Теперь ему казалось, что Труди была пришелицей из
давнего сна. В самом деле, разве он был похож на человека, который мог так
просто познакомиться с женщиной, тем более - с такой, как она? Скорее
всего, он попросту ее выдумал, как выдумал большую часть своей жизни или
как выдумал для других совершенно непохожего на себя Герберта Ремблера.
Негромкий стук отвлек его от тягостных размышлений.
Стучали в окно.
- Кто там? - громко осведомился Ремблер - и его лицо тотчас приняло
обычное деловитое и слегка снисходительное выражение.
- Мне очень надо с вами поговорить... Я ведь попала к Герберту
Ремблеру, так?
- Да... Ничего не понимаю! Вы от Труди?
За окном негромко хихикнули.
- Можно сказать и так. Вы можете подойти к окну?
- Да, - он встал и откинул занавеску (здесь они почему-то были
висячими).
В первый момент Ремблер увидел только прическу. Совершенно
невероятную, торчащую надо лбом почти на три ладони, - и в то же время
напоминавшую обычный "каскад". Незнакомец поднял голову, и он различил
личико. Совсем маленькое личико, которое вполне могло принадлежать
ребенку. Странная кожистая шаль скрывала плечи, и только длинная тонкая
шейка высовывалась из-под нее. Под шалью ночной гость - или гостья - был
одет во что-то меховое (Ремблер хорошо рассмотрел длинную пушистую
шерсть).
- И еще просьба, - огромные, немного похожие на кошачьи глаза лукаво
блеснули. - Не выглядывайте в окно. То есть выглядывайте немного, но так,
чтобы вы видели только мое лицо, хорошо? А еще лучше - тащите сюда кресло
и садитесь. Я сейчас буду вас спрашивать.
"Забавно... Надо же, я еще кому-то интересен", - подумал Ремблер,
подтаскивая кресло поближе. Пусть это существо явилось без приглашения -
Герберт вдруг понял, что если не поговорит хоть с одной живой душой, эту
ночь он может не пережить. От нежелания жить до рокового поступка - совсем
немного. Легче уйти из жизни, чем прорваться через поймавший его в ловушку
кокон ненарочной лжи и отчужденности.
- И еще, - блеснули кошачьи глаза. - Вы можете обещать, что не
скажете ей о моем приходе? Я не хочу, чтобы она расстраивалась... Просто
не знаю, как это объяснить, но мне кажется, вы другой, чем она себе
представляет.
- Хорошо. А кто вы?
- А угадайте! - круглые глаза превратились в узенькие щелочки.
Нос-кнопка слегка наморщился, маленькая верхняя губа приподнялась,
увеличивая сходство незнакомки (теперь Ремблер был больше склонен считать,
что перед ним особа женского пола) с кошкой.
- Не знаю, - развел он руками.
- А вот и не угадаете! - по-детски возликовала девчонка. - Хотя вы
меня знаете. Вот так!
Когда она выдержала паузу, а Ремблер вдруг понял, на что этот
котеночек может намекать, его лицо вытянулось.
- Что, угадали?! - снова хихикнула гостья.
- Изабелла?! Ты?
- А ты что думал, папочка! - Изабелла показала розовый кончик языка.
- Знаешь, я тоже думала, что ты совсем не такой. Мама и не знает, как я
умею подглядывать!
- Но почему... почему она... - "прячет тебя" - хотел сказать он, но
прикусил язык. Можно было подумать, что в этот момент ему кто-то шепнул на
ухо: "Молчи!".
- Потом, - нахмурилась Изабелла. - Мне еще тоже надо разобраться. И я
ничего не решаю. Эгон тоже считает, что тебе можно сказать правду. И я...
Поэтому не рассказывай никому, хорошо? Они пока не должны знать. И не
выглядывай в окно.
- Ты обидишься, если я это сделаю? Тебе ведь не хочется, чтобы тебя
видели, да?
- Мне - хочется. Но нельзя. Ты можешь считать меня дурочкой, но я
сама себе нравлюсь. Только давай не будем об этом сейчас. Лучше расскажи
мне о себе. И не старайся обмануть - я всегда знаю, когда обманывают.
- А ты потом - расскажешь? - с любопытством посмотрел он на девочку.
- Когда будет можно, - твердо отрезала она.
"У нее странное лицо. Она совсем не похожа на меня... И на Труди
тоже. Труди чем-то напоминала мне пуму, а это - домашний котенок. Ничего
не понимаю - они не похожи друг на друга, но похожи... на кошек".
- Ну, спрашивай.
- Ой... - растерянно прикусила язык Изабелла, - я не умею спрашивать.
