Капитан джермы уверил нас, что если так пойдет и дальше, то к вечеру или, во всяком случае, на следующее утро, мы непременно опять окажемся в порту Рашид. Тогда он отдал приказ причалить к берегу у одной из деревень, мимо которой мы проходили.
Нам пришлось ждать часа два, пока ветер не стих. После чего мы снова тронулись в путь.
Мы медленно двигались вперед, и вечером перед нами на красноватом горизонте медленно выросли три симметричных горы, хорошо заметных на фоне неба.
Это были пирамиды!
Пирамиды на глазах становились все больше, а слева, над самым Нилом, нависли первые гранитные склоны гор. Мы замерли, не в силах оторвать глаз от этих гигантских сооружений, навевавших величественные воспоминания о далеком прошлом.
Солнце спускалось за горизонт, и отблески падали на стены пирамид, а их основание уходило в тень. Вскоре сверкала лишь одна вершина, похожая на красный клин. Потом и по ней скользнул последний луч, словно свет маяка. Наконец, это пламя будто отделилось от вершины, точно взметнулось в небо, чтобы мгновение спустя зажечь звезды.
Наш восторг граничил с безумием. Мы аплодировали этим великолепным декорациям. Нескольким *** казалось на венецианском карнавале. Потом мы стали упрашивать капитана не трогаться с места ночью, чтобы на следующее утро можно было снова полюбоваться величественным пейзажем, который предстанет нашему взору.
Все складывалось на удивление удачно. Капитан, со своей стороны, объявил нам, что из-за ожидающих нас впереди многочисленных мелей, ему придется бросить здесь якорь. Мы еще долго стояли на палубе, глядя на пирамиды, пока их не поглотила тьма. Потом отправились к себе под навес хотя бы поговорить о пирамидах, раз уж их нельзя видеть.
Бедняжка Леонарда не могла выдавить из себя ни единого слова, будучи совершенно изумленной зрелищем пирамид.
Мы долго не могли заснуть. А наутро, проснувшись, я почувствовала сильное недомогание. Сеньор Гвиччардини тоже жаловался на здоровье.
Стоя на палубе, мы почувствовали, что воздух был тяжелым и удушающим. Сквозь пелену раскаленного песка, поднятого ветром пустыни, пробивалось унылое тусклое солнце. Мы ощущали страшную тяжесть. Казалось, воздух обжигал грудь.
Не понимая, что происходит, мы огляделись: матросы и капитан неподвижно сидели на палубе джирмы, закутавшись с головой в плащи так, чтобы был закрыт даже рот. Живыми оставались лишь глаза, со страхом устремленные вдаль.
Наше появление на палубе нисколько не отвлекло их от этого занятия. Мы обратились к ним, но не получили ответа.
Наконец, сеньор Гвиччардини решил узнать у нашего капитана о причине подобного уныния. Но вместо него нам ответил капитан Манорини, который и прежде бывал в этих местах. Он указал рукой на горизонт и произнес:
– Хамсин.
– Что это такое? – спросила я.
– Это разрушительный ветер, которого турки и арабы боятся, как мы – дня страшного суда.
Едва он успел объяснить нам, что такое хамсин, как мы сразу же увидели все признаки этого ужасного ветра.
Во все стороны гнулись пальмы, в небе с силой сталкивались потоки воздуха, ветер заметал вверх песок, хлеставший по лицу, и каждая крупинка обжигала, как искра, вылетевшая из горнила печи.
Испуганные птицы покидали возвышенные места и летели, прижимаясь к земле, будто спрашивая, что заставляет их делать это.
Стаи узкокрылых ястребов кружились в небе с пронзительными криками. Потом они внезапно падали камнем на кусты мимозы, откуда снова взмывали ввысь, стремительные и напряженные, как стрелы, ибо чувствовали, что дрожат даже деревья. Даже камни разделяли ужас живых существ.
Ни один из этих признаков не ускользнул от внимания наших матросов, но по их бесстрастным, устремленным в одну точку глазам и непроницаемым лицам невозможно было определить, являлось ли это добрым или дурным предзнаменованием.
Правда, капитан Манорини успокоил нас, сказав, что в такую жару хамсин не опасен.
Чтобы переждать ветер, мы укрылись в палатках, где провели не меньше часа.
Наконец, ветер стих.
