И немного поесть? С тобой.
Он крикнул Кениха, который немедленно проснулся, и попросил его приготовить кофе и бутерброды.
- Ричард... - она снова взяла его руку, когда он повернулся к ней. - Знаешь, ты очень странный.
- Но ты не боишься меня?
- Нет, не совсем. Ты не такой, как тот слепой мужчина из моего сна.
- Ты ничего не рассказала мне о том, каким он был.
- Я не помню, как он выглядел. Но он был сердитый и могущественный! И на самом деле, по-моему, я была напугана не столько им, сколько его собакой.
- Его собакой? - сердце Гаррисона похолодело, его горло было таким сухим, что он не был уверен, произнес ли он эти слова.
- Да, - подтвердила она, - огромным черным доберманом. Собакой-поводырем, явно. Но я говорила тебе. Он был по-настоящему слепой. Совсем не как ты...
После этого Гаррисон еще немного поговорил с Терри. Она приехала в Италию по двум причинам: попытаться уговорить свою мать вернуться в Англию, в их дом в Винчестере, и немного отдохнуть и таким образом отойти в сторону от этой ссоры, пока ее родители помирятся.
Она встретилась с матерью в Милане, хотя и понимала, - разрыв между ними был слишком свежей и глубокой раной, но, по крайней мере, она узнала то, что в планы матери развод не входит. Затем Терри поехала в Аризано, где у нее были друзья. Но ее друзья уехали из этого района несколько месяцев назад в неизвестном направлении.
Решив отдохнуть от поездки, не говоря уже об эмоциональных расстройствах, она поселилась в отеле “Борчини”. Через два дня, в магазине сувениров у нее украли сумочку с деньгами, дорожными чеками, маленькими ценными вещичками. К счастью, обратный авиабилет и паспорт вернули в отель, но ее самолет отправлялся из Милана, а она не могла оплатить обратный билет туда. К тому же, она задолжала за два дня проживания в отеле.
С того времени дела пошли все хуже и хуже. Она не смогла связаться с отцом в Англии, а дорогостоящее использование телефона значительно увеличило ее счет. Братья Борчини были очень обходительны и не только позволяли записывать все траты на счет, но, казалось, даже подталкивали ее к этому; и так как Терри имела свободный доступ к спиртному, а нервы ее были сильно натянуты, то единственным способом, которым она могла расслабиться, было напиться. И этому Борчини тоже потакали, постоянно приглашая ее в бар и накачивая спиртным; к тому времени они, хотя и окольными путями, стали домогаться ее, и поэтому она решила тайком улизнуть из отеля и на попутных машинах добраться до Милана.
Однако перед этим она попыталась связаться с матерью, но это ей тоже не удалось. На пятое утро, проснувшись, Терри обнаружила, что ее паспорт и билет на самолет исчезли. Братья Борчини рассказали ей, что накануне вечером она была в баре, а паспорт и билет были у нее в руках. Но.., в общем, она пошла спать немного под хмельком, и еще там были несколько приезжих какого-то подозрительного вида, и... И они пожали плечами. Они очень сожалеют о том, что все так произошло, сказали они.
Единственными, кто вызывал подозрение, были сами братья Борчини! Но что она могла поделать? Она много раз пыталась связаться с британским консулом, но напрасно. Только позже ее осенило, что на коммутаторе отеля работал один из братьев. Наконец, не выдержав, она попросила Карло Борчини, старшего брата, о помощи. На следующий день, после еще более бесплодных телефонных звонков и бессонной, наполненной слезами ночи, он явился к ней с ее паспортом и авиабилетом. Он нашел их (как он сказал) у одного местного смутьяна, юнца, которого мельком видел в баре в тот вечер, когда их украли. В качестве наказания, Борчини приказал ему никогда больше не появляться в отеле, но не донес на него в полицию, нет. Родители этого мальчишки были очень уважаемыми горожанами. А чтобы сгладить разные неудобства, которые она испытала в их отеле, Карло Борчини сам устроит ей транспорт для возвращения в Милан, сразу же на следующее утро. Что до ее счета, она сможет выслать деньги позже. Облегчение ее было настолько велико, что оно затопило ее, как наводнение: она чувствовала себя совсем больной и слабой. Терри проспала большую часть того дня и встала только под вечер, когда Борчини пришел к ней в комнату поинтересоваться, хорошо ли она себя чувствует, и сообщить ей, что машина до Милана будет завтра в полдень. Ее благодарность не знала границ, поэтому, когда владелец отеля вежливо и совершенно невинно спросил ее, не захочет ли она отобедать и выпить с ним и его братьями этим вечером в “Мариос” (они будут отмечать день рождения), она с готовностью согласилась.
