К счастью, оба водителя остались целы и невредимы и теперь лихорадочно выбирались из своих машин. Шимус распластался на льду у самого края полыньи и пытался как-нибудь открыть дверцу снаружи, чтобы помочь выбраться водителю тонущего снегохода.
Банни стала толкать застрявший в сугробе снегоход подальше от края прибрежной трещины, к середине реки. Машина легко заскользила по льду, несмотря на то что была под завязку загружена всяким снаряжением. Банни на это и рассчитывала – ей не раз приходилось выталкивать собственный снегоход из глубоких сугробов или с черного, пропитавшегося талой водой льда.
Водитель открыл дверцу и выскочил из кабины, но подошвы его ботинок оказались слишком скользкими, и он, не удержав равновесия, поскользнулся и грохнулся на лед.
– Забирайся обратно в кабину! – закричала ему Баника. – Гони обратно в город, за подмогой!
– Нет больше дороги, и ехать не по чему, детка! – крикнул солдат в ответ и со всех ног помчался к берегу.
Многие снегоходы не успели вовремя затормозить и остановились слишком близко от полыньи, которая с каждой секундой делалась все шире и шире – куски льда отламывались от краев и уплывали в реку. Водители столпились возле разлома, надеясь помочь Шимусу спасти их товарища.
– Ложитесь на лед! Хватайте друг друга за руки – делаем цепь! – закричал один из солдат. “Первая умная мысль, которая пришла им в головы”, – подумала Баника.
Разрываясь между двумя желаниями – забраться в кабину снегохода, чтобы поехать в поселок за помощью, или броситься спасать дядю Шимуса и тонущего беднягу-водителя, Банни выбрала последнее. Она мигом легла на живот и подползла по льду к полынье, гораздо быстрее, чем туда добрался кто-либо из солдат, вызвавшихся помогать товарищу. Девочка крепко ухватила Шимуса за лодыжку, как раз когда ему удалось наконец открыть дверцу попавшего в беду снегохода. Водитель выпрыгнул из кабины и свалился в реку, и тут лед снова треснул, и полынья сделалась еще шире. Отломившиеся куски льда закружило в водовороте, и снегоход полностью ушел под воду. Выпрыгнувший оттуда солдат с головой погрузился в реку, исчезли под водой даже его вытянутые вверх руки – и дядя Шимус тоже. Над водой осталась торчать только его лодыжка, в которую мертвой хваткой вцепилась Баника.
Под весом Шимуса Банни протащило вперед, к краю полыньи, но ей удалось удержаться на льду. Она стала шарить в воде второй рукой, надеясь ухватить Шимуса еще за что-нибудь. Она понимала, что из-за этого его голова будет дольше находиться под водой, зато так его, по крайней мере, не затянет течением под лед.
Тут кто-то схватил ее за руку, и девочка отпустила лодыжку Шимуса. Теперь она уцепилась обеими руками за дядину руку. И только сейчас она обратила внимание на то, что вода в реке совсем теплая! Не ледяная, как должна бы быть, а почти что горячая. Но ей некогда было особенно раздумывать о причинах столь странного явления, потому что голова Шимуса показалась над водой, и в то же самое мгновение Банни почувствовала, что лед у нее под животом начал проседать.
– Сюда! Давайте сюда! – кричали солдаты с другого края полыньи. Они уже сумели выловить и вытащить из воды водителя утонувшего снегохода, и несколько товарищей как раз помогали ему выбраться на берег.
– Плыви сюда, старик! Девчонка не сможет тебя удержать!
Шимус кивнул, соглашаясь, отпустил руки Баники и быстро переплыл к противоположному краю полыньи, где его уже поджидали двое солдат. Они схватили Шимуса за руки и вдвоем выволокли из воды.
Банни, распластавшись на предательски тонком льду, стала отползать назад, пока не почувствовала под собой более надежную опору. Она встала и увидела, что выбралась прямо к тому месту, где стоял пустой, все еще работавший на холостых оборотах снегоход. Девочка, не раздумывая, забралась на водительское сиденье и так надавила на газ, что снегоход, рванувшись с места, буквально перелетел через узкую прибрежную трещину и выехал наверх, на берег реки. Банни погнала машину прямо через лес к поселку, чтобы предупредить жителей о необычайно раннем ледоходе, и по дороге все время раздумывала – почему такое могло случиться?
