А Лавилла просто показала юноше, что при ближайшем рассмотрении каждая снежинка – это изысканная, причудливая звездочка, и тонкий рисунок узора снежинок никогда не повторяется. Поуправлять упряжкой Диего сегодня не пришлось, и он всю дорогу ехал в санях пассажиром – потому что Лавилла сказала, что скоро дорога будет не такой прямой и легкой, как раньше. К тому же надо было внимательно следить за местностью, чтобы не пропустить те места, куда нужно было попасть экспедиции. Зато Лавилла пообещала дать Диего повести упряжку на обратном пути.
Юноша большую часть дороги пролежал в нартах, ловя снежинки на рукавицу и внимательно их рассматривая. Он старался запомнить рисунок каждой из снежинок, прежде чем они таяли от тепла его руки.
– Может, сегодня вечером, когда остановимся на привал, я сделаю тебе немного снежного мороженого, – сказала Лавилла, наклоняясь над лежащим Диего так низко, что пар от ее дыхания осел инеем на его лице. – Я прихватила с собой немного тюленьего жира и сушеных ягод, и сахар тоже есть.
– Тюленьего жира?! – в недоумении переспросил Диего.
– Ну да. Он придает сил – это очень помогает во время дальних поездок. Не отказывайся, пока не попробуешь, ладно?
Диего скривился, и Лавилла натянула ему капюшон куртки до самого носа.
Но пока они еще были в пути, неожиданно разыгралась метель. Парень, который, похоже, был мужем Лавиллы, дважды спрашивал отца Диего и других членов экспедиции, не хотят ли они остановиться на привал, чтобы переждать метель. Но они не захотели останавливаться и решили ехать дальше, уверенные, что найдут дорогу с помощью своих приборов. Снег, который раньше падал медленно, чудесными одинокими снежинками, теперь валил крупными липкими хлопьями, заслоняя все вокруг сплошной белой стеной. При таком снегопаде Диего мог разглядеть только хвосты ближайших к нему собак в упряжке Лавиллы, а о том, чтобы видеть другие упряжки, не могло быть и речи. Весь мир вокруг юноши скрыла непроглядная белая пелена. Нарты двигались все медленнее и медленнее, и дошло уже до того, что Сигги – как Лавилла называла парня, правившего первой упряжкой, – пришлось самому идти впереди упряжки, прокладывая в снегу путь для собак, и следить за тем, чтобы ни одна упряжка не сбилась со следа. Сигги уговаривал ученых остановиться, не ехать дальше, переждать непогоду.
Дорога сделалась трудной, и, хотя Диего ничего не мог разглядеть за сплошной стеной снега, он чувствовал, что местность стала неровной – экспедиция миновала равнину и двигалась теперь среди холмов. Собаки тяжело тащили сани вверх по склонам невысоких холмов, сбегали вниз, и наконец начался какой-то очень уж долгий подъем.
Вдруг Диего услышал, как Сигги на передних нартах выкрикнул что-то непонятное, потом закричал отец, а одна из женщин, управлявшая упряжкой, которая тоже оказалась где-то впереди, присвистнула и завопила:
– Вэу! Стой, стоять, песьи морды! Вэу, стоять! Ах ты, дерьмо собачье!
За криками последовали хруст и скрежет и явственные звуки скольжения. Но к этому времени собаки упряжки, в которой ехал Диего, тоже добрались до вершины холма и тоже кубарем полетели вниз по крутому склону вместе с нартами, влекомые собственной тяжестью.
Кричали люди, некоторые тяжелые вещи из багажа экспедиции покатились вниз сами по себе, упав с нарт, а нарты как будто внезапно обрели способность летать. Диего вдруг почувствовал, что и сам он летит по воздуху – и это ощущение полета было чрезвычайно наглядным и доступным для восприятия. Как будто он впервые в жизни полетел по-настоящему, хотя с самого рождения Диего только и делал, что летал – на космических кораблях.
Лавилла кричала, что было сил:
– Вэу, Дина! Назад, девочка! Назад!
Диего почувствовал, как крепкая рука Лавиллы ухватила его за воротник. Какие-то несколько мгновений она удерживала его, но вот нарты снова подпрыгнули на ухабе – и Лавилла свалилась с них. Воротник Диего больше никто не держал, и парень соскользнул с нарт и покатился вниз, неловко переворачиваясь и раз за разом зарываясь в попадавшиеся на пути сугробы – и так снова и снова, пока его ноги не уткнулись во что-то мягкое, а голова в то же самое время не столкнулась с чем-то твердым – и мир вокруг померк.
