Или, чтобы быть более точным, Маас подумал о проверке, но потом эта идея выскользнула из его головы. Было бы слишком много совпадений. Позже он вспомнит и просмотрит газеты просто из любопытства, но к тому времени будет слишком поздно и Хаммонд уже будет в машине. Разбросанные по газете материалы были об обычной жестокости - мало какие из них имели дело с сексуальными нападениями на одиноких женщин. В семи милях отсюда, в Чичестере, старая дева была изнасилована взломщиком. В Винчестере какой-то девушке непристойно угрожали, но удалось спугнуть насильника. В Богнор Реджис двух девушек затащили в машину, увезли и изнасиловали в соседнем лесу. Одна убежала, а другая была изнасилована повторно тремя пьяницами. Когда полицейские выловили их в лесу, они все еще получали свои жуткие удовольствия от девушки, потерявшей к тому времени сознание. И все в радиусе двадцати пяти миль от дома Вятта...
* * *
Несмотря на сложность электроники Психомеха, теория, лежавшая в основе этой машины, была сама простота. Большинство человеческих умов - пристанище для определенных страхов, каждый из которых специфичен для индивидуума. Когда эти страхи банальны, они легко узнаются и называются. Такие как, например, клаустрофобия и агорафобия, два самых обычных названия, Но страх - гораздо более сложное явление. И его источники намного более разнообразны, чем замкнутое или открытое пространство.
Целью Психомеха (как давным-давно объяснил Вятту Маас, когда только начинал строить машину) было следующее: прежде всего растормозить зоны подсознательного страха в психике пациента, затем наполнить тело и сознание силой, необходимой, чтобы победить этот страх, одновременно убирая причины страха. Сон можно вызвать и проконтролировать, сон, в котором объект столкнется лицом к лицу со своими самыми худшими кошмарами, - с тем, чего он больше всего боится, - демонами его сознания, которых он потом победит и уничтожит. Такой была основа психиатрической теории и практики: столкнуть сознание лицом к лицу с его собственными глубоко сидящими страхами и дать власть над ними. И все это выполнить через волшебство Психомеха.
Но Вятт ничего не знал о главной функции машины, которая вступала в игру только после прохождения начальной стадии изгнания страха; ничего не знал о теории, согласно которой полностью освобожденное от страхов сознание, реализуя весь свой экстрасенсорный потенциал, фактически превратит человека в сверхчеловека. Но Маас, - Маас умел читать диаграммы и графики и поэтому мог выяснить, удача это или провал, и он действительно знал дело. Несмотря на то, что Вятт согласился, чтобы Джордж Хаммонд стал подопытной морской свинкой, только Маас знал, как далеко зайдет этот эксперимент. Прошлый раз был провал, самый настоящий, когда центры страха пациента были перевозбуждены без дублирования или хотя бы помощи со стороны машины; но на этот раз... А что, если Хаммонд действительно обладает той экстрасенсорной силой, о которой он упоминал, неким телепатическим центром в мозгу, который позволяет ему видеть события, происходящие на расстоянии, в “его снах”?
...В конце дня Хаммонда быстро разбудили, сразу же дали ему немного поесть и несколько стаканов бренди, благодаря чему он без проблем провел время до десяти тридцати того вечера. Когда он начал трезветь в следующий раз, но еще не полностью пришел в себя, Маас дал ему легкое общее обезболивающее и с помощью Вятта перевез в комнату, где находилась машина. Там они прикрепили его к Психомеху. И, наконец, когда на голову и тело Хаммонда надели множество датчиков, а машину полностью запрограммировали, эксперимент был готов начаться.
Было одиннадцать десять вечера, когда Маас ввел нужное лекарство - производное опиума - и включил машину. Подготовительная фаза наведения снов, стимуляция страха, противостояние, битва и победа. Подготовительная фаза займет два - два с половиной часа, но Маас сказал Вятту, что она продлится шесть часов. Ему требовалось дополнительное время, чтобы проверить секретную, но главную, функцию Психомеха: дать сознанию Хаммонда экстрасенсорный потенциал, который Маас смог бы проконтролировать на своих экранах и диаграммах. Таким способом он надеялся наладить более точный контроль и отградуировать машину.
