Глория всегда была неотразимой на вечеринках, в особенности, – на своей собственной.
Настала пора вскрывать рождественские конфеты-хлопушки. Их доставили вместе с сыром «Стилтон» из магазина «Харродз», одного из самых фешенебельных и дорогих в Лондоне. Внезапно комната расцвела, словно на головы слегка подвыпивших смеющихся гостей вдруг надвинули огромные пестрые шляпы.
– Рождество – не Рождество без детей, как я люблю всегда повторять.
Майкл повернулся, отыскивая источник, откуда прозвучали эти слова, и его взор наткнулся на сидевшую слева от него даму.
– А вы, Майкл, разве не согласны? – госпожа Гринбаум расчувствовалась от избытка впечатлений и выпитого вина.
– Нет. Я так не считаю. Терпеть не могу детей.
– Неужели вы думаете и впрямь так, как говорите?
– Именно так. Причем, если вы спросите любого мужчину в тот момент, когда поблизости от него нет женщин, он ответит вам то же самое. Большинство мужчин не хочет иметь детей. Дети плачут, сопливятся и стоят уйму денег. И ко всему прочему, они ужасно старят своих мам.
– Ладно, надеюсь, что вы измените свое представление, молодой человек, потому что обязательно наступит день, когда вы захотите жениться. Как будет себя чувствовать ваша супруга, если ей придется отказаться от детей?
– Я уже почти что обручен, и уже решено – никаких детей.
Госпожа Гринбаум вытаращила глаза.
– Ясно, а Глория ничего мне не говорила о вашей помолвке. Как замечательно! Кто же ваша избранница?
Майкл понял, что допустил непоправимую ошибку, но было уже поздно что-либо предпринимать. Госпожа Гринбаум была одной из очень состоятельных приятельниц матери. Она тоже овдовела и обычно проводила Рождество вместе с ними, где бы они ни были. Ему обычно удавалось держаться от нее подальше, но сегодня…
– Слушайте все… Тишину, пожалуйста, – госпожа Гринбаум поднялась и стучала ножом по бокалу, призывая всех успокоиться. В комнате все смолкли. – У меня есть тост, – сказала она, поднимая бокал. Гости замерли в нетерпеливом ожидании. По традиции полагалось поднять тост за здоровье Королевы Англии перед тем, как произносить все остальные тосты. Но госпожу Гринбаум просто распирало от нетерпения поделиться столь неожиданной новостью с остальными. – «Посмотрим, как ее воспримет старая лиса Глория», – подумала про себя госпожа Гринбаум. – Выпьем за замечательную весть о помолвке Майкла Сванна и… Как, говоришь, ее имя, дорогой?
– Клэр Бэлфор Джеймс, – промямлил Майкл.
– Клэр Бэлфор Джеймс.
Все встали и подняли бокалы.
– За Майкла и Клэр, – единодушно закричали гости.
Майкл взглянул на мать. Она просто потрясающе держится. И бровью не повела. Выглядит так, словно это самое счастливое событие за последние годы.
– Разумеется, я знала, – доносился до него голос Глории, говорившей с сидевшими поблизости от нее гостями. – Мы с Майклом решили держать это в тайне до наступления Нового года. – Она посмотрела в его сторону. – Но он не утерпел, так, дорогой? Ничего. От этого праздник получился еще лучше.
Когда гости разошлись, было уже очень поздно. Последней уходила госпожа Гринбаум.
– Мне пора. Майкл, проводи меня, пожалуйста, до машины.
Снег был глубокий, идти по сугробам оказалось непросто. Майкл поддерживал госпожу Гринбаум. Он едва сдерживался от острого желания сунуть ее головой в сугроб. – Я так рада за тебя, мой мальчик. Ты обязательно изменишь свое отношение к детям… Что без тебя будет делать твоя мама? – И она чмокнула его, обдав ароматом цветочной пудры.
Когда машина отъехала, Майкл взглянул на луну. Она сияла, огромная и полная, отбрасывая серебристые тени вокруг домика. Он стоял в задумчивости, выигрывая время в предстоящей схватке с матерью. Интересно, какую тактику она изберет? Но к тому моменту, как он вновь вошел в домик, Глория уже удалилась в свою комнату. Он слышал, как она плакала. Очень скоро, если она в хорошей форме, плач превратится в настоящую истерику. Впервые в жизни Майкл перед сном оставил свою мать плачущей в одиночестве. Глория долго ждала, прежде чем осознала, что успокаивать ее он не придет. Майкл заснул, прижав к каждому уху по подушке.