Скоро кошмар пошел за кошмаром.
Ее первый стакан в “Мариос” был на вкус странным; после него все казалось протухшим; она понимала, что попала в беду, но не находила в себе сил что-либо изменить. Братья Борчини, как стервятники, все ближе подбирались к ней, а ей некуда было бежать.
- Мне пришла мысль вернуться назад и позволить Вилли, Франческо и его ребятам хорошенько отделать этих ублюдков, - заметил Гаррисон, выслушав ее до конца.
- Нет, - ответила она, - лучше не надо. Это полностью моя вина и глупость.
- Тебе просто не повезло, - сказал он. - Ты оступилась среди животных. И может быть, однажды я вернусь туда только чтобы посмотреть, какой вред можно причинить им.
То, как он сказал это, не оставляло ни капли сомнения, что Ричард Гаррисон, если уж он задался такой целью, сможет причинить немалый ущерб.
- Во всяком случае, - наконец, прервала она повисшую тишину, вызванную ее внезапным мрачным настроением, - я очень благодарна тебе за то, что ты уже сделал, но...
- В чем дело?
- Есть еще одно. Мой самолет улетает из Милана в Лондон через три дня. Не мог бы ты отправить меня поездом в Неаполь, я...
- Забудь это, - сказал Гаррисон.
- Как? - Она вскинула брови.
- Да, потому что ты возвращаешься домой со мной и Вилли. Мы улетаем, как только “Ли-гурийка” придет в Неаполь.
- Но мой билет!
- 06 этом тоже забудь. Или, пожалуй, я попытаюсь получить для тебя компенсацию. Видишь ли, меня ждет собственный самолет с пилотом. Иногда, - но не очень часто, только когда я действительно очень тороплюсь, - я нанимаю самолет.
- Ты нанимаешь самолеты? Яхты и самолеты, - она по-новому взглянула на него. - В самом деле? И сейчас ждет самолет, который доставит тебя домой, в Англию?
- Да, доставит нас домой. Ко мне домой в Суссекс.
- Должна ли я провести некоторое время с тобой, Ричард? - ее голос стал очень тихим и немного задумчивым.
- Похоже, что так, Терри, - он подумал о гороскопе Шенка и улыбнулся. - Если ты не решишь по-другому. По крайней мере, четыре или пять лет...
Позже, когда она ушла спать, Гаррисон разговаривал с Кенихом:
- Ты не спал, Вилли. Что ты слышал?
- Все.
- И?
- По-моему, на первый взгляд, она делает слишком много ошибок, - осторожно ответил Кених.
- Да.
- Я хочу сказать, что если она уже не алкоголик, то потребляет слишком много спиртного.
- Не надо темнить со мной, Вилли, - сказал Гаррисон. - Я понял, что ты имеешь в виду, и возможно, это в самом деле ошибка. Но кроме всего прочего, переделка, в которую она попала, действительно была ничего себе. И она очень переживает.
- Так она говорит, - кивнул Кених. - Может быть, это просто еще одна ошибка? Уловка? Эмоциональная неуравновешенность? К тому же, у нее нет выдержки. Ей следовало быть более стойкой. Но по причине нашего вторжения...
- Хорошо, - проворчал Гаррисон, нахмурясь, - я понял тебя. А как насчет ее сна?
- Трудно сказать, но... - он помолчал, - я немного думал о нем. Хотя ты должен помнить, что я не эксперт в этих вопросах.
- Продолжай.
- Помнишь тот шлагбаум на переезде, что сломался? Как ты послал мысленный сигнал предостережения и я выполнил его прежде, чем ты произнес его вслух?
- Да, помню, - кивнул Гаррисон. Он видел, куда клонит Вилли. - Так ты думаешь, что она вытащила этот сон из моей головы?
- Возможно. Ты так сильно сосредоточился на ее поисках, что, вероятно, она приняла некий телепатический отголосок. Может быть, именно поэтому ты на самом деле нашел ее. И с точностью знал, что Аризано - то самое место.
- А собака? Какое отношение имеет к этому Сюзи?
- Очевидно, ты думал о Сюзи. - Кених снова пожал плечами. - Терри и это вытащила из тебя.
- А этот малый, Гарет Вятт?