***
После того, как Банни столь поспешно покинула космобазу, Диего Метаксос и Стив Марголис отправились в комнату, которую им выделили для жилья.
– Так что у тебя с этой девушкой? – спросил Стив шутливым тоном. – У нее достаточно добропорядочные намерения?
Диего смутился и покраснел. Раньше он думал, что, когда Стив будет с ним, все сразу само собой наладится, но даже со Стивом Диего почему-то чувствовал себя не очень уверенно. По-настоящему хорошо и спокойно ему было только в тот день, который он провел в поселке, когда читал свои стихи и все люди, которые их слышали, поняли его и поверили ему. Но после того как Стив приехал и провел несколько часов у постели больного Франсиско Метаксоса, капитан Фиске и полковник Джианкарло заперлись со Стивом в кабинете и долго о чем-то беседовали. Это тревожило Диего, не давало ему покоя. Последние пару дней Стив был очень занят и, не считая недолгих визитов к Фрэнку в госпиталь, все время отдавал организации того, что он называл “своей экспедицией”.
Диего некогда было даже поговорить со Стивом как следует, и он решил воспользоваться случаем.
– А что ты собираешься делать, когда выберешься отсюда? – спросил он Стива, когда они остались наедине в своей комнате.
– То же самое, что намеревался делать твой отец, только я получше к этому подготовлюсь. Я отыщу месторождение этих минералов, обозначу его вешками, возьму образцы...
– Наверное, для тебя будет даже лучше, что экспедицию поведешь ты, а не папа, – сказал Диего с горечью, которой от себя не ожидал – по крайней мере, он не думал, что заговорит так со Стивом.
– Эй, сынок! – Стив перестал складывать бумаги в сумку и повернулся к Диего. В его карих глазах плескалась затаенная боль и обида. – Все совсем не так, как ты думаешь. Для меня не было бы ничего лучше, чем если бы Фрэнк был в порядке и руководил этой экспедицией. Но ведь он и сам хотел бы, чтобы я продолжил его дело, разве нет?
Диего передернул плечами.
– Может, и хотел бы. А может, и нет.
– Ты это о чем?
– А тебе не приходило в голову, что, может, он таков, каков он есть сейчас, как раз потому, что ему не хочется продолжать то, что он начал?
– Что ты такое говоришь? То есть, по-твоему, выходит, что он сам хочет оставаться в таком состоянии? – недоверчиво спросил Стив. – Потому, что у него не получилось сделать дело до конца с первого раза? Диего, милый мой мальчик, ты говоришь глупости.
Диего снова пожал плечами. В том, как приподнялись и упали его плечи, явственно читалось раздражение и недовольство. Ему больно было думать о папе. И больно было думать о Лавилле. И ему не хотелось даже думать о том, что он может потерять еще и Стива. Поэтому он сознательно старался надавить на Стива, обидеть или запугать его – что угодно, только чтобы Стив не уезжал в эту экспедицию.
– Не знаю, Стив. Может, эта экспедиция – вовсе не такая уж хорошая затея, а? Вот скажи, что они собираются делать, если ты найдешь это месторождение?
– Ты переобщался с Банни и местными из поселка, Диего. Подумай головой. Компания вложила в эту планету до черта денег.
– А ты и рад случаю, – язвительно бросил Диего. – Я думал, вот, ты приедешь, будешь заботиться о папе... А все, что ты сделал, – это взял на себя его работу! Ты такой же, как и все остальные подхалимы из Компании! Тебе нет до нас никакого дела, ни до нас, ни до этой планеты, вообще тебя ни черта не волнует, кроме этой поганой Компании!
– Диего... Сынок...
– Я тебе не сынок! – пылко сказал Диего и кинулся к двери. – Пока! Я пошел к своему папе. И знай, если ты вернешься точно таким же, как он, я позабочусь о том, чтобы ваши кровати сдвинули вместе!
