И будет просто позором, если чьи-то внуки утонут, едва высунувшись из убежища после стольких лет заточения. Решение проблемы заключалось в снаряжении.
Отдаленный шум приближающегося вертолета отвлек Юргена от мрачных раздумий. Он насторожился. Он не приглашал никаких других гостей и как главный «зеленый» планеты имел множество врагов. Юрген попросил Скаут одеться и, велев слугам вооружиться и взяв автомат, поднялся по винтовой лестнице, ведущей на вертолетную площадку.
Гул вертолета нарастал.
Возвращалась прежняя любовница.
Из Голуэя в Альпы
Покинув маленькую деревню в Голуэе, где они испытали так много волнений, Розали и Макс присоединились к расположенному в горах отряду Розали, который занимался подготовкой к нападению на перевозившую токсичные отходы колонну автотранспорта, направлявшуюся из Бельгии в Британию.
Сондерс, мешкоголовый соратник Розали, был, как всегда, неприветлив.
– Значит, теперь, в придачу к федералу, у нас появился еще этот поганый голубой актеришка, – ухмыльнулся он через прорези в мешке.
– Этот человек спас меня во время рейда в деревне, – резко бросила Розали. – Мы потеряли Хилари, и, если б не Макс, меня бы тоже сцапали.
– Ага, значит, он тоже спас твою шкуру! Значит, теперь нам нужно таскать за собой двух янки, которые спасли твою шкуру, так? – не отставал Сондерс, кивая в сторону бедного Джуди, который сидел под деревом, завернувшись в одеяло. Джуди выглядел несчастным, более того, он и был несчастен. Он не очень подходил для партизанской жизни и скучал по своему пледу и горячему шоколаду. Усмешка, которую Сондерс адресовал Джуди, жалкому и грязному, чувствовалась даже через мешок. – Господи боже мой, Розали, если мы будем принимать каждого ублюдка, который спасает твою чертову шкуру, мы в результате наберем нехилую команду.
Но на самом деле Сондерс не злился. Вообще-то он был поражен появлением в отряде такой знаменитости, как Макс Максимус. Он уже давно решил, что «человек без лица» будет отличной темой для кино, и теперь ему подвернулся случай обсудить это с подходящим человеком.
– Короче, вот что я думаю, – сказал ливерпулец, загнав Макса в угол. – Ты мог бы играть меня до облучения, а я бы играл себя после него. Таким образом, сэкономим на гриме. Как тебе? – И с этими словами Сондерс сорвал с головы мешок.
– В перспективе это круто. Я бы предложил поговорить за обедом, но вряд ли смогу это выдержать. – Макс оглянулся в надежде, что Розали подойдет и спасет его от этого ливерпульского сумасшедшего. Однако Розали нигде не было видно. Она попросила Джуди пройтись с ней, и они ушли подальше от чужих ушей. В этот самый момент они сидели на камнях, поглощенные беседой. Точнее, это Розали сидела на камне. Джуди, периодически страдавший геморроем, старался избегать холодных сырых поверхностей, что нелегко, когда оказываешься на склоне горы.
Розали расспрашивала Джуди о финансировании группы «Мать Земля».
– ФБР ведь должно было все расследовать? – спросила она.
– Я уверен, что они расследовали, но либо вытащили пустышку, либо скрывают то, что узнали. Я много раз спрашивал. Никто из моих начальников не признается, что обладает информацией об источнике вашего финансирования.
– Ну а сам-то ты не пытался это выяснить? Неужели среди всей этой кучи данных, которыми вы там располагаете, нет ни одной ниточки, ни одной зацепки?
– Я никогда не встречал ничего подобного. Все слишком хорошо отмыто. Иногда я задумываюсь, знает ли сам Юрген Тор, кто за все это платит.
Но Розали чувствовала, что как раз Юрген это и знает. Воспоминания об усталом цинизме Юргена в ту роскошную ночь возвращались к ней все эти годы. Розали знала, что единственный ключ к разгадке хранится у Юргена Тора.