Привязанный Хаммонд быстро погружался в мир собственного подсознания - мир, который скоро будет населен самыми жуткими кошмарами, когда-либо пережитыми им, снами о доведенных до звероподобного состояния женщинах, насилии и бессмысленных извращениях, где только сам Хаммонд-из-сна мог бы вступиться и таким образом разрушить рак собственной психики. Маас оставил его под наблюдением Вятта и пошел вниз приготовить бутерброды. Прислуга Вятта - приходящие повар, горничная и человек для случайной работы - была отпущена на сегодня и на весь завтрашний день. Сам же Маас якобы служил в поместье садовником, но на самом деле его умения, которые требуются, чтобы содержать в порядке сад, были довольно поверхностными.
Немей сделал бутерброды для себя и Вятта, забрал утренние газеты (которые уже шестнадцать часов как стали старыми) и вернулся обратно наверх. Он отнес еду Вятта в машинную комнату, а сам пошел есть и читать газеты в кабинет психиатра. По мере того как он ел и читал, недовольство медленно морщило его лоб. Через несколько минут, когда он пробежался по газетным полосам, чуть задерживаясь то здесь, то там, бутерброды были забыты. И к полуночи он собрал по кусочкам полное подтверждение тому, о чем Хаммонд сказал, что он “видел”.
Теперь Маасу было ясно: Хаммонд обладал, должен был обладать, вторым зрением. Маас и раньше встречал таких людей, когда много лет назад пытался построить Психомех для Гитлера. Вне всякого сомнения этот человек был телепатом. И Маас верил, что понял, как это произошло. То, что его жена побывала в руках насильников, - или, скорее, постоянное терзание его сознания этим ужасом, - развилось в нечто, выходящее за рамки обычных психозов. Каким-то необъяснимым способом скрытые экстрасенсорные силы были разбужены, но ясновиденье касалось только сексуальных нападений на женщин. Его телепатия стала настолько чувствительной, что Хаммонд был почти доведен до безумия. Вероятно, он был очень сильным человеком, потому что вместо того, чтобы сдаться, он вышел на “дорогу”, где только его непрестанное бродяжничество и случайная бутылка могли облегчить кошмарное сопереживание жертвам зверских преступлений, которые его сознание обнаруживало в момент их совершения и показывало ему в экстрасенсорных видениях.
Маас торжествовал. Нормальные экстрасенсорные данные, даже тысячекратно усиленные, было бы трудно обнаружить на том дешевом калибраторе, на который хватило скудных средств, выделенных Вяттом, - но экстрасенсорные данные Хаммонда были ненормальными. Значит их можно обнаружить прямо сейчас, прежде чем Психомех перенасытит сознание бродяги.
Маас специально напустил на себя видимость спокойствия и доел бутерброды, несмотря на то, что сейчас на вкус они были.., как солома. Затем он отправился в машинную комнату, где Вятт наблюдал за состоянием Хаммонда. На ложе машины - ну, не совсем на ложе, а на обитой мягким платформе с привязными ремнями - Хаммонд обильно потел и судорожно извивался. На фоне электромеханической громады Психомеха грязное обнаженное тело бродяги казалось очень маленьким и незначительным, но когда Маас настроил дополнительную систему для снятия показаний, он сразу увидел, что это не так. Нет, Хаммонд ни в коей мере не был незначительным. Напротив, он был очень незаурядным человеком.
- Ганс, - с трудом пробормотал Вятт с набитым ртом, - что ты делаешь? - и, не дожидаясь ответа, продолжил:
- Ты уверен, что с ним все в порядке? Я имею в виду сердцебиение, дыхание, кровяное давление, температуру, адреналин - все повысилось. Повысилось и повышается дальше.
- Я вижу, - так и должно быть, - спокойно ответил Маас, он убавил яркость экранов, за которыми наблюдал, и повернулся лицом к Вятту. - Посмотри на него. Анестезия уже прошла, и Психомех завладел им. Сейчас он встретился лицом к лицу со своими самыми худшими страхами. Он пробирается, увязнув по пояс, через жестокие, порочные сцены насилия, безудержно свирепствующие вокруг, а машина готовит его к битве, посылает ему импульсы, которые превратят его в психо-убийпу, - но только в его снах. Когда он справится. Насилие будет изгнано. С помощью Психомеха он уничтожит Насилие, которого в дальнейшем будет не бояться, а презирать. Больше оно, как какая-нибудь отвратительная ведьма, не поедет на его горбу по жизни.