***
Когда люди, одетые в зеленые медицинские костюмы, считают, что должны тебя обследовать, нужно выполнять все их требования и по возможности даже помогать им. Особенно если за их спинами нависает огромный громила-десантник с маленькими, близко посаженными, мутными свинячьими глазками, из тех парней, которые до смерти любят выкручивать людям руки и отрабатывать кошмарные болевые приемы на живом и трепыхающемся беззащитном теле. Поэтому Яна подавила обиду и возмущение и беспрекословно терпела бесцеремонное обращение медиков – все эти процедуры: зондирование, уколы, отбор образцов тканей, прощупывание. Когда получалось, она скашивала глаза на экраны мониторов с данными обследования и старалась припомнить знания из медицины, которые получила совсем недавно, в госпитале на “Андромеде”, чтобы по результатам анализов понять, появились ли у нее за последнее время какие-нибудь положительные сдвиги в состоянии здоровья. Оказалось, что у нее стала гораздо лучше рентгенограмма – вокруг старых сросшихся переломов появились новые уплотнения, укрепляющие кости. Заметив Янин интерес, одна из женщин-медиков, тощая дама с узкими, хищными челюстями, развернула мониторы так, чтобы Яне не было видно. Так что Яна не смогла увидеть рентгенологическую картину своих легких, которая интересовала ее больше всего.
– В конце концов, это мое тело, и я имею полное право смотреть, – недовольно проворчала Яна.
Врачи не обратили на ее возражения ни малейшего внимания – они вообще, с самого начала, как только она поступила в их распоряжение, ни о чем с ней не говорили и воспринимали ее только как объект исследования. Яна уловила в их разговоре слова “необычная ремиссия”, “минимальные остаточные повреждения”, “регенерация” и “улучшение”. Последние два слова ей было донельзя приятно слышать, только она предпочла бы еще и знать, где именно медики обнаружили эти регенерацию и улучшение. Вообще-то ей не так уж и нужны были объяснения врачей, она и так понимала, что легкие у нее снова пришли в норму – ее несчастные больные легкие, которые, как ей говорили в госпитале на Андромеде, никогда полностью не исцелятся от повреждений, нанесенных отравляющим газом в Бремпорте. Сурс вылечил ее легкие. Но поверят ли врачи, что это сделала планета? Ясное дело, нет!
Медики еще долго обсуждали между собой ее состояние, даже когда Яна прошла все обследования. То один, то другой врач время от времени поглядывали на Яну с таким видом, будто опасались, что у нее вот-вот вырастут щупальца, или она вдруг покроется слизью, или вообще превратится в жуткого гуманоидного мутанта, которого им придется уничтожить во благо всего человечества.
Стараясь не обращать внимания на то, что внутренности как будто сжались в комок, Яна постаралась расслабиться – насколько это вообще возможно, когда лежишь пластом на хирургическом столе. Это ей прекрасно удалось, она даже задремала. Из приятного дремотного состояния ее вывело грубое похлопывание чьей-то жесткой ладони.
Охранник, которого Яна решила про себя называть “мутноглазиком” или “толстолобиком”, хрюкнул что-то невразумительное и толстым пальцем сделал ей знак вставать и идти за ним. Медики так увлеченно обсуждали свои открытия, что даже не заметили ее ухода. Яна обратила внимание, что ее охранник сильно потеет, на его форменной рубашке под руками и на спине темнели мокрые пятна. Когда они с мутноглазиком вышли в коридор, Яна поняла, в чем тут дело: в помещении было довольно жарко. Здесь наконец стали топить как полагается. Охранник пальцем показал в сторону, куда им надо было идти.
Яна автоматически запоминала путь и считала повороты – направо, налево, прямо по коридору, потом вниз по ступенькам. Она сильно пожалела, что раньше ей не попалась на глаза трехмерная схема внутреннего устройства космобазы. У Яны была хорошая, давно и накрепко укоренившаяся привычка не упускать возможности разведать все ходы и выходы того места, куда она попадала, даже если это могло никогда в жизни ей и не понадобиться. Тут вдруг Яна почувствовала через тонкую подошву бумажных тапочек, что пол под ее ногами вздрагивает – и у нее похолодело внутри. Такие сотрясения не могли быть вызваны никакой жесткой посадкой – разве что пилот при приземлении корабля был до безобразия небрежен.
Охранник грубо схватил ее за руку и толкнул в спину – вправо, где была дверь. Толстый палец мутноглазика недвусмысленно указывал, что она должна войти в дверь. Яна подняла было руку, чтобы постучать, но последовал очередной грубый пинок в спину, и она, пожав плечами, просто толкнула дверь и вошла.