Матросы сняли свои плащи и начали, буквально, прыгать от радости. Потом они смочили руки и лица нильской водой и подняли якорь.
Капитан Манорини сказал нам, что до Каира осталось плыть совсем немного. Тронувшись в путь, мы стали быстро приближаться к пирамидам. А они, казалось, все время обгоняли нас и вырастали прямо перед носом судна.
У подножья голой и безжизненной цепи гор через плотную пелену тумана и песка мы стали различать минареты и купола мечетей, увенчанные бронзовыми полумесяцами.
Понемногу северный ветер, подгонявший нашу лодку, усилился и раздвинул завесу. Нашему взору предстали кружевные башни Каира, но основание города оставалось скрыто высокими берегами реки.
Европейские путешественники так редко бывали здесь, что сознание мое переполнилось гордостью: я, Фьора Бельтрами, дочь флорентийского купца, своими глазами вижу места, в которых происходили многие события, описанные в священном писании. Именно отсюда увозил Моисей свой народ, именно здесь страдал Иосиф, проданный в Египет своими братьями.
Мы быстро продвигались и уже почти достигли основания пирамид. Чуть поодаль, на том же берегу Нила изящно раскачивалась на ветру пальмовая роща, которая поднялась на месте древней столицы Египта и тянется вдоль самого-самого берега, где некогда дочь фараона спасла из вод младенца Моисея. А над верхушками пальм, в дымке – но не тумана, а песка – мы различали красноватые вершины пирамид еще более величественных, чем те, рядом с которыми мы находились.
Нам навстречу по Нилу проплыли лодки с невольниками. В одной из них сидели женщины. Как только наш капитан увидел их, он тотчас же вонзил нож в главную мачту и бросил в воду щепотку соли – эти его действия, как сказал нам сеньор Манорини, должны были спасти нас от дурного глаза. Я еще не знала, что магометане так суеверно относятся к сглазу, но, похоже, нам это помогло, потому что вскоре мы благополучно причалили к правому берегу Нила.
Капитан судна показал нам издалека летнюю резиденцию каирского паши – прелестное белое строение, утопавшее в зелени.
После того, как мы бросили якорь у берега, сеньор Гвиччардини распорядился, чтобы во дворец паши отправили посыльного с известием о том, что в Каир прибыл посланец из Италии.
Через час посыльный вернулся, принеся неутешительные известия: Кималь-паша уехал на охоту в один из ближайших оазисов, а потому на встречу с ним нам приходилось надеяться только завтра.
Но, кроме этого, у сеньора Гвиччардини в Каире было другое, может быть, более важное дело. Ему необходимо было встретиться с Аслан-беем, который, подобно Сулейман-бею, был одним из торговых партнеров купеческого дома Бельтрами в Египте. Он поставлял флорентийцам ткань, из которой они изготовляли золотую и серебряную парчу, расплачиваясь скобяными товарами.
Сеньор Гвиччардини решил отправиться вначале к венецианскому консулу, а затем, узнав о том, где живет Аслан-бей, навестить его с деловым визитом.
Наученные опытом, мы сумели разыскать ослов с погонщиками и в сопровождении матроса, хорошо знавшего Каир, двинулись в путь.
Мы ехали по изумительной аллее смоковниц, сквозь ветвистые кроны которых пробивались солнечные лучи. Вскоре перед нами открылась широкая панорама: справа поднимались пирамиды, которые можно было разглядеть уже от самого подножья до вершины. А слева – огромное пустое поле, однообразие которого, насколько хватает глаз, нарушала только одинокая смоковница, зеленеющая среди раскаленной пустыни.
Наш проводник обратил внимание на это дерево. С помощью толмача мы узнали от него об арабском предании, связанным с этим деревом. Именно под его сенью отдыхала дева Мария, спасаясь от жестокого царя Иудеи Ирода. Я помню, как об этом написано в Евангелии от Матфея: «Иосиф встал, взял младенца и матерь его ночью и пошел в Египет». Мавры и турки считают, что своим чудесным долголетием и вечно зеленой листвой это священное дерево обязано тому, что некогда укрыло в своей тени богоматерь.
О, пресвятая дева Мария, как я рада, что увидела это божественное дерево!
Рядом с огромными пирамидами мы увидели небольшое возвышение, на котором покоилась странная фигура, высеченная из камня – лев с головой человека. Сеньор Гвиччардини сказал, что это сфинкс. Вот уже три тысячи лет он сторожит пирамиды, повернув к гробнице фараонов свое гранитное лицо, иссеченное песчаными ветрами.