Глава 3
Когда Баника заехала за Яной, чтобы подбросить ее к Клодах, Яна решила прихватить с собой и кошку – надо же было вернуть животное домой, хозяйке. Однако кошка наотрез отказалась уходить. Яна попробовала подманить пушистую зверушку, чтобы взять на руки и вынести на улицу, где уже поджидала Баника со своей собачьей упряжкой. Но кошка вырвалась, удрала и спряталась, мимоходом царапнув острыми когтями по пальцам Яны – очевидно, в качестве предупреждения и знака недовольства.
Яна изложила эту историю Клодах, пока необъятная женщина помешивала доходящее варево в горшке на печке. Из горшка и из духовки поднимались весьма соблазнительные, будоражащие аппетит ароматы.
– А ты оставь кошку себе, – посоветовала Клодах и, оглядев комнату, где в самых разных местах развалились в привольных позах еще штуки четыре точно таких же кошек, добавила:
– Мне хватит и этих. А вообще-то они обычно гуляют, где захотят, и делают, что им нравится. И, как мне кажется, ты ей понравилась. Можешь считать, она тебя выбрала.
– Ну ладно, только что мне с ней делать? – спросила Яна.
– Корми ее, – ответила Баника. – Это очень важное дело. Выпускай на улицу и впускай обратно, когда ей захочется справить нужду – если ты, конечно, не собираешься завести специальный ящичек для кошки прямо в комнате.
Эти кошки подолгу могут находиться на улице, – стала рассказывать Клодах. – Их специально выводили с таким расчетом, поэтому наши кошки не отмораживают себе хвосты и уши на холоде, как это случалось с их земными предками. Но, скажу я вам, эти киски гораздо больше любят сидеть у огня или на чьих-нибудь коленях. С ними тепло и уютно.
Яна пробормотала что-то невнятное, потом сказала немного неуверенно:
– Мне еще надо узнать, откуда тут все берется – еда, одежда, дрова... Сегодня кто-то принес немного дров и оставил прямо у меня под дверью. Вы случайно не знаете, кто это сделал, чтобы я могла поблагодарить этого доброго человека?
Клодах пожала плечами.
– Ну, это мог быть кто угодно. Может, кто-нибудь из Баникиных родичей. Кто-нибудь из тех, кто знает, что ты нуждаешься в большем, чем то, что тебе предоставили. Кстати говоря, не забудь вечером забрать свой сверток с вещами – когда пойдешь домой. Хотя вряд ли от этого бумажного одеяла тебе будет много толку. Тебе нужно настоящее, нормальное теплое одеяло.
– А где можно купить такое одеяло, как ты говоришь? – спросила Яна.
– Ну уж не в магазинчике Компании, это точно! – сказала Баника. – У них там вообще ничего нет, кроме ненужного старья, не годного для космических команд. – Девочка прошла через комнату к кровати Клодах и откинула обыкновенное одеяло, приоткрыв то, что лежало под ним – разноцветное, все составленное из веселых, ярких лоскутков – желтых, голубых, розовых. – Вот, смотри какое! Потрогай его.
Яна протянула руку и потрогала чудесное разноцветное одеяло. Плотное на ощупь, оно было соткано или сплетено – Яна понятия не имела, каким образом, – из какого-то тяжелого, длинноволокнистого материала. Сразу было понятно, что это одеяло должно быть просто невероятно теплым.
– Чудесное одеяло! – сказала Яна.
– Кстати говоря, сюда как раз идут Шинид и моя сестра Эйслинг, – заметила Клодах. – Шинид собирает шерсть лошадей и собак, а иногда и диких овец, когда ей удается их поймать. Она отдает шерсть Эйслинг, а та прядет, окрашивает нитки и вплетает их в одеяла. Может, это у них скоро превратится в настоящее ремесло.
Тут в комнату вошла еще одна женщина. Она была почти такой же объемистой и округлой, как Клодах, и цветом волос и глаз тоже походила на хозяйку дома. Зато взгляд у новоприбывшей женщины был гораздо более задумчивый и мечтательный. Сразу за ней вошла маленькая, крепенькая и жилистая женщина, которая тотчас же принялась помогать ей освободиться от теплой верхней одежды.
– Добро пожаловать, сестра! Здравствуй, Шинид! – сказала Клодах, улыбаясь гостьям. – Мы тут как раз о вас разговаривали. Вы уже кушали?