Вместе они пристально разглядывали осаждаемого страхами человека.
Хаммонд шел, пошатываясь, через неглубокую затуманенную низину в залитой лунным светом долине. Вокруг виднелись шероховатые деревья и выступающие, причудливо изогнутые скалы, напоминавшие руины огромной древней крепости, давно пришедшей в упадок. Его глаза были крепко закрыты, он прижал руки к ушам, тщетно пытаясь отгородиться от ужаса, плодящегося вокруг в ночи. Туман клубился вокруг его ног, образовывая водовороты в тех местах, где он ступал, теплый туман, поднимавшийся от жутких очагов порочности и похоти. Но даже прижав руки к ушам, он не мог заткнуть звериное хрюканье, вопли насилуемых женщин и девушек; и подошвами заплетающихся ног он чувствовал дрожание земли от непрестанного обезумевшего биения голой плоти.
Вся долина, далеко простиравшаяся до низких черных холмов, казалась заполненной поднимающимися и опускающимися, борющимися, корчащимися телами; каждое мгновение появлялись женщины - бегущие, пронзительно кричащие, задыхающиеся, спасавшиеся от вожделенных взглядов преследователей, и все же их хватали, обнажали и швыряли на землю в туман. Белые конечности непроизвольно подлетали вверх, жестоко напрягались, прежде чем обессиленно уступить, а озверевшие спины и ягодицы в бешенстве похоти работали почти механически, в то время как другие звероподобные создания из этой же стаи стояли вокруг и ждали своей очереди. Вся долина вокруг Хаммонда, когда он, спотыкаясь, брел сквозь свой ночной кошмар, была живая от бесконечного насилия.
Он споткнулся о вытянутую подрагивающую женскую ногу и упал на колени, непроизвольно вытягивая руки, чтобы смягчить падение. Отчаянные глаза безумно смотрели на него снизу сквозь клочья тумана - глаза его жены! Она лежала в обрывках одежды, испачканная землей и сломленная. Хаммонд всхлипнул и потянулся к ней, но волосатый кулак ударил его в висок. Он полетел кувырком, поднялся на колени, изумленно глядя сквозь сочащуюся кровь, которая милосердно загораживала его видение. Но не достаточно. Слюнявый рот припал к груди его жены, глубоко прокусывая и высасывая кровь; пальцы с грязными ногтями впились в ее бедра, когда хрюкающая сгорбленная фигура натянула ее на себя, словно она была старой одеждой.
Хаммонд пронзительно закричал и вскочил на ноги, ударившись при этом о шишковатое черное дерево, там, где распластанная, доведенная до невменяемости, окровавленная фигура билась, запрокинув темноволосую голову. В грязном пылу этой ночи он узнал ее насилуемое тело, черные волосы, голос, теперь придушенный и рыдающе-бормочущий в ужасе. Снова его жена! Грубые руки оттолкнули его в сторону, отшвырнули в поднимающийся туман, а приземистые обнаженные фигуры приближались к тому дереву, отпихивая друг друга, чтобы первым добраться до измученного создания, чье тело вытерпело уже сотню изнасилований.
Больше Хаммонд не мог вынести. Все они - все эти мученицы - были одна и та же женщина. Они были его женой, переживающей сноба и сноба муки страшного изнасилования, которое отняло у нее всю ее человеческую сущность. Он упал на бледное существо, которое хохотало, как гиена, в то время как его ягодицы извивались грязной кружащейся белизной. Хаммонд потащил его вверх, самца-зверя, извергающего семя, когда тот встал на ноги, оторвавшись от кровоточащей оскверненной плоти. Колено Хаммонда изо всех сил ударило ему в пах, с силой выброшенный кулак выбил зубы, расставленные пальцы глубоко вонзились в его уже стекленеющие глаза, существо рухнуло. Затем...
Дюжина из них подбирались к Хаммонду с раздутыми гениталиями и оскаленными желтыми зубами, ненадолго оставляя повергнутые тела своих жертв, чтобы уделить внимание этому новому развлечению. Хаммонд был в смятении, видя, как сжимается кольцо нечеловеческих лиц, этих озверевших полуживотных, которые толпились вокруг, чтобы утащить его вниз.