Грустные размышления
Несмотря на отсутствие снега и льда, Швейцарские Альпы по-прежнему являли поразительное зрелище с воздуха. Направляясь с Максом к логову Юргена на взятом напрокат вертолете, Розали вспоминала свой прошлый полет над этими горами. В тот раз она была взволнована в ожидании приключения, в которое позволила себя втянуть. А сейчас ее охватило тревожное предчувствие. Она не могла объяснить этого, но горы с сияющими вершинами, которые когда-то казались ей столь вдохновляющими, теперь выглядели суровыми и мрачными. Конечно, садящееся солнце и огромные, неправильной формы тени не способствуют оптимизму, но дело было не только в этом. Розали не могла отделаться от какой-то странной грусти и ощущения поражения. Ее решимость исчезала вместе с солнцем.
Возможно, причина заключалась в том, что в этих горах она лишилась невинности. Не сексуальной невинности, хотя и с ней она рассталась здесь; Розали не придавала девственности большого значения. Она знала, что все в этой жизни бывает в первый и в последний раз. Скорее именно духовная невинность покинула ее после того, как она в последний раз была в этих горах. Слишком много ужасов видела она с тех пор. Ужасов, которые молодая идеалистка и представить себе не могла. Мертвые леса, мертвые озера, мертвые животные, мертвые популяции. Все, с чем она когда-либо сталкивалась или соприкасалась, умерло или умирало. Розали была тонко чувствующей девушкой, и страдания планеты были ее собственной болью. Она действительно верила, что ощущает муки планеты, как некоторые люди болеют к перемене погоды.
Пока Макс вел вертолет через мрачный закат (он играл в четвертом римейке «Апокалипсис сегодня»), Розали вдруг осознала, что именно здесь она впервые начала понимать, насколько человечество невероятно и неописуемо убого. Рассуждение Юргена Тора о компромиссах оказалось пророческим. Она стала террористкой в ужасном мире и, подобно вороне, что сражается с ураганом в небе, является неотъемлемой частью той самой среды, за которую борется. Страсть, бросившая ее на борьбу за выживание планеты, сменилась тупым и мрачным отказом принимать неизбежное поражение. Только дурак может увидеть то, что видела Розали, и остаться идеалистом. Она уже давно отказалась от борьбы за что-то лучшее, за более совершенный мир. Вся ее жизнь теперь сводилась к борьбе за предотвращение наиболее ужасающих последствий ситуации, которая была, есть и останется катастрофической.
– Что с тобой? – спросил Макс.
– Люди – дерьмо, мир мертв, и все бессмысленно.
– А-а, хорошо, а то я беспокоился, что тебя что-то тревожит.
Розали устало улыбнулась:
– Я просто думала, что если твоя теория о «Клаустросфере» и нашем движении – правда, то вся моя жизнь окажется абсолютно бессмысленной.
– Ну, тебе всего двадцать пять. Еще есть уйма времени бросить это и заняться чем-то другим.
– Наверное, я так и поступлю.
Она хотела повернуть назад. Остатки решимости покинули ее. Если рассудить, единственное, что у них есть, это дурацкая догадка убитого сценариста, к тому же англичанина. И, вооруженные столь сомнительной информацией, они собираются без всякого приглашения вторгнуться в личные владения великого человека и заставить его признать абсурдное предположение, что движение в защиту окружающей среды на самом деле финансируется ее врагом номер один.
– Он просто рассмеется нам в лицо, – сказала Розали, когда Макс начал сажать вертолет на площадку.
– Это еще будет хорошо, – ответил Макс. Он увидел на крыше Юргена и пару его людей, вооруженных и готовых стрелять.
Прагматик завершает урок
– Нам нужно поговорить с тобой, это важно, – сказала Розали, когда шум от лопастей вертолета начал стихать.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Юрген. – Наверное, это очень важно, если ты решила прервать подготовку к нападению на колонну с отходами. Верно, детка?
Юрген обожал демонстрировать, что он в центре всех действий группы «Мать Земля». Он знал Розали как активистку и помнил их былую близость. Макса Максимуса он, разумеется, тоже узнал, но если его и удивило появление кинозвезды, то он ничем этого не выдал. Юрген постоянно общался с мировыми лидерами всех родов деятельности, он был более чем привычен к знаменитостям. К тому же он сам был куда большей звездой, чем любой голливудский актер.
Отпустив слуг, Юрген провел Макса и Розали вниз, в свой дом. Они спустились через спальню, которая, как помнила Розали, занимала весь верхний этаж и являлась единственным выходом на вертолетную площадку. Скаут все еще была там, когда они проходили, и у Розали возникло ощущение дежа вю. Остановившись на секунду на ступеньке, она взглянула на гордое, слегка вызывающее лицо симпатичной девушки и бросила взгляд на огромную белую постель со смятыми простынями.