В комнате, куда вела дверь, оказался человечек ничем не примечательной наружности, неопределенного возраста и среднего, обычного телосложения, зато с весьма примечательными знаками различия в петлицах. Полковник Психологической Службы сидел за небольшим столиком и внимательно всматривался в экран маленького монитора. Яна даже удивилась – едва она открыла дверь, хозяин кабинета поднял голову и небрежным жестом велел охраннику удалиться, потом указал Яне на единственный стул в этой весьма скромно обставленной комнате. Монитор он сразу же отключил.
– Майор Мэддок, я – полковник Фойуми Кхан, К-х-а-н, – представился человечек и едва заметно улыбнулся.
– Псих? Полковник кивнул.
– Обычное тестирование, как при любом назначении на новую должность, – сказал он уверенным и спокойным тоном – но Яне почему-то вдруг стало ой как неспокойно. – Медицинское обследование выявило, что вы сейчас в прекрасной физической форме, особенно по сравнению с состоянием вашего здоровья шесть недель назад. Очевидно, вам очень подходят условия жизни на этой планете.
– Правильнее было бы сказать, что это я подхожу планете.
Глаза полковника чуть расширились. Он поощрил ее:
– Вот как? И что, по-вашему, оправдывает такую формулировку?
– Мое выздоровление, конечно, – ответила Яна, стараясь выглядеть как можно невиннее. Что-то у этого типа слишком гладко все катится. Яна даже возгордилась, что Интергал прислал специально для нее следователя такого класса. – Здесь чудесное место для списанных в отставку по инвалидности.
Пол под ее ногами снова едва заметно содрогнулся. Кхан тоже заметил это и чуть нахмурился, глянул вниз, потом – снова на Яну. Она ответила ему насмешливым взглядом. Для себя Яна уже поняла, что эти сотрясения вызваны вовсе не аварией шаттла на посадочном поле. Это где-то что-то взрывают, и Сурс содрогается от очередной попытки Интергала добраться до вожделенных минеральных богатств. Чертов Торкель! Он не слышал ни единого слова из того, что она ему говорила.
– Выходит, вы полагаете, что ваше так внезапно улучшившееся здоровье – целиком и полностью заслуга.., э-э-э.., этой планеты?
– Ну конечно. Когда дышишь воздухом, который прошел рециркуляцию бог знает сколько раз, которым до тебя успели подышать, может быть, миллионы людей на тысячах разных станций – это не очень удачные условия для того, чтобы человек с выжженными отравой легкими начал выздоравливать. Опять же, здесь размеренный суточный цикл, здоровая естественная пища без химических добавок, чистый снег. Вдобавок к этому – зимние виды спорта и спокойное, необременительное общение. Как раз то, что врачи рекомендуют как оптимальные условия для оздоровления.
– Понятно. А это необременительное, спокойное общение – насколько оно важно для вас? Яна пожала плечами.
– Я – служащая Компании. Я иду туда, куда меня направляют, делаю, что мне приказывают, и я только благодарна, если при этом меня окружают приятные, милые люди.
– Благодарна до такой степени, чтобы предать интересы Компании в пользу милых и приятных людей?
Яна засмеялась. Лицо полковника ничего не выражало, глаза смотрели совершенно спокойно, но Яну не обмануло это внешнее безразличие. Она прекрасно понимала, что перед ней – чертовски умный противник.
– Зачем бы мне предавать Компанию, которая обеспечила меня всем, что мне нужно? Наоборот, я пытаюсь убедить Компанию, что они собираются выплеснуть ребенка, а себе оставить грязную воду.
– Грязную воду?
– Полковник, меня послали сюда, чтобы я выяснила, что происходит на планете. И я выяснила – но капитан Фиске счел мои выводы неприемлемыми. Он гораздо охотнее готов поверить словам человека, чье место он же недавно предлагал мне занять, и слабоумного водителя снегохода, у которого ко мне личные счеты. И все только потому, что капитан Фиске ввязался в дело, в котором ни черта не понимает.
– А вы? Вы – понимаете?
– Нет, не совсем. Однако я не могу не считаться с тем, что со мной произошло, – Яна усмехнулась. – Я имею в виду мое неожиданное чудесное исцеление.
– И вы благодарны планете за это? Яна поняла, что для полковника этот вопрос очень важен, и кивнула.