* * *
Было ясно, что Хаммонд не побеждает в этой битве. Теперь Психомех был включен так, чтобы дать ему максимум помощи, гарантировать победу над какими бы то ни было страхами, осаждающими его в ночных кошмарах, - но он не побеждал. Ужас был слишком велик, у его психозов были слишком глубокие корни. Он корчился и бился на ложе машины. Пот рекой омывал его и грязными ручейками сбегал на обивку. Ремни врезались в его напрягающееся тело, на запястьях и лодыжках в местах крепления к машине появились ссадины - настолько сильно они держали его - и это несмотря на то, что они тоже были подбиты мягким. Его задыхающийся ужасающий вопль взвился в звуконепроницаемой комнате, заставляя Вятта отшатнуться в явном страхе. Человек психически слабый, психиатр не мог смотреть на мучения, которым Психомех подвергал его пациента.
- Ганс, ради бога, машина убивает его! Нам надо прекратить это.
- Нет, нет! - Маас стряхнул дрожащие руки Вятта. - Это пик, с этого момента все пойдет ему на пользу. Смотри...
И пока глаза психиатра были прикованы к визжащему, вызывающему жалость человеку на ложе машины, Маас легким движением включил рычаг, который приводил в действие тайную функцию Психомеха, функцию, увеличивающую экстрасенсорные силы человека, который уже и без того обладал огромной психической силой.
Маас понимал, что рискует, но у него не было выбора, ибо в одном Вятт был прав: Психомех убивал Хаммонда. Даже если защиту увеличить до максимума, все-таки психическая болезнь, разъедающая сознание этого человека, побеждала в этой подсознательной битве. Включение этой функции сейчас было чистым блефом, но существовало что-то такое, что Маас должен был узнать прежде, чем Хаммонд сдастся и умрет. И кроме того, если он на самом деле умрет, кто будет горевать о каком-то бродяге?
* * *
Сбитый с ног массой сменяющейся похотливой плоти, теперь Хаммонд познал ужас, который испытывают женщины, мучимые насильниками. Звери-самцы были так развращены, что им было все равно, какая плоть. Их отвратительные тела работали друг против друга даже в то время, когда они сражались за то, чтобы в тумане и грязи изнасиловать перевернутого лицом вниз Хаммонда. Измученный, на краю самой ямы, - той темной бездны, имя которой смерть, - он отчаянно искал новые источники силы, которая, как он понимал, была уже на исходе.., и нашел их, неистощенные, но полные до краев и даже больше!
Силы! В мгновение Хаммонда заполнили устрашающе чудотворные силы одновременно и от Бога и от дьявола. Невероятная волна! В неспешном величии, неторопливый в своей перерожденной, но еще не испытанной мощи, он поднялся из тумана. Отряхивающий ноги бегемот с горящим взглядом, от которого туман рвался в клочья и испарялся, открывая гниль, покрывавшую землю и вздымавшуюся под ногами. Чудища из его сна слишком медлили, чтобы отпустить его, и станут первыми, кто узнает его гнев. В легком исступленном восторге он без усилий вытаскивал их покрытые струпьями руки из разорванных входов и кулаками, как взмахами косы, потрошил их и закидывал останки в красные руины, Его яростный взгляд выискивал орды демонов, которые, разрывая на клочья туман и выпуская облачка пара, как выдохи из ада, безостановочно совокуплялись с оцепеневшими, кричащими невинными жертвами их царства ужаса. И где бы его взгляд ни, находил эту отвратительно дергающуюся плоть, он разил, как несущий смерть мститель, широко шагая через долину, испускающую пар. Его руки алели скользкой кровью тех, кого он убил.
А быстрота? - он разил со скоростью жалящей змеи, хотя ему казалось, что его поступь размеренна, а у его врагов - вялая и медлительная.
А резкость? - его руки, ступни, колени, локти, даже выдающиеся вперед челюсть и самые зубы были остриями бритвы для оглушенной дрожащей плоти его врагов. Он рубил, давил, рвал, дробил, уничтожал их с такой яростью, что ни одному чудовищу не удалось выжить в этой бойне; и когда дело было сделано, солнце медленно поднялось над той долиной ужаса, и оборванные женщины - те изнасилованные бедняжки - прикрыли себя чем могли и поползли прочь. Израненные, но свободные от угрозы ночи.