- А! Ну, этот пришел из ее собственных мыслей. Из того, что она рассказала тебе, и если она ненавидит его так, как говорит, это вполне естественно, что он вклинился в ее сны.
- Похоже, что все так и было, - сказал Гаррисон в следующий момент, - но есть еще кое-что, что меня беспокоит. Ее боязнь.., я хочу сказать, того слепого мужчины.
- Да, она боится, - ответил Кених, - но не обязательно слепого мужчины. Может быть, она боится Вятта, определенно она боится братьев Борчини. Но слепой в ее сне был незнакомым, - фактор неизвестности, - и поэтому ее страх привязался к нему и его собаке, кроме того, злой и могущественный слепой мужчина представляет довольно пугающий и загадочный образ во сне. Или ты не согласен?
- Нет, - Гаррисон покачал головой, - не уверен, что могу согласиться. Я имею в виду, зачем кому-то бояться или даже думать, что боится, слепого человека? Ладно, забудь. Теперь я получил ее.
- Ты получил ее? Значит в твоем сознании нет ни тени сомнения? Она та самая “Т”?
- Да, та самая. С этого момента и дальше мы будем играть так, как предписывают нам звезды. Все, как написано в гороскопе.
- А что, по-твоему, предписывают звезды? Тебе и Терри?
- Я женюсь на ней, - немедленно ответил Гаррисон.
- Прямо так? - Кених вскинул брови.
- Более или менее, - на мгновение Гаррисон почувствовал панический страх. - Вилли, она милая, разве нет?
- Очень.
- Просто прелесть, - сказал Гаррисон, - я едва ли могу дождаться, когда доберусь до нее.
- Ты очень откровенен, - Кених слегка удивился.
- А почему бы и нет? Если я не могу довериться тебе, то кому еще я смогу рассказать?
- Конечно, - Кениху было приятно.
- Понимаешь, Вилли, я знаю каждый изгиб и каждую впадинку на теле этой девушки. Вижу его, - я бы сказал, чувствую его, - каждое мгновение. Господи, я уже наполовину люблю ее! Я знаю ее со времен моего первого сна, того, с которого все началось, там, в Белфасте. Я знаю, это кажется странным, но я по-прежнему помню, какая она!
- Странно, да! - согласился Кених, - потому, что ты помнишь, какая она будет!
Солнце жгло их, и морской бриз дул им в липа, когда “Лигурийка” пробивалась на юг по синему, синему морю.
Глава 11
Большую часть из этих двух недель Ганс Маас прожил в ужасе, который преследовал его во время бодрствования, спал с ним, - если он вообще спал, - заглядывал ему через плечо, сжимал костлявой рукой его черное сердце каждый раз, когда он открывал газету или почтовый ящик Гарета Вятта. Ужас родился из трех явно несчастных случаев и вырос на всегда присутствовавшем понимании, что рано или поздно прошлое должно догнать его. Если не как Ганса Мааса, то как Отто Криппнера.
Первым из этих трех событий было краткое упоминание в прессе о самоубийстве некоего Никоса Караламбоу в его доме на Крите. Караламбоу, бывший наци, был комендантом Передового медицинского подразделения в лагере Саарен. В конце концов его выследили охотники за нацистами из Израиля. Прежде чем израильтяне устроили ему допрос, старик застрелился, но крайней мере так было изложено в газете. Некоторые документы, в том числе и завещание, найденные в доме в Ретимноне, позволили сделать выводы, что Караламбоу на самом деле был Герхардом Кельтнером, напуганным человеком-марионеткой, чья военная деятельность была скорее малодушной, чем преступной. Да, он был наци, но истинные приверженцы партии презирали его. Вот почему самая грязная из всех должностей - комендант лагеря Саарен была отдана ему. Он просто не осмелился отказаться!
В первую очередь эту еврейскую организацию интересовало не наказание Кельтнера (что можно было взять со смерти хилого старика?) и даже не его унижение или выдача в качестве военного преступника, они просто хотели допросить его: вытащить из его памяти имена, даты, лица и места, чтобы заполнить некоторые пробелы в раскинувшейся по всему миру мозаике их никогда не прекращающихся поисков. Как человек Кельтнер был маленькой сошкой, но он мог знать, где искать более крупную рыбу.