– Эта планета – явление более сложное, чем хочется думать капитану Фиске.
– Но сами вы в этом совершенно уверены, так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Банни стала толкать застрявший в сугробе снегоход подальше от края прибрежной трещины, к середине реки. Машина легко заскользила по льду, несмотря на то что была под завязку загружена всяким снаряжением. Банни на это и рассчитывала – ей не раз приходилось выталкивать собственный снегоход из глубоких сугробов или с черного, пропитавшегося талой водой льда.
Водитель открыл дверцу и выскочил из кабины, но подошвы его ботинок оказались слишком скользкими, и он, не удержав равновесия, поскользнулся и грохнулся на лед.
– Забирайся обратно в кабину! – закричала ему Баника. – Гони обратно в город, за подмогой!
– Нет больше дороги, и ехать не по чему, детка! – крикнул солдат в ответ и со всех ног помчался к берегу.
Многие снегоходы не успели вовремя затормозить и остановились слишком близко от полыньи, которая с каждой секундой делалась все шире и шире – куски льда отламывались от краев и уплывали в реку. Водители столпились возле разлома, надеясь помочь Шимусу спасти их товарища.
– Ложитесь на лед! Хватайте друг друга за руки – делаем цепь! – закричал один из солдат. “Первая умная мысль, которая пришла им в головы”, – подумала Баника.
Разрываясь между двумя желаниями – забраться в кабину снегохода, чтобы поехать в поселок за помощью, или броситься спасать дядю Шимуса и тонущего беднягу-водителя, Банни выбрала последнее. Она мигом легла на живот и подползла по льду к полынье, гораздо быстрее, чем туда добрался кто-либо из солдат, вызвавшихся помогать товарищу. Девочка крепко ухватила Шимуса за лодыжку, как раз когда ему удалось наконец открыть дверцу попавшего в беду снегохода. Водитель выпрыгнул из кабины и свалился в реку, и тут лед снова треснул, и полынья сделалась еще шире. Отломившиеся куски льда закружило в водовороте, и снегоход полностью ушел под воду. Выпрыгнувший оттуда солдат с головой погрузился в реку, исчезли под водой даже его вытянутые вверх руки – и дядя Шимус тоже. Над водой осталась торчать только его лодыжка, в которую мертвой хваткой вцепилась Баника.
Под весом Шимуса Банни протащило вперед, к краю полыньи, но ей удалось удержаться на льду. Она стала шарить в воде второй рукой, надеясь ухватить Шимуса еще за что-нибудь. Она понимала, что из-за этого его голова будет дольше находиться под водой, зато так его, по крайней мере, не затянет течением под лед.
Тут кто-то схватил ее за руку, и девочка отпустила лодыжку Шимуса. Теперь она уцепилась обеими руками за дядину руку. И только сейчас она обратила внимание на то, что вода в реке совсем теплая! Не ледяная, как должна бы быть, а почти что горячая. Но ей некогда было особенно раздумывать о причинах столь странного явления, потому что голова Шимуса показалась над водой, и в то же самое мгновение Банни почувствовала, что лед у нее под животом начал проседать.
– Сюда! Давайте сюда! – кричали солдаты с другого края полыньи. Они уже сумели выловить и вытащить из воды водителя утонувшего снегохода, и несколько товарищей как раз помогали ему выбраться на берег.
– Плыви сюда, старик! Девчонка не сможет тебя удержать!
Шимус кивнул, соглашаясь, отпустил руки Баники и быстро переплыл к противоположному краю полыньи, где его уже поджидали двое солдат. Они схватили Шимуса за руки и вдвоем выволокли из воды.
Банни, распластавшись на предательски тонком льду, стала отползать назад, пока не почувствовала под собой более надежную опору. Она встала и увидела, что выбралась прямо к тому месту, где стоял пустой, все еще работавший на холостых оборотах снегоход. Девочка, не раздумывая, забралась на водительское сиденье и так надавила на газ, что снегоход, рванувшись с места, буквально перелетел через узкую прибрежную трещину и выехал наверх, на берег реки. Банни погнала машину прямо через лес к поселку, чтобы предупредить жителей о необычайно раннем ледоходе, и по дороге все время раздумывала – почему такое могло случиться?
***
После того, как Банни столь поспешно покинула космобазу, Диего Метаксос и Стив Марголис отправились в комнату, которую им выделили для жилья.
