Поэтому я не думаю, что прокурор штата станет особенно сопротивляться, если Вашингтон захочет заполучить ее себе. Дерьмо!
Лорна чувствует холодок, который не имеет отношения к кондиционеру. Ее скромная и размеренная жизнь трещит по швам. И похоже, что она оказалась причастной, хотя и косвенно, к чему-то огромному. К убийству. К международной интриге. К губернаторам и президентам. Она желает, чтобы это никогда не кончалось. Ее охватывает страшное сексуальное возбуждение, какого она и не припомнит.
– Хочешь выпить? – спрашивает Лорна, когда они подъезжают к ее дому.
– Боже мой, еще как!
Войдя внутрь, она первым делом включает кондиционер в гостиной, но дом вобрал жару всего дня, и требуется некоторое время, чтобы он охладился. Лорна делает две основательные порции рома с тоником. Они садятся рядом на кушетке и осушают свои стаканы до дна, потом смотрят друг на друга и хихикают.
– Хочешь еще?
– Не откажусь.
Она приносит запотевшие высокие бокалы и говорит:
– Слушай, я вся взмокла. А ты?
Паз вообще не потеет, но на всякий случай кивает, соглашаясь.
– А во всем доме в это время года прохладно только в одной комнате, – добавляет Лорна.
Он идет следом за ней в спальню, которую можно сравнить с промышленным рефрижератором, и осторожно присаживается в кресло.
– У меня такое ощущение, будто я вся липкая и грязная, – говорит Лорна. – Пойду быстренько приму душ.
Она так и делает: уходит в ванную, раздевается, смывает с себя пот, а вернувшись в спальню, то ли из-за всего пережитого, то ли из-за Джимми забывает одеться снова.
Когда в 1889 году Жорж умер, вся семья, за исключением Альфонса, была поражена величиной его состояния. Крупнейший производитель керосина в Европе, «Де Бервилль и сыновья», контролировал компании газового освещения в большинстве французских городов. Кроме того, основатель фирмы через контракты с Рокфеллером владел семью процентами акций «Стандард ойл» в Нью-Йорке и значимыми долями в других нефтяных компаниях. Альфонс унаследовал этот бизнес, а Жан Пьер получил капитал и недвижимость на многие миллионы франков. Однако двое из детей по причине принятия святых обетов не могли обладать частной собственностью, и для них, дабы они могли служить делу Христову на поприще благотворительности, Жорж образовал трастовый фонд, названный в честь его любимого загородного имения «Буа-Флери». В собственность фонда перешли все принадлежавшие ему акции «Стандард ойл», а управление ими Жорж доверил своему сыну, преподобному отцу Жерару де Бервиллю.
Мари Анж потребовалось почти два года, чтобы воплотить свои планы в жизнь. При этом Жерар поддерживал ее настолько, насколько можно было желать: финансовых проблем у нее не возникало. Затруднения состояли в другом: даже сотрудники Доброго Вспомоществования находили ее идею абсурдной, не говоря уж о чиновниках антиклерикального правительства. В то время сам факт работы респектабельной женщины в лечебном учреждении вызывал подозрения, ну а уж чтобы подобные дамы ездили без сопровождения в районы боевых действий… это казалось просто немыслимым!
Одновременно с улаживанием дел в чиновничьих кабинетах Мари Анж занималась подготовкой кадров. С момента создания организации в нее стали набирать молодых женщин. Большую часть из них составляли привычные к труду девушки из шахтерских поселков близ Лилля (как Отиль Роланд) или рабочих кварталов Парижа. Трудности ухода за недужными, сопряженного порой с риском для жизни, пугали их меньше, чем девиц, получивших более деликатное воспитание, однако уже в числе первых двадцати сестер оказались и графская дочь, и дочь сенатора Франции.
С самого начала орден был построен на военных принципах, на что его основательницу подвигали и ее брат-полковник, и другой брат, иезуит. Кроме того, памятуя о слабой дисциплине защитников Коммуны, она требовала от своих последовательниц ни в коем случае не покидать своих подопечных и быть готовыми, в случае необходимости, с радостью принять смерть. В описываемый период она ввела в обиход одеяние, которое со временем превратилось в униформу монашеского ордена. За образец было взято то, что носила сама Мари Анж в Гравелотте: серое платье из хлопка или шерсти, поварской фартук, простой белый льняной шарф, повязанный на голову, высокие шнурованные солдатские башмаки и синий плащ кавалерийского образца.
Из книги «Преданные до смерти: История ордена сестер милосердия Крови Христовой».