Я думала, ты мне расскажешь и так!
- Ну хорошо, - Ремблер поудобнее устроился в кресле. Мысль о том,
чтобы попытаться рассказать о себе, показалась ему удивительной, но - чего
греха таить - и заманчивой. Тем более, что говорить правдиво - все равно,
что соблюдать условия странной игры.
Действительно ли так уж легко говорить о себе правду? Или для этого
сперва следует понять себя? И было ли правдой то, что он сам принимал за
правду? Да, перед Ремблером стояла сложная задача.
- Я слушаю, - напомнила Изабелла и зачем-то втянула голову в плечи,
так что над подоконником теперь были видны только ее глаза и прическа.
"Ей же неудобно сидеть так, скрючившись", - кольнуло вдруг Ремблера,
но снова готовые сорваться с языка слова застряли у него в горле.
- Ладно, слушай. Я просто глупый и одинокий человек. Одинокий -
потому что всегда хотел выглядеть лучше, чем есть. Сильным, умным,
побеждающим все трудности. Я этого добился, в это поверили все. Все -
кроме меня. Мне казалось, что с мягким человеком не захочет иметь дело ни
одна женщина. Им нужны сильные... И я действительно убеждался, что это
так. У меня за всю жизнь был только один друг, мы с ним были в чем-то
очень похожи. Но он был болен и умер молодым. И тоже одиноким - жизнь не
прощает слабости. Мой друг очень любил одну девчонку, но ни разу не
решился к ней подойти. Так она и не узнала. Когда я потом, уже после
похорон, попробовал с ней поговорить, она ответила: "А кому был нужен
такой мямля?". - Ремблер рассказывал это уже не Изабелле, а скорее самому
себе. - И я тогда решил, что никогда не буду тем, кого могут назвать
мямлей. Вот так и получилось, что моя жизнь разделилась. Я боялся проявить
жалость, боялся лишний раз признаться в любви. Любое проявление чувств
казалось мне признаком слабости. Наверное, потому, что я действительно был
слабаком. Это очень глупо, но когда мы с Рэем были еще детьми, как-то раз
он смотрел на закат и я вдруг заметил, что он плачет. Я поинтересовался -
почему, и он объяснил, что завтрашнее солнце будет уже другим... Что все
уходит и не возвращается. И я тоже заплакал. Мне было жаль солнце, жаль
всего, что не возвращается. Я плакал тогда едва ли не предпоследний раз -
наверное, это было в своем роде прощание с детством. Только Рэй чувствовал
все это острее: ему нужно было обратить мое внимание на то, что и жизнь
тоже уходит, что в ней всегда приходится что-то терять. Он ведь знал о
своей болезни... Вот так. А потом я заставил себя не плакать. Ни по какому
поводу. Вот только сейчас... Я вспомнил этот закат, слезы, потом - как он
ушел... Во всяком случае, мой друг был искренним перед собой... Подожди...
я, кажется, говорю совсем о другом?
- Ты говоришь как раз о том, о чем нужно, - серьезно и тихо сказала
Изабелла. - Я слушаю тебя.
- Да я, собственно, уже почти все и рассказал. Потом я полюбил, но
вел себя соответственно с образом сильного и невозмутимого победителя. К
тому времени я действительно имел некоторые победы. Жесткий и лишенный
ненужных сантиментов подход создал мне хорошую репутацию на службе, я
считался там очень трезво мыслящим человеком. И я не мог никого
разочаровать. Нет, я, конечно, мечтал, что Труди однажды заглянет мне в
душу и сама поймет, как я люблю ее. Поймет без слов, без доказательств.
Теперь я знаю, насколько глупо было на это надеяться: каждый так хочет
быть понятым сам, что совсем не старается заглянуть в чужое сердце. Теперь
я поступил бы иначе, я сказал бы ей все, я бы начал делать глупости... Но
солнце уже закатилось. Я слишком успешно смог обмануть ее тогда, чтобы
сейчас она поверила в правду.
- Ты не обижайся на маму, хорошо? - вдруг совсем другим голосом
сказала Изабелла. Что-то женское и мудрое зазвучало в нем. - У нее нет
этого дара. Он вообще редко встречается. Изо всех наших он есть у Эгона,
ну и еще немного у Грега и у меня. Поэтому я и предупреждала, чтобы ты не
врал. Я бы все равно не удержалась и подсмотрела... Ах да, это немного
умеют еще двое... но это уже неважно.
- Кто они, Изабелла?
- Я же просила тебя - не спрашивай. Я постараюсь пересказать то, что
узнала, бабушке... Пусть она решит. И вообще сегодня у всех большое горе.