Вскоре мы прибыли в какое-то каирское предместье, приютившееся на небольшом возвышении над Нилом.
Мы бросили взгляд на реку со множеством лодок и маленьких парусных кораблей. Они привозят со всех концов Египта плоды его садов.
И вот, наконец, сам Каир. Это был город, возвышавшийся среди океана песка, чьи раскаленные волны беспрестанно бились о его гранитные стены и постепенно разрушали их. По мере нашего приближения мы различали разноцветные постройки и изящные силуэты куполов. Потом над яркими зубцами крепостной стены взметнулись бесчисленные минареты мечетей.
Слава Богу, венецианское консульство располагалось неподалеку от главных городских ворот.
Консул, средних лет мужчина, так обрадовался встрече с нами, что решил устроить в нашу честь небольшой праздник. Явились с полдюжины местных музыкантов и, усевшись на корточки кружком перед диваном, где мы расположились, с невозмутимо серьезным видом настроили инструменты и принялись исполнять национальные мелодии, чередуя их с песнями.
На борту джермы, которая доставила нас в Каир, я уже слышала турецкую музыку, только поэтому я не зажала пальцами уши, когда раздались эти ужасные звуки. Клянусь всевышним, в противном случае, я бы не вынесла и двух тактов.
Бедная Леонарда! Судя по всему, ей приходилось хуже остальных. Она просто терпеть не могла турок и, тем более, их музыку. Лишь долг перед хозяйкой заставлял ее сидеть рядом со мной и мужественно переносить эти варварские звуки.
По истечении часа – едва ли не самого страшного в моей жизни – исполнители, наконец, поднялись, по-прежнему важные и невозмутимые, несмотря на дурную шутку, которую они с нами сыграли, и удалились.
Консул объявил нам, что в нашу честь были исполнены самые торжественные произведения. Могу себе представить, что ждало бы нас в другом случае.
Узнав о цели нашего посещения Каира, консул выделил нам проводника и двух солдат венецианской гвардии, которые служили здесь же, в консульстве.
Вооруженные огромными алебардами, они сопровождали нас до самого дома Аслан-бея.
Мы двинулись по крутой дороге, ведущей к мечети «Диван Иосифа» и знаменитому в Каире колодцу. Из этого четырехугольного сооружения вода подается в крепость. В колодец, вырубленный в скале, можно спуститься но ступеням. Вначале свет проникает туда через оконце, проделанное в наружной стене, но ниже приходится зажигать факелы.
Что же касается мечети «Диван Иосифа», то она покоится на монолитных колоннах из мрамора. Сверху, по их контурам, проходит арабская вязь.
Проводник рассказал нам, что построил цитадель, прорыл колодец и начертил план нового города Кара-куш, полководец и первый министр знаменитого Саладина.
Крепость возвышается над всем городом. Если встать лицом к востоку, а спиной к реке, взор охватывает огромный полукруг. Слева и справа у наших ног возвышались могилы халифов – мертвый, безмолвный и пустынный город, гигантский некрополь, по величине не уступающий городу живых. Каждая гробница – не меньше мечети, а каждый памятник имеет своего стража, немого, как могила. Это хищные птицы, которые днем сидят на высоких шпилях, а ночью возвращаются в гробницы, словно хотят напомнить душам халифов, что теперь настал их черед выходить на свет божий.
Если оторвать взгляд от города мертвых и обернуться, то прямо под ногами увидишь раскинувшийся город живых. Стоит всмотреться в лабиринт его узких улочек и можно различить неторопливо едущих верхом на ослах турок. Дальше – большие скопления народа, откуда доносятся крики верблюдов и торговцев – это базары.
Повсюду – нагромождение куполов, похожих на щиты великанов и лес минаретов, словно пальм или мачт.
Сразу за городской чертой – Нил, а на другом берегу – пустыня, целый океан песка с приливами и отливами. Сверху видно, как его гладь рассекают караваны, точно корабли.
Дом Аслан-бея окружал небольшой сад – настоящий оазис, где росли кусты сирени и апельсиновые деревья. Здесь царили тень и прохлада.
Аслан-бей, высокий седобородый мужчина в тюрбане и белом халате, встретил нас радушно и гостеприимно. После того, как сеньор Гвиччардини быстро решил свои дела, Аслан-бей пригласил нас в столовую на ужин.