А может, евреи и не открыли всего. Кто может сказать, что они вытащили или не вытащили из него, прежде чем он наложил на себя руки? Эта мысль и была началом ужаса Ганса Мааса, который усилился с прибытием конверта с немецким штемпелем, подписанным неким Эрнстом Грюнвальдом, его двоюродным братом из Оснабрука. Но у него не было двоюродного брата в Оснабруке, и он не знал никого по имени Эрнст Грюнвальд. На отличной бумаге этого письма был особый водяной знак, который сказал ему, что настоящим отправителем был какой-то член Исхода.
Исход: один из самых успешных из всех нацистских путей отступления, а назван со всей иронией и угрозой улыбающегося черепа!
Письмо, написанное от руки, говорило:
Дорогой Ганс, Из твоего последнею письма можно понять, как много ты работал. Не пора ли тебе отдохнуть? В твоем, возрасте опасно работать слишком много. Так много наших старых друзей теперь ушли из жизни (я слышал недавно о Г. К.), и мне было бы очень тяжело потерять еще одного. Кажется, болезнь поисков и привлечения нас к ответу разрастается. Поэтому очень прошу тебя, сделай перерыв, умоляю, и, пожалуйста, позаботься о себе.
На прошлой неделе я разговаривал с одним твоим старым другом в Детмонде, и он... и т.д. и т.п...
Но Масса не интересовало “и т.д. и т.п.”: он знал, что только первый абзац имел значение, что остальное будет бессмысленной чепухой, - для того чтобы заполнить место. Это было третье такое письмо, которое он получил за тридцать лет (первое было поздравительным - по поводу его успешного перелета из Германии; второе - по поводу установки его связи с Вяттом), и он знал, что это письмо никогда не было бы отправлено, если бы над ним не нависла по-настоящему реальная опасность.
Третьим и самым ужасающим событием было прибытие в Лондон еврейской делегации на переговоры по проблемам Среднего Востока, и Маас настороженно смотрел немногочисленные сводящие с ума телепередачи, касавшиеся этих гостей. Лица, ведущие переговоры, разумеется, прибыли с личными телохранителями, безымянными фигурами, которые старались держаться на заднем плане, но и они не ускользнули от проницательного взгляда Ганса Мааса. Мимолетный взгляд, но этого было достаточно, чтобы подтвердить его самые худшие предположения. Дипломаты находятся здесь для ведения переговоров, но как насчет остроглазых охотников за наци, которые также приехали вместе с ними? Маас определенно узнал по крайней мере двоих из них; и теперь он понял срочность письма из Исхода.
Он почувствовал, что круг сжимается, но чего он еще не знал, - Вятт также понимает, что ловушка захлопнулась, и точно так же боится.
* * *
В течение недолгого времени, насколько позволяли ограниченные финансы Вятта, Маас заменял более старые и ненадежные части Психомеха. Вятт с тех пор, как понял, что эта машина - потенциальная золотая жила, решил вложить большую часть своих, теперь уже почти исчезнувших сбережений в этот проект. Он также стал больше интересоваться устройством машины, и у него росли подозрения, что в ее работе были такие аспекты, относительно которых Маас намеренно держал его в неведении; но с недавних пор, хотя и тайно, он изучал этого монстра. Он особенно интересовался теми частями Психомеха, которые, с его точки зрения, были сверхважными для его основной функции. Конечно же, он не понимал, что на самом деле эти компоненты управляли другой функцией и что сама функция была несколько иной, чем он представлял ее себе.
Существовали несколько причин для этого, непривычного для Вятта любопытства, не последней из них была чисто коммерческая. Он понимал, что Маас, совершенствуя машину, мог отхватить неплохой для себя кусок, чтобы потом, где-нибудь в Южной Америке, вложить его в бизнес, например там, где местные жители менее подозрительно относились к иностранцам. И, конечно, Исход ожидал от Вятта, что тот окажет Маасу любую помощь для реализации его честолюбивых стремлений. Вятт едва ли мог пожаловаться на это; в предыдущие годы он получал значительные суммы от Исхода, хотя в последнее время ничего не поступало. Ничего, за исключением письма, принесенного неделю назад. Оно пришло, несомненно, с ложного адреса в Штутгарте, и его содержание было таким же простым, как и в письме Ганса Мааса. А именно: Вятт не должен терять время на прослеживание дальнейшего пути Мааса, а тем более на заметание его следов.
Но Вятт понял, что находится в невыгодном положении:
Для любого, достаточно усердного сыщика, которому удастся выследить Мааса, не будет большой трудностью проследить его на шаг дальше. Если Маасу суждено, чтобы его выследили, то его выследят, независимо от того, куда он направится, и Вятта вместе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Он крикнул Кениха, который немедленно проснулся, и попросил его приготовить кофе и бутерброды.