Ты ведь слышал Селену? Они оплакивают тех, других...
- А ты?
- А я их не знала. Ты ведь тоже не плачешь, когда по телевизору
рассказывают, что где-то кого-то убили? Плакать, ничего не чувствуя, - это
намного худшая ложь, чем смеяться... Понимаешь?
- Кажется, да.
Происходящее все больше казалось Ремблеру нереальным. И все же он
понимал, что она хочет сказать.
- Ну, ладно... А теперь я пойду. Я вернусь еще, вне зависимости от
того, как решат они, но я надеюсь, что все будет в порядке. Только не
торопи, хорошо? Всему свое время. И еще... Не надо меня жалеть - это тоже
неправда. Ты просто ничего не знаешь. А потом и так поймешь. И мне,
честно, очень хотелось тебя увидеть.
- Спасибо.
- За что?
- Просто так... спасибо, - он сказал это от всей души.
- А? - Изабелла на мгновение замолчала, ее глаза стали большими и
круглыми, потом вновь вернулись к нормальному размеру. - Тогда... И тебе
спасибо. Ты хороший... Лучше, чем кажешься. Правда! А теперь закрой глаза
- и чур не подглядывать! Пока!!!
Ремблер зажмурился. Когда он вновь взглянул на балкон, на нем уже
никого не было.
Спустя еще минуту он пораженно смотрел вниз через перила.
"Черт возьми! Но ведь это же девятый этаж!!!"

19
- И все же вы меня с кем-то спутали! - отчаянно выкрикнул Эл,
чувствуя, что на его руках затягивается веревка.
- Угу! - иронически хмыкнул Роббер.
- Нет, я серьезно говорю!
Ловким пинком Роббер швырнул Джоунса на стул; Эл и ахнуть не успел,
как его прикрутили к спинке.
- Вы чего? - испуганно зашептал он. - Честное слово... я ничего не
знаю! Надо полагать, про Григса вы знаете не меньше меня, а Чаниту я видел
всего лишь раз.
- Он не понимает, - хмыкнул Роббер и отошел, чтобы подать стул
Большому Рудольфу. - Ну ничего, сейчас мы тебе все объясним. Ты не
волнуйся - если будешь паинькой, уйдешь отсюда на своих двоих... А нет -
тут уж пеняй на себя!
- Не горячись, - остановил его Большой Рудольф. - Так или иначе, он
нам нужен для разговора с их шефом. Послушай, парень... как там тебя?
- Джоунс, - процедил сквозь зубы Эл. - Эл Джоунс...
- Ты смотри! - заржал какой-то громила, до сих пор не попадавшийся
Элу на глаза. - Психиатр!
- А ты откуда знаешь? - с любопытством посмотрел на него Рудольф.
- Так на то его и зовут Локо Эрнестино! - засмеялся за спиной Эла
Гас. Роббер тоже выгнул губу в кривоватой улыбке.
- Все заткнитесь! - Рудольф закинул ногу за ногу. - Так ты врач?
- Да. Я же говорю - вы меня с кем-то спутали...
- Эй, может двинуть ему по хавалке?
- Заткнитесь, я сказал! Ну так вот, Джоунс, я предлагаю тебе неплохую
сделку. Ты ведь следил за нами, и ты не из полиции - это уже кое о чем
говорит. Значит, ты - из "невидимок", и нечего отпираться, тем более, что
мы это запросто проверим.
- Не знаю я никаких... - голос Эла сорвался и захлебнулся. Он понял
вдруг, что эти люди действительно не шутят. - Я искал... Я не следил за
вами!
Он не слышал собственных слов - внутри все колотилось. Эти люди
шутить не станут, они всерьез приняли его за кого-то другого. И Селена
здесь ни при чем. И мистика вся побоку - перед ним были звери совсем
другой породы, но едва ли не более страшные.
- Замолчи! Сейчас я говорю, - Рудольф уже начал терять терпение. Ему
действительно было бы очень неприятно признать, что он мог и ошибиться. Но
уж слишком все складывалось не в пользу этого докторишки. Не смотрят ТАКИМ
взглядом случайно - а он смотрел, еще как смотрел, словно в самую душу
старался проникнуть.
"А он - психопат... - мелькнуло вдруг у Эла в голове, и неприятный
холодок пробежал по спине. - Настоящая патологическая личность.
Рассудительный вменяемый психопат, возомнивший себя большой шишкой..."