Сестра Бенедикта Кули (ОКХ), «Розариум-пресс», Бостон, 1947 г.
Глава шестнадцатая
Пазу снился очередной кошмар, только на сей раз он, быть может из-за необычайной четкости образов, осознавал, что все происходит не наяву, и хотел из этого сна выбраться. Он находился на месте какого-то страшного преступления, где сама атмосфера была напоена духом скверны и безымянного ужаса, и допрашивал двух маленьких девочек, лет около семи.
Они играли на улице, прыгали через скакалку. Детектив хотел, чтобы они перестали вертеть чертову веревку, но тут, как это бывает в ночных кошмарах, ему пришло в голову, что они сделаются разговорчивее, если он включится в игру. Так он и поступил: прыгал быстрее и быстрее. Теперь маленькие девочки улыбались, хотя и без радости в глазах. На одной было домотканое платье из хлопка, на другой – из шерсти.
Открыв глаза, Паз обнаружил себя в постели Лорны Уайз, в спальне с кондиционером, остудившим помещение в достаточной степени, чтобы уютно чувствовать себя под одеялом. Ему вспомнилась прошедшая ночь… славно, просто замечательно, хорошо проснуться вот таким образом, если это, конечно, не… От последней мысли его прошиб пот. Он медленно повернул голову. По подушке рядом с ним разметались белокурые локоны Лорны, слышалось ее мягкое дыхание.
Придвинувшись ближе, Паз принюхался – травяной шампунь. Теплые струйки из-под одеяла несли с собой запах женщины, самый чарующий аромат на свете. Не иначе как настоящий. Ему вспомнилось, что во снах не бывает запахов: вроде бы кто-то его в этом уверял. Хотя чем черт не шутит.
Вдруг эта растрепанная головка развернется к нему каким-нибудь противоестественным образом, открыв взору осклабившийся череп или собачью пасть, которая пролает: «Сюрприз!»? Он чувствовал, как колотится сердце в груди, а потом подумал про себя, так, мимоходом, что если уж и это нереально, то он наплюет на все и обратится к матушке, пусть делает, что считает нужным. А если Маргарита не поможет, уйдет с работы: парни с глюками должны наблюдаться у психиатров, и пушки им носить не положено.
С такими мыслями в голове Паз вбирал запах Лорны Уайз, словно кислород из маски. Текли минуты. Она что-то пробормотала, повернулась к нему, и детектив с удовлетворением отметил, что это ее лицо, вполне нормальное. Впрочем, в тот момент ему показалось, будто он в жизни не видел лица красивее, хотя на самом деле подобных лиц видел множество, и в точно таких же ситуациях. Он присел на постели и продолжал смотреть на Лорну, пока его взгляд не разбудил ее.
Она открыла глаза, увидела его, на ее лице расцвела улыбка, но тут наметанный глаз психолога углядел неладное. Лорна нахмурилась.
– Что случилось?
– Ничего.
– Не «ничего», а что-то. Тебе снился кошмар?
– Да, странный, с персонажами из стихотворения. А потом мне показалось, что я все еще в нем. У тебя бывало так, что, когда ты просыпаешься, тебе кажется, будто сон продолжается?
– Нет, у меня никогда не было дурных снов. И как твой личный терапевт я должна сказать тебе, что от этого помогает только одно верное средство, известное медицинской науке.
– И что это за средство, доктор?
– Боюсь, что тебе придется некоторое время полежать на обнаженной женщине.
– Нет, нет, только не это! – воскликнул Паз, хотя немедленно приступил к выполнению этой методической рекомендации.
– И как долго должен я лежать? – спросил он после того, как завершил необходимые приготовления.
– Пока эта обнаженная женщина не скажет, что сеанс окончен, – ответила Лорна.
* * *
Сейчас Лорна парит в самой приятной фазе состояния «пост коитус», в блаженном полусне. С одной стороны, она вроде бы понимает, где находится и что с ней происходит, с другой – все же осознает не настолько, чтобы задуматься о будущем своих отношений с Джимми Пазом, на настоящем этапе восхитительных. Сейчас его нет в постели, но это тоже нормально. Она соскальзывает обратно, в царство сна, и всплывает на поверхность, только заслышав звяканье фаянса и серебра. Паз заходит в комнату с подносом, на котором стоят контейнер от ее кофеварки «Крупс», наполненный побулькивающей смолянисто-черной жидкостью, накрытое салфеткой блюдо и кофейный набор. Ноздри щекочет восхитительный аромат кофе и свежей выпечки. Паз ставит поднос на кровать. Он обнажен, если не считать узких черных плавок «Хьюго босс».
