который всегда вожу с собой.
Лежа на кровати и глядя в потолок из пластиковых панелей, по общему мнению, канцерогенных, я не мог удержаться от смеха. Я вообразил себе, какие лица были бы у моих нью-йоркских «ремонтников», если бы они по какому-то волшебству увидели меня здесь, в этом «люксе», в ожидании излечения их здешним «коллегой».
Меня разбудил невыносимый запах жареного лука. На кухне гостиницы стряпали завтрак «люкс». Я не смог оценить их кулинарные потуги, потому что в восемь часов я должен был явиться к «доктору» натощак для клинического и астрологического обследования. Затем предполагалось принять окончательное решение насчет способов моего лечения.
В холле гостиничные работники терли пол грязными мокрыми тряпками. Куча мусора у входа в гостиницу за ночь заметно выросла, и собаки, свиньи, козы, коровы и вороны – эти великие мусорщики и санитары Индии – уже принялись за дело.
Я решил идти пешком. Дорога была недлинная, но отвлекала от возможности психологически настроиться и проникнуться доверием к «доктору» – а ведь оно было необходимым условием эффективности лечения. Серая жижа в сточных канавах бурлила и дышала, будто жила какой-то своей зловещей жизнью. Рядом остановилась корова, безмятежно напилась этой жижи и снова пустилась в путь, опустив морду к земле, как в Индии всегда делают все животные, – видимо, для того, чтобы не пропустить ничего съедобного. Я тут же подумал о молоке, которое она даст и которое кто-нибудь выпьет. Еще о том, что средняя продолжительность жизни в Индии – примерно пятьдесят два года. Даже знаменитый врач-аюрведист, брат дедушки моего целителя, и тот умер от инфаркта в пятьдесят восемь лет. Правда, рассказывают, что свою смерть он предсказал заранее.
«Доктор» уже ждал меня, он светился от радости, глаза его, казалось, сияли ярче прежнего. Он усадил меня на табуретку, стал передо мной, заставил поднять руки и, обхватив руками мои запястья, принялся с закрытыми глазами слушать пульс. Он сказал, что слева у меня что-то не в порядке. Затем велел раздеться и лечь на циновку. Слева у меня была грыжа после операции, но он не обратил на нее внимания. Зато его заинтересовал длинный шрам через весь живот и до спины. Я объяснил ему, что у меня три разновидности рака и это шрам от операции по удалению опухоли в почке.
– Оперировали в Индии?
– Нет, в Америке, – ответил я. Он был удивлен.
– В Индии, когда нужно добраться до почки, разрез делают сзади, а не спереди, – сказал он.
Он с большим вниманием осмотрел мои ноги, колени и область печени. Взглянув на мой язык, он просиял. «Вот она, инфекция!» – вскричал он, будто сделал великое открытие. Затем он задал мне два любопытных вопроса.
– Страдали ли вы когда-нибудь геморроем?
– Да, с двадцатилетнего возраста.
– Болела ли у вас когда-нибудь спина?
– Да, часто, особенно в последнее время, перед тем, как я заболел. Он был так счастлив, будто отыскал ключ к разгадке тайны. Итак, причиной всех моих несчастий был, по его мнению, геморрой.
– Вы, западные люди, не придаете ему особого значения, но это скверная болезнь, признак, к которому нужно отнестись со всей серьезностью, – сказал он.
Манджафуоко в свое время тоже заинтересовался моим геморроем. По мнению здешнего «доктора», эта болезнь вызвала инфекцию «в середине тела», в области желудка. Оттуда «инфекция» перекинулась на почки. Внутри почки, по его словам, есть пружина. Она такая длинная, что ею можно было бы обернуть земной шар. Вот эта самая пружина у меня и испортилась. Но мне не следует беспокоиться: он может привести ее в порядок при помощи надлежащего лекарства. Но первым делом я должен посвятить целую неделю очищению желудка.
– Сейчас он у вас полон червей, и в этих условиях лекарство не окажет на вас никакого воздействия, – объявил он мне.
– Каких еще червей? В желудке? Что вы, нет там у меня никаких червей!
– А вы откуда знаете? – с вызовом спросил он.
– Ну… врачи в Нью-Йорке не раз туда заглядывали…
Он улыбнулся с таким видом, будто поймал меня на вранье, и перешел ко второй части, астрологической. При помощи лупы он долго рассматривал линии – но не на ладони, а только на больших пальцах. Потом тщательно осмотрел кожу у меня на теле на предмет наличия знаков, родинок, родимых пятен – черных или красных. Потом спросил дату и час моего рождения, долго что-то высчитывал и наконец получил число 2526. Это было столь важное для меня число, что его следовало запомнить и никогда никому не открывать.
По его словам, многочисленные созвездия благоприятствовали мне, кроме разве что влияние Марса, этой планете следует уделить большое внимание. Однако он знает травы, чье излучение способно нейтрализовать излучение Марса. Эти травы тоже войдут в состав снадобья, которое он для меня приготовит. Болезнь моя кроется, прежде всего, у меня в крови, но это ничего, с ней можно справиться.
И сколько времени для этого понадобится?
Ну, если бы я принимал травы в сочетании с металлами, он, кстати, рекомендует золото, то шести месяцев лечения было бы достаточно. Без металлов мне придется лечиться по крайней мере год.
Золото?