- Так вот. То, что ваша база расположена в этом ночном клубе, ясно и
ребенку. Не знаю, какое отношение к этому имеет ваш фермер, но то, что вы
все крутитесь вокруг Кампаны, и то, что вас легко вычислить, - это факт.
Так что хватит играть в прятки. Если ты добровольно перейдешь на нашу
сторону - ты хорошо заработаешь. Если нет - на этот раз ты сможешь унести
отсюда ноги, но только после того, как все нам выложишь. Так или иначе,
твои примут тебя за предателя - и будут правы. Так что выбора у тебя нет.
Или почти нет. Так как? Ты нам помогаешь?
- Я не смог бы сделать это даже при всем желании. Я оказался в клубе
случайно...
- Отлавливал сбежавшего пациента! - хихикнул Гас.
- Почти. Я действительно был там... по просьбе одного из клиентов. И
к вам это, поверьте, не имеет никакого отношения.
- Ты в этом уверен?
Эл уже хотел сказать "да", как вдруг до него дошло, что в таком
случае его шансы выйти отсюда живым сведутся к нулю. Если этот "хищник" и
обещал ему свободу - то только лишь потому, что надеялся на его знакомство
с каким-то другим бандитом.
"Ну, Эл, теперь думай... Если ты согласишься им помочь - у тебя будет
шанс сбежать по дороге. Если ты просто смолчишь - ты или убедишь их в
своей невиновности и отправишься на тот свет, или..."
Представив себе то, что может означать это "или", он содрогнулся.
Можно было не сомневаться, что эти люди без всяких колебаний прибегнут к
пыткам. Но - согласиться? Эл понял, что и это не выход, ведь им нужна
какая-то информация, дать которую он не в состоянии.
Пока он раздумывал, время выбрало за него.
Рудольф понял одно: Джоунс колеблется. Раз так, то ему есть из чего
выбирать, пусть даже это выбор между добровольным и принудительным
предательством.
- Советую не тянуть долго, парень!
- Мне больше нечего вам сказать, - выдавил Эл и зажмурился.
Отсутствие ответа - тоже ответ. Рудольф не преминет истолковать это
по-своему.
- Дать ему по морде, шеф? - снова осведомился Локо Эрнестино.
- Нет. Пусть им займется Очкарик... Здесь нужна работа
профессионала...
Эл оцепенел. Сейчас должно было начаться самое худшее. Не стоило
труда догадаться, профессионала какого рода они имели в виду.
"Господи, помилуй! За что?! - безмолвно взмолился он, слушая, как
приближаются к нему неумолимые шаги. Теперь он предпочел бы умереть сразу
- было уже поздно уверять бандитов в своей невиновности и непричастности.
Вряд ли эти гангстеры смогут теперь в нее поверить...
Чьи-то пальцы затеребили веревку, и вскоре одна рука Эла освободилась
- но тут же ее схватили, зажав пятерней, как стальными тисками...

20
Нельзя сказать, что Джейкобс вернулся в участок в хорошем настроении.
Конечно, он сделал главное - вычислил Джоунса, но все же... Слишком
неубедительно прозвучит его доклад. Чтобы человек с его внешностью так
быстро раскрыл преступление... точнее, чтобы в это поверили, нужно было
иметь более серьезные доказательства. А что было у Джейкобса? Услышанная
издали, но ничем не подтвержденная фраза одного из гангстеров? Маловато...
Прямо скажем, маловато.
Думать о том, что Джоунс похищен - а догадаться об этом было
несложно, - Джейкобсу не хотелось. Это был уже совсем другой вопрос, его
лично не затрагивающий, зато порождающий ряд претензий со стороны
начальства.
Джейкобс не имел права вмешиваться, пока Рудольф и его компания
просто слонялись по заведению. Но в тот момент, когда они окружили беднягу
Джоунса, он был просто обязан вмешаться. Хотя, с другой стороны, доктор
последовал за ними так покорно, что можно было заподозрить и полюбовное
соглашение...
- ...Докладывайте, Джейкобс, - рядом с начальником участка уже
восседал сам шериф.
- Разборка не состоялась. Люди Рудольфа Грюнштайна во главе в самим
Большим Рудольфом пришли в клуб, но вели себя так, что к ним нельзя было
предъявить претензий.
- Претензии можно предъявить к кому угодно, и не мне вас учить... -
буркнул под нос шериф.
- Продолжать?
- Да, будьте добры, - от последних слов так и разило сарказмом.
- Мы не делали этого еще и потому, что собирались в первую очередь
установить личность их противников.
- И что, вам это удалось?
- Частично. На моих глазах Грюнштайн встретился с Джоунсом, назвав
последнего "мистером Невидимкой".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27