Юрген Тор извинился перед Скаут и провел Макса и Розали в свой кабинет. Там на стене они, к своему непередаваемому изумлению, увидели головы животных. Они принадлежали к разным видам, в основном давно вымершим, за исключением, разумеется, нескольких, воссозданных в зоопарках с помощью генной инженерии. Здесь были тигр, лев и даже слон, морда которого выражала безутешную грусть… Неудивительно, а что ей еще выражать, если голова отрублена и набита соломой, его естественную среду обитания полностью уничтожили и его сородичи исчезли с лица Земли. Юрген отметил удивление и даже отвращение, исказившее лица его гостей при виде этого убийственного интерьера.
– Они распаляют мою злость, – сказал он вместо объяснения, которое, впрочем, не удовлетворило ни Макса, ни Розали. Они не могли избавиться от мысли, что существуют более эффективные способы поддерживать в себе любовь к природе, чем держать отрубленные головы животных у себя над письменным столом.
– Ну и что же за важный разговор заставил вас проделать путь сюда, на мою гору? – спросил Юрген.
Макс убедил Розали, что, если идея Натана верна, единственная возможность заставить Юргена говорить начистоту – это поймать его врасплох, уверенно бросить обвинения прямо ему в лицо. План был рискованный, потому что если они ошибаются, то, по крайней мере, Розали будет выглядеть, мягко говоря, идиоткой. В конце концов, она активистка движения, и обвинить величайшего «зеленого» героя в том, что он заодно с врагом, дело нешуточное. Однако Макс был уверен, что они не ошибаются.
– Мистер Тор, – сказал он. – Мы пришли сюда, потому что знаем, что корпорация «Клаустросфера» финансирует «Мать Землю», и хотим знать почему.
Юрген не мог скрыть гримасы изумления, на миг исказившей его красивое, словно высеченное из гранита лицо. Он не ожидал ничего подобного, и им показалось, что сейчас он просто вышвырнет их вон. Затем он вздохнул. Он давно чувствовал, что события приближаются к концу. И это просто еще одно тому доказательство.
В его голосе послышалось своего рода облегчение, когда он сказал:
– Вы спрашиваете почему? Я думал, что ответ совершенно очевиден.
Несмотря на свое мрачное настроение, Юрген насладился произведенным на Розали впечатлением. Пусть он не сумел трахнуть Скаут, но он по-прежнему в состоянии заставить красивую женщину вздыхать и закатывать глаза.
– Как вы узнали? – добавил он, небрежно поглаживая голову обезьяны, челюсть которой служила ему табакеркой.
– Это не может быть правдой! – закричала Розали. – «Клаустросфера» платит нам! Платит мне! Это безумие, они враги. Они ненавидят нас…
– Конечно, они нас ненавидят, а мы ненавидим их. Но это не означает, что мы не можем вместе вести дела.
Розали не знала, что сказать. Она в принципе не могла понять, о чем говорит Юрген. Это нелепость, больше ничего. И вдруг оказывается, что никакая это не нелепость, а просто бизнес, как следует из объяснений Тора.
– Подумай, Розали. Почему люди покупают клаустросферы? – Макс и Розали молчали, и, довольный их молчанием, Юрген продолжил свою речь без помех: – Разумеется, потому что они боятся, что Земля погибнет. А кто твердит им каждый божий день, что Земля погибнет? Что Земля действительно погибнет? Разумеется, мы! «Природа» и группа «Мать Земля», к которым люди обращаются за правдой и, черт возьми, получают ее. Мы говорим им правду. Розали, ты почти каждый день рискуешь своей жизнью, чтобы донести до людей правду. И заключается эта правда в том, что планета все ближе подходит к той черте, за которой будет не в состоянии поддерживать жизнь. Мы говорим это в надежде, что люди проснутся! Начнут заботиться о планете. Изменят свой образ жизни. Откажутся от товаров фирм-загрязнителей, надавят на политиков, спасут Землю! Вот почему мы говорим им правду. Но что на самом деле делают люди, сталкиваясь с неоспоримыми доказательствами, которые мы непрерывно тычем им в лицо?
– Покупают клаустросферу, – сказал Макс. – По себе знаю.
– Вот именно. Покупают клаустросферу. Конечно, ты это сделал, – сказал Юрген. – Было бы безумием этого не сделать. Если всеми любимые, сознательные, самоотверженные «зеленые» правы и мы вскоре увидим гибель планеты, а мы ее увидим, что еще можно сделать?