Утро второго рождественского дня, Дня подарков, выдалось ясным и солнечным. Глория съежилась у камина в гостиной, когда Майкл вышел на кухню за чашечкой кофе. Понятно, что мать сердилась. Он привык к этой ее особенной позе, которая напоминала натянутый лук, готовый вот-вот выпустить стрелу.
– Как ты посмел? – вскочила она, едва только Майкл показался в комнате. – Как ты посмел выставить меня дурой на такое посмешище!
– Я хотел обсудить это с тобой, но у нас совершенно не было времени поговорить по душам.
– И когда же ты без моего ведома обручился с этим маленьким ничтожеством… расчетливой маленькой сучкой? Что она с тобой только творит, раз ты сгораешь от нетерпения жениться на ней?
– Я не хочу ее потерять.
– А как же я? Ты перестал любить меня? Разве не я всегда была для тебя на первом месте? Я даже не оказалась первой, кто удостоился чести узнать о твоей помолвке.
– Мама, – Майкл попытался оправдаться перед ней. – Я собирался тебе все рассказать. Мне все равно, рано или поздно пришлось бы это сделать, но госпожа Гринбаум застала меня врасплох. Я ведь никогда от тебя ничего не утаивал.
– Хорошо, ладно. Если ты от меня ничего не утаиваешь, тогда скажи, почему тебе приспичило жениться на ней? Маленькое ничтожество! Почему ты не можешь с ней просто удовлетворять свои физиологические потребности, как ты делал это с остальными? Я никогда не препятствовала тебе – уже с четырнадцати лет ты имел в постели девочек. Кто из матерей позволяет такое? Скажи мне. – Она начинала заводиться. – Чем тебе не подходит моя любовь? Жизнь, которую мы делим с тобой вдвоем? Что эта пресловутая Клэр имеет такого, чего нет у меня?
Глория перешла на крик.
– Смотри, Майкл. – Она сорвала с себя халатик. – Взгляни на меня, Майкл. Я все еще красива. На моем теле – ни одного изъяна. – Она, обнаженная, сцепив на затылке руки, стояла перед камином. – Неужели же я не прекрасна? – Глория медленно поворачивалась, незаметно наблюдая за ним из-под опущенных ресниц. Ее кожа была белой, как мрамор. Заветное местечко скрывалось под густыми белокурыми завитками.
– Да, мама, ты – красавица, – послушно ответил Майкл, а про себя подумал, что вот именно этим всегда и заканчивалось. Еще десять минут, и спектакль подойдет к финалу.
– Вставай на колени в знак обожания! – приказала она. Он опустился на колени и наклонился, чтобы поцеловать выставленную ножку. – Ты, Майкл, принадлежишь только мне и никому больше. Если ты хочешь иметь эту ничтожную маленькую тварь, ты получишь ее. Но сама она никогда не будет властительницей Твоей души. Обещай мне, Майкл.
– Моей властительницей останешься ты, мама, – Майкл подполз к ее ногам и обнял их.
Глория торжествовала.
– Ладно, так тому и быть, – улыбнулась она. – Пойду приму ванну, и мы решим, где устроим вечер по случаю помолвки.
– Мама!
Глория направилась в ванную комнату, волоча за собой халат.
– Да, дорогой?
– Могу я получить семейное обручальное кольцо?
– Разумеется, Майкл. Я возьму его из банковского сейфа сразу по возвращении домой.
– Спасибо, душа моя. – Майкл, переполненный любовью и благодарностью, опустился в кресло. Все получилось гораздо проще, чем он предполагал.
Рейчел читала за завтраком «Дейли Мейл».
– Смотрите, тетушка Эмили, – сказала она. – Взгляните в колонку Уильяма Хики. Здесь есть несколько строк, посвященных помолвке Майкла и Клэр. – Пока тетушка Эмили возилась со своими очками, Рейчел бросилась к телефону.
– Клэр? Ты видела утреннюю «Дейли Мейл»?
– Нет. Мы не получаем газет. А что?
– Там есть немного про тебя и Майкла.
– Что? Я ничего не знаю про это. Прочти мне, пожалуйста.