И Хаммонд - величайшее орудие мира против бессмысленной похоти Человека - смог, наконец, лечь и уснуть на земле, где зеленая трава пробивалась к свету сквозь грязь раздавленных поганок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
* * *
Несмотря на сложность электроники Психомеха, теория, лежавшая в основе этой машины, была сама простота. Большинство человеческих умов - пристанище для определенных страхов, каждый из которых специфичен для индивидуума. Когда эти страхи банальны, они легко узнаются и называются. Такие как, например, клаустрофобия и агорафобия, два самых обычных названия, Но страх - гораздо более сложное явление. И его источники намного более разнообразны, чем замкнутое или открытое пространство.
Целью Психомеха (как давным-давно объяснил Вятту Маас, когда только начинал строить машину) было следующее: прежде всего растормозить зоны подсознательного страха в психике пациента, затем наполнить тело и сознание силой, необходимой, чтобы победить этот страх, одновременно убирая причины страха. Сон можно вызвать и проконтролировать, сон, в котором объект столкнется лицом к лицу со своими самыми худшими кошмарами, - с тем, чего он больше всего боится, - демонами его сознания, которых он потом победит и уничтожит. Такой была основа психиатрической теории и практики: столкнуть сознание лицом к лицу с его собственными глубоко сидящими страхами и дать власть над ними. И все это выполнить через волшебство Психомеха.
Но Вятт ничего не знал о главной функции машины, которая вступала в игру только после прохождения начальной стадии изгнания страха; ничего не знал о теории, согласно которой полностью освобожденное от страхов сознание, реализуя весь свой экстрасенсорный потенциал, фактически превратит человека в сверхчеловека. Но Маас, - Маас умел читать диаграммы и графики и поэтому мог выяснить, удача это или провал, и он действительно знал дело. Несмотря на то, что Вятт согласился, чтобы Джордж Хаммонд стал подопытной морской свинкой, только Маас знал, как далеко зайдет этот эксперимент. Прошлый раз был провал, самый настоящий, когда центры страха пациента были перевозбуждены без дублирования или хотя бы помощи со стороны машины; но на этот раз... А что, если Хаммонд действительно обладает той экстрасенсорной силой, о которой он упоминал, неким телепатическим центром в мозгу, который позволяет ему видеть события, происходящие на расстоянии, в “его снах”?
...В конце дня Хаммонда быстро разбудили, сразу же дали ему немного поесть и несколько стаканов бренди, благодаря чему он без проблем провел время до десяти тридцати того вечера. Когда он начал трезветь в следующий раз, но еще не полностью пришел в себя, Маас дал ему легкое общее обезболивающее и с помощью Вятта перевез в комнату, где находилась машина. Там они прикрепили его к Психомеху. И, наконец, когда на голову и тело Хаммонда надели множество датчиков, а машину полностью запрограммировали, эксперимент был готов начаться.
Было одиннадцать десять вечера, когда Маас ввел нужное лекарство - производное опиума - и включил машину. Подготовительная фаза наведения снов, стимуляция страха, противостояние, битва и победа. Подготовительная фаза займет два - два с половиной часа, но Маас сказал Вятту, что она продлится шесть часов. Ему требовалось дополнительное время, чтобы проверить секретную, но главную, функцию Психомеха: дать сознанию Хаммонда экстрасенсорный потенциал, который Маас смог бы проконтролировать на своих экранах и диаграммах. Таким способом он надеялся наладить более точный контроль и отградуировать машину.
Привязанный Хаммонд быстро погружался в мир собственного подсознания - мир, который скоро будет населен самыми жуткими кошмарами, когда-либо пережитыми им, снами о доведенных до звероподобного состояния женщинах, насилии и бессмысленных извращениях, где только сам Хаммонд-из-сна мог бы вступиться и таким образом разрушить рак собственной психики. Маас оставил его под наблюдением Вятта и пошел вниз приготовить бутерброды. Прислуга Вятта - приходящие повар, горничная и человек для случайной работы - была отпущена на сегодня и на весь завтрашний день. Сам же Маас якобы служил в поместье садовником, но на самом деле его умения, которые требуются, чтобы содержать в порядке сад, были довольно поверхностными.