– Не-а! – отозвалась та женщина, что была поменьше и постройнее, с поразительной быстротой стягивая с себя теплые вещи. – Мы услышали, что у тебя сегодня вечеринка, и тоже пришли поболтать. – Маленькая женщина решительно протянула Яне руку и представилась:
– Я – Шинид Шонгили. Рада познакомиться. Ты нормально тогда дошла до дома, не падала больше?
– Так это вы показали мне, как надо ходить вперевалочку?! – воскликнула Яна.
– Я, и никто иной. А вот эта милая дама – Эйслинг Сенунгатук, – представила Шинид свою подругу и помогла той устроить поудобнее свои обширные телеса в кресле-качалке, которое Клодах переставила из угла на середину комнаты. Эйслинг улыбкой поблагодарила подругу за помощь, всем видом показывая, что ей очень удобно.
– Яна как раз только что восхищалась одеялом, которое вы, дамы, для меня сделали, – сказала Клодах, обращаясь в основном к своей сестре.
– Значит, я заношу тебя в список заказчиков, Яна, – сказала Эйслинг чрезвычайно приятным голосом. Яне подумалось, что, наверное, никто из ее прежних знакомых не говорил так мило и нежно.
– Да, те одеяла, которые вам выдают в Компании, – сущее дерьмо, – заметила Шинид. – Мне надо будет насобирать побольше шерсти, но зато потом наша Эйслинг сотворит для тебя самое распрекрасное одеяло из всех, какие только бывают на свете. Правда, Эйслинг, солнышко мое?
Эйслинг кивнула и посмотрела на подругу лукавыми, смеющимися глазами.
– Смотри, ты пообещала!
– Боюсь, у меня немного найдется такого, чем я могла бы вам отплатить или отдать в обмен, – призналась Яна. – Разве что несколько старых медалей, нашивок и знаков различия. Я не могла прихватить сюда практически никаких сувениров – пришлось брать только то, без чего совсем нельзя обойтись. Понимаете, здесь слишком строгие ограничения по весу багажа. Между прочим, вы не подскажете, где тут можно раздобыть небольшой компьютер?
Шинид весело рассмеялась и спросила:
– Ты, наверное, шутишь?
Клодах пояснила более спокойно и доступно:
– Ах, нет, дорогая, это все не для таких людей, как мы, ты уж поверь. Тут у нас ни у кого во всем Килкуле не найдешь таких штук. Понимаешь, мы ведь простые, бедные, невежественные “ненужные” люди. Но для Сурса это как раз то, что нужно.
– Почему это вы “ненужные”?
– “Ненужные” люди – это те, кого они заставили заселять здешние места, – пояснила Эйслинг. – Видишь ли, им понадобились наши земли на Земле, и они пообещали дать нам взамен другие. Ясное дело, что нам не дали даже высказать свое мнение о таком “обмене”! Нас обокрали и изгнали из родного края. Ни у кого из нас не хватало денег на то, чтобы выкупить свою землю обратно. Вот так мы здесь и оказались – как они того и хотели. – Закончив эту пылкую речь, Эйслинг опустила глаза, потом взглянула на Клодах, как будто извиняясь. – Простите, пожалуйста. Не стоило мне так заводиться. Да и нам пора уже идти. Мы, собственно, и не собирались оставаться на ужин. Просто зашли узнать, не можем ли мы чем-нибудь помочь, – и Эйслинг кивнула в сторону Яны.
– Спасибо вам, – сказала Яна, и Клодах проводила подруг до двери. Чтобы подстроиться под величавую поступь Эйслинг, Шинид на каждые три шага вперед приходилось делать еще два шага назад.
Когда они ушли, Клодах достала из стенного шкафа, полки которого были завешаны матерчатой шторкой, бутылку и несколько стаканчиков и спросила:
– Может, выпьешь немного перед ужином, дорогая?
– Прошу прощения, о чем вы?
– Клодах сама делает это питье, – вмешалась Баника. – Хорошая штука! После него снятся хорошие сны.
– Даже не знаю... После всех тех лекарств, которые я получала совсем недавно...
– Моя наливка тебе не повредит, – уверила ее Клодах. – Она, кроме всего, еще и лечебная. От нее не опьянеешь – только согреешься немного, и на душе сделается легко и радостно. А то ты, дорогая, выглядишь так, как будто тебе не помешало бы немного развеселиться.
– Клодах у нас целительница, – добавила Баника. – Так что в этих вопросах ей можно доверять.
– Ну тогда, может, я и вправду немного выпью, – согласилась Яна. От вкусных запахов, поднимавшихся из горшка с варевом, Яне уже давно хотелось положить что-нибудь в рот. И если не еду, то хоть напиток – тоже не такой уж плохой выбор.