– Помолвка Майкла Сванна, сына майора и госпожи Сванн из поместья в Эксминстере, и Клэр Бэлфор Джеймс была объявлена на рождественском ужине в фешенебельном Кицбуле. «Я просто трепещу от восторга», – сказала госпожа Сванн. Майкл Сванн всегда был одним из самых респектабельных женихов западной части страны. От семьи Бэлфор Джеймс нет никаких отзывов.
– А, так это вот по какому поводу мой папаша накричал в телефонную трубку, отвечая на раздавшийся вчера вскоре после твоего отъезда звонок. Слава Богу, что они не напечатали того, что он им сказал. Он был настолько пьян, что совершенно не помнит, о чем спрашивали.
– Что-нибудь слышно от Майкла?
– Да, он звонил вчера вечером. Все продолжается. Он получил кольцо.
– Клэр, ты сейчас должна была бы думать о любви к нему, а не о каких-то кольцах.
– Я не могу позволить себе думать ни о чем другом, кроме того, чтобы выбраться отсюда. Рейчел, мы с Майклом уже решили, что расставаться не будем и начнем вместе жить в Лондоне после его экзаменов.
– Так ты бросаешь университет?
– Да. Когда я поехала туда, мне нужен был только Майкл, и, если я не буду с ним рядом, то потеряю его. Он думает то же самое в отношении меня.
– Мне будет ужасно тебя не хватать, – сказала Рейчел. – И все-таки у нас еще есть время до мая. А потом я приеду в Лондон повидаться с вами.
– И я часто буду навещать тебя. Не волнуйся. Глория захочет видеться с Майклом довольно часто, поэтому я буду бывать в Эксминстере. Мы не потеряем связи друг с другом. Если нам повезет, у нас получится две свадьбы сразу.
– Не думаю, ведь семейство Майкла гораздо богаче нас, и нам не угнаться за их шиком. Но все равно – идея прекрасная.
– Увидишь, все будет хорошо. Майкл уже получил приглашение на работу в Министерство иностранных дел. Пока, Рейчел, и передай привет тетушке Эмили.
Рейчел вернулась к столу.
– Тетя Эмили, Клэр собирается жить в грехе с Майклом.
Очки тетушки Эмили удивленно поползли вверх.
– В самом деле? Как же на это смотрят ее родители?
– Думаю, вряд ли они это заметят. Они почти все время не просыхают от пьянства.
– Бедняжка. Подумать только, я слышу, что теперь совместная жизнь молодых людей до брака стала не редкостью. Тебе хочется жить с Чарльзом?
– Иногда – да, но я обещала тете Беа, что получу университетский диплом. И мне хотелось бы устроить свадьбу в церкви, чтобы я была одета в белое платье. Как же я стану чувствовать, если начну жить с Чарльзом, а затем надену белое свадебное платье? Было бы чудесно, если бы на свадьбе у меня был отец, – сказала она, с обожанием глядя на свою тетушку. – И все же, когда я смотрю на другие семьи, даже Чарльза, то считаю себя гораздо счастливее любой из них.
Тетя Эмили растрогалась, и ее глаза увлажнились.
– Счастливый дом тот, где живет любовь, Рейчел.
– Думаю, мне удастся создать такой для Чарльза.
– Конечно, голубушка.
Чувство благодарности и довольства внезапно переполнило сердце Рейчел.
«Мне так повезло, – подумалось ей. – Каким-то чудесным образом удалось отыскать свое будущее, где я буду счастлива и защищена. Чарльз настолько добр ко мне, и я действительно попытаюсь стать для него прекрасной доброй супругой. Только представить себе, что нашла такого мужчину, в то время как столько людей страдают от одиночества всю жизнь». – Она вспомнила об Анне. Она хотела ей позвонить, но так была поглощена собственными заботами с Чарльзом и университетом, упиваясь собственным счастьем, что напрочь забыла о дружбе с Анной. Она быстро набрала ее номер, чтобы извиниться.
Оказалось, Анна уже умудрилась закончить курсы секретарей за девять месяцев вместо обычного целого года.
– Не стоит извиняться, Рейчел. Честно тебе говорю. Здесь есть и моя доля вины. Я по уши увязла в делопроизводстве – такая неблагодарная работа. Но зато я уже получила диплом и работу в Лондоне в Королевском обществе предотвращения жестокости к животным. Как раз то, что я хотела. Я буду работать там инспектором и спасать животных из плохих домов.