– Да, но… – вырвалось у Розали, но продолжить она не смогла. У нее в голове все смешалось.
– Вот именно, – сказал Тор. – Да, но… что? Да, но… ничего, дорогая, понятно? Я провел полжизни в поисках этого мимолетного «да, но» и не нашел. Мы находимся в ловушке собственных убеждений. Мы рабы правды, которую вынуждены говорить. Мы говорим, что владеть клаустросферой – это само по себе величайший из возможных актов планетарного предательства, потому что, обладая клаустросферой, человек соглашается с тем, что гибель Земли можно пережить. Как убедить людей не совершать этот ужасный поступок? Мы должны предупредить их о последствиях! Поэтому мы кричим, что клаустросферы приближают гибель Земли. И что это предупреждение побуждает людей делать?
– Покупать клаустросферу, – сказал Макс.
– Вот именно. – На секунду Юрген Тор вроде бы даже улыбнулся. – Вся наша деятельность помогает продавать клаустросферы. Мы для них грандиозная реклама. Не удивительно, что они нас финансируют.
Розали заговорила словно во сне:
– Но тогда получается, что нам лучше ничего не делать, ничего не говорить.
– Поверь мне, я часто думал об этом, – продолжил Юрген. – Если все до единого защитники окружающей среды на Земле заткнутся, продажи клаустросфер резко упадут. Но даже если мы сделаем это, гибель планеты все равно неизбежна, это произойдет, но – без протеста, без малейшей попытки предотвратить ее. Этого не должно случиться, мы не умрем, стоя на коленях! И поэтому мы в западне, Розали, куда ни кинь – всюду клин, понимаешь? Если мы замолчим, Земля, возможно, погибнет, если мы станем кричать, Земля тоже, возможно, погибнет. Я человек действия и предпочитаю кричать.
– Но чтобы «Клаустросфера» за это платила! – Розали пыталась не дать воли своему отчаянию.
– А кто еще станет так щедро нас поддерживать? Кто еще станет снабжать нас всем необходимым, немедленно и без вопросов? Решив бороться, я подумал, что нужно быть дураком, чтобы отказывать себе в самом лучшем оружии просто потому, что мне не нравится спонсор. Все спонсоры в этой структуре мне противны. Ты хочешь, чтобы я отказался от их помощи, сказал: нет, я лучше взорву этот корабль с отходами более дешевыми, слабыми, но по-своему более честными бомбами?
– Ты не имеешь права на такой чертовски роскошный дом!
Розали вышла из себя. Причиной тому стали невозмутимый тон и железная логика Юргена – ей вдруг показалось, что он слишком хорошо устроился.
– Почему это я не имею права на такой чертовски роскошный дом, твою мать! – Юрген вдруг тоже ужасно разозлился. – Я с удовольствием трачу столько их денег, сколько они дают. Я однажды говорил тебе, Розали, – везде один прагматизм. Будет ли хоть одной клаустросферой меньше, если я откажу себе в хороших вещах? Вырастет ли еще хоть один цветок? Нет, разумеется, нет, я просто буду гордо задирать свой нищий нос, вот и все.
– Это абсолютно продажная мораль.
– А я и сам продажный, Розали. Природа лидерства требует продажности. Если бы я не был продажным, у тебя не было бы оружия! У милых дам, которые занимаются у нас рассылками, не было бы конвертов. Моя продажность обеспечивает вашу работу.
– Нет, я не верю, у нас же есть пожертвования, сборщики средств…
– Жалкие гроши, мелочь, в то время как у врага есть средства, чтобы эксплуатировать весь мир. Ты бы отправила наших людей на льва с дробовиком?
Это был неудачный образ. Лев – по крайней мере, его голова – был немым свидетелем их спора. Розали почувствовала непреодолимое отвращение к Юргену, к себе, к тому факту, что она еще жива.
– Я всем расскажу. Это ненормально, так не может продолжаться!