Но к напитку прилагалась и миска, с горкой наполненная какой-то разновидностью вермишели с красным мясным соусом, и теплый, хрустящий хлеб. Яна так набросилась на еду, что первой ложкой горячего варева даже обожгла себе губы – когда она питалась корабельными полуфабрикатами, с ней ни разу такого не случалось.
– Какая вкуснотища! – похвалила она угощение, когда распробовала, отправив в рот несколько предварительно остуженных кусков. – Из чего это сделано? Что это такое?
– Спагетти с лосятиной, – сказала Клодах. Тут в дверь снова постучали. Баника быстренько запихнула в рот очередную порцию спагетти, подскочила , с места и бросилась открывать. Как только дверь распахнулась, в комнате одновременно появились облако морозного воздуха и фигура, с ног до головы закутанная в меха.
Это оказалась еще одна женщина, и она решительно не собиралась даже смотреть в сторону Яны, пока не расстегнет все пуговицы и не поснимает одежду.
– А, Седна! Как дела? – поинтересовалась Клодах.
– У нас все в порядке. Я только хотела спросить, не найдется ли у тебя немножко кобыльего молока? Я бы у тебя заняла, а то мой запас на исходе.
– Да бери, конечно. Бери, сколько нужно. К слову сказать, Седна, ты уже встречалась с майором Мэддок? – спросила Клодах.
Седна тряхнула белокурыми локонами и только потом снизошла до того, чтобы посмотреть непосредственно на Яну. И по ее взгляду Яна сразу поняла, что Седна пришла сюда в основном для того, чтобы увидеться с ней, а молоко было только удобным поводом. Яне смутно показалось, что она уже видела эту женщину – сегодня утром, на проводах Чарли Дементьева.
– Майор Мэддок, – представила Яну Клодах.
– Лучше – Янаба, Клодах, или – просто Яна, хорошо? – попросила Яна.
– Знакомься, Яна, это – Седна Куинн. Как ушко у твоего мальчика, Седна, все еще побаливает?
– Спасибо, Клодах, ему уже получше – после того, как ты посоветовала делать эти припарки.
– Может, поужинаешь с нами?
– Да нет, мне надо вернуться поскорее и помочь Иму выскоблить ту лосиную шкуру. Я принесу тебе потом...
– Ну послушай, Седна, если ты так сильно занята, то почему бы тебе не взять немного лосиного спагетти с собой, домой на ужин? И тебе не придется так спешить и возиться еще и с ужином.
Седна согласилась и присела на краешек стула в наполовину застегнутой одежде, а Клодах тем временем насыпала ей полный котелок вкусного горячего варева.
– Что, Банни, жаль, что Чарли уехал, правда? – спросила Седна.
– Да, жаль, конечно. Надеюсь, с ним там будет все в порядке. Только, по-моему, нашему Чарли там, наверху, будет жутко одиноко и тоскливо. Хотела бы я, чтоб они хотя бы дали нам время как следует с ним попрощаться, сочинить для него песню. А так он остался и без праздника на его совершеннолетие, и без всего остального...
– А я все равно сочиню для Чарли песню, пусть даже ему и не придется ее услышать, – сказала Клодах.
– Но, может, тебе удастся сделать запись этой песни, а Баника отвезет ее, когда в следующий раз поедет на космобазу, и перешлет Чарли, – предположила Яна.
Седна распрямила спину и одарила Яну взглядом, в котором явственно читалось сожаление, потом веско сказала:
– Песня для того и песня, чтобы один человек мог спеть ее другому.
– Простите, – стала извиняться Яна. – Я пока не очень хорошо разбираюсь в ваших обычаях. Но только я знаю, как все вы любите лейтенанта Дементьева и как для любого солдата важно получить весточку от друзей и родных, из дому – будь то какая-нибудь планета или просто другая космическая станция.
– Ничего страшного, Яна, все нормально, – успокоила ее Клодах. – Седна, Яна собирается остаться здесь, с нами, так что скоро она сама все увидит и поймет. А пока она просто этого не знает. Понимаешь, Яна, у нас тут почти что никто не умеет даже просто писать, а не то что как-то записывать песни, чтобы они звучали.
Яна на мгновение потеряла дар речи от удивления. Потом спросила:
– Но как же так? Неужели никто из вас не умеет читать и писать? И ты, Клодах? Но как же такое может быть? Кстати, все новобранцы с Сурса, которые мне встречались, были грамотными. И Баника непременно должна уметь читать и писать – ведь как-то же она сдавала экзамены на водительскую лицензию!