– Что это? – говорит она, плавно перемещаясь в сидячее положение и указывая на поднос.
– Это блюдо с кексами-магдаленас, – говорит Паз и берет один кекс. – У тебя не оказалось рома, поэтому мне пришлось воспользоваться коньяком. Правда, получилось неплохо.
– О, ну это, право, ни в какие ворота не лезет! За кого ты меня принимаешь? Неужели я похожа на девушку, способную есть магдаленас без рома? Господи, до чего же вкусно!
– Тебе еще не вспомнился дом твоей бабушки в Комбре? – спрашивает Паз.
– Э, да он еще и Пруста читал? Или подхватил на своем «факультете»?
– Вообще-то от Уиллы Шафтель. Мы смотрели ретроспективу «Монти Пайтон», и там было место, где в диком темпе пересказывается Пруст. Ну а потом она знакомила меня с самим Прустом на протяжении всего уик-энда.
– Ну-ну. Знаешь, если часто вспоминать старых подружек, недолго и самому состариться.
– Так же как если подкалывать меня всякий раз, когда я говорю нечто, что, по-твоему, не укладывается в обычный образ тупого копа.
– Кажется, у нас первая стычка.
– Да, но она уже закончилась. Возьми еще кексик.
– Это будет стоить мне семнадцати часов на тренажере. Откуда ты их вообще взял?
– Испек, – отвечает он, наливая кофе.
– Что… ты их испек?! У меня на кухне? Ты повсюду носишь с собой формочки для магдаленас?
– Нет, я воспользовался твоими. Они находились в шкафчике рядом с кухней, на самом дне, в коробке. Нераспакованный набор форм для выпечки. Наверное, чей-то подарок.
– Да, от брата. Он все надеется, что из меня выйдет толковая хозяйка.
– Что ж, я обновил его для тебя. Надеюсь, ты не возражаешь.
– Конечно, возражаю! Никогда больше не обновляй в моем доме формочки для кексов! Господи, какой крепкий кофе!
– Слабый, – возражает Паз. – Почти не пристает к ложке.
Лорна съедает еще один кекс и со вздохом откидывается на подушки. Откровенно говоря, ее слегка мутит, но в остальном ей настолько хорошо, что она решает не обращать на это внимания.
– Мне хочется, чтобы со мной произошло что-нибудь интересное. Буйный секс, по утрам красивые обнаженные мужчины, доставляющие завтрак в постель. Не жизнь, а нудятина: впору кричать.
– Не смеши меня, – говорит Паз.
– Ты на самом деле гей, да? Вот где собака зарыта.
– Боюсь, что так. Я вынужден притворяться, будто люблю женщин, чтобы меня не подняли на смех парни в полицейском участке.
Они хохочут, но Лорна ощущает первые уколы действительности.
«Да, это все здорово, – нашептывает ей дьявол, – ты встретишься с ним еще пару раз, будете спариваться, как кролики, кайф ловить, разговоры разговаривать, а потом он не позвонит день, три, неделю, и ты будешь сходить с ума, не понимать, в чем дело, станешь набирать его номер, оставишь с полдюжины все более раздраженных сообщений, а потом он позвонит и скажет: „Ты звонила? Что у тебя за дело?“ Словно чужой».
Паз улавливает эту перемену.
– Пойду помою посуду, – говорит он и берет поднос.
– Нет, оставь, – возражает она, – я сама этим займусь.
Лорну так и подмывает сказать какую-нибудь пакость, потому что когда все идет слишком уж хорошо, то добром это, конечно же, не кончится, но пока она борется с этим порывом, из висящей на стуле куртки Паза доносятся первые такты «Гуантанамеры».
«Слава богу», – облегченно вздыхает Лорна.
Паз отвечает на звонок. Он долго слушает, изредка вставляя короткие замечания. Лорна встает, накидывает легкое одеяние и относит поднос на кухню. Там безукоризненный порядок, словно никто ничего и не готовил; пахнет кофе и сладкой выпечкой. Моя тарелки, она вдруг чувствует, как к глазам подступают слезы, и вспоминает, что испытывала нечто подобное с ним на пляже. Нет, думает она, это слишком жестоко, мое сердце этого не вынесет, и тут ее тело словно отзывается на эту мысль приступом резкой, ей такой и не припомнить, боли. Лицо и спина покрываются потом. Боль проходит, но к ней, в первый раз за последнее время, возвращается прежний страх. Что-то неладно внутри.