– Если ты это сделаешь, они продадут еще десять тысяч клаустросфер в течение часа. Как только ужасная правда о том, что человеческая раса настолько прогнила, что ее единственных защитников приходится финансировать ее же врагам, выплывет наружу, в каждой душе поселится паника. Руки опустятся даже у тех, у кого еще есть надежда, кто по-прежнему лелеет маленькое подобие ответственности перед собой и другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Отдаленный шум приближающегося вертолета отвлек Юргена от мрачных раздумий. Он насторожился. Он не приглашал никаких других гостей и как главный «зеленый» планеты имел множество врагов. Юрген попросил Скаут одеться и, велев слугам вооружиться и взяв автомат, поднялся по винтовой лестнице, ведущей на вертолетную площадку.
Гул вертолета нарастал.
Возвращалась прежняя любовница.
Из Голуэя в Альпы
Покинув маленькую деревню в Голуэе, где они испытали так много волнений, Розали и Макс присоединились к расположенному в горах отряду Розали, который занимался подготовкой к нападению на перевозившую токсичные отходы колонну автотранспорта, направлявшуюся из Бельгии в Британию.
Сондерс, мешкоголовый соратник Розали, был, как всегда, неприветлив.
– Значит, теперь, в придачу к федералу, у нас появился еще этот поганый голубой актеришка, – ухмыльнулся он через прорези в мешке.
– Этот человек спас меня во время рейда в деревне, – резко бросила Розали. – Мы потеряли Хилари, и, если б не Макс, меня бы тоже сцапали.
– Ага, значит, он тоже спас твою шкуру! Значит, теперь нам нужно таскать за собой двух янки, которые спасли твою шкуру, так? – не отставал Сондерс, кивая в сторону бедного Джуди, который сидел под деревом, завернувшись в одеяло. Джуди выглядел несчастным, более того, он и был несчастен. Он не очень подходил для партизанской жизни и скучал по своему пледу и горячему шоколаду. Усмешка, которую Сондерс адресовал Джуди, жалкому и грязному, чувствовалась даже через мешок. – Господи боже мой, Розали, если мы будем принимать каждого ублюдка, который спасает твою чертову шкуру, мы в результате наберем нехилую команду.
Но на самом деле Сондерс не злился. Вообще-то он был поражен появлением в отряде такой знаменитости, как Макс Максимус. Он уже давно решил, что «человек без лица» будет отличной темой для кино, и теперь ему подвернулся случай обсудить это с подходящим человеком.
– Короче, вот что я думаю, – сказал ливерпулец, загнав Макса в угол. – Ты мог бы играть меня до облучения, а я бы играл себя после него. Таким образом, сэкономим на гриме. Как тебе? – И с этими словами Сондерс сорвал с головы мешок.
– В перспективе это круто. Я бы предложил поговорить за обедом, но вряд ли смогу это выдержать. – Макс оглянулся в надежде, что Розали подойдет и спасет его от этого ливерпульского сумасшедшего. Однако Розали нигде не было видно. Она попросила Джуди пройтись с ней, и они ушли подальше от чужих ушей. В этот самый момент они сидели на камнях, поглощенные беседой. Точнее, это Розали сидела на камне. Джуди, периодически страдавший геморроем, старался избегать холодных сырых поверхностей, что нелегко, когда оказываешься на склоне горы.
Розали расспрашивала Джуди о финансировании группы «Мать Земля».
– ФБР ведь должно было все расследовать? – спросила она.
– Я уверен, что они расследовали, но либо вытащили пустышку, либо скрывают то, что узнали. Я много раз спрашивал. Никто из моих начальников не признается, что обладает информацией об источнике вашего финансирования.
– Ну а сам-то ты не пытался это выяснить? Неужели среди всей этой кучи данных, которыми вы там располагаете, нет ни одной ниточки, ни одной зацепки?
– Я никогда не встречал ничего подобного. Все слишком хорошо отмыто. Иногда я задумываюсь, знает ли сам Юрген Тор, кто за все это платит.
Но Розали чувствовала, что как раз Юрген это и знает. Воспоминания об усталом цинизме Юргена в ту роскошную ночь возвращались к ней все эти годы. Розали знала, что единственный ключ к разгадке хранится у Юргена Тора.
Грустные размышления
Несмотря на отсутствие снега и льда, Швейцарские Альпы по-прежнему являли поразительное зрелище с воздуха. Направляясь с Максом к логову Юргена на взятом напрокат вертолете, Розали вспоминала свой прошлый полет над этими горами. В тот раз она была взволнована в ожидании приключения, в которое позволила себя втянуть. А сейчас ее охватило тревожное предчувствие. Она не могла объяснить этого, но горы с сияющими вершинами, которые когда-то казались ей столь вдохновляющими, теперь выглядели суровыми и мрачными. Конечно, садящееся солнце и огромные, неправильной формы тени не способствуют оптимизму, но дело было не только в этом. Розали не могла отделаться от какой-то странной грусти и ощущения поражения. Ее решимость исчезала вместе с солнцем.