– Нет, не следует беспокоиться, – объяснил он. Перед тем, как дать золото мне, он обратит его в пепел прокаливанием. Хотя вообще-то речь идет всего о миллиграммах, но эта малость придаст его лекарству особую силу.
Тут дядя, который на протяжении всего визита выполнял обязанности переводчика, вытащил бумагу и ручку, чтобы сделать подсчеты. Единицей измерения для всех веществ являлся один мандал, то есть количество лекарства, необходимое для сорока одного дня приема. На шесть месяцев мне хватит четырех с половиной мандалов. Вместе с золотом все лечение, не считая очищения желудка, которое предстояло начать во второй половине дня, должно было обойтись мне в 12 000 рупий, или приблизительно в 250 евро. Для Какинады сумма немалая, но, вообще-то, в пределах разумного.
«Доктор» сказал, что на протяжении всего курса лечения мне надо будет очень внимательно следить за тем, что я ем. Кроме лука и чеснока, способных «снимать воспаление», я должен избегать всего того, что растет под землей: моркови, картофеля, свеклы. Баклажаны, огурцы и тыкву мне тоже есть не стоит. А вот различные злаки, рис, особенно выдержанный более полугода, любые салаты, капуста, фасоль, турецкий горох и всевозможные фрукты мне полезны.
Он самым настоятельным образом советовал мне принимать золото. В случае, если я последую его совету, он гарантировал мне отменное здоровье на протяжении всего срока естественной жизни. А вот без золота гарантии хватало «только на двадцать лет».
– Двадцать? Ну, по-моему, и этого уже слишком много, – сказал я, и он тут же захотел проверить мои руки. Он заставил меня сложить их, ладонь к ладони, и принялся внимательно рассматривать, насколько подушечки мизинцев и больших пальцев сочетаются между собой. Потом что-то сказал, и дядя перевел это как «излучение», но я так и не понял, что он имел в виду – излучение Марса, которое на меня плохо влияло, или облучение, полученное в Нью-Йорке, о котором он, впрочем, не знал, но мог обнаружить какие-то его последствия. Наверняка же на моем теле остался какой-то след, может, похуже «марсианского».
Мы договорились, что я начну с одного мандала и после обеда вернусь, чтобы посмотреть, как готовят лекарства, и принять первую порцию травяного настоя для очистки желудка. Я решил подыграть ему хотя бы из любопытства, раз уж не удалось найти лекарство, которое искал. Мне хотелось воспользоваться случаем и заглянуть в мир, который при других обстоятельствах я бы никогда не увидел. Я больше не считал, что теряю время, и все вокруг теперь казалось мне куда красивее и интереснее.
В гостиницу я вернулся, основательно проголодавшись, но ресторан с задернутыми занавесками, закрытыми окнами и липкими столами с объедками сразу отбил у меня аппетит. Следуя старому правилу каждого путешественника, который во избежание неприятностей старается питаться только крутыми яйцами и бананами (предварительно обломав оба кончика), я спросил, нельзя ли мне съесть что-нибудь в этом роде. Яйца? На меня посмотрели так, будто я попросил изжарить официанта. Это же вегетарианский ресторан, напомнили мне. А яйца – это «жизнь». Правда, если я так уж настаиваю, то могу съесть эти яйца… но только у себя в номере.
Во второй половине дня в доме «доктора» царило оживление. Один пациент, лечившийся от диабета, которому поручили собрать кое-какие травы для моего снадобья, вернулся с мешком и тут же вывалил содержимое на пыльный пол. А перед этим приехала с матерью толстая девица четырнадцати лет. Ее лечат от ожирения и тяжелой формы псориаза.
– Теперь, – сказала мать, – еще и вши одолели!
Как и другим приезжим, им предстояло заночевать у «доктора», и, чтобы отработать ночлег, они принялись толочь коренья и травы в каменной ступе.
Работали они, усевшись на землю, на неметеном дворе. Если травы и коренья вылетали из ступы и падали на землю, их подбирали и снова кидали внутрь, вместе с пылью. Я увидел, как мать, запустив руку в жидкие волосы дочери, вырвала волосок с вошью, раздавила ее ногтем, размазала по земле, а потом снова принялась за работу, погрузив руки в мое лекарство. Ближе к вечеру зеленоватое тесто уже было поделено на маленькие порции, которые скатали в шарики, чтобы высушить на солнце.
Только два человека не принимали участие в бурной деятельности, кипевшей в «лаборатории», – это были младшие братья «доктора». Сначала они смотрели по телевизору шумный фильм, потом взялись за электронную игру. Один из них только что вернулся из Хайдарабада, где участвовал в конкурсе на замещение вакантной должности в банке. Если его не возьмут сейчас, он будет пробовать снова и снова, но добьется своего. Он хочет любой ценой стать «белым воротничком», то есть клерком, так он заявил.
Когда я уже собирался вернуться в гостиницу, явился сияющий «доктор» со стаканом, полным какой-то зеленой бурды, которую он лично приготовил и хотел, чтобы я выпил ее здесь, прямо при всех. Это было лекарство от глистов. К счастью, у меня была бутылка воды. Я ее вылил, налил бурду в бутылку и пообещал выпить перед сном.
Дядя все понял.
– Никогда не стоит смотреть, как готовят лекарства, – с упреком сказал он.
Я спросил «доктора» о составе моего настоя от рака. Оказалось, что в него входят двадцать девять растительных компонентов. С помощью двух словарей «доктор» принялся их перечислять, но остановился, явно встревоженный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71