– Так что у тебя с этой девушкой? – спросил Стив шутливым тоном. – У нее достаточно добропорядочные намерения?
Диего смутился и покраснел. Раньше он думал, что, когда Стив будет с ним, все сразу само собой наладится, но даже со Стивом Диего почему-то чувствовал себя не очень уверенно. По-настоящему хорошо и спокойно ему было только в тот день, который он провел в поселке, когда читал свои стихи и все люди, которые их слышали, поняли его и поверили ему. Но после того как Стив приехал и провел несколько часов у постели больного Франсиско Метаксоса, капитан Фиске и полковник Джианкарло заперлись со Стивом в кабинете и долго о чем-то беседовали. Это тревожило Диего, не давало ему покоя. Последние пару дней Стив был очень занят и, не считая недолгих визитов к Фрэнку в госпиталь, все время отдавал организации того, что он называл “своей экспедицией”.
Диего некогда было даже поговорить со Стивом как следует, и он решил воспользоваться случаем.
– А что ты собираешься делать, когда выберешься отсюда? – спросил он Стива, когда они остались наедине в своей комнате.
– То же самое, что намеревался делать твой отец, только я получше к этому подготовлюсь. Я отыщу месторождение этих минералов, обозначу его вешками, возьму образцы...
– Наверное, для тебя будет даже лучше, что экспедицию поведешь ты, а не папа, – сказал Диего с горечью, которой от себя не ожидал – по крайней мере, он не думал, что заговорит так со Стивом.
– Эй, сынок! – Стив перестал складывать бумаги в сумку и повернулся к Диего. В его карих глазах плескалась затаенная боль и обида. – Все совсем не так, как ты думаешь. Для меня не было бы ничего лучше, чем если бы Фрэнк был в порядке и руководил этой экспедицией. Но ведь он и сам хотел бы, чтобы я продолжил его дело, разве нет?
Диего передернул плечами.
– Может, и хотел бы. А может, и нет.
– Ты это о чем?
– А тебе не приходило в голову, что, может, он таков, каков он есть сейчас, как раз потому, что ему не хочется продолжать то, что он начал?
– Что ты такое говоришь? То есть, по-твоему, выходит, что он сам хочет оставаться в таком состоянии? – недоверчиво спросил Стив. – Потому, что у него не получилось сделать дело до конца с первого раза? Диего, милый мой мальчик, ты говоришь глупости.
Диего снова пожал плечами. В том, как приподнялись и упали его плечи, явственно читалось раздражение и недовольство. Ему больно было думать о папе. И больно было думать о Лавилле. И ему не хотелось даже думать о том, что он может потерять еще и Стива. Поэтому он сознательно старался надавить на Стива, обидеть или запугать его – что угодно, только чтобы Стив не уезжал в эту экспедицию.
– Не знаю, Стив. Может, эта экспедиция – вовсе не такая уж хорошая затея, а? Вот скажи, что они собираются делать, если ты найдешь это месторождение?
– Ты переобщался с Банни и местными из поселка, Диего. Подумай головой. Компания вложила в эту планету до черта денег.
– А ты и рад случаю, – язвительно бросил Диего. – Я думал, вот, ты приедешь, будешь заботиться о папе... А все, что ты сделал, – это взял на себя его работу! Ты такой же, как и все остальные подхалимы из Компании! Тебе нет до нас никакого дела, ни до нас, ни до этой планеты, вообще тебя ни черта не волнует, кроме этой поганой Компании!
– Диего... Сынок...
– Я тебе не сынок! – пылко сказал Диего и кинулся к двери. – Пока! Я пошел к своему папе. И знай, если ты вернешься точно таким же, как он, я позабочусь о том, чтобы ваши кровати сдвинули вместе!