Возможно, причина заключалась в том, что в этих горах она лишилась невинности. Не сексуальной невинности, хотя и с ней она рассталась здесь; Розали не придавала девственности большого значения. Она знала, что все в этой жизни бывает в первый и в последний раз. Скорее именно духовная невинность покинула ее после того, как она в последний раз была в этих горах. Слишком много ужасов видела она с тех пор. Ужасов, которые молодая идеалистка и представить себе не могла. Мертвые леса, мертвые озера, мертвые животные, мертвые популяции. Все, с чем она когда-либо сталкивалась или соприкасалась, умерло или умирало. Розали была тонко чувствующей девушкой, и страдания планеты были ее собственной болью. Она действительно верила, что ощущает муки планеты, как некоторые люди болеют к перемене погоды.
Пока Макс вел вертолет через мрачный закат (он играл в четвертом римейке «Апокалипсис сегодня»), Розали вдруг осознала, что именно здесь она впервые начала понимать, насколько человечество невероятно и неописуемо убого. Рассуждение Юргена Тора о компромиссах оказалось пророческим. Она стала террористкой в ужасном мире и, подобно вороне, что сражается с ураганом в небе, является неотъемлемой частью той самой среды, за которую борется. Страсть, бросившая ее на борьбу за выживание планеты, сменилась тупым и мрачным отказом принимать неизбежное поражение. Только дурак может увидеть то, что видела Розали, и остаться идеалистом. Она уже давно отказалась от борьбы за что-то лучшее, за более совершенный мир. Вся ее жизнь теперь сводилась к борьбе за предотвращение наиболее ужасающих последствий ситуации, которая была, есть и останется катастрофической.
– Что с тобой? – спросил Макс.
– Люди – дерьмо, мир мертв, и все бессмысленно.
– А-а, хорошо, а то я беспокоился, что тебя что-то тревожит.
Розали устало улыбнулась:
– Я просто думала, что если твоя теория о «Клаустросфере» и нашем движении – правда, то вся моя жизнь окажется абсолютно бессмысленной.
– Ну, тебе всего двадцать пять. Еще есть уйма времени бросить это и заняться чем-то другим.
– Наверное, я так и поступлю.
Она хотела повернуть назад. Остатки решимости покинули ее. Если рассудить, единственное, что у них есть, это дурацкая догадка убитого сценариста, к тому же англичанина. И, вооруженные столь сомнительной информацией, они собираются без всякого приглашения вторгнуться в личные владения великого человека и заставить его признать абсурдное предположение, что движение в защиту окружающей среды на самом деле финансируется ее врагом номер один.
– Он просто рассмеется нам в лицо, – сказала Розали, когда Макс начал сажать вертолет на площадку.
– Это еще будет хорошо, – ответил Макс. Он увидел на крыше Юргена и пару его людей, вооруженных и готовых стрелять.
Прагматик завершает урок
– Нам нужно поговорить с тобой, это важно, – сказала Розали, когда шум от лопастей вертолета начал стихать.
– Почему бы и нет? – пожал плечами Юрген. – Наверное, это очень важно, если ты решила прервать подготовку к нападению на колонну с отходами. Верно, детка?
Юрген обожал демонстрировать, что он в центре всех действий группы «Мать Земля». Он знал Розали как активистку и помнил их былую близость. Макса Максимуса он, разумеется, тоже узнал, но если его и удивило появление кинозвезды, то он ничем этого не выдал. Юрген постоянно общался с мировыми лидерами всех родов деятельности, он был более чем привычен к знаменитостям. К тому же он сам был куда большей звездой, чем любой голливудский актер.
Отпустив слуг, Юрген провел Макса и Розали вниз, в свой дом. Они спустились через спальню, которая, как помнила Розали, занимала весь верхний этаж и являлась единственным выходом на вертолетную площадку. Скаут все еще была там, когда они проходили, и у Розали возникло ощущение дежа вю. Остановившись на секунду на ступеньке, она взглянула на гордое, слегка вызывающее лицо симпатичной девушки и бросила взгляд на огромную белую постель со смятыми простынями.