Подавив эту мысль, Лорна возвращается в спальню, но, услышав плеск душа, идет в ванную и присоединяется к нему. Они намыливают друг друга, дурачатся, но потом он вздыхает и говорит:
– Мне нужно ехать на работу.
– Звонок?
– Да, мой напарник. Вскрытие Джека Уилсона показало уровень алкоголя в крови на уровне ноль тридцать шесть.
– Господи, да это смертельная доза!
– Ага, особенно в сочетании с нембуталом: его следы тоже обнаружены. А в машине нашли пустую бутылку из-под дешевой водки. Федералы рассматривают это как несчастный случай, и полиция округа Броуард с ними согласна. Хорошо, мы хоть что-то сумели из них выудить, нам повезло.
Паз выключает душ. Она чувствует, что он уже где-то в другом месте.
Они молча одеваются, он гораздо быстрее, чем она. Паз поджидает ее в кабинете, рассматривая книги, а когда она появляется из спальни в одном из своих невыразительных костюмов, окидывает ее проницательным полицейским взглядом.
– Послушай, ты ведь собираешься сегодня повидаться с Эммилу?
– Да, я хочу проверить ее состояние. А что?
– Можешь ты спросить ее кое о чем для меня?
Лорна колеблется.
– Полицейский вопрос, ты имеешь в виду?
– Честно говоря, нет. Я только хотел узнать, кто свел ее с Дэвидом Паккером.
– Джимми, я правда не могу помочь тебе в твоем расследовании. Это неэтично.
– Да ладно, не бери в голову. Ты хочешь выяснить, не исцелила ли она этого, как там его зовут?
– Это маловероятно.
Некоторое время он смотрит на нее молча, а потом спрашивает:
– У тебя есть какие-нибудь планы на это воскресенье?
Планов у нее нет.
– Значит, мы ужинаем в ресторане. Тебе нужно познакомиться с моей матушкой.
– Ух ты!
– Не бойся, она очаровательная женщина, – говорит Паз. – Все любят Маргариту.
* * *
Фрэнк Уилсон жил в кондоминиуме, в современном восьмиэтажном здании на Ли Дженн, в районе Корал-Гейблз. Когда Уилсон впустил их, Паз увидел, что тот плакал. Его глаза были красными, а лицо выглядело так, словно кожа набрякла и отпала от костей. Он все время промокал нос ватным тампоном. Пазу такая реакция показалась странной, но, с другой стороны, сам-то он никогда братьев не терял, да и не имел. Уилсон опустился на кожаный диван, даже не предложив детективам сесть, но оба сели без приглашения и достали блокноты. Желтовато-коричневые ячеистые занавески на больших окнах были плотно задернуты, света Уилсон не включал, так что в комнате стоял полумрак, мешавший наблюдать за выражением лица их информанта.
– Это такой удар, такой удар – дух из меня выбило! – сказал Уилсон. – До сих пор не верится. Чтобы с Джеком, и такое случилось!
– «Такое» это какое ? – уточнил Паз.
– Ну, чтобы напился. Сел за руль… – Фрэнк не закончил фразы.
– Он пил много водки, мистер Уилсон? – поинтересовался Моралес.
– Терпеть ее не мог, – ответил брат Джек. – Он считал, что на вкус и запах она как спирт для дезинфекции.
Детективы задумались на секунду, потом Паз спросил:
– Как бы вы описали своего брата, мистер Уилсон? Что он был за человек?
Уилсон слегка выпрямился и устремил взгляд на Паза.
– Что за… Я не понимаю. Катастрофа произошла в Броуарде. Я хочу сказать, почему это интересует полицию Майами?
– Ну, сэр, вам ведь известно, что Джек был косвенно причастен к другому делу, и мы как раз пытаемся свести воедино всю информацию. К тому же… мы думаем, что гибель вашего брата, возможно, потребует дальнейшего расследования. Вы говорите, ваш брат не увлекался спиртным и терпеть не мог водку, значит, логично спросить, с чего это уровень алкоголя в его крови составил три и шесть десятых и откуда в машине взялась пустая бутылка.
Уилсон вытаращился на него.
– Что… вы думаете, его кто-то убил? Они заставили его выпить всю ту водку?
– Либо так, либо накормили нембуталом, чтобы он вырубился, и влили водку через зонд.
У Фрэнка отвисла челюсть.
– С ума сойти, – запинаясь, пробормотал он. – Но кому это могло понадобиться?