Немей сделал бутерброды для себя и Вятта, забрал утренние газеты (которые уже шестнадцать часов как стали старыми) и вернулся обратно наверх. Он отнес еду Вятта в машинную комнату, а сам пошел есть и читать газеты в кабинет психиатра. По мере того как он ел и читал, недовольство медленно морщило его лоб. Через несколько минут, когда он пробежался по газетным полосам, чуть задерживаясь то здесь, то там, бутерброды были забыты. И к полуночи он собрал по кусочкам полное подтверждение тому, о чем Хаммонд сказал, что он “видел”.
Теперь Маасу было ясно: Хаммонд обладал, должен был обладать, вторым зрением. Маас и раньше встречал таких людей, когда много лет назад пытался построить Психомех для Гитлера. Вне всякого сомнения этот человек был телепатом. И Маас верил, что понял, как это произошло. То, что его жена побывала в руках насильников, - или, скорее, постоянное терзание его сознания этим ужасом, - развилось в нечто, выходящее за рамки обычных психозов. Каким-то необъяснимым способом скрытые экстрасенсорные силы были разбужены, но ясновиденье касалось только сексуальных нападений на женщин. Его телепатия стала настолько чувствительной, что Хаммонд был почти доведен до безумия. Вероятно, он был очень сильным человеком, потому что вместо того, чтобы сдаться, он вышел на “дорогу”, где только его непрестанное бродяжничество и случайная бутылка могли облегчить кошмарное сопереживание жертвам зверских преступлений, которые его сознание обнаруживало в момент их совершения и показывало ему в экстрасенсорных видениях.
Маас торжествовал. Нормальные экстрасенсорные данные, даже тысячекратно усиленные, было бы трудно обнаружить на том дешевом калибраторе, на который хватило скудных средств, выделенных Вяттом, - но экстрасенсорные данные Хаммонда были ненормальными. Значит их можно обнаружить прямо сейчас, прежде чем Психомех перенасытит сознание бродяги.
Маас специально напустил на себя видимость спокойствия и доел бутерброды, несмотря на то, что сейчас на вкус они были.., как солома. Затем он отправился в машинную комнату, где Вятт наблюдал за состоянием Хаммонда. На ложе машины - ну, не совсем на ложе, а на обитой мягким платформе с привязными ремнями - Хаммонд обильно потел и судорожно извивался. На фоне электромеханической громады Психомеха грязное обнаженное тело бродяги казалось очень маленьким и незначительным, но когда Маас настроил дополнительную систему для снятия показаний, он сразу увидел, что это не так. Нет, Хаммонд ни в коей мере не был незначительным. Напротив, он был очень незаурядным человеком.
- Ганс, - с трудом пробормотал Вятт с набитым ртом, - что ты делаешь? - и, не дожидаясь ответа, продолжил:
- Ты уверен, что с ним все в порядке? Я имею в виду сердцебиение, дыхание, кровяное давление, температуру, адреналин - все повысилось. Повысилось и повышается дальше.
- Я вижу, - так и должно быть, - спокойно ответил Маас, он убавил яркость экранов, за которыми наблюдал, и повернулся лицом к Вятту. - Посмотри на него. Анестезия уже прошла, и Психомех завладел им. Сейчас он встретился лицом к лицу со своими самыми худшими страхами. Он пробирается, увязнув по пояс, через жестокие, порочные сцены насилия, безудержно свирепствующие вокруг, а машина готовит его к битве, посылает ему импульсы, которые превратят его в психо-убийпу, - но только в его снах. Когда он справится. Насилие будет изгнано. С помощью Психомеха он уничтожит Насилие, которого в дальнейшем будет не бояться, а презирать. Больше оно, как какая-нибудь отвратительная ведьма, не поедет на его горбу по жизни.
Вместе они пристально разглядывали осаждаемого страхами человека.