Баника покачала головой.
– Все экзамены были устные, и еще по комму показывали картинки с заданиями, но отвечать все равно надо было вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Юноша большую часть дороги пролежал в нартах, ловя снежинки на рукавицу и внимательно их рассматривая. Он старался запомнить рисунок каждой из снежинок, прежде чем они таяли от тепла его руки.
– Может, сегодня вечером, когда остановимся на привал, я сделаю тебе немного снежного мороженого, – сказала Лавилла, наклоняясь над лежащим Диего так низко, что пар от ее дыхания осел инеем на его лице. – Я прихватила с собой немного тюленьего жира и сушеных ягод, и сахар тоже есть.
– Тюленьего жира?! – в недоумении переспросил Диего.
– Ну да. Он придает сил – это очень помогает во время дальних поездок. Не отказывайся, пока не попробуешь, ладно?
Диего скривился, и Лавилла натянула ему капюшон куртки до самого носа.
Но пока они еще были в пути, неожиданно разыгралась метель. Парень, который, похоже, был мужем Лавиллы, дважды спрашивал отца Диего и других членов экспедиции, не хотят ли они остановиться на привал, чтобы переждать метель. Но они не захотели останавливаться и решили ехать дальше, уверенные, что найдут дорогу с помощью своих приборов. Снег, который раньше падал медленно, чудесными одинокими снежинками, теперь валил крупными липкими хлопьями, заслоняя все вокруг сплошной белой стеной. При таком снегопаде Диего мог разглядеть только хвосты ближайших к нему собак в упряжке Лавиллы, а о том, чтобы видеть другие упряжки, не могло быть и речи. Весь мир вокруг юноши скрыла непроглядная белая пелена. Нарты двигались все медленнее и медленнее, и дошло уже до того, что Сигги – как Лавилла называла парня, правившего первой упряжкой, – пришлось самому идти впереди упряжки, прокладывая в снегу путь для собак, и следить за тем, чтобы ни одна упряжка не сбилась со следа. Сигги уговаривал ученых остановиться, не ехать дальше, переждать непогоду.
Дорога сделалась трудной, и, хотя Диего ничего не мог разглядеть за сплошной стеной снега, он чувствовал, что местность стала неровной – экспедиция миновала равнину и двигалась теперь среди холмов. Собаки тяжело тащили сани вверх по склонам невысоких холмов, сбегали вниз, и наконец начался какой-то очень уж долгий подъем.
Вдруг Диего услышал, как Сигги на передних нартах выкрикнул что-то непонятное, потом закричал отец, а одна из женщин, управлявшая упряжкой, которая тоже оказалась где-то впереди, присвистнула и завопила:
– Вэу! Стой, стоять, песьи морды! Вэу, стоять! Ах ты, дерьмо собачье!
За криками последовали хруст и скрежет и явственные звуки скольжения. Но к этому времени собаки упряжки, в которой ехал Диего, тоже добрались до вершины холма и тоже кубарем полетели вниз по крутому склону вместе с нартами, влекомые собственной тяжестью.
Кричали люди, некоторые тяжелые вещи из багажа экспедиции покатились вниз сами по себе, упав с нарт, а нарты как будто внезапно обрели способность летать. Диего вдруг почувствовал, что и сам он летит по воздуху – и это ощущение полета было чрезвычайно наглядным и доступным для восприятия. Как будто он впервые в жизни полетел по-настоящему, хотя с самого рождения Диего только и делал, что летал – на космических кораблях.
Лавилла кричала, что было сил:
– Вэу, Дина! Назад, девочка! Назад!
Диего почувствовал, как крепкая рука Лавиллы ухватила его за воротник. Какие-то несколько мгновений она удерживала его, но вот нарты снова подпрыгнули на ухабе – и Лавилла свалилась с них. Воротник Диего больше никто не держал, и парень соскользнул с нарт и покатился вниз, неловко переворачиваясь и раз за разом зарываясь в попадавшиеся на пути сугробы – и так снова и снова, пока его ноги не уткнулись во что-то мягкое, а голова в то же самое время не столкнулась с чем-то твердым – и мир вокруг померк.