Вот этот вопрос и занимал сейчас Паза с Моралесом. Они ехали к дому Джека Уилсона, получив у его брата ключи от жилища покойного и описание его характера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Лорна чувствует холодок, который не имеет отношения к кондиционеру. Ее скромная и размеренная жизнь трещит по швам. И похоже, что она оказалась причастной, хотя и косвенно, к чему-то огромному. К убийству. К международной интриге. К губернаторам и президентам. Она желает, чтобы это никогда не кончалось. Ее охватывает страшное сексуальное возбуждение, какого она и не припомнит.
– Хочешь выпить? – спрашивает Лорна, когда они подъезжают к ее дому.
– Боже мой, еще как!
Войдя внутрь, она первым делом включает кондиционер в гостиной, но дом вобрал жару всего дня, и требуется некоторое время, чтобы он охладился. Лорна делает две основательные порции рома с тоником. Они садятся рядом на кушетке и осушают свои стаканы до дна, потом смотрят друг на друга и хихикают.
– Хочешь еще?
– Не откажусь.
Она приносит запотевшие высокие бокалы и говорит:
– Слушай, я вся взмокла. А ты?
Паз вообще не потеет, но на всякий случай кивает, соглашаясь.
– А во всем доме в это время года прохладно только в одной комнате, – добавляет Лорна.
Он идет следом за ней в спальню, которую можно сравнить с промышленным рефрижератором, и осторожно присаживается в кресло.
– У меня такое ощущение, будто я вся липкая и грязная, – говорит Лорна. – Пойду быстренько приму душ.
Она так и делает: уходит в ванную, раздевается, смывает с себя пот, а вернувшись в спальню, то ли из-за всего пережитого, то ли из-за Джимми забывает одеться снова.
Когда в 1889 году Жорж умер, вся семья, за исключением Альфонса, была поражена величиной его состояния. Крупнейший производитель керосина в Европе, «Де Бервилль и сыновья», контролировал компании газового освещения в большинстве французских городов. Кроме того, основатель фирмы через контракты с Рокфеллером владел семью процентами акций «Стандард ойл» в Нью-Йорке и значимыми долями в других нефтяных компаниях. Альфонс унаследовал этот бизнес, а Жан Пьер получил капитал и недвижимость на многие миллионы франков. Однако двое из детей по причине принятия святых обетов не могли обладать частной собственностью, и для них, дабы они могли служить делу Христову на поприще благотворительности, Жорж образовал трастовый фонд, названный в честь его любимого загородного имения «Буа-Флери». В собственность фонда перешли все принадлежавшие ему акции «Стандард ойл», а управление ими Жорж доверил своему сыну, преподобному отцу Жерару де Бервиллю.
Мари Анж потребовалось почти два года, чтобы воплотить свои планы в жизнь. При этом Жерар поддерживал ее настолько, насколько можно было желать: финансовых проблем у нее не возникало. Затруднения состояли в другом: даже сотрудники Доброго Вспомоществования находили ее идею абсурдной, не говоря уж о чиновниках антиклерикального правительства. В то время сам факт работы респектабельной женщины в лечебном учреждении вызывал подозрения, ну а уж чтобы подобные дамы ездили без сопровождения в районы боевых действий… это казалось просто немыслимым!
Одновременно с улаживанием дел в чиновничьих кабинетах Мари Анж занималась подготовкой кадров. С момента создания организации в нее стали набирать молодых женщин. Большую часть из них составляли привычные к труду девушки из шахтерских поселков близ Лилля (как Отиль Роланд) или рабочих кварталов Парижа. Трудности ухода за недужными, сопряженного порой с риском для жизни, пугали их меньше, чем девиц, получивших более деликатное воспитание, однако уже в числе первых двадцати сестер оказались и графская дочь, и дочь сенатора Франции.
С самого начала орден был построен на военных принципах, на что его основательницу подвигали и ее брат-полковник, и другой брат, иезуит. Кроме того, памятуя о слабой дисциплине защитников Коммуны, она требовала от своих последовательниц ни в коем случае не покидать своих подопечных и быть готовыми, в случае необходимости, с радостью принять смерть. В описываемый период она ввела в обиход одеяние, которое со временем превратилось в униформу монашеского ордена. За образец было взято то, что носила сама Мари Анж в Гравелотте: серое платье из хлопка или шерсти, поварской фартук, простой белый льняной шарф, повязанный на голову, высокие шнурованные солдатские башмаки и синий плащ кавалерийского образца.
Из книги «Преданные до смерти: История ордена сестер милосердия Крови Христовой».
Сестра Бенедикта Кули (ОКХ), «Розариум-пресс», Бостон, 1947 г.