Юрген Тор извинился перед Скаут и провел Макса и Розали в свой кабинет. Там на стене они, к своему непередаваемому изумлению, увидели головы животных. Они принадлежали к разным видам, в основном давно вымершим, за исключением, разумеется, нескольких, воссозданных в зоопарках с помощью генной инженерии. Здесь были тигр, лев и даже слон, морда которого выражала безутешную грусть… Неудивительно, а что ей еще выражать, если голова отрублена и набита соломой, его естественную среду обитания полностью уничтожили и его сородичи исчезли с лица Земли. Юрген отметил удивление и даже отвращение, исказившее лица его гостей при виде этого убийственного интерьера.
– Они распаляют мою злость, – сказал он вместо объяснения, которое, впрочем, не удовлетворило ни Макса, ни Розали. Они не могли избавиться от мысли, что существуют более эффективные способы поддерживать в себе любовь к природе, чем держать отрубленные головы животных у себя над письменным столом.
– Ну и что же за важный разговор заставил вас проделать путь сюда, на мою гору? – спросил Юрген.
Макс убедил Розали, что, если идея Натана верна, единственная возможность заставить Юргена говорить начистоту – это поймать его врасплох, уверенно бросить обвинения прямо ему в лицо. План был рискованный, потому что если они ошибаются, то, по крайней мере, Розали будет выглядеть, мягко говоря, идиоткой. В конце концов, она активистка движения, и обвинить величайшего «зеленого» героя в том, что он заодно с врагом, дело нешуточное. Однако Макс был уверен, что они не ошибаются.
– Мистер Тор, – сказал он. – Мы пришли сюда, потому что знаем, что корпорация «Клаустросфера» финансирует «Мать Землю», и хотим знать почему.
Юрген не мог скрыть гримасы изумления, на миг исказившей его красивое, словно высеченное из гранита лицо. Он не ожидал ничего подобного, и им показалось, что сейчас он просто вышвырнет их вон. Затем он вздохнул. Он давно чувствовал, что события приближаются к концу. И это просто еще одно тому доказательство.
В его голосе послышалось своего рода облегчение, когда он сказал:
– Вы спрашиваете почему? Я думал, что ответ совершенно очевиден.
Несмотря на свое мрачное настроение, Юрген насладился произведенным на Розали впечатлением. Пусть он не сумел трахнуть Скаут, но он по-прежнему в состоянии заставить красивую женщину вздыхать и закатывать глаза.
– Как вы узнали? – добавил он, небрежно поглаживая голову обезьяны, челюсть которой служила ему табакеркой.
– Это не может быть правдой! – закричала Розали. – «Клаустросфера» платит нам! Платит мне! Это безумие, они враги. Они ненавидят нас…
– Конечно, они нас ненавидят, а мы ненавидим их. Но это не означает, что мы не можем вместе вести дела.
Розали не знала, что сказать. Она в принципе не могла понять, о чем говорит Юрген. Это нелепость, больше ничего. И вдруг оказывается, что никакая это не нелепость, а просто бизнес, как следует из объяснений Тора.
– Подумай, Розали. Почему люди покупают клаустросферы? – Макс и Розали молчали, и, довольный их молчанием, Юрген продолжил свою речь без помех: – Разумеется, потому что они боятся, что Земля погибнет. А кто твердит им каждый божий день, что Земля погибнет? Что Земля действительно погибнет? Разумеется, мы! «Природа» и группа «Мать Земля», к которым люди обращаются за правдой и, черт возьми, получают ее. Мы говорим им правду. Розали, ты почти каждый день рискуешь своей жизнью, чтобы донести до людей правду. И заключается эта правда в том, что планета все ближе подходит к той черте, за которой будет не в состоянии поддерживать жизнь. Мы говорим это в надежде, что люди проснутся! Начнут заботиться о планете. Изменят свой образ жизни. Откажутся от товаров фирм-загрязнителей, надавят на политиков, спасут Землю! Вот почему мы говорим им правду. Но что на самом деле делают люди, сталкиваясь с неоспоримыми доказательствами, которые мы непрерывно тычем им в лицо?
– Покупают клаустросферу, – сказал Макс. – По себе знаю.
– Вот именно. Покупают клаустросферу. Конечно, ты это сделал, – сказал Юрген. – Было бы безумием этого не сделать. Если всеми любимые, сознательные, самоотверженные «зеленые» правы и мы вскоре увидим гибель планеты, а мы ее увидим, что еще можно сделать?