***
Когда люди, одетые в зеленые медицинские костюмы, считают, что должны тебя обследовать, нужно выполнять все их требования и по возможности даже помогать им. Особенно если за их спинами нависает огромный громила-десантник с маленькими, близко посаженными, мутными свинячьими глазками, из тех парней, которые до смерти любят выкручивать людям руки и отрабатывать кошмарные болевые приемы на живом и трепыхающемся беззащитном теле. Поэтому Яна подавила обиду и возмущение и беспрекословно терпела бесцеремонное обращение медиков – все эти процедуры: зондирование, уколы, отбор образцов тканей, прощупывание. Когда получалось, она скашивала глаза на экраны мониторов с данными обследования и старалась припомнить знания из медицины, которые получила совсем недавно, в госпитале на “Андромеде”, чтобы по результатам анализов понять, появились ли у нее за последнее время какие-нибудь положительные сдвиги в состоянии здоровья. Оказалось, что у нее стала гораздо лучше рентгенограмма – вокруг старых сросшихся переломов появились новые уплотнения, укрепляющие кости. Заметив Янин интерес, одна из женщин-медиков, тощая дама с узкими, хищными челюстями, развернула мониторы так, чтобы Яне не было видно. Так что Яна не смогла увидеть рентгенологическую картину своих легких, которая интересовала ее больше всего.
– В конце концов, это мое тело, и я имею полное право смотреть, – недовольно проворчала Яна.
Врачи не обратили на ее возражения ни малейшего внимания – они вообще, с самого начала, как только она поступила в их распоряжение, ни о чем с ней не говорили и воспринимали ее только как объект исследования. Яна уловила в их разговоре слова “необычная ремиссия”, “минимальные остаточные повреждения”, “регенерация” и “улучшение”. Последние два слова ей было донельзя приятно слышать, только она предпочла бы еще и знать, где именно медики обнаружили эти регенерацию и улучшение. Вообще-то ей не так уж и нужны были объяснения врачей, она и так понимала, что легкие у нее снова пришли в норму – ее несчастные больные легкие, которые, как ей говорили в госпитале на Андромеде, никогда полностью не исцелятся от повреждений, нанесенных отравляющим газом в Бремпорте. Сурс вылечил ее легкие. Но поверят ли врачи, что это сделала планета? Ясное дело, нет!
Медики еще долго обсуждали между собой ее состояние, даже когда Яна прошла все обследования. То один, то другой врач время от времени поглядывали на Яну с таким видом, будто опасались, что у нее вот-вот вырастут щупальца, или она вдруг покроется слизью, или вообще превратится в жуткого гуманоидного мутанта, которого им придется уничтожить во благо всего человечества.
Стараясь не обращать внимания на то, что внутренности как будто сжались в комок, Яна постаралась расслабиться – насколько это вообще возможно, когда лежишь пластом на хирургическом столе. Это ей прекрасно удалось, она даже задремала. Из приятного дремотного состояния ее вывело грубое похлопывание чьей-то жесткой ладони.
Охранник, которого Яна решила про себя называть “мутноглазиком” или “толстолобиком”, хрюкнул что-то невразумительное и толстым пальцем сделал ей знак вставать и идти за ним. Медики так увлеченно обсуждали свои открытия, что даже не заметили ее ухода. Яна обратила внимание, что ее охранник сильно потеет, на его форменной рубашке под руками и на спине темнели мокрые пятна. Когда они с мутноглазиком вышли в коридор, Яна поняла, в чем тут дело: в помещении было довольно жарко. Здесь наконец стали топить как полагается. Охранник пальцем показал в сторону, куда им надо было идти.
Яна автоматически запоминала путь и считала повороты – направо, налево, прямо по коридору, потом вниз по ступенькам. Она сильно пожалела, что раньше ей не попалась на глаза трехмерная схема внутреннего устройства космобазы. У Яны была хорошая, давно и накрепко укоренившаяся привычка не упускать возможности разведать все ходы и выходы того места, куда она попадала, даже если это могло никогда в жизни ей и не понадобиться. Тут вдруг Яна почувствовала через тонкую подошву бумажных тапочек, что пол под ее ногами вздрагивает – и у нее похолодело внутри. Такие сотрясения не могли быть вызваны никакой жесткой посадкой – разве что пилот при приземлении корабля был до безобразия небрежен.
Охранник грубо схватил ее за руку и толкнул в спину – вправо, где была дверь. Толстый палец мутноглазика недвусмысленно указывал, что она должна войти в дверь. Яна подняла было руку, чтобы постучать, но последовал очередной грубый пинок в спину, и она, пожав плечами, просто толкнула дверь и вошла.
В комнате, куда вела дверь, оказался человечек ничем не примечательной наружности, неопределенного возраста и среднего, обычного телосложения, зато с весьма примечательными знаками различия в петлицах. Полковник Психологической Службы сидел за небольшим столиком и внимательно всматривался в экран маленького монитора. Яна даже удивилась – едва она открыла дверь, хозяин кабинета поднял голову и небрежным жестом велел охраннику удалиться, потом указал Яне на единственный стул в этой весьма скромно обставленной комнате. Монитор он сразу же отключил.
– Майор Мэддок, я – полковник Фойуми Кхан, К-х-а-н, – представился человечек и едва заметно улыбнулся.
– Псих? Полковник кивнул.
– Обычное тестирование, как при любом назначении на новую должность, – сказал он уверенным и спокойным тоном – но Яне почему-то вдруг стало ой как неспокойно. – Медицинское обследование выявило, что вы сейчас в прекрасной физической форме, особенно по сравнению с состоянием вашего здоровья шесть недель назад. Очевидно, вам очень подходят условия жизни на этой планете.
– Правильнее было бы сказать, что это я подхожу планете.
Глаза полковника чуть расширились. Он поощрил ее:
– Вот как? И что, по-вашему, оправдывает такую формулировку?
– Мое выздоровление, конечно, – ответила Яна, стараясь выглядеть как можно невиннее. Что-то у этого типа слишком гладко все катится. Яна даже возгордилась, что Интергал прислал специально для нее следователя такого класса. – Здесь чудесное место для списанных в отставку по инвалидности.
Пол под ее ногами снова едва заметно содрогнулся. Кхан тоже заметил это и чуть нахмурился, глянул вниз, потом – снова на Яну. Она ответила ему насмешливым взглядом. Для себя Яна уже поняла, что эти сотрясения вызваны вовсе не аварией шаттла на посадочном поле. Это где-то что-то взрывают, и Сурс содрогается от очередной попытки Интергала добраться до вожделенных минеральных богатств. Чертов Торкель! Он не слышал ни единого слова из того, что она ему говорила.
– Выходит, вы полагаете, что ваше так внезапно улучшившееся здоровье – целиком и полностью заслуга.., э-э-э.., этой планеты?
– Ну конечно. Когда дышишь воздухом, который прошел рециркуляцию бог знает сколько раз, которым до тебя успели подышать, может быть, миллионы людей на тысячах разных станций – это не очень удачные условия для того, чтобы человек с выжженными отравой легкими начал выздоравливать. Опять же, здесь размеренный суточный цикл, здоровая естественная пища без химических добавок, чистый снег. Вдобавок к этому – зимние виды спорта и спокойное, необременительное общение. Как раз то, что врачи рекомендуют как оптимальные условия для оздоровления.
– Понятно. А это необременительное, спокойное общение – насколько оно важно для вас? Яна пожала плечами.
– Я – служащая Компании. Я иду туда, куда меня направляют, делаю, что мне приказывают, и я только благодарна, если при этом меня окружают приятные, милые люди.
– Благодарна до такой степени, чтобы предать интересы Компании в пользу милых и приятных людей?
Яна засмеялась. Лицо полковника ничего не выражало, глаза смотрели совершенно спокойно, но Яну не обмануло это внешнее безразличие. Она прекрасно понимала, что перед ней – чертовски умный противник.
– Зачем бы мне предавать Компанию, которая обеспечила меня всем, что мне нужно? Наоборот, я пытаюсь убедить Компанию, что они собираются выплеснуть ребенка, а себе оставить грязную воду.
– Грязную воду?
– Полковник, меня послали сюда, чтобы я выяснила, что происходит на планете. И я выяснила – но капитан Фиске счел мои выводы неприемлемыми. Он гораздо охотнее готов поверить словам человека, чье место он же недавно предлагал мне занять, и слабоумного водителя снегохода, у которого ко мне личные счеты. И все только потому, что капитан Фиске ввязался в дело, в котором ни черта не понимает.
– А вы? Вы – понимаете?
– Нет, не совсем. Однако я не могу не считаться с тем, что со мной произошло, – Яна усмехнулась. – Я имею в виду мое неожиданное чудесное исцеление.
– И вы благодарны планете за это? Яна поняла, что для полковника этот вопрос очень важен, и кивнула.
– Эта планета – явление более сложное, чем хочется думать капитану Фиске.
– Но сами вы в этом совершенно уверены, так?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41