- Слишком скор, - повторила она. Но ее голос охрип.
Неохотно он позволил отвести себя к двери и справился с халатом, висящим там. Затем Вики отвела его вниз.
Завтрак был обильным, английским (таким, какими обычно бывают английские завтраки) и отлично приготовленным. Он был сервирован в комнате, где по крайней мере одна стена была огромным окном, выходящим на восток. Гарри-сон с наслаждением почувствовал ласку солнечных лучей на лице и руках. Более того, он обнаружил настоящий аппетит, - то, чего ему не хватало прежде, хотя он этого и не понимал. Он отдал должное сосискам, бекону, яйцам и томатам, за этим последовали кофе и тосты с мармеладом. В этот момент в комнату вошел Кених.
До сих пор Гаррисон и Вики были предоставлены сами себе, а с тех пор как они оба пришли к пониманию, что должно неизбежно случиться, никто из них не считал нужным много говорить. Пространство между ними было напряжено, как всегда происходит между будущими любовниками.
Поэтому появление Кениха было чем-то вроде вторжения. Он ничего не сказал, но Гаррисон слышал, как открылась и закрылась дверь, и распознал уверенную походку другого человека, несмотря на то, что на полу столовой лежал дорогой толстый, пушистый ковер. Когда Кених подошел к столу, слепой капрал вздохнул и отставил свою тарелку.
- Доброе утро, Вилли, - сказал он. - Почему бы вам не присесть? В кофейнике еще много кофе, если хотите.
- Доброе утро, сэр, - ответил Кених. - И благодарю, я уже поел. Вообще-то, сэр, я принес вам новую одежду. Я пришел, чтобы помочь вам примерить ее. Она более подходит для этой прекрасной погоды, которой мы все наслаждаемся.
Это был совсем другой Кених, и Гаррисон не был до конца уверен, что правильно понял его.
- В чем дело, Вилли? Почему так резко?
- Совсем нет, сэр, просто с уважением, - было странно слышать эти, такие английские слова, произносимые Кенихом с сильным немецким акцентом.
Гаррисон допил кофе и встал. Теперь напряженность из воздуха исчезла, и Вики казалась далекой, потерянной в пространстве и темноте. Почти в панике Гаррисон повернулся в ее сторону.
- Вики, ты здесь? Я хочу сказать...
- Я знаю, что ты хочешь сказать. Да, я здесь. Хочешь поплавать со мной перед ленчем?
Он снова почувствовал себя приободренным.
- Я непрочь, - ответил он.
Кених попытался поддержать его за локоть, но Гаррисон не обратил на него внимания. При выходе из комнаты он сбил маленький столик и, ударившись о дверь, энергично чертыхнулся, но так, чтобы Вики не слышала. Кених схватил его за руки железной хваткой.
- Ричард, - сказал немец. - Раздражение здесь неуместно. Оно из-за того, что я был резок с вами? Это вы считаете, что я резкий. Но я так не считаю. Ты должен понять, что я здесь - слуга. Разве недостаточно, что мы - друзья. Вики - тоже друг, но я называю ее “мадам”. Возможно, однажды наши дороги разойдутся, но сейчас.., кроме того, из-за своего раздражения ты потерял координацию.
Гаррисон сжал зубы и, не шевелясь, смотрел в темноту, откуда раздавался голос немца. Раздражение медленно уходило из него.
- Конечно, ты прав. Это было грубо с моей стороны. Я взбеленился из-за пустяка. Ревность, наверное.
- О?
- Да. Ты можешь видеть ее, а я не могу.
- Вы не так уж и взбеленились, - сказал Кених, - и, определенно, не ревновали. Похоже, просто расстроились. Немного нервничали. Этого и следовало ожидать. Но вот увидите, сегодня к вечеру вы хорошенько отдохнете и будете чувствовать себя непринужденно. Теперь нам надо вас побрить...
- Я могу сам справиться с этим.
- ., и одеть...
- Я и с этим отлично справлюсь.
- Я должен показать вам дом и окрестности.
- Показать мне? - фыркнул Гаррисон.
- Горечь? От вас? Я могу показать вам, описав их, ведь так? Ну, не огорчайтесь, Ричард, просто доверьтесь мне. Если вы не будете мешать, то дела наладятся. Ну, а теперь мы все такие же друзья?
Хмурость Гаррисона потихоньку испарялась. Он усмехнулся, но получилось криво.
- Черт, думаю, что да.
Затем без всякого дальнейшего протеста Гаррисон позволил отвести себя обратно в комнату. Кроме того, на сей раз он запомнил этот путь. Никогда больше он не позволит снова отвести себя...