На столе не было ни ножей, ни вилок. Ужин состоял из плова, вареной баранины, риса, рыбы и сластей. Перед ужином нам подали несколько чашек с водой, в которых хозяин дома начал омывать руки. Его примеру последовали и мы.
Есть пришлось голыми руками, а потому после трапезы слуги снова подали чашки с водой. Тем не менее, руки все равно остались липкими и жирными. Но, чтобы не обижать Аслан-бея, мне пришлось вытереть их платком позже, когда внимание его было занято другим.
В завершение ужина был подан кофе, к которому я уже понемногу стала привыкать. После этого Аслан-бей хлопнул в ладоши, и вошли четверо музыкантов.
Увидев их, я ужаснулась, вспомнив музыкальный вечер в доме у венецианского консула. Мне совсем не хотелось снова выслушивать подобный тарарам. Я с опаской взглянула на инструменты и, увы, их вид не успокоил меня: во-первых, там был барабан, уже известный мне по путешествию на лодке, во-вторых, инструмент, похожий на скрипку, железная ножка которой была зажата между коленями исполнителя. Два других инструмента напоминали мандолины с грифом невиданной величины.
Внутренне я уже приготовилась снести эту муку, но вдруг в комнату вошли четыре женщины в элегантных роскошных одеждах. Головы их украшали богато расшитые и отделанные драгоценными камнями тюрбаны, из-под которых ниспадали волосы, заплетенные в десятки длинных, тонких косичек, украшенных венецианскими цехинами с проделанными по краям дырочками. Монеты располагались так плотно друг к другу, что издали напоминали золотую чешую. Мне стало не по себе, когда я увидела подобное отношение к деньгам.
Несколько косичек было перекинуто на грудь, но основная масса струилась но спине, прикрывая плечи дивной, позванивающей, золотой накидкой.
До талии платье плотно облегало тело. Грудь же оставалась обнаженной, поскольку в платье был овальный вырез. От талии оно ниспадало свободно и пышно. Рукава, сверху тоже узкие и облегающие, к локтю расширялись, прикрывая руки и свисая до пола. Под платьем были одеты причудливые турецкие шаровары со множеством сборок, доходивших до щиколоток. Золотая тесьма почти целиком покрывала тонкую прозрачную блузку зеленого или синего цвета.
Этот костюм дополняла кашемировая шаль, повязанная на талии так, что свисавшие концы были разной длины. С виду этот костюм казался простым, но, наверняка, стоил больших денег.
Ногти на руках танцовщиц были выкрашены хной, а веки – сверкающим блеском.
Я чувствовала себя немного смущенной, но для Аслан-бея это зрелище, по-видимому, было столь же привычным, как для нас – маски на венецианским карнавале. Он невозмутимо потягивал трубку кальяна, в то время как танцовщицы приблизились к нему, грациозно покачивая бедрами.
К счастью, музыканты играли не слишком громко, и под этот аккомпанемент женщины исполнили нежную, сладострастную песню.
Капитан Манорини, который сидел рядом со мной, шепнул мне на ухо одно слово:
– Альмеи.
Так назывались эти восточные танцовщицы.
После танца, исполненного перед Аслан-беем, они подошли к нам, сделали изящный пируэт и снова отошли. Их медленный танец изобиловал причудливыми фигурами. Хотя альмеи все время двигались, им, однако, удавалось сохранять простые и величественные позы, которые воскрешали в памяти античные статуи.
Но постепенно их танец становился все стремительнее, движения – сладострастнее, жесты – зазывнее, певцы начали петь, к альмеям присоединился шут и, встав в центре, начал принимать непристойные позы. Потом между четырьмя женщинами и их партнером разыгралась сцена, напоминающая борьбу вакханок с сатиром. Наконец, растрепанные, тяжело дыша, они замерли.
За первым действием последовало сольное выступление. Музыка снова стала спокойной и бесхитростной.
Одна из танцовщиц стала изображать, как девушка прогуливается по саду и собирает цветы для букета. Это было похоже на небольшую пантомиму, вроде тех, что разыгрывают на улицах Флоренции бродячие актеры. Все это сопровождалось пением музыкантов.
С большим искусством танцовщица показывала, как ее героиню пугают пчелы, рассерженные тем, что она сорвала цветок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50