– Отлично. Я так за тебя рада. Ты слышала о моей помолвке с Чарльзом Хантером?
– Да.
– Это все, что ты можешь сказать по такому поводу? – засмеялась Рейчел. – Не буду такой ханжой. Я и впрямь счастлива. Порадуйся за меня.
– Ладно, если ты станешь еще счастливее от этого… Мне кажется, ты – идиотка, привязывающая себя к мужчине.
– Я хочу иметь семью.
– Рейчел, чего тебе хочется больше, Чарльза или семью?
– Не знаю. Я никогда не задумывалась над этим всерьез.
– Только помни, Рейчел. Ты часто идеализируешь то, чего ты хочешь. У тебя нет ни малейшего представления о том, какова настоящая супружеская жизнь.
– Верно. Но все будет хорошо. Я знаю, что это будет именно так, потому что мы будем стараться с ним вместе. Увидишь.
– Что собирается делать Чарльз?
– Он надеется получить высшую степень по литературе и истории. Говорит, что хочет стать журналистом, поэтому будет искать работу в местной газете. Нужно начинать именно с этого, чтобы потом работать в крупных изданиях. Я останусь в Эксетере до тех пор, пока не получу свой диплом, а затем мы поженимся.
– Ты должна приехать и погостить у меня в Лондоне перед тем, как произойдет это жуткое событие.
Рейчел засмеялась.
– Ты, Анна, неисправима.
– Знаю. Здесь мне об этом говорят все девушки. Все мысли их заняты только мужчинами. Это похоже на какое-то заразное заболевание.
– Ты такая забавная, Анна. И до тебя дойдет очередь.
– Никогда. Уж лучше я буду жить с лошадью.
– Ладно, ладно. Скоро увидимся. – Рейчел повесила трубку, думая о том, как она будет скучать без Клэр и Анны, но у меня впереди целых два года на то, чтобы собрать все силы и получить хороший диплом.
КНИГА ВТОРАЯ
НАСТОЯЩЕЕ
Глава 20
ЛОНДОН, 1970
Рейчел лежала в ванне, глядя на безобразную складку живота.
«До чего отвратительно», – подумала она. – Ее второму ребенку, девочке, было всего восемь недель, и Рейчел упорно боролась за грудное вскармливание малышки. Ее груди истекали молоком в горячей ванне. Чарльз, пожалуй, оставался единственным в семье, у кого не было никаких проблем из-за ее кормления грудью. И после первых, и после вторых родов он получал огромное наслаждение, впадая в детское пристрастие смаковать ее соски. Она испытывала легкое смущение, однако убеждала себя, что это вполне нормальное явление. Рейчел попробовала вкус молока, которое столь доступно вытекало для Чарльза, но отнюдь не для младенцев. К немалому удивлению, оно оказалось очень сладким, почти как сгущенное молоко из банки.
«Наверное, брошу кормить», – подумала она, выходя из ванны. Стоя на коврике, она смотрела в окно на ряды зданий, стоявших напротив их дома.
– № 11, Эшли Роуд, Хаммерсмит, Лондон, Вест, 6, – произнесла вслух Рейчел. – Представить только, жить в Хаммерсмите на Эшли Роуд, 11.
«Январь, месяц краха надежд и планов, – подумала она. За дверью послышался плач младенца. – Иду… иду, успокойся, Сара… я здесь». – Она взяла маленький мокрый комочек и прижала его к груди.
– Ты не будешь жить всю свою жизнь на Эшли Роуд в Хаммерсмите, моя крошка. Ты вырастешь и уедешь подальше от Лондона. Прочь от этих хмурых улиц и недобрых людей. – Она взглянула на прелестное розовое ушко и вдохнула особенный запах, присущий только младенцам. Рейчел понесла малышку вниз, на кухню. Она обычно принимала изрядную порцию джина с тоником, чтобы успокоить себя перед кормлением. Ужасно, но ей еще требовалось несколько сигарет, чтобы она могла как следует расслабиться и затем просидеть долгое время на стуле, занимаясь утомительной процедурой кормления, срыгивания и затем кормления вновь.
Она представила ужас в глазах акушерки, если бы та могла видеть Рейчел в этот момент.