- Ричард... - она снова взяла его руку, когда он повернулся к ней. - Знаешь, ты очень странный.
- Но ты не боишься меня?
- Нет, не совсем. Ты не такой, как тот слепой мужчина из моего сна.
- Ты ничего не рассказала мне о том, каким он был.
- Я не помню, как он выглядел. Но он был сердитый и могущественный! И на самом деле, по-моему, я была напугана не столько им, сколько его собакой.
- Его собакой? - сердце Гаррисона похолодело, его горло было таким сухим, что он не был уверен, произнес ли он эти слова.
- Да, - подтвердила она, - огромным черным доберманом. Собакой-поводырем, явно. Но я говорила тебе. Он был по-настоящему слепой. Совсем не как ты...
После этого Гаррисон еще немного поговорил с Терри. Она приехала в Италию по двум причинам: попытаться уговорить свою мать вернуться в Англию, в их дом в Винчестере, и немного отдохнуть и таким образом отойти в сторону от этой ссоры, пока ее родители помирятся.
Она встретилась с матерью в Милане, хотя и понимала, - разрыв между ними был слишком свежей и глубокой раной, но, по крайней мере, она узнала то, что в планы матери развод не входит. Затем Терри поехала в Аризано, где у нее были друзья. Но ее друзья уехали из этого района несколько месяцев назад в неизвестном направлении.
Решив отдохнуть от поездки, не говоря уже об эмоциональных расстройствах, она поселилась в отеле “Борчини”. Через два дня, в магазине сувениров у нее украли сумочку с деньгами, дорожными чеками, маленькими ценными вещичками. К счастью, обратный авиабилет и паспорт вернули в отель, но ее самолет отправлялся из Милана, а она не могла оплатить обратный билет туда. К тому же, она задолжала за два дня проживания в отеле.
С того времени дела пошли все хуже и хуже. Она не смогла связаться с отцом в Англии, а дорогостоящее использование телефона значительно увеличило ее счет. Братья Борчини были очень обходительны и не только позволяли записывать все траты на счет, но, казалось, даже подталкивали ее к этому; и так как Терри имела свободный доступ к спиртному, а нервы ее были сильно натянуты, то единственным способом, которым она могла расслабиться, было напиться. И этому Борчини тоже потакали, постоянно приглашая ее в бар и накачивая спиртным; к тому времени они, хотя и окольными путями, стали домогаться ее, и поэтому она решила тайком улизнуть из отеля и на попутных машинах добраться до Милана.
Однако перед этим она попыталась связаться с матерью, но это ей тоже не удалось. На пятое утро, проснувшись, Терри обнаружила, что ее паспорт и билет на самолет исчезли. Братья Борчини рассказали ей, что накануне вечером она была в баре, а паспорт и билет были у нее в руках. Но.., в общем, она пошла спать немного под хмельком, и еще там были несколько приезжих какого-то подозрительного вида, и... И они пожали плечами. Они очень сожалеют о том, что все так произошло, сказали они.
Единственными, кто вызывал подозрение, были сами братья Борчини! Но что она могла поделать? Она много раз пыталась связаться с британским консулом, но напрасно. Только позже ее осенило, что на коммутаторе отеля работал один из братьев. Наконец, не выдержав, она попросила Карло Борчини, старшего брата, о помощи. На следующий день, после еще более бесплодных телефонных звонков и бессонной, наполненной слезами ночи, он явился к ней с ее паспортом и авиабилетом. Он нашел их (как он сказал) у одного местного смутьяна, юнца, которого мельком видел в баре в тот вечер, когда их украли. В качестве наказания, Борчини приказал ему никогда больше не появляться в отеле, но не донес на него в полицию, нет. Родители этого мальчишки были очень уважаемыми горожанами. А чтобы сгладить разные неудобства, которые она испытала в их отеле, Карло Борчини сам устроит ей транспорт для возвращения в Милан, сразу же на следующее утро. Что до ее счета, она сможет выслать деньги позже. Облегчение ее было настолько велико, что оно затопило ее, как наводнение: она чувствовала себя совсем больной и слабой. Терри проспала большую часть того дня и встала только под вечер, когда Борчини пришел к ней в комнату поинтересоваться, хорошо ли она себя чувствует, и сообщить ей, что машина до Милана будет завтра в полдень. Ее благодарность не знала границ, поэтому, когда владелец отеля вежливо и совершенно невинно спросил ее, не захочет ли она отобедать и выпить с ним и его братьями этим вечером в “Мариос” (они будут отмечать день рождения), она с готовностью согласилась.