* * *
Шредер сидел в кресле-каталке около бассейна. Сейчас там не было купающихся. Всего лишь год назад Гаррисон не смог бы ощутить излучаемое водой тепло - у него не было способности замечать такие детали, - но теперь он почувствовал поднимающийся от воды теплый воздух и учуял ее искусственное тепло. Рядом с промышленником сидела молодая женщина, она писала. Он что-то тихо говорил ей, но Гаррисон мог поклясться, что слышал, как упоминалось его имя. Они прервались, когда Кених и его подопечный подошли ближе.
- Мина, извините меня, пожалуйста, - обратился Шредер к женщине. Мы закончим позже.
- Конечно, господин Шредер.
Она ушла, оставляя Гаррисону впечатление заложенного в ее молодом теле классической нордички, отточенного, как бритва, профессионализма во всем. Шредер любил профессионализм, красивые вещи и радости жизни. Чего же тогда он хочет от Гаррисона?
- Садись, Ричард Гаррисон, - произнес Шредер. - Извини, что не встаю. Я могу стоять, но временами это причиняет мне сильную боль. Поэтому в основном я сижу. Иногда Вилли катает меня, а иногда я передвигаюсь сам - для тренировки.
Кених помог Гаррисону сесть.
- Приятно видеть тебя, - продолжал Шредер. - И особенно приятно видеть, что ты хорошо выглядишь.
Его рукопожатие было твердым, но рука была легкой, а голос был.., не таким, каким помнил его Гаррисон. Даже напуганный (каким Шредер, несомненно, был в “Европе”, хотя боялся он не за себя) его голос все еще был сильным, с командной ноткой. Теперь.., он ослаб. Гаррисон смог ощутить это. Появились одышка, беспокойство, нервозность.
- Господин Шредер, - ответил Гаррисон, - спасибо, что пригласили меня сюда, хотя я в полном неведении, зачем вы это сделали.
- Ваше присутствие здесь - удовольствие для меня, - сказал Шредер. - А ведь могло бы быть и так, что вы не захотели бы видеть или слышать меня снова, - никогда! И я не стал бы винить вас.
- О, можете быть уверены, я бы с удовольствием встретился с вами, - усмехнулся Гаррисон.
Шредер опять взял его за руку.
- Прошло совсем мало времени, Ричард. Твои уши все еще настороже и готовы слышать не то, что говорят. Это все рана, но когда она заживет, ты станешь лучше. Очень беспокоит?
- Это что-то новое, - ответил ему Гаррисон. - Я имею в виду, спрашивать, очень ли беспокоит. Другие приняли бы как должное, что я покалечен. Я хочу сказать, что умственно я так же здоров, как и физически, фактически мой ум стал острее, яснее. Это от природы, я полагаю. Но беспокоит ли это? - Помолчав, он пожал плечами. - Ни Бог, ни дьявол не смогут помочь мне здесь, а следовательно и мне надо смириться с этой мыслью. Да, меня действительно это беспокоит. Я имею в виду то, что существует множество мест, красивых девушек, чудес, на которые мне никогда не хватало времени. Но теперь у меня хорошая ясная память и отличное воображение. К тому же остальные мои органы чувств в порядке. Теперь у меня отличный нюх. Я слышу такое, чего никогда не слышал раньше. На вкус окружающий мир разный. И когда я касаюсь чего-то, то узнаю, что это. Это, как Вилли. Иногда у меня возникает такое чувство, будто я знаком с ним уже много лет.
- Так. А Вилли заботится о тебе? Да?
- Он много делает для меня. Кроме...
- Да?
Гаррисон усмехнулся в сторону грузного человека, туда, где он стоял, переминаясь с ноги на ногу.
- Ничего, но у него есть одно преимущество передо мной, сейчас, по крайней мере.
- Вилли, что ты сделал?
- Ничего, Томас, уверяю вас. По-моему, капрал хочет сказать, что я могу видеть фройлен Малер, а он нет. В этом и есть мое преимущество. Они завтракали сегодня вместе. Может, я чему-то помешал?
Гаррисон и Шредер рассмеялись вместе, но последний смеялся недолго, его смех перешел в сухой кашель. Он сильнее сжал руку Гаррисона, когда спазмы скрутили его тело. В следующую минуту они прошли.
- Вилли, - голос Шредера был надломлен, - тебе надо заняться делами. Ты можешь оставить мистера Гаррисона со мной.
- Да, Томас, спасибо, - Кених повернулся к Гаррисону. - Надеюсь увидеть вас позже, сэр.
Когда Кених ушел. Шредер и Гаррисон какое-то время сидели молча.