Глава 3
Когда Баника заехала за Яной, чтобы подбросить ее к Клодах, Яна решила прихватить с собой и кошку – надо же было вернуть животное домой, хозяйке. Однако кошка наотрез отказалась уходить. Яна попробовала подманить пушистую зверушку, чтобы взять на руки и вынести на улицу, где уже поджидала Баника со своей собачьей упряжкой. Но кошка вырвалась, удрала и спряталась, мимоходом царапнув острыми когтями по пальцам Яны – очевидно, в качестве предупреждения и знака недовольства.
Яна изложила эту историю Клодах, пока необъятная женщина помешивала доходящее варево в горшке на печке. Из горшка и из духовки поднимались весьма соблазнительные, будоражащие аппетит ароматы.
– А ты оставь кошку себе, – посоветовала Клодах и, оглядев комнату, где в самых разных местах развалились в привольных позах еще штуки четыре точно таких же кошек, добавила:
– Мне хватит и этих. А вообще-то они обычно гуляют, где захотят, и делают, что им нравится. И, как мне кажется, ты ей понравилась. Можешь считать, она тебя выбрала.
– Ну ладно, только что мне с ней делать? – спросила Яна.
– Корми ее, – ответила Баника. – Это очень важное дело. Выпускай на улицу и впускай обратно, когда ей захочется справить нужду – если ты, конечно, не собираешься завести специальный ящичек для кошки прямо в комнате.
Эти кошки подолгу могут находиться на улице, – стала рассказывать Клодах. – Их специально выводили с таким расчетом, поэтому наши кошки не отмораживают себе хвосты и уши на холоде, как это случалось с их земными предками. Но, скажу я вам, эти киски гораздо больше любят сидеть у огня или на чьих-нибудь коленях. С ними тепло и уютно.
Яна пробормотала что-то невнятное, потом сказала немного неуверенно:
– Мне еще надо узнать, откуда тут все берется – еда, одежда, дрова... Сегодня кто-то принес немного дров и оставил прямо у меня под дверью. Вы случайно не знаете, кто это сделал, чтобы я могла поблагодарить этого доброго человека?
Клодах пожала плечами.
– Ну, это мог быть кто угодно. Может, кто-нибудь из Баникиных родичей. Кто-нибудь из тех, кто знает, что ты нуждаешься в большем, чем то, что тебе предоставили. Кстати говоря, не забудь вечером забрать свой сверток с вещами – когда пойдешь домой. Хотя вряд ли от этого бумажного одеяла тебе будет много толку. Тебе нужно настоящее, нормальное теплое одеяло.
– А где можно купить такое одеяло, как ты говоришь? – спросила Яна.
– Ну уж не в магазинчике Компании, это точно! – сказала Баника. – У них там вообще ничего нет, кроме ненужного старья, не годного для космических команд. – Девочка прошла через комнату к кровати Клодах и откинула обыкновенное одеяло, приоткрыв то, что лежало под ним – разноцветное, все составленное из веселых, ярких лоскутков – желтых, голубых, розовых. – Вот, смотри какое! Потрогай его.
Яна протянула руку и потрогала чудесное разноцветное одеяло. Плотное на ощупь, оно было соткано или сплетено – Яна понятия не имела, каким образом, – из какого-то тяжелого, длинноволокнистого материала. Сразу было понятно, что это одеяло должно быть просто невероятно теплым.
– Чудесное одеяло! – сказала Яна.
– Кстати говоря, сюда как раз идут Шинид и моя сестра Эйслинг, – заметила Клодах. – Шинид собирает шерсть лошадей и собак, а иногда и диких овец, когда ей удается их поймать. Она отдает шерсть Эйслинг, а та прядет, окрашивает нитки и вплетает их в одеяла. Может, это у них скоро превратится в настоящее ремесло.
Тут в комнату вошла еще одна женщина. Она была почти такой же объемистой и округлой, как Клодах, и цветом волос и глаз тоже походила на хозяйку дома. Зато взгляд у новоприбывшей женщины был гораздо более задумчивый и мечтательный. Сразу за ней вошла маленькая, крепенькая и жилистая женщина, которая тотчас же принялась помогать ей освободиться от теплой верхней одежды.
– Добро пожаловать, сестра! Здравствуй, Шинид! – сказала Клодах, улыбаясь гостьям. – Мы тут как раз о вас разговаривали. Вы уже кушали?
– Не-а! – отозвалась та женщина, что была поменьше и постройнее, с поразительной быстротой стягивая с себя теплые вещи. – Мы услышали, что у тебя сегодня вечеринка, и тоже пришли поболтать. – Маленькая женщина решительно протянула Яне руку и представилась:
– Я – Шинид Шонгили. Рада познакомиться. Ты нормально тогда дошла до дома, не падала больше?