Скоро кошмар пошел за кошмаром.
Ее первый стакан в “Мариос” был на вкус странным; после него все казалось протухшим; она понимала, что попала в беду, но не находила в себе сил что-либо изменить. Братья Борчини, как стервятники, все ближе подбирались к ней, а ей некуда было бежать.
- Мне пришла мысль вернуться назад и позволить Вилли, Франческо и его ребятам хорошенько отделать этих ублюдков, - заметил Гаррисон, выслушав ее до конца.
- Нет, - ответила она, - лучше не надо. Это полностью моя вина и глупость.
- Тебе просто не повезло, - сказал он. - Ты оступилась среди животных. И может быть, однажды я вернусь туда только чтобы посмотреть, какой вред можно причинить им.
То, как он сказал это, не оставляло ни капли сомнения, что Ричард Гаррисон, если уж он задался такой целью, сможет причинить немалый ущерб.
- Во всяком случае, - наконец, прервала она повисшую тишину, вызванную ее внезапным мрачным настроением, - я очень благодарна тебе за то, что ты уже сделал, но...
- В чем дело?
- Есть еще одно. Мой самолет улетает из Милана в Лондон через три дня. Не мог бы ты отправить меня поездом в Неаполь, я...
- Забудь это, - сказал Гаррисон.
- Как? - Она вскинула брови.
- Да, потому что ты возвращаешься домой со мной и Вилли. Мы улетаем, как только “Ли-гурийка” придет в Неаполь.
- Но мой билет!
- 06 этом тоже забудь. Или, пожалуй, я попытаюсь получить для тебя компенсацию. Видишь ли, меня ждет собственный самолет с пилотом. Иногда, - но не очень часто, только когда я действительно очень тороплюсь, - я нанимаю самолет.
- Ты нанимаешь самолеты? Яхты и самолеты, - она по-новому взглянула на него. - В самом деле? И сейчас ждет самолет, который доставит тебя домой, в Англию?
- Да, доставит нас домой. Ко мне домой в Суссекс.
- Должна ли я провести некоторое время с тобой, Ричард? - ее голос стал очень тихим и немного задумчивым.
- Похоже, что так, Терри, - он подумал о гороскопе Шенка и улыбнулся. - Если ты не решишь по-другому. По крайней мере, четыре или пять лет...
Позже, когда она ушла спать, Гаррисон разговаривал с Кенихом:
- Ты не спал, Вилли. Что ты слышал?
- Все.
- И?
- По-моему, на первый взгляд, она делает слишком много ошибок, - осторожно ответил Кених.
- Да.
- Я хочу сказать, что если она уже не алкоголик, то потребляет слишком много спиртного.
- Не надо темнить со мной, Вилли, - сказал Гаррисон. - Я понял, что ты имеешь в виду, и возможно, это в самом деле ошибка. Но кроме всего прочего, переделка, в которую она попала, действительно была ничего себе. И она очень переживает.
- Так она говорит, - кивнул Кених. - Может быть, это просто еще одна ошибка? Уловка? Эмоциональная неуравновешенность? К тому же, у нее нет выдержки. Ей следовало быть более стойкой. Но по причине нашего вторжения...
- Хорошо, - проворчал Гаррисон, нахмурясь, - я понял тебя. А как насчет ее сна?
- Трудно сказать, но... - он помолчал, - я немного думал о нем. Хотя ты должен помнить, что я не эксперт в этих вопросах.
- Продолжай.
- Помнишь тот шлагбаум на переезде, что сломался? Как ты послал мысленный сигнал предостережения и я выполнил его прежде, чем ты произнес его вслух?
- Да, помню, - кивнул Гаррисон. Он видел, куда клонит Вилли. - Так ты думаешь, что она вытащила этот сон из моей головы?
- Возможно. Ты так сильно сосредоточился на ее поисках, что, вероятно, она приняла некий телепатический отголосок. Может быть, именно поэтому ты на самом деле нашел ее. И с точностью знал, что Аризано - то самое место.
- А собака? Какое отношение имеет к этому Сюзи?
- Очевидно, ты думал о Сюзи. - Кених снова пожал плечами. - Терри и это вытащила из тебя.
- А этот малый, Гарет Вятт?