- Кресло-каталка, боли в груди, внутренние повреждения, общая слабость, - произнес наконец Гаррисон. - И вы спрашиваете, очень ли меня беспокоит? Моя боль вся в моем мозгу, и она стирается. Ваша боль физическая, настоящая, и день ото дня становится все хуже.
- Между нами еще есть разница, - заметил Шредер. - Ты был неповинен в происшедшем, а я нет. Можно даже сказать, я был причиной всему случившемуся. Возможно, я получил то, что заслужил. Но ты достоин лучшего. Поэтому я в долгу перед тобой. И этот долг я намерен выплатить. Полностью.
- Забудьте это, - ответил Гаррисон твердо. - Скажем так, никто никому ничего не должен.
- Я не понимаю, - голос Шредера звучал озадаченно.
- Вы не можете вернуть мне глаза, - сказал Гаррисон. - Их нет - навсегда. Я знаю, вы богатый человек, но этот долг вы просто не можете вернуть. Не надо изводить себя, пытаясь это сделать.
- По крайней мере, ты не откажешься выпить? Плохой бренди, пахнущий пробкой? - помолчав произнес Шредер.
Гаррисон усмехнулся, радуясь, что тон разговора смягчился.
- Вы говорили с Вилли, - сказал он, - и если уж мы заговорили о Вилли, то как получается, что он называет меня “сэр”, а вас - Томас?
Шредер усмехнулся.
- Я приказал ему называть меня Томас, - объяснил он. - Мне пришлось приказать, так как это был единственный способ. А что касается того, что он обращается к тебе “сэр”, то он и будет называть тебя так еще долгие и долгие годы.
- Я не совсем понимаю. То есть, я хочу сказать, что я здесь только на одну неделю.
- Да, ну это мы посмотрим. Но ты должен знать, Ричард, что я всегда умел убеждать. Гаррисон задумчиво кивнул.
- Уверен, что это так, - сказал он.
Глава 3
- Вилли показал тебе окрестности? - спросил Шредер.
- Только дом, - ответил Гаррисон. - Он собирался провести меня по саду и в лесок, - сосновый, кажется? - но я поздно встал, и уже не было времени.
- О, да! Вилли строг с распорядком дня. Он всегда следует инструкциям или предписанной ему тактике.
- Тактике?
- Тактика, стратегия, - ты что думаешь, эти термины используются только на войне? - Шредер хихикнул. - Нет, существует деловая тактика, а есть тактика развлечения гостей. В твоем случае нам пришлось смешать обе эти тактики, хотя такой коктейль, как правило, мне не по вкусу. Давай пройдемся, ты будешь толкать, а я - направлять. Ты будешь машиной, а я буду машинистом. Поговорим во время прогулки.
- Вы доверяете мне?
На Шредера вдруг живо нахлынули воспоминания. Внутренним взором он увидел Гаррисона, распростертого в воздухе на фоне белого огня. И он снова почувствовал все сокрушающий и давящий внутренности удар взрыва. Он вздрогнул и видение исчезло.
- Доверяю тебе? О, да! Всей моей жизнью, Ричард Гаррисон.
Гаррисон поднялся на ноги. Кивнув, он медленно начал толкать кресло, следуя курсу, который прокладывал Шредер.
- Здание, где ты спал сегодня ночью, это мой собственный частный дом, - объяснял человек в кресле. - По крайней мере, когда я нахожусь в этой части мира. На самом деле “дом” неточное слово, потому что это место никоим образом не напоминает дом в общепринятом смысле. Я бы сказал, это, скорее, маленький, очень частный отель. И это одно из шести подобных строений. Оно находится в центре, а пять других окружают его. Между зданиями есть дорожки, сады, фонтаны и три небольших подогреваемых плавательных бассейна. Инженерные скобы, то есть центральное отопление, управление солнечными батареями и панелями, кондиционирование воздуха и тому подобное - все это управляется из нижнего этажа центрального строения. Кстати, Вилли водил тебя на крышу?
- Да, он показал мне все здание.
- Тогда ты знаешь, что мансарда, в действительности, является вращающимся солярием. Таким образом, это здание - “мой штаб”, если хочешь, - имеет подвал, первый, второй, третий этажи и крышу-солярий. Другие здания - такие же, за исключением того, что в них нет третьего этажа и лифтов. Крыши всех строении куполообразные и частично покрыты солнечными батареями. На них также установлены отражающие зеркала, автоматически поворачивающиеся за солнцем, которое дает нам треть всей энергии. Если посмотреть сверху, то это поместье, блестящее и с башней в центре, выглядит довольно футуристически. Но я могу тебя заверить, что здесь все работает и ничего нет для декорации.
- Хорошо, - сказал Гаррисон, - итак, теперь я знаю, как выглядит поместье. Но что из этого? Каково его назначение?