– Так это вы показали мне, как надо ходить вперевалочку?! – воскликнула Яна.
– Я, и никто иной. А вот эта милая дама – Эйслинг Сенунгатук, – представила Шинид свою подругу и помогла той устроить поудобнее свои обширные телеса в кресле-качалке, которое Клодах переставила из угла на середину комнаты. Эйслинг улыбкой поблагодарила подругу за помощь, всем видом показывая, что ей очень удобно.
– Яна как раз только что восхищалась одеялом, которое вы, дамы, для меня сделали, – сказала Клодах, обращаясь в основном к своей сестре.
– Значит, я заношу тебя в список заказчиков, Яна, – сказала Эйслинг чрезвычайно приятным голосом. Яне подумалось, что, наверное, никто из ее прежних знакомых не говорил так мило и нежно.
– Да, те одеяла, которые вам выдают в Компании, – сущее дерьмо, – заметила Шинид. – Мне надо будет насобирать побольше шерсти, но зато потом наша Эйслинг сотворит для тебя самое распрекрасное одеяло из всех, какие только бывают на свете. Правда, Эйслинг, солнышко мое?
Эйслинг кивнула и посмотрела на подругу лукавыми, смеющимися глазами.
– Смотри, ты пообещала!
– Боюсь, у меня немного найдется такого, чем я могла бы вам отплатить или отдать в обмен, – призналась Яна. – Разве что несколько старых медалей, нашивок и знаков различия. Я не могла прихватить сюда практически никаких сувениров – пришлось брать только то, без чего совсем нельзя обойтись. Понимаете, здесь слишком строгие ограничения по весу багажа. Между прочим, вы не подскажете, где тут можно раздобыть небольшой компьютер?
Шинид весело рассмеялась и спросила:
– Ты, наверное, шутишь?
Клодах пояснила более спокойно и доступно:
– Ах, нет, дорогая, это все не для таких людей, как мы, ты уж поверь. Тут у нас ни у кого во всем Килкуле не найдешь таких штук. Понимаешь, мы ведь простые, бедные, невежественные “ненужные” люди. Но для Сурса это как раз то, что нужно.
– Почему это вы “ненужные”?
– “Ненужные” люди – это те, кого они заставили заселять здешние места, – пояснила Эйслинг. – Видишь ли, им понадобились наши земли на Земле, и они пообещали дать нам взамен другие. Ясное дело, что нам не дали даже высказать свое мнение о таком “обмене”! Нас обокрали и изгнали из родного края. Ни у кого из нас не хватало денег на то, чтобы выкупить свою землю обратно. Вот так мы здесь и оказались – как они того и хотели. – Закончив эту пылкую речь, Эйслинг опустила глаза, потом взглянула на Клодах, как будто извиняясь. – Простите, пожалуйста. Не стоило мне так заводиться. Да и нам пора уже идти. Мы, собственно, и не собирались оставаться на ужин. Просто зашли узнать, не можем ли мы чем-нибудь помочь, – и Эйслинг кивнула в сторону Яны.
– Спасибо вам, – сказала Яна, и Клодах проводила подруг до двери. Чтобы подстроиться под величавую поступь Эйслинг, Шинид на каждые три шага вперед приходилось делать еще два шага назад.
Когда они ушли, Клодах достала из стенного шкафа, полки которого были завешаны матерчатой шторкой, бутылку и несколько стаканчиков и спросила:
– Может, выпьешь немного перед ужином, дорогая?
– Прошу прощения, о чем вы?
– Клодах сама делает это питье, – вмешалась Баника. – Хорошая штука! После него снятся хорошие сны.
– Даже не знаю... После всех тех лекарств, которые я получала совсем недавно...
– Моя наливка тебе не повредит, – уверила ее Клодах. – Она, кроме всего, еще и лечебная. От нее не опьянеешь – только согреешься немного, и на душе сделается легко и радостно. А то ты, дорогая, выглядишь так, как будто тебе не помешало бы немного развеселиться.
– Клодах у нас целительница, – добавила Баника. – Так что в этих вопросах ей можно доверять.
– Ну тогда, может, я и вправду немного выпью, – согласилась Яна. От вкусных запахов, поднимавшихся из горшка с варевом, Яне уже давно хотелось положить что-нибудь в рот. И если не еду, то хоть напиток – тоже не такой уж плохой выбор.