«Бесплодная старая ведьма, – подумала Рейчел. – Она отхлебнула большой глоток джина и глубоко затянулась сигаретой. – В самом деле, надо бросить это идиотское занятие. Какой смысл в том, что изо всех сил пытаюсь доказать, какая я прекрасная мамаша, чтобы угодить акушерке, если при этом превращаюсь в законченную алкоголичку или сдохну от рака легких?»
– Ведь я кормила грудью Доминика целых шесть месяцев, – объяснила она вежливо слушавшей ее кошке. – С ним, вроде бы, все в порядке.
У нее будто гора с плеч свалилась, как только она приняла это решение. Рейчел вспомнила их последний визит к Уильяму и Юлии. Рейчел, уже беременная Сарой, не изъявляла желания выслушивать нотации Юлии.
– Я кормила Чарльза грудью до 2 лет, дорогая.
– Мама, – сказал Чарльз, – мы высечем это на твоем надгробии.
Позже, когда они были на кухне, и Рейчел, уставшая за целый день, сидела за столом, а Доминик наконец угомонился и уснул в комнате Элизабет, Юлия призналась:
– Не знаю, как ты, но грудное вскармливание Чарльза стало для меня своеобразным сексуальным откровением.
Рейчел изумилась и покраснела.
– Неужели, Юлия? Я испытываю все, что угодно, но только не это. Мне даже совершенно не хочется кормить грудью следующего младенца.
– Тебе следует делать это обязательно, дорогая. Младенцу нужно материнское молоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63
Настала пора вскрывать рождественские конфеты-хлопушки. Их доставили вместе с сыром «Стилтон» из магазина «Харродз», одного из самых фешенебельных и дорогих в Лондоне. Внезапно комната расцвела, словно на головы слегка подвыпивших смеющихся гостей вдруг надвинули огромные пестрые шляпы.
– Рождество – не Рождество без детей, как я люблю всегда повторять.
Майкл повернулся, отыскивая источник, откуда прозвучали эти слова, и его взор наткнулся на сидевшую слева от него даму.
– А вы, Майкл, разве не согласны? – госпожа Гринбаум расчувствовалась от избытка впечатлений и выпитого вина.
– Нет. Я так не считаю. Терпеть не могу детей.
– Неужели вы думаете и впрямь так, как говорите?
– Именно так. Причем, если вы спросите любого мужчину в тот момент, когда поблизости от него нет женщин, он ответит вам то же самое. Большинство мужчин не хочет иметь детей. Дети плачут, сопливятся и стоят уйму денег. И ко всему прочему, они ужасно старят своих мам.
– Ладно, надеюсь, что вы измените свое представление, молодой человек, потому что обязательно наступит день, когда вы захотите жениться. Как будет себя чувствовать ваша супруга, если ей придется отказаться от детей?
– Я уже почти что обручен, и уже решено – никаких детей.
Госпожа Гринбаум вытаращила глаза.
– Ясно, а Глория ничего мне не говорила о вашей помолвке. Как замечательно! Кто же ваша избранница?
Майкл понял, что допустил непоправимую ошибку, но было уже поздно что-либо предпринимать. Госпожа Гринбаум была одной из очень состоятельных приятельниц матери. Она тоже овдовела и обычно проводила Рождество вместе с ними, где бы они ни были. Ему обычно удавалось держаться от нее подальше, но сегодня…
– Слушайте все… Тишину, пожалуйста, – госпожа Гринбаум поднялась и стучала ножом по бокалу, призывая всех успокоиться. В комнате все смолкли. – У меня есть тост, – сказала она, поднимая бокал. Гости замерли в нетерпеливом ожидании. По традиции полагалось поднять тост за здоровье Королевы Англии перед тем, как произносить все остальные тосты. Но госпожу Гринбаум просто распирало от нетерпения поделиться столь неожиданной новостью с остальными. – «Посмотрим, как ее воспримет старая лиса Глория», – подумала про себя госпожа Гринбаум. – Выпьем за замечательную весть о помолвке Майкла Сванна и… Как, говоришь, ее имя, дорогой?
– Клэр Бэлфор Джеймс, – промямлил Майкл.
– Клэр Бэлфор Джеймс.
Все встали и подняли бокалы.
– За Майкла и Клэр, – единодушно закричали гости.
Майкл взглянул на мать. Она просто потрясающе держится. И бровью не повела. Выглядит так, словно это самое счастливое событие за последние годы.