- А! Ну, этот пришел из ее собственных мыслей. Из того, что она рассказала тебе, и если она ненавидит его так, как говорит, это вполне естественно, что он вклинился в ее сны.
- Похоже, что все так и было, - сказал Гаррисон в следующий момент, - но есть еще кое-что, что меня беспокоит. Ее боязнь.., я хочу сказать, того слепого мужчины.
- Да, она боится, - ответил Кених, - но не обязательно слепого мужчины. Может быть, она боится Вятта, определенно она боится братьев Борчини. Но слепой в ее сне был незнакомым, - фактор неизвестности, - и поэтому ее страх привязался к нему и его собаке, кроме того, злой и могущественный слепой мужчина представляет довольно пугающий и загадочный образ во сне. Или ты не согласен?
- Нет, - Гаррисон покачал головой, - не уверен, что могу согласиться. Я имею в виду, зачем кому-то бояться или даже думать, что боится, слепого человека? Ладно, забудь. Теперь я получил ее.
- Ты получил ее? Значит в твоем сознании нет ни тени сомнения? Она та самая “Т”?
- Да, та самая. С этого момента и дальше мы будем играть так, как предписывают нам звезды. Все, как написано в гороскопе.
- А что, по-твоему, предписывают звезды? Тебе и Терри?
- Я женюсь на ней, - немедленно ответил Гаррисон.
- Прямо так? - Кених вскинул брови.
- Более или менее, - на мгновение Гаррисон почувствовал панический страх. - Вилли, она милая, разве нет?
- Очень.
- Просто прелесть, - сказал Гаррисон, - я едва ли могу дождаться, когда доберусь до нее.
- Ты очень откровенен, - Кених слегка удивился.
- А почему бы и нет? Если я не могу довериться тебе, то кому еще я смогу рассказать?
- Конечно, - Кениху было приятно.
- Понимаешь, Вилли, я знаю каждый изгиб и каждую впадинку на теле этой девушки. Вижу его, - я бы сказал, чувствую его, - каждое мгновение. Господи, я уже наполовину люблю ее! Я знаю ее со времен моего первого сна, того, с которого все началось, там, в Белфасте. Я знаю, это кажется странным, но я по-прежнему помню, какая она!
- Странно, да! - согласился Кених, - потому, что ты помнишь, какая она будет!
Солнце жгло их, и морской бриз дул им в липа, когда “Лигурийка” пробивалась на юг по синему, синему морю.
Глава 11
Большую часть из этих двух недель Ганс Маас прожил в ужасе, который преследовал его во время бодрствования, спал с ним, - если он вообще спал, - заглядывал ему через плечо, сжимал костлявой рукой его черное сердце каждый раз, когда он открывал газету или почтовый ящик Гарета Вятта. Ужас родился из трех явно несчастных случаев и вырос на всегда присутствовавшем понимании, что рано или поздно прошлое должно догнать его. Если не как Ганса Мааса, то как Отто Криппнера.
Первым из этих трех событий было краткое упоминание в прессе о самоубийстве некоего Никоса Караламбоу в его доме на Крите. Караламбоу, бывший наци, был комендантом Передового медицинского подразделения в лагере Саарен. В конце концов его выследили охотники за нацистами из Израиля. Прежде чем израильтяне устроили ему допрос, старик застрелился, но крайней мере так было изложено в газете. Некоторые документы, в том числе и завещание, найденные в доме в Ретимноне, позволили сделать выводы, что Караламбоу на самом деле был Герхардом Кельтнером, напуганным человеком-марионеткой, чья военная деятельность была скорее малодушной, чем преступной. Да, он был наци, но истинные приверженцы партии презирали его. Вот почему самая грязная из всех должностей - комендант лагеря Саарен была отдана ему. Он просто не осмелился отказаться!
В первую очередь эту еврейскую организацию интересовало не наказание Кельтнера (что можно было взять со смерти хилого старика?) и даже не его унижение или выдача в качестве военного преступника, они просто хотели допросить его: вытащить из его памяти имена, даты, лица и места, чтобы заполнить некоторые пробелы в раскинувшейся по всему миру мозаике их никогда не прекращающихся поисков. Как человек Кельтнер был маленькой сошкой, но он мог знать, где искать более крупную рыбу.