Хаммонд шел, пошатываясь, через неглубокую затуманенную низину в залитой лунным светом долине. Вокруг виднелись шероховатые деревья и выступающие, причудливо изогнутые скалы, напоминавшие руины огромной древней крепости, давно пришедшей в упадок. Его глаза были крепко закрыты, он прижал руки к ушам, тщетно пытаясь отгородиться от ужаса, плодящегося вокруг в ночи. Туман клубился вокруг его ног, образовывая водовороты в тех местах, где он ступал, теплый туман, поднимавшийся от жутких очагов порочности и похоти. Но даже прижав руки к ушам, он не мог заткнуть звериное хрюканье, вопли насилуемых женщин и девушек; и подошвами заплетающихся ног он чувствовал дрожание земли от непрестанного обезумевшего биения голой плоти.
Вся долина, далеко простиравшаяся до низких черных холмов, казалась заполненной поднимающимися и опускающимися, борющимися, корчащимися телами; каждое мгновение появлялись женщины - бегущие, пронзительно кричащие, задыхающиеся, спасавшиеся от вожделенных взглядов преследователей, и все же их хватали, обнажали и швыряли на землю в туман. Белые конечности непроизвольно подлетали вверх, жестоко напрягались, прежде чем обессиленно уступить, а озверевшие спины и ягодицы в бешенстве похоти работали почти механически, в то время как другие звероподобные создания из этой же стаи стояли вокруг и ждали своей очереди. Вся долина вокруг Хаммонда, когда он, спотыкаясь, брел сквозь свой ночной кошмар, была живая от бесконечного насилия.
Он споткнулся о вытянутую подрагивающую женскую ногу и упал на колени, непроизвольно вытягивая руки, чтобы смягчить падение. Отчаянные глаза безумно смотрели на него снизу сквозь клочья тумана - глаза его жены! Она лежала в обрывках одежды, испачканная землей и сломленная. Хаммонд всхлипнул и потянулся к ней, но волосатый кулак ударил его в висок. Он полетел кувырком, поднялся на колени, изумленно глядя сквозь сочащуюся кровь, которая милосердно загораживала его видение. Но не достаточно. Слюнявый рот припал к груди его жены, глубоко прокусывая и высасывая кровь; пальцы с грязными ногтями впились в ее бедра, когда хрюкающая сгорбленная фигура натянула ее на себя, словно она была старой одеждой.
Хаммонд пронзительно закричал и вскочил на ноги, ударившись при этом о шишковатое черное дерево, там, где распластанная, доведенная до невменяемости, окровавленная фигура билась, запрокинув темноволосую голову. В грязном пылу этой ночи он узнал ее насилуемое тело, черные волосы, голос, теперь придушенный и рыдающе-бормочущий в ужасе. Снова его жена! Грубые руки оттолкнули его в сторону, отшвырнули в поднимающийся туман, а приземистые обнаженные фигуры приближались к тому дереву, отпихивая друг друга, чтобы первым добраться до измученного создания, чье тело вытерпело уже сотню изнасилований.
Больше Хаммонд не мог вынести. Все они - все эти мученицы - были одна и та же женщина. Они были его женой, переживающей сноба и сноба муки страшного изнасилования, которое отняло у нее всю ее человеческую сущность. Он упал на бледное существо, которое хохотало, как гиена, в то время как его ягодицы извивались грязной кружащейся белизной. Хаммонд потащил его вверх, самца-зверя, извергающего семя, когда тот встал на ноги, оторвавшись от кровоточащей оскверненной плоти. Колено Хаммонда изо всех сил ударило ему в пах, с силой выброшенный кулак выбил зубы, расставленные пальцы глубоко вонзились в его уже стекленеющие глаза, существо рухнуло. Затем...
Дюжина из них подбирались к Хаммонду с раздутыми гениталиями и оскаленными желтыми зубами, ненадолго оставляя повергнутые тела своих жертв, чтобы уделить внимание этому новому развлечению. Хаммонд был в смятении, видя, как сжимается кольцо нечеловеческих лиц, этих озверевших полуживотных, которые толпились вокруг, чтобы утащить его вниз.
* * *
Было ясно, что Хаммонд не побеждает в этой битве. Теперь Психомех был включен так, чтобы дать ему максимум помощи, гарантировать победу над какими бы то ни было страхами, осаждающими его в ночных кошмарах, - но он не побеждал. Ужас был слишком велик, у его психозов были слишком глубокие корни. Он корчился и бился на ложе машины. Пот рекой омывал его и грязными ручейками сбегал на обивку. Ремни врезались в его напрягающееся тело, на запястьях и лодыжках в местах крепления к машине появились ссадины - настолько сильно они держали его - и это несмотря на то, что они тоже были подбиты мягким. Его задыхающийся ужасающий вопль взвился в звуконепроницаемой комнате, заставляя Вятта отшатнуться в явном страхе. Человек психически слабый, психиатр не мог смотреть на мучения, которым Психомех подвергал его пациента.
- Ганс, ради бога, машина убивает его! Нам надо прекратить это.
- Нет, нет! - Маас стряхнул дрожащие руки Вятта. - Это пик, с этого момента все пойдет ему на пользу. Смотри...
И пока глаза психиатра были прикованы к визжащему, вызывающему жалость человеку на ложе машины, Маас легким движением включил рычаг, который приводил в действие тайную функцию Психомеха, функцию, увеличивающую экстрасенсорные силы человека, который уже и без того обладал огромной психической силой.
Маас понимал, что рискует, но у него не было выбора, ибо в одном Вятт был прав: Психомех убивал Хаммонда. Даже если защиту увеличить до максимума, все-таки психическая болезнь, разъедающая сознание этого человека, побеждала в этой подсознательной битве. Включение этой функции сейчас было чистым блефом, но существовало что-то такое, что Маас должен был узнать прежде, чем Хаммонд сдастся и умрет. И кроме того, если он на самом деле умрет, кто будет горевать о каком-то бродяге?
* * *
Сбитый с ног массой сменяющейся похотливой плоти, теперь Хаммонд познал ужас, который испытывают женщины, мучимые насильниками. Звери-самцы были так развращены, что им было все равно, какая плоть. Их отвратительные тела работали друг против друга даже в то время, когда они сражались за то, чтобы в тумане и грязи изнасиловать перевернутого лицом вниз Хаммонда. Измученный, на краю самой ямы, - той темной бездны, имя которой смерть, - он отчаянно искал новые источники силы, которая, как он понимал, была уже на исходе.., и нашел их, неистощенные, но полные до краев и даже больше!
Силы! В мгновение Хаммонда заполнили устрашающе чудотворные силы одновременно и от Бога и от дьявола. Невероятная волна! В неспешном величии, неторопливый в своей перерожденной, но еще не испытанной мощи, он поднялся из тумана. Отряхивающий ноги бегемот с горящим взглядом, от которого туман рвался в клочья и испарялся, открывая гниль, покрывавшую землю и вздымавшуюся под ногами. Чудища из его сна слишком медлили, чтобы отпустить его, и станут первыми, кто узнает его гнев. В легком исступленном восторге он без усилий вытаскивал их покрытые струпьями руки из разорванных входов и кулаками, как взмахами косы, потрошил их и закидывал останки в красные руины, Его яростный взгляд выискивал орды демонов, которые, разрывая на клочья туман и выпуская облачка пара, как выдохи из ада, безостановочно совокуплялись с оцепеневшими, кричащими невинными жертвами их царства ужаса. И где бы его взгляд ни, находил эту отвратительно дергающуюся плоть, он разил, как несущий смерть мститель, широко шагая через долину, испускающую пар. Его руки алели скользкой кровью тех, кого он убил.
А быстрота? - он разил со скоростью жалящей змеи, хотя ему казалось, что его поступь размеренна, а у его врагов - вялая и медлительная.
А резкость? - его руки, ступни, колени, локти, даже выдающиеся вперед челюсть и самые зубы были остриями бритвы для оглушенной дрожащей плоти его врагов. Он рубил, давил, рвал, дробил, уничтожал их с такой яростью, что ни одному чудовищу не удалось выжить в этой бойне; и когда дело было сделано, солнце медленно поднялось над той долиной ужаса, и оборванные женщины - те изнасилованные бедняжки - прикрыли себя чем могли и поползли прочь. Израненные, но свободные от угрозы ночи.
И Хаммонд - величайшее орудие мира против бессмысленной похоти Человека - смог, наконец, лечь и уснуть на земле, где зеленая трава пробивалась к свету сквозь грязь раздавленных поганок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36