Но к напитку прилагалась и миска, с горкой наполненная какой-то разновидностью вермишели с красным мясным соусом, и теплый, хрустящий хлеб. Яна так набросилась на еду, что первой ложкой горячего варева даже обожгла себе губы – когда она питалась корабельными полуфабрикатами, с ней ни разу такого не случалось.
– Какая вкуснотища! – похвалила она угощение, когда распробовала, отправив в рот несколько предварительно остуженных кусков. – Из чего это сделано? Что это такое?
– Спагетти с лосятиной, – сказала Клодах. Тут в дверь снова постучали. Баника быстренько запихнула в рот очередную порцию спагетти, подскочила , с места и бросилась открывать. Как только дверь распахнулась, в комнате одновременно появились облако морозного воздуха и фигура, с ног до головы закутанная в меха.
Это оказалась еще одна женщина, и она решительно не собиралась даже смотреть в сторону Яны, пока не расстегнет все пуговицы и не поснимает одежду.
– А, Седна! Как дела? – поинтересовалась Клодах.
– У нас все в порядке. Я только хотела спросить, не найдется ли у тебя немножко кобыльего молока? Я бы у тебя заняла, а то мой запас на исходе.
– Да бери, конечно. Бери, сколько нужно. К слову сказать, Седна, ты уже встречалась с майором Мэддок? – спросила Клодах.
Седна тряхнула белокурыми локонами и только потом снизошла до того, чтобы посмотреть непосредственно на Яну. И по ее взгляду Яна сразу поняла, что Седна пришла сюда в основном для того, чтобы увидеться с ней, а молоко было только удобным поводом. Яне смутно показалось, что она уже видела эту женщину – сегодня утром, на проводах Чарли Дементьева.
– Майор Мэддок, – представила Яну Клодах.
– Лучше – Янаба, Клодах, или – просто Яна, хорошо? – попросила Яна.
– Знакомься, Яна, это – Седна Куинн. Как ушко у твоего мальчика, Седна, все еще побаливает?
– Спасибо, Клодах, ему уже получше – после того, как ты посоветовала делать эти припарки.
– Может, поужинаешь с нами?
– Да нет, мне надо вернуться поскорее и помочь Иму выскоблить ту лосиную шкуру. Я принесу тебе потом...
– Ну послушай, Седна, если ты так сильно занята, то почему бы тебе не взять немного лосиного спагетти с собой, домой на ужин? И тебе не придется так спешить и возиться еще и с ужином.
Седна согласилась и присела на краешек стула в наполовину застегнутой одежде, а Клодах тем временем насыпала ей полный котелок вкусного горячего варева.
– Что, Банни, жаль, что Чарли уехал, правда? – спросила Седна.
– Да, жаль, конечно. Надеюсь, с ним там будет все в порядке. Только, по-моему, нашему Чарли там, наверху, будет жутко одиноко и тоскливо. Хотела бы я, чтоб они хотя бы дали нам время как следует с ним попрощаться, сочинить для него песню. А так он остался и без праздника на его совершеннолетие, и без всего остального...
– А я все равно сочиню для Чарли песню, пусть даже ему и не придется ее услышать, – сказала Клодах.
– Но, может, тебе удастся сделать запись этой песни, а Баника отвезет ее, когда в следующий раз поедет на космобазу, и перешлет Чарли, – предположила Яна.
Седна распрямила спину и одарила Яну взглядом, в котором явственно читалось сожаление, потом веско сказала:
– Песня для того и песня, чтобы один человек мог спеть ее другому.
– Простите, – стала извиняться Яна. – Я пока не очень хорошо разбираюсь в ваших обычаях. Но только я знаю, как все вы любите лейтенанта Дементьева и как для любого солдата важно получить весточку от друзей и родных, из дому – будь то какая-нибудь планета или просто другая космическая станция.
– Ничего страшного, Яна, все нормально, – успокоила ее Клодах. – Седна, Яна собирается остаться здесь, с нами, так что скоро она сама все увидит и поймет. А пока она просто этого не знает. Понимаешь, Яна, у нас тут почти что никто не умеет даже просто писать, а не то что как-то записывать песни, чтобы они звучали.
Яна на мгновение потеряла дар речи от удивления. Потом спросила:
– Но как же так? Неужели никто из вас не умеет читать и писать? И ты, Клодах? Но как же такое может быть? Кстати, все новобранцы с Сурса, которые мне встречались, были грамотными. И Баника непременно должна уметь читать и писать – ведь как-то же она сдавала экзамены на водительскую лицензию!
Баника покачала головой.
– Все экзамены были устные, и еще по комму показывали картинки с заданиями, но отвечать все равно надо было вслух.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41