А может, евреи и не открыли всего. Кто может сказать, что они вытащили или не вытащили из него, прежде чем он наложил на себя руки? Эта мысль и была началом ужаса Ганса Мааса, который усилился с прибытием конверта с немецким штемпелем, подписанным неким Эрнстом Грюнвальдом, его двоюродным братом из Оснабрука. Но у него не было двоюродного брата в Оснабруке, и он не знал никого по имени Эрнст Грюнвальд. На отличной бумаге этого письма был особый водяной знак, который сказал ему, что настоящим отправителем был какой-то член Исхода.
Исход: один из самых успешных из всех нацистских путей отступления, а назван со всей иронией и угрозой улыбающегося черепа!
Письмо, написанное от руки, говорило:
Дорогой Ганс, Из твоего последнею письма можно понять, как много ты работал. Не пора ли тебе отдохнуть? В твоем, возрасте опасно работать слишком много. Так много наших старых друзей теперь ушли из жизни (я слышал недавно о Г. К.), и мне было бы очень тяжело потерять еще одного. Кажется, болезнь поисков и привлечения нас к ответу разрастается. Поэтому очень прошу тебя, сделай перерыв, умоляю, и, пожалуйста, позаботься о себе.
На прошлой неделе я разговаривал с одним твоим старым другом в Детмонде, и он... и т.д. и т.п...
Но Масса не интересовало “и т.д. и т.п.”: он знал, что только первый абзац имел значение, что остальное будет бессмысленной чепухой, - для того чтобы заполнить место. Это было третье такое письмо, которое он получил за тридцать лет (первое было поздравительным - по поводу его успешного перелета из Германии; второе - по поводу установки его связи с Вяттом), и он знал, что это письмо никогда не было бы отправлено, если бы над ним не нависла по-настоящему реальная опасность.
Третьим и самым ужасающим событием было прибытие в Лондон еврейской делегации на переговоры по проблемам Среднего Востока, и Маас настороженно смотрел немногочисленные сводящие с ума телепередачи, касавшиеся этих гостей. Лица, ведущие переговоры, разумеется, прибыли с личными телохранителями, безымянными фигурами, которые старались держаться на заднем плане, но и они не ускользнули от проницательного взгляда Ганса Мааса. Мимолетный взгляд, но этого было достаточно, чтобы подтвердить его самые худшие предположения. Дипломаты находятся здесь для ведения переговоров, но как насчет остроглазых охотников за наци, которые также приехали вместе с ними? Маас определенно узнал по крайней мере двоих из них; и теперь он понял срочность письма из Исхода.
Он почувствовал, что круг сжимается, но чего он еще не знал, - Вятт также понимает, что ловушка захлопнулась, и точно так же боится.
* * *
В течение недолгого времени, насколько позволяли ограниченные финансы Вятта, Маас заменял более старые и ненадежные части Психомеха. Вятт с тех пор, как понял, что эта машина - потенциальная золотая жила, решил вложить большую часть своих, теперь уже почти исчезнувших сбережений в этот проект. Он также стал больше интересоваться устройством машины, и у него росли подозрения, что в ее работе были такие аспекты, относительно которых Маас намеренно держал его в неведении; но с недавних пор, хотя и тайно, он изучал этого монстра. Он особенно интересовался теми частями Психомеха, которые, с его точки зрения, были сверхважными для его основной функции. Конечно же, он не понимал, что на самом деле эти компоненты управляли другой функцией и что сама функция была несколько иной, чем он представлял ее себе.
Существовали несколько причин для этого, непривычного для Вятта любопытства, не последней из них была чисто коммерческая. Он понимал, что Маас, совершенствуя машину, мог отхватить неплохой для себя кусок, чтобы потом, где-нибудь в Южной Америке, вложить его в бизнес, например там, где местные жители менее подозрительно относились к иностранцам. И, конечно, Исход ожидал от Вятта, что тот окажет Маасу любую помощь для реализации его честолюбивых стремлений. Вятт едва ли мог пожаловаться на это; в предыдущие годы он получал значительные суммы от Исхода, хотя в последнее время ничего не поступало. Ничего, за исключением письма, принесенного неделю назад. Оно пришло, несомненно, с ложного адреса в Штутгарте, и его содержание было таким же простым, как и в письме Ганса Мааса. А именно: Вятт не должен терять время на прослеживание дальнейшего пути Мааса, а тем более на заметание его следов.
Но Вятт понял, что находится в невыгодном положении:
Для любого, достаточно усердного сыщика, которому удастся выследить Мааса, не будет большой трудностью проследить его на шаг дальше. Если Маасу суждено, чтобы его выследили, то его выследят, независимо от того, куда он направится, и Вятта вместе с ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36