Глава шестнадцатая
Пазу снился очередной кошмар, только на сей раз он, быть может из-за необычайной четкости образов, осознавал, что все происходит не наяву, и хотел из этого сна выбраться. Он находился на месте какого-то страшного преступления, где сама атмосфера была напоена духом скверны и безымянного ужаса, и допрашивал двух маленьких девочек, лет около семи.
Они играли на улице, прыгали через скакалку. Детектив хотел, чтобы они перестали вертеть чертову веревку, но тут, как это бывает в ночных кошмарах, ему пришло в голову, что они сделаются разговорчивее, если он включится в игру. Так он и поступил: прыгал быстрее и быстрее. Теперь маленькие девочки улыбались, хотя и без радости в глазах. На одной было домотканое платье из хлопка, на другой – из шерсти.
Открыв глаза, Паз обнаружил себя в постели Лорны Уайз, в спальне с кондиционером, остудившим помещение в достаточной степени, чтобы уютно чувствовать себя под одеялом. Ему вспомнилась прошедшая ночь… славно, просто замечательно, хорошо проснуться вот таким образом, если это, конечно, не… От последней мысли его прошиб пот. Он медленно повернул голову. По подушке рядом с ним разметались белокурые локоны Лорны, слышалось ее мягкое дыхание.
Придвинувшись ближе, Паз принюхался – травяной шампунь. Теплые струйки из-под одеяла несли с собой запах женщины, самый чарующий аромат на свете. Не иначе как настоящий. Ему вспомнилось, что во снах не бывает запахов: вроде бы кто-то его в этом уверял. Хотя чем черт не шутит.
Вдруг эта растрепанная головка развернется к нему каким-нибудь противоестественным образом, открыв взору осклабившийся череп или собачью пасть, которая пролает: «Сюрприз!»? Он чувствовал, как колотится сердце в груди, а потом подумал про себя, так, мимоходом, что если уж и это нереально, то он наплюет на все и обратится к матушке, пусть делает, что считает нужным. А если Маргарита не поможет, уйдет с работы: парни с глюками должны наблюдаться у психиатров, и пушки им носить не положено.
С такими мыслями в голове Паз вбирал запах Лорны Уайз, словно кислород из маски. Текли минуты. Она что-то пробормотала, повернулась к нему, и детектив с удовлетворением отметил, что это ее лицо, вполне нормальное. Впрочем, в тот момент ему показалось, будто он в жизни не видел лица красивее, хотя на самом деле подобных лиц видел множество, и в точно таких же ситуациях. Он присел на постели и продолжал смотреть на Лорну, пока его взгляд не разбудил ее.
Она открыла глаза, увидела его, на ее лице расцвела улыбка, но тут наметанный глаз психолога углядел неладное. Лорна нахмурилась.
– Что случилось?
– Ничего.
– Не «ничего», а что-то. Тебе снился кошмар?
– Да, странный, с персонажами из стихотворения. А потом мне показалось, что я все еще в нем. У тебя бывало так, что, когда ты просыпаешься, тебе кажется, будто сон продолжается?
– Нет, у меня никогда не было дурных снов. И как твой личный терапевт я должна сказать тебе, что от этого помогает только одно верное средство, известное медицинской науке.
– И что это за средство, доктор?
– Боюсь, что тебе придется некоторое время полежать на обнаженной женщине.
– Нет, нет, только не это! – воскликнул Паз, хотя немедленно приступил к выполнению этой методической рекомендации.
– И как долго должен я лежать? – спросил он после того, как завершил необходимые приготовления.
– Пока эта обнаженная женщина не скажет, что сеанс окончен, – ответила Лорна.
* * *
Сейчас Лорна парит в самой приятной фазе состояния «пост коитус», в блаженном полусне. С одной стороны, она вроде бы понимает, где находится и что с ней происходит, с другой – все же осознает не настолько, чтобы задуматься о будущем своих отношений с Джимми Пазом, на настоящем этапе восхитительных. Сейчас его нет в постели, но это тоже нормально. Она соскальзывает обратно, в царство сна, и всплывает на поверхность, только заслышав звяканье фаянса и серебра. Паз заходит в комнату с подносом, на котором стоят контейнер от ее кофеварки «Крупс», наполненный побулькивающей смолянисто-черной жидкостью, накрытое салфеткой блюдо и кофейный набор. Ноздри щекочет восхитительный аромат кофе и свежей выпечки. Паз ставит поднос на кровать. Он обнажен, если не считать узких черных плавок «Хьюго босс».
– Что это? – говорит она, плавно перемещаясь в сидячее положение и указывая на поднос.
– Это блюдо с кексами-магдаленас, – говорит Паз и берет один кекс. – У тебя не оказалось рома, поэтому мне пришлось воспользоваться коньяком. Правда, получилось неплохо.
– О, ну это, право, ни в какие ворота не лезет! За кого ты меня принимаешь? Неужели я похожа на девушку, способную есть магдаленас без рома? Господи, до чего же вкусно!
– Тебе еще не вспомнился дом твоей бабушки в Комбре? – спрашивает Паз.
– Э, да он еще и Пруста читал? Или подхватил на своем «факультете»?
– Вообще-то от Уиллы Шафтель. Мы смотрели ретроспективу «Монти Пайтон», и там было место, где в диком темпе пересказывается Пруст. Ну а потом она знакомила меня с самим Прустом на протяжении всего уик-энда.
– Ну-ну. Знаешь, если часто вспоминать старых подружек, недолго и самому состариться.
– Так же как если подкалывать меня всякий раз, когда я говорю нечто, что, по-твоему, не укладывается в обычный образ тупого копа.
– Кажется, у нас первая стычка.
– Да, но она уже закончилась. Возьми еще кексик.
– Это будет стоить мне семнадцати часов на тренажере. Откуда ты их вообще взял?
– Испек, – отвечает он, наливая кофе.
– Что… ты их испек?! У меня на кухне? Ты повсюду носишь с собой формочки для магдаленас?
– Нет, я воспользовался твоими. Они находились в шкафчике рядом с кухней, на самом дне, в коробке. Нераспакованный набор форм для выпечки. Наверное, чей-то подарок.
– Да, от брата. Он все надеется, что из меня выйдет толковая хозяйка.
– Что ж, я обновил его для тебя. Надеюсь, ты не возражаешь.
– Конечно, возражаю! Никогда больше не обновляй в моем доме формочки для кексов! Господи, какой крепкий кофе!
– Слабый, – возражает Паз. – Почти не пристает к ложке.
Лорна съедает еще один кекс и со вздохом откидывается на подушки. Откровенно говоря, ее слегка мутит, но в остальном ей настолько хорошо, что она решает не обращать на это внимания.
– Мне хочется, чтобы со мной произошло что-нибудь интересное. Буйный секс, по утрам красивые обнаженные мужчины, доставляющие завтрак в постель. Не жизнь, а нудятина: впору кричать.
– Не смеши меня, – говорит Паз.
– Ты на самом деле гей, да? Вот где собака зарыта.
– Боюсь, что так. Я вынужден притворяться, будто люблю женщин, чтобы меня не подняли на смех парни в полицейском участке.
Они хохочут, но Лорна ощущает первые уколы действительности.
«Да, это все здорово, – нашептывает ей дьявол, – ты встретишься с ним еще пару раз, будете спариваться, как кролики, кайф ловить, разговоры разговаривать, а потом он не позвонит день, три, неделю, и ты будешь сходить с ума, не понимать, в чем дело, станешь набирать его номер, оставишь с полдюжины все более раздраженных сообщений, а потом он позвонит и скажет: „Ты звонила? Что у тебя за дело?“ Словно чужой».
Паз улавливает эту перемену.
– Пойду помою посуду, – говорит он и берет поднос.
– Нет, оставь, – возражает она, – я сама этим займусь.
Лорну так и подмывает сказать какую-нибудь пакость, потому что когда все идет слишком уж хорошо, то добром это, конечно же, не кончится, но пока она борется с этим порывом, из висящей на стуле куртки Паза доносятся первые такты «Гуантанамеры».
«Слава богу», – облегченно вздыхает Лорна.
Паз отвечает на звонок. Он долго слушает, изредка вставляя короткие замечания. Лорна встает, накидывает легкое одеяние и относит поднос на кухню. Там безукоризненный порядок, словно никто ничего и не готовил; пахнет кофе и сладкой выпечкой. Моя тарелки, она вдруг чувствует, как к глазам подступают слезы, и вспоминает, что испытывала нечто подобное с ним на пляже. Нет, думает она, это слишком жестоко, мое сердце этого не вынесет, и тут ее тело словно отзывается на эту мысль приступом резкой, ей такой и не припомнить, боли. Лицо и спина покрываются потом. Боль проходит, но к ней, в первый раз за последнее время, возвращается прежний страх. Что-то неладно внутри.
Подавив эту мысль, Лорна возвращается в спальню, но, услышав плеск душа, идет в ванную и присоединяется к нему. Они намыливают друг друга, дурачатся, но потом он вздыхает и говорит:
– Мне нужно ехать на работу.
– Звонок?
– Да, мой напарник. Вскрытие Джека Уилсона показало уровень алкоголя в крови на уровне ноль тридцать шесть.
– Господи, да это смертельная доза!
– Ага, особенно в сочетании с нембуталом: его следы тоже обнаружены. А в машине нашли пустую бутылку из-под дешевой водки. Федералы рассматривают это как несчастный случай, и полиция округа Броуард с ними согласна. Хорошо, мы хоть что-то сумели из них выудить, нам повезло.
Паз выключает душ. Она чувствует, что он уже где-то в другом месте.
Они молча одеваются, он гораздо быстрее, чем она. Паз поджидает ее в кабинете, рассматривая книги, а когда она появляется из спальни в одном из своих невыразительных костюмов, окидывает ее проницательным полицейским взглядом.
– Послушай, ты ведь собираешься сегодня повидаться с Эммилу?
– Да, я хочу проверить ее состояние. А что?
– Можешь ты спросить ее кое о чем для меня?
Лорна колеблется.
– Полицейский вопрос, ты имеешь в виду?
– Честно говоря, нет. Я только хотел узнать, кто свел ее с Дэвидом Паккером.
– Джимми, я правда не могу помочь тебе в твоем расследовании. Это неэтично.
– Да ладно, не бери в голову. Ты хочешь выяснить, не исцелила ли она этого, как там его зовут?
– Это маловероятно.
Некоторое время он смотрит на нее молча, а потом спрашивает:
– У тебя есть какие-нибудь планы на это воскресенье?
Планов у нее нет.
– Значит, мы ужинаем в ресторане. Тебе нужно познакомиться с моей матушкой.
– Ух ты!
– Не бойся, она очаровательная женщина, – говорит Паз. – Все любят Маргариту.
* * *
Фрэнк Уилсон жил в кондоминиуме, в современном восьмиэтажном здании на Ли Дженн, в районе Корал-Гейблз. Когда Уилсон впустил их, Паз увидел, что тот плакал. Его глаза были красными, а лицо выглядело так, словно кожа набрякла и отпала от костей. Он все время промокал нос ватным тампоном. Пазу такая реакция показалась странной, но, с другой стороны, сам-то он никогда братьев не терял, да и не имел. Уилсон опустился на кожаный диван, даже не предложив детективам сесть, но оба сели без приглашения и достали блокноты. Желтовато-коричневые ячеистые занавески на больших окнах были плотно задернуты, света Уилсон не включал, так что в комнате стоял полумрак, мешавший наблюдать за выражением лица их информанта.
– Это такой удар, такой удар – дух из меня выбило! – сказал Уилсон. – До сих пор не верится. Чтобы с Джеком, и такое случилось!
– «Такое» это какое ? – уточнил Паз.
– Ну, чтобы напился. Сел за руль… – Фрэнк не закончил фразы.
– Он пил много водки, мистер Уилсон? – поинтересовался Моралес.
– Терпеть ее не мог, – ответил брат Джек. – Он считал, что на вкус и запах она как спирт для дезинфекции.
Детективы задумались на секунду, потом Паз спросил:
– Как бы вы описали своего брата, мистер Уилсон? Что он был за человек?
Уилсон слегка выпрямился и устремил взгляд на Паза.
– Что за… Я не понимаю. Катастрофа произошла в Броуарде. Я хочу сказать, почему это интересует полицию Майами?
– Ну, сэр, вам ведь известно, что Джек был косвенно причастен к другому делу, и мы как раз пытаемся свести воедино всю информацию. К тому же… мы думаем, что гибель вашего брата, возможно, потребует дальнейшего расследования. Вы говорите, ваш брат не увлекался спиртным и терпеть не мог водку, значит, логично спросить, с чего это уровень алкоголя в его крови составил три и шесть десятых и откуда в машине взялась пустая бутылка.
Уилсон вытаращился на него.
– Что… вы думаете, его кто-то убил? Они заставили его выпить всю ту водку?
– Либо так, либо накормили нембуталом, чтобы он вырубился, и влили водку через зонд.
У Фрэнка отвисла челюсть.
– С ума сойти, – запинаясь, пробормотал он. – Но кому это могло понадобиться?
Вот этот вопрос и занимал сейчас Паза с Моралесом. Они ехали к дому Джека Уилсона, получив у его брата ключи от жилища покойного и описание его характера.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54