– Да, но… – вырвалось у Розали, но продолжить она не смогла. У нее в голове все смешалось.
– Вот именно, – сказал Тор. – Да, но… что? Да, но… ничего, дорогая, понятно? Я провел полжизни в поисках этого мимолетного «да, но» и не нашел. Мы находимся в ловушке собственных убеждений. Мы рабы правды, которую вынуждены говорить. Мы говорим, что владеть клаустросферой – это само по себе величайший из возможных актов планетарного предательства, потому что, обладая клаустросферой, человек соглашается с тем, что гибель Земли можно пережить. Как убедить людей не совершать этот ужасный поступок? Мы должны предупредить их о последствиях! Поэтому мы кричим, что клаустросферы приближают гибель Земли. И что это предупреждение побуждает людей делать?
– Покупать клаустросферу, – сказал Макс.
– Вот именно. – На секунду Юрген Тор вроде бы даже улыбнулся. – Вся наша деятельность помогает продавать клаустросферы. Мы для них грандиозная реклама. Не удивительно, что они нас финансируют.
Розали заговорила словно во сне:
– Но тогда получается, что нам лучше ничего не делать, ничего не говорить.
– Поверь мне, я часто думал об этом, – продолжил Юрген. – Если все до единого защитники окружающей среды на Земле заткнутся, продажи клаустросфер резко упадут. Но даже если мы сделаем это, гибель планеты все равно неизбежна, это произойдет, но – без протеста, без малейшей попытки предотвратить ее. Этого не должно случиться, мы не умрем, стоя на коленях! И поэтому мы в западне, Розали, куда ни кинь – всюду клин, понимаешь? Если мы замолчим, Земля, возможно, погибнет, если мы станем кричать, Земля тоже, возможно, погибнет. Я человек действия и предпочитаю кричать.
– Но чтобы «Клаустросфера» за это платила! – Розали пыталась не дать воли своему отчаянию.
– А кто еще станет так щедро нас поддерживать? Кто еще станет снабжать нас всем необходимым, немедленно и без вопросов? Решив бороться, я подумал, что нужно быть дураком, чтобы отказывать себе в самом лучшем оружии просто потому, что мне не нравится спонсор. Все спонсоры в этой структуре мне противны. Ты хочешь, чтобы я отказался от их помощи, сказал: нет, я лучше взорву этот корабль с отходами более дешевыми, слабыми, но по-своему более честными бомбами?
– Ты не имеешь права на такой чертовски роскошный дом!
Розали вышла из себя. Причиной тому стали невозмутимый тон и железная логика Юргена – ей вдруг показалось, что он слишком хорошо устроился.
– Почему это я не имею права на такой чертовски роскошный дом, твою мать! – Юрген вдруг тоже ужасно разозлился. – Я с удовольствием трачу столько их денег, сколько они дают. Я однажды говорил тебе, Розали, – везде один прагматизм. Будет ли хоть одной клаустросферой меньше, если я откажу себе в хороших вещах? Вырастет ли еще хоть один цветок? Нет, разумеется, нет, я просто буду гордо задирать свой нищий нос, вот и все.
– Это абсолютно продажная мораль.
– А я и сам продажный, Розали. Природа лидерства требует продажности. Если бы я не был продажным, у тебя не было бы оружия! У милых дам, которые занимаются у нас рассылками, не было бы конвертов. Моя продажность обеспечивает вашу работу.
– Нет, я не верю, у нас же есть пожертвования, сборщики средств…
– Жалкие гроши, мелочь, в то время как у врага есть средства, чтобы эксплуатировать весь мир. Ты бы отправила наших людей на льва с дробовиком?
Это был неудачный образ. Лев – по крайней мере, его голова – был немым свидетелем их спора. Розали почувствовала непреодолимое отвращение к Юргену, к себе, к тому факту, что она еще жива.
– Я всем расскажу. Это ненормально, так не может продолжаться!
– Если ты это сделаешь, они продадут еще десять тысяч клаустросфер в течение часа. Как только ужасная правда о том, что человеческая раса настолько прогнила, что ее единственных защитников приходится финансировать ее же врагам, выплывет наружу, в каждой душе поселится паника. Руки опустятся даже у тех, у кого еще есть надежда, кто по-прежнему лелеет маленькое подобие ответственности перед собой и другими.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39