- Гм? Его единственное назначение - мой дом, вернее, один из них, как я уже говорил. Гаррисон был поражен.
- Господи! Один из ваших домов! Поместье, которое, должно быть, оценивается в миллион. Шредер хихикнул.
- Семь миллионов, мой юный друг. И это было пять лет назад, когда оно строилось. И не немецких марок, а фунтов - фунтов стерлингов!
Гаррисон присвистнул.
- Но почему шесть зданий? Кто в них живет?
- Ну, кроме меня самого, внутреннее здание - как бы святая святых - занимают мои слуги и Вилли Кених. Верхние этажи - для гостей. Мои люди и я размещаемся на первом этаже. Это здание, в котором я принимаю только самых влиятельных деловых партнеров. Так что, почувствуй, какая тебе оказана честь.
- У же чувствую!
- Что касается внешних зданий, два из них также предназначены для размещения гостей. А три других более специализированы.
- Специализированы?
- О, да! Одно - маленький, но изумительно оборудованный госпиталь. Вернее, хирургическое отделение. Ты когда-нибудь слышал о Зауле Зиберте?
- Докторе?
- Хирурге, возможно, величайшем в мире. Я оплатил образование Зауля. Это был знак благодарности его отцу, одному из моих младших офицеров, убитому на войне. Благодарность, да, но каково капиталовложение! Зауль - выдающийся ученый, но он не забывает, что всем обязан мне. Конечно, у него есть собственный санаторий в Харце, но время от времени я требую чтобы он работал здесь.
- Вы “требуете”, чтобы он работал здесь? Шредер проигнорировал сухой тон Гаррисона.
- Далее, - продолжал он, - Зауль Зиберт спас здесь четыре жизни. Жизни, которые были важны для меня. Первой была жизнь нефтяного шейха, другой - члена советского президиума, который хвалится сейчас отличным здоровьем, Третьей - греческого корабельного магната, чье имя стало ходячим выражением. А последняя - была моей собственной. Однако Зауль не закончил со мной, поэтому еще так много повреждений. Лично я думаю, что ему не хватит времени закончить эту работу. Вернее, я не думаю, что у меня будет достаточно времени...
Гаррисон резко остановил кресло, и Шредер поспешно обратился к нему:
- Нет, нет, не останавливайся. И, пожалуйста, прости меня за то, что я так болезненно отношусь ко всему, это действительно жалкое развлечение! Так о чем мы там говорили?
- Вы не объяснили назначение еще двух зданий, - напомнил ему Гаррисон, снова толкая кресло вперед.
- Да, конечно, - сказал Шредер, - еще раз прости меня. Да, еще два здания. Одно из них - моя библиотека. Ничего, кроме книг. Видишь ли, я люблю читать. А крыша там не солярий, а читальный зал и обсерватория. Последнее здание - это частное место. Никто не ходит туда, кроме меня и очень редко Вилли. А завтра пойдешь ты.
Гаррисон почувствовал внезапный холодок, который контрастировал с приятной температурой на улице. Как бы любопытен он ни был, он сдержал свое инстинктивное желание узнать больше об этом “крайне частном месте” Шредера.
- Куда теперь? - спросил он.
- Прямо, по этой дорожке, медленно. Там в лесу есть местечко, где можно найти очень редкий гриб.
- Грибы, в это время года?
- Очень редкий, - повторил Шредер. - Я привез его из Наншана в Тибете. Он вырастает раз в два года. И мне доложили, что сейчас эти грибы уже можно собирать. Вот мы и посмотрим...
Гаррисон толкал кресло со Шредером по дорожке с легким уклоном. Где-то через сотню ярдов путь выровнялся, и внезапно солнечное тепло покинуло лицо и обнаженные руки Гаррисона. Теперь он слышал шелест листьев, чувствовал благоухание сосен.
Они подошли к воротам, и Шредер велел Гаррисону остановиться. Промышленник поставил кресло на тормоза и объяснил Гаррисону, как можно открыть ворота. Работая на ощупь, Гаррисон легко справился с этим заданием. Оставив ворота открытыми, он повернулся, чтобы идти к креслу-каталке, но в это время уловил шуршание листьев и крадущиеся шаги. Он услышал резкое “клинк” автоматического оружия, когда его взводят.
- Томас, берегись! - в ужасе закричал Гаррисон, резко бросаясь лицом вниз в сосновые иголки, листья и перегной.
- Спокойно, мой мальчик, спокойно! - голос Шредера ожил, как будто его предыдущий разговор был просто пьяным бормотанием. - Здесь нет врагов. Это Гюнтер, один из моих людей. Здесь в лесу и на подъездных дорогах их много.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36