– Разумеется, я знала, – доносился до него голос Глории, говорившей с сидевшими поблизости от нее гостями. – Мы с Майклом решили держать это в тайне до наступления Нового года. – Она посмотрела в его сторону. – Но он не утерпел, так, дорогой? Ничего. От этого праздник получился еще лучше.
Когда гости разошлись, было уже очень поздно. Последней уходила госпожа Гринбаум.
– Мне пора. Майкл, проводи меня, пожалуйста, до машины.
Снег был глубокий, идти по сугробам оказалось непросто. Майкл поддерживал госпожу Гринбаум. Он едва сдерживался от острого желания сунуть ее головой в сугроб. – Я так рада за тебя, мой мальчик. Ты обязательно изменишь свое отношение к детям… Что без тебя будет делать твоя мама? – И она чмокнула его, обдав ароматом цветочной пудры.
Когда машина отъехала, Майкл взглянул на луну. Она сияла, огромная и полная, отбрасывая серебристые тени вокруг домика. Он стоял в задумчивости, выигрывая время в предстоящей схватке с матерью. Интересно, какую тактику она изберет? Но к тому моменту, как он вновь вошел в домик, Глория уже удалилась в свою комнату. Он слышал, как она плакала. Очень скоро, если она в хорошей форме, плач превратится в настоящую истерику. Впервые в жизни Майкл перед сном оставил свою мать плачущей в одиночестве. Глория долго ждала, прежде чем осознала, что успокаивать ее он не придет. Майкл заснул, прижав к каждому уху по подушке.
Утро второго рождественского дня, Дня подарков, выдалось ясным и солнечным. Глория съежилась у камина в гостиной, когда Майкл вышел на кухню за чашечкой кофе. Понятно, что мать сердилась. Он привык к этой ее особенной позе, которая напоминала натянутый лук, готовый вот-вот выпустить стрелу.
– Как ты посмел? – вскочила она, едва только Майкл показался в комнате. – Как ты посмел выставить меня дурой на такое посмешище!
– Я хотел обсудить это с тобой, но у нас совершенно не было времени поговорить по душам.
– И когда же ты без моего ведома обручился с этим маленьким ничтожеством… расчетливой маленькой сучкой? Что она с тобой только творит, раз ты сгораешь от нетерпения жениться на ней?
– Я не хочу ее потерять.
– А как же я? Ты перестал любить меня? Разве не я всегда была для тебя на первом месте? Я даже не оказалась первой, кто удостоился чести узнать о твоей помолвке.
– Мама, – Майкл попытался оправдаться перед ней. – Я собирался тебе все рассказать. Мне все равно, рано или поздно пришлось бы это сделать, но госпожа Гринбаум застала меня врасплох. Я ведь никогда от тебя ничего не утаивал.
– Хорошо, ладно. Если ты от меня ничего не утаиваешь, тогда скажи, почему тебе приспичило жениться на ней? Маленькое ничтожество! Почему ты не можешь с ней просто удовлетворять свои физиологические потребности, как ты делал это с остальными? Я никогда не препятствовала тебе – уже с четырнадцати лет ты имел в постели девочек. Кто из матерей позволяет такое? Скажи мне. – Она начинала заводиться. – Чем тебе не подходит моя любовь? Жизнь, которую мы делим с тобой вдвоем? Что эта пресловутая Клэр имеет такого, чего нет у меня?
Глория перешла на крик.
– Смотри, Майкл. – Она сорвала с себя халатик. – Взгляни на меня, Майкл. Я все еще красива. На моем теле – ни одного изъяна. – Она, обнаженная, сцепив на затылке руки, стояла перед камином. – Неужели же я не прекрасна? – Глория медленно поворачивалась, незаметно наблюдая за ним из-под опущенных ресниц. Ее кожа была белой, как мрамор. Заветное местечко скрывалось под густыми белокурыми завитками.
– Да, мама, ты – красавица, – послушно ответил Майкл, а про себя подумал, что вот именно этим всегда и заканчивалось. Еще десять минут, и спектакль подойдет к финалу.
– Вставай на колени в знак обожания! – приказала она. Он опустился на колени и наклонился, чтобы поцеловать выставленную ножку. – Ты, Майкл, принадлежишь только мне и никому больше. Если ты хочешь иметь эту ничтожную маленькую тварь, ты получишь ее. Но сама она никогда не будет властительницей Твоей души. Обещай мне, Майкл.
– Моей властительницей останешься ты, мама, – Майкл подполз к ее ногам и обнял их.
Глория торжествовала.
– Ладно, так тому и быть, – улыбнулась она. – Пойду приму ванну, и мы решим, где устроим вечер по случаю помолвки.
– Мама!
Глория направилась в ванную комнату, волоча за собой халат.
– Да, дорогой?
– Могу я получить семейное обручальное кольцо?
– Разумеется, Майкл. Я возьму его из банковского сейфа сразу по возвращении домой.
– Спасибо, душа моя. – Майкл, переполненный любовью и благодарностью, опустился в кресло. Все получилось гораздо проще, чем он предполагал.
Рейчел читала за завтраком «Дейли Мейл».
– Смотрите, тетушка Эмили, – сказала она. – Взгляните в колонку Уильяма Хики. Здесь есть несколько строк, посвященных помолвке Майкла и Клэр. – Пока тетушка Эмили возилась со своими очками, Рейчел бросилась к телефону.
– Клэр? Ты видела утреннюю «Дейли Мейл»?
– Нет. Мы не получаем газет. А что?
– Там есть немного про тебя и Майкла.
– Что? Я ничего не знаю про это. Прочти мне, пожалуйста.
– Помолвка Майкла Сванна, сына майора и госпожи Сванн из поместья в Эксминстере, и Клэр Бэлфор Джеймс была объявлена на рождественском ужине в фешенебельном Кицбуле. «Я просто трепещу от восторга», – сказала госпожа Сванн. Майкл Сванн всегда был одним из самых респектабельных женихов западной части страны. От семьи Бэлфор Джеймс нет никаких отзывов.
– А, так это вот по какому поводу мой папаша накричал в телефонную трубку, отвечая на раздавшийся вчера вскоре после твоего отъезда звонок. Слава Богу, что они не напечатали того, что он им сказал. Он был настолько пьян, что совершенно не помнит, о чем спрашивали.
– Что-нибудь слышно от Майкла?
– Да, он звонил вчера вечером. Все продолжается. Он получил кольцо.
– Клэр, ты сейчас должна была бы думать о любви к нему, а не о каких-то кольцах.
– Я не могу позволить себе думать ни о чем другом, кроме того, чтобы выбраться отсюда. Рейчел, мы с Майклом уже решили, что расставаться не будем и начнем вместе жить в Лондоне после его экзаменов.
– Так ты бросаешь университет?
– Да. Когда я поехала туда, мне нужен был только Майкл, и, если я не буду с ним рядом, то потеряю его. Он думает то же самое в отношении меня.
– Мне будет ужасно тебя не хватать, – сказала Рейчел. – И все-таки у нас еще есть время до мая. А потом я приеду в Лондон повидаться с вами.
– И я часто буду навещать тебя. Не волнуйся. Глория захочет видеться с Майклом довольно часто, поэтому я буду бывать в Эксминстере. Мы не потеряем связи друг с другом. Если нам повезет, у нас получится две свадьбы сразу.
– Не думаю, ведь семейство Майкла гораздо богаче нас, и нам не угнаться за их шиком. Но все равно – идея прекрасная.
– Увидишь, все будет хорошо. Майкл уже получил приглашение на работу в Министерство иностранных дел. Пока, Рейчел, и передай привет тетушке Эмили.
Рейчел вернулась к столу.
– Тетя Эмили, Клэр собирается жить в грехе с Майклом.
Очки тетушки Эмили удивленно поползли вверх.
– В самом деле? Как же на это смотрят ее родители?
– Думаю, вряд ли они это заметят. Они почти все время не просыхают от пьянства.
– Бедняжка. Подумать только, я слышу, что теперь совместная жизнь молодых людей до брака стала не редкостью. Тебе хочется жить с Чарльзом?
– Иногда – да, но я обещала тете Беа, что получу университетский диплом. И мне хотелось бы устроить свадьбу в церкви, чтобы я была одета в белое платье. Как же я стану чувствовать, если начну жить с Чарльзом, а затем надену белое свадебное платье? Было бы чудесно, если бы на свадьбе у меня был отец, – сказала она, с обожанием глядя на свою тетушку. – И все же, когда я смотрю на другие семьи, даже Чарльза, то считаю себя гораздо счастливее любой из них.
Тетя Эмили растрогалась, и ее глаза увлажнились.
– Счастливый дом тот, где живет любовь, Рейчел.
– Думаю, мне удастся создать такой для Чарльза.
– Конечно, голубушка.
Чувство благодарности и довольства внезапно переполнило сердце Рейчел.
«Мне так повезло, – подумалось ей. – Каким-то чудесным образом удалось отыскать свое будущее, где я буду счастлива и защищена. Чарльз настолько добр ко мне, и я действительно попытаюсь стать для него прекрасной доброй супругой. Только представить себе, что нашла такого мужчину, в то время как столько людей страдают от одиночества всю жизнь». – Она вспомнила об Анне. Она хотела ей позвонить, но так была поглощена собственными заботами с Чарльзом и университетом, упиваясь собственным счастьем, что напрочь забыла о дружбе с Анной. Она быстро набрала ее номер, чтобы извиниться.
Оказалось, Анна уже умудрилась закончить курсы секретарей за девять месяцев вместо обычного целого года.
– Не стоит извиняться, Рейчел. Честно тебе говорю. Здесь есть и моя доля вины. Я по уши увязла в делопроизводстве – такая неблагодарная работа. Но зато я уже получила диплом и работу в Лондоне в Королевском обществе предотвращения жестокости к животным. Как раз то, что я хотела. Я буду работать там инспектором и спасать животных из плохих домов.
– Отлично. Я так за тебя рада. Ты слышала о моей помолвке с Чарльзом Хантером?
– Да.
– Это все, что ты можешь сказать по такому поводу? – засмеялась Рейчел. – Не буду такой ханжой. Я и впрямь счастлива. Порадуйся за меня.
– Ладно, если ты станешь еще счастливее от этого… Мне кажется, ты – идиотка, привязывающая себя к мужчине.
– Я хочу иметь семью.
– Рейчел, чего тебе хочется больше, Чарльза или семью?
– Не знаю. Я никогда не задумывалась над этим всерьез.
– Только помни, Рейчел. Ты часто идеализируешь то, чего ты хочешь. У тебя нет ни малейшего представления о том, какова настоящая супружеская жизнь.
– Верно. Но все будет хорошо. Я знаю, что это будет именно так, потому что мы будем стараться с ним вместе. Увидишь.
– Что собирается делать Чарльз?
– Он надеется получить высшую степень по литературе и истории. Говорит, что хочет стать журналистом, поэтому будет искать работу в местной газете. Нужно начинать именно с этого, чтобы потом работать в крупных изданиях. Я останусь в Эксетере до тех пор, пока не получу свой диплом, а затем мы поженимся.
– Ты должна приехать и погостить у меня в Лондоне перед тем, как произойдет это жуткое событие.
Рейчел засмеялась.
– Ты, Анна, неисправима.
– Знаю. Здесь мне об этом говорят все девушки. Все мысли их заняты только мужчинами. Это похоже на какое-то заразное заболевание.
– Ты такая забавная, Анна. И до тебя дойдет очередь.
– Никогда. Уж лучше я буду жить с лошадью.
– Ладно, ладно. Скоро увидимся. – Рейчел повесила трубку, думая о том, как она будет скучать без Клэр и Анны, но у меня впереди целых два года на то, чтобы собрать все силы и получить хороший диплом.
КНИГА ВТОРАЯ
НАСТОЯЩЕЕ
Глава 20
ЛОНДОН, 1970
Рейчел лежала в ванне, глядя на безобразную складку живота.
«До чего отвратительно», – подумала она. – Ее второму ребенку, девочке, было всего восемь недель, и Рейчел упорно боролась за грудное вскармливание малышки. Ее груди истекали молоком в горячей ванне. Чарльз, пожалуй, оставался единственным в семье, у кого не было никаких проблем из-за ее кормления грудью. И после первых, и после вторых родов он получал огромное наслаждение, впадая в детское пристрастие смаковать ее соски. Она испытывала легкое смущение, однако убеждала себя, что это вполне нормальное явление. Рейчел попробовала вкус молока, которое столь доступно вытекало для Чарльза, но отнюдь не для младенцев. К немалому удивлению, оно оказалось очень сладким, почти как сгущенное молоко из банки.
«Наверное, брошу кормить», – подумала она, выходя из ванны. Стоя на коврике, она смотрела в окно на ряды зданий, стоявших напротив их дома.
– № 11, Эшли Роуд, Хаммерсмит, Лондон, Вест, 6, