А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Так что я взял всего штуку и жду теперь прибыль.
– Да ну! Вроде бы неплохо получилось.
– Еще бы. Какое-то время мне не придется полагаться на твоего брата в смысле оплаты жилья. Неплохо? Да просто чудесно – в том смысле, что я смог вложить бабки в перспективное дело и урвать куш на фондовой бирже. И в то же время плохо, поскольку я чувствую себя продажной сволочью.
– Займись благотворительностью, – наполнив чайник, посоветовал Павлов.
– О тебе я всегда позабочусь, – с ехидцей успокоил его Слим. – Не дрейфь.
– А что, Павлов принимает какое-то участие в твоем сайте?
Насмешливое фырканье братца сообщило, до какой степени я ошиблась.
– Публиковать свои сочинения в Интернете может любой придурок. Все, что требуется, это клавиатура, модем и зонд, воткнутый в лоб.
Я разглядывала свои босоножки, жалея, что не была единственным ребенком в семье. Мое детство омрачалось присутствием старшего отпрыска, безустанно напоминавшего мне, кто из нас главный. Между прочим, Павлову не было особой нужды завидовать чужим успехам: в качестве журналиста мой брат имел такой-то вес, по крайней мере, его имя знали. В определенных кругах. Проще говоря – в некоторых спальнях. В тех, где плакатики с пони соседствуют с журнальными разворотами, изображающими бойз-бэнды в полном составе. Где в грелках в форме плюшевого мишки булькает полбутылки «Баккарди». Там, где девочки-подростки штудируют свои журнальчики, примеряя на себя чужие проблемы. Вот здесь-то и царствует Павлов, и, возможно, именно поэтому он проявляет раздражение, когда разговор заходит о заработках. Мой братец ведет колонку советов читательницам. Он – «любовный хирург» журнала «Блесни умом!», если величать его парадным титулом. Может, Павлов и считается крутым среди недорослей, но такое ведь не впишешь в графу «род занятий». Если только не хочешь привлечь внимание полиции.
– Ты пьешь растворимый кофе? – спросил меня брат, занеся полную ложку порошка над первой из трех чашек. У нас есть еще десять минут, а потом мне нужно будет уйти.
Признаться, я надеялась, что два чемодана, несшие караул под дверью, намекнут Павлову, что я, вообще-то, отнюдь никуда не спешу. Так или иначе, я согласилась на растворимый кофе. Решила еще немного потянуть время, а уж потом переходить в атаку.
– Куда ты собрался? – поинтересовалась я невинным тоном.
– На фотосессию. Редактор хочет, чтобы на моей страничке появился свежий снимок.
Павлов перестал ковырять ложкой в банке и украдкой метнул на меня взгляд, поджидая реакцию. Я постаралась изобразить полный восторг. В отличие от Слима, шагнувшего в кухню с вопросом:
– Как, в этой мерзкой рубашке?
На моем братце была ядовито-оранжевая сорочка с пуговицами сверху донизу. Он весьма неохотно подтвердил, что именно в таком виде и собирается фотографироваться. Слим втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы, Павлов скрипнул своими. Я же не могла отделаться от навязчивого впечатления: насколько дикий диссонанс между цветом рубашки моего брата и зелеными клетками линолеума под его ногами. Даже обрамлявший рубашку дверной проем не мог вобрать в себя исходившее от нее сияние.
– Как человек, повернутый на текстильных мотивах с пальмами и пеликанами, – сделал выпад мой брат. – ты едва ли посмеешь критиковать мой выбор.
Пожав плечами, Слим сдался:
– Мое дело – предупредить.
– Значит, тебе чем-то не нравится рубашка?
– Лично мне она до лампочки, но за твоих читательниц не поручусь.
– Не понял? – сбавил обороты Павлов.
– По-моему, тебе нужна домашняя куртка.
– Чего?
– Удобная бархатная куртка и огромный бокал бренди, который ты сможешь пролить на тапочки.
Слим тайком подмигнул мне, от чего я порозовела. Не до такой степени, однако, как Павлов, который швырнул чайную ложечку в раковину и потребовал выражаться яснее.
– Все дело в ауре, которую ты должен распространять, – пояснил Слим. – Ты ведь хочешь создать образ жреца любви, так ведь?
– Мне платят за то, чтобы я раскрывал особенности мужского подхода к романтическим отношениям. В общем, да.
– И ты должен олицетворять опыт и эрудицию?
Мой брат спрятал ладони в карманах, скромным кивком подтвердив справедливость предположения.
– Ну так постарайся хотя бы выглядеть, как ветеран интрижек и виртуоз постельных игр! Ловелас, меняющий женщин, как перчатки!
Я подавила смешок, надеясь, что высказывания Слима не испортят Павлову настроения, что было бы для меня крайне нежелательно.
– Помяни мои слова, – между тем продолжал Слим, – если фотограф щелкнет тебя в этой мандариновой тряпке, дамы усомнятся в остальных твоих достоинствах.
– Это не мандариновый оттенок.
– По мне, так он просто вопиет о распродаже на овощном рынке.
– Приглядись получше: это персиковый цвет.
– Какая разница? – резонно парировал Слим. – Фрукт есть фрукт.
Брат спросил, насыпать ли мне сахару. Он явно был уязвлен, хотя и делал вид, будто Слим неожиданно нас покинул.
– Спасибо, мне только молока, – ответила я и взмолилась, чтобы мой голос не дрогнул, когда я начну заверять брата, что он выглядит прекрасно. Лишь когда он отвернулся к холодильнику, я смогла обменяться взглядами с его соседом.
– Не пойму, как его только взяли в журнал? – сказала я одними губами.
Павлов держался на своем посту лет пять, заполучив его уже через неделю после прибытия в Лондон. Никаких собеседований или конкурсов, ничего подобного, он просто зашел спросить, не нужен ли журналу сортировщик писем, а редактор вдруг разразился потоком слез. Несчастная любовь или что-то в этом роде. А Павлов оказался тут как тут, с сухой жилеткой наготове, чтобы предложить поддержку и участие. Не побоялся даже испортить свою лучшую рубашку.
– В этих журналах, – объяснил Слим, – все решается просто: надо только переспать с нужным человеком.
Мой брат отвернулся от разделочной доски и протянул мне исходящую паром кружку.
– Между прочим, наш редактор – мужчина.
– Я в курсе, – ответил Слим, потянувшись за своей порцией кофе.
Слим понравился мне не только тем, что умел урезонить Павлова. Пока мы смаковали кофе, он достал миниатюрный скейтборд, не более трех дюймов в длину, и двумя пальцами начал катать его по столешнице. Игрушка для людей достаточно взрослых и умных, чтобы понимать, как нелепо они будут выглядеть на настоящем скейте. То, как Слим катал ее взад-вперед, свидетельствовало о ловкости его пальцев. Кроме того, в его пользу говорило и то, что он принял мою сторону в обсуждении моей же просьбы о временном ночлеге. Я нуждалась в крыше над головой, но не надолго – всего на недельку.
– Без адреса, по которому люди могли бы со мною связаться, я ни за что не смогу устроиться на работу, – объясняла я. – А без работы мне не удастся найти жилье. В результате мне ничего не останется, кроме как выйти на панель. «Мы удовлетворим любые ваши фантазии» – как пишут на рекламных листовках, разбросанных по телефонным будкам.
Павлов слушал не моргая, но, к моему удивлению, остался равнодушен к мольбе о помощи.
– Прости, Циско, но здесь всего две спальни. Рад бы помочь, но не могу. Что тут еще скажешь?
Сидевший напротив Слим прекратил барабанить пальцами по игрушке.
– Скажи: «Хорошо». Скажи: «Мы будем рады». Скажи: «Гостиная в полном твоем распоряжении, пользуйся сколько нужно».
– Но мы же нарушим условия аренды, – возразил Павлов. – Ты не хуже меня знаешь о запрете сдавать жилплощадь посторонним. Стоит Картье пронюхать, и мы втроем окажемся на улице.
– Прошу тебя, Павлов! Мне некуда больше идти.
– Циско, это твои проблемы.
– Отличный совет для колонки напутствий подросткам, – хмыкнул Слим и уверил меня, что я могу спать на диване. – Хозяин дома живет далеко, на побережье. Он даже не узнает, что у нас кто-то гостит.
– Диван не годится, – сказал Павлов.
Мы со Слимом повернулись к нему.
– Это почему? – переспросил Слим, на миг отдернув пальцы от скейта.
Мой брат разглядывал осадок в кружке, будто рассчитывая прочесть там подходящий ответ, после чего выдавил, что пара пружин в недрах дивана, увы, просели.
– Ерунда, – вставила я, – меня это не пугает.
По ту сторону стола Павлов, похоже, оказался в тупике. Его взгляд потускнел, и я вдруг поняла, отчего он не хочет, чтобы я оставалась в этом доме.
– Не переживай, – я пожирала брата взглядом в основном потому, что не могла заставить себя повернуться к Слиму. – Это все мелочи жизни.
– Циско, правда, ничего не получится.
– С каких это пор в диване сломаны пружины?
Игнорируя Слима, брат предложил мне занести вещи в его комнату.
– Я буду спать на полу, – решил он, – а ты займешь мою кровать.
– Диван в полном порядке, – настаивал Слим.
– О диване и речи быть не может, понял?
– Ты что, сломал его и не сказал мне? – Крошечный скейтборд прошелестел по столу, словно доставив обвинение по адресу, и упал на колени Павлова. – Если сломал, то заплатишь. Диван-то мой.
Павлов со злостью отправил скейт в обратное путешествие.
– Я разговариваю со своей сестрой, – заметил он. – И перестань, наконец, дурачиться с этой фиговиной.
– Диван мне дорог. Я своими руками поднял его из руин, помнишь? Если ты сломал мой диван, я имею право это знать!
– Хватит, помолчи, – оборвал его мой брат и тут же сдался: – Диван не сломан.
– Так отчего же на нем нельзя покемарить?
– Оттого.
– От чего «того»?
– Циско – моя младшая сестренка, вот отчего!
Павлов верно рассчитал время, чтобы привстать: Слим только пробурчал что-то насчет дивана и убрал со стола игрушку.
Нарушить молчание пришлось мне:
– Буду спать в твоей комнате, если тебе от этого легче.
Смерив меня гневным взглядом, мой брат испустил тяжкий вздох, свидетельствующий о поражении.
– Забирай гостиную, – разрешил он. – По ночам будешь запираться изнутри.
– Что ты хочешь сказать? – опешил Слим.
– Мне кажется, Циско будет рада возможности побыть в одиночестве, – рассеянно пояснил Павлов, сверяясь с часами, и тут же вскочил со стула, с горечью выругавшись. – Из-за вас я опоздал на съемку!
– Удачи тебе, – пожелала я, пока Павлов огибал стол, чтобы выскочить в коридор.
– Скажи, когда ты приблизительно собираешься вернуться? – елейным тоном осведомился Слим.
Ботинки моего брата прекратили скрипеть. Его лицо опустилось между нами, а руки легли нам на плечи.
– Я могу вернуться в любой момент, – прошипел он. – Вы меня поняли?
3
Три дня. Столько времени мне потребовалось, чтобы найти работу. Я провела эти три дня, бегая по агентствам временного найма для неквалифицированных работников; увы, мне пришлось позабыть о своих навыках. Этому меня научили первые же несколько собеседований. Когда я усаживалась напротив типа с бейджиком, на котором должно было бы значиться «Мне скучно», и упоминала о своем дипломе, мне вдруг начинало казаться, будто я только что сообщила работодателю о судимости.
– А вы умеете пользоваться телефоном? – настороженно интересовались мои собеседники, подразумевая, готова ли я отключать мозги пять раз в неделю. В итоге я поняла, что нечего размахивать дипломом, лучше упирать в основном на практические навыки.
Три года. Именно столько времени мне понадобилось, чтобы получить высшее образование. Однако в конце концов я нашла себе место лишь благодаря сексапильной внешности и умению варить кофе. Такая работа не доставляла радости, но, по крайней мере, она позволяла снять собственную комнату – где-нибудь на загаженной окраине, ибо зарплата была не ахти. Раздумывая об этом по пути домой, я старалась не поддаваться унынию. Дом на Коламбия-роуд был, конечно же, лишь временным пристанищем, но, откровенно говоря, он уже успел мне понравиться.
– Вот это достижение! – расцвел Слим-Джим, когда я сообщила ему о своих успехах. – Девушка едва приезжает в столицу и тут же устраивается моделью вот так, запросто. Между прочим, это меня не удивляет.
Парни готовили ужин. Мой брат нацепил передничек; он сидел за столом и нарезал перец на тончайшие ломтики. Его сосед крутился у столешницы, выкладывая на пиццу, похоже, все содержимое холодильника: сыр, помидоры, грибы, ореховое масло и попкорн. Дреды Слима были стянуты сзади черной бархатной резинкой. У меня имелась в точности такая же, но спросить, откуда он ее взял, я не решилась.
– Если ты собираешься работать моделью для журналов в глянцевых обложках, – произнес мой брат, отворачиваясь от разделочной доски, – то я советовал бы тебе сначала хорошенько подумать.
– Вы не поняли, ребята, – я пожалела, что дала лишь расплывчатое описание своих новых обязанностей. Между прочим, Павлов мог бы и отложить нож в сторону, разговаривая с сестрой.
– «Работа в модельном агентстве» – разве не так ты сказала?
– Все правильно, только я буду работать секретарем, принимать посетителей.
Слим отвернулся, чтобы смахнуть ломтики перца с доски, и объявил, что это необходимо отпраздновать в любом случае.
– Давайте сходим куда-нибудь, – предложил он. – Выбирай сама, Циско. Я угощаю.
– Правда?
– Конечно. Куда хочешь, но только одно условие: там должны танцевать сальсу.
– Сальсу? – переспросили мы с братом.
Слим пожал плечами и объявил, что этот танец всегда ему нравился, просто танцевать с Павловым ему как-то не хотелось. Даже если тот и согласится исполнить женскую партию.
– Спасибо, я не танцую, – пискнул мой брат. – Музыка меня совершенно не трогает.
– Именно поэтому мы спляшем сальсу с твоей сестрой. Это ритм, дающий танцорам все мыслимые поблажки.
Я сложила руки на груди, прикидывая, не шутит ли Слим.
– Разве партнеры в подобном танце не должны быть одинакового роста? – спросила я.
– Мы этого не узнаем, – сказал он, – пока не станцуем.
Я уже собралась было принять приглашение, когда Павлов вернул наше внимание к ужину:
– А это еще что такое?
Мой брат выпучил глаза на творение Слима. Одна ладонь на бедре, запястье другой прижато к виску. На миг мне почудилось, что он может рухнуть на пол.
– Пицца, – с некоторой обидой ответил Слим.
– Больше похоже на Пизанскую башню.
– По крайней мере, мы знаем, из чего она сделана, – заявил Слим, – чего никак нельзя сказать о пиццах, доставляемых на дом.
– Пожалуй, положить в пиццу ореховое масло – весьма оригинально, Слим, – вставила я, решив, что он, наверное, готовил нечто особенное специально для меня. – Ни за что не подумаешь, но оно вполне сочетается с джемом.
Вот именно, – подтвердил Слим. – Иногда самые невообразимые комбинации лишь подчеркивают достоинства ингредиентов.
Я почувствовала, как краснею, и поспешила отвернуться. Когда я вновь подняла глаза, Павлов сражался с завязками передника.
– Я понимаю, что ты только что вошла в дверь, – сказал он, – но, пожалуй, нам самое время идти.
– Уже? – Слим немного повеселел и придвинулся к Павлову, качая бедрами и описывая сложные фигуры руками. – Детка, в тебе звучит музыка, которая рвется наружу.
– Все это замечательно. – Мой брат снял передник и, аккуратно сложив его, сунул в шкаф. – Но сначала нам необходимо поесть.
Слим вновь выпрямился:
– Пицца будет готова через двадцать минут.
Павлов ответил, что мы доберемся до столика в закусочной на углу в два раза быстрее.
– Не уверена, что пока могу позволить себе ужинать в ресторане, – дипломатично сказала я.
– Не беспокойся, – утешил меня Павлов, бросая последний испепеляющий взгляд на пиццу. – Ведь за угощение платит Слим.
Ночь. Мы танцуем сальсу, а вокруг просто ад кромешный. Похожий на пещеру клуб с гипсовыми колоннами и верхней галереей, попасть на которую у нас нет никаких шансов. Танцплощадка забита людьми со всех концов света, по большей части в майках или водолазках, причем все широко улыбаются. Стоило закрыть глаза – и с тем же успехом я могла представить себя танцующей где-нибудь на другом полушарии, затерявшейся в море барабанов, колокольчиков, свиста и вспышек яркого света. Затем я открывала глаза, и ребята быстро возвращали меня к действительности. Слим, с его чувством ритма и непринужденностью. был прекрасным партнером. Мой брат танцевал с запрокинутой назад головой и высоко поднятыми руками, двигая бедрами так, словно он вращал хула-хуп. Именно Павлов порекомендовал мне попробовать закрыть глаза. И он же первым ткнул пальцем наверх и предложил передохнуть. Но едва Павлов подошел к винтовой лестнице, как навстречу ему шагнул вышибала обхватом в два обычных человека. Настоящий танк на маленьких торопливых лапках.
– Вы знаете, кто я такой? – вопросил мой брат, наклоняясь, чтобы услышать ответ.
Вышибала заглянул в бумажку на зажиме папки, блеснув напомаженным затылком в свете прожекторов. Затем брови его потянулись вверх, за ними последовало и все жирное лицо.
– А как же, ты – идиот, не умеющий танцевать, верно?
Павлов не ответил ни да, ни нет. Он только стоял рядом, тяжело дыша, в расстегнутой до пупа рубашке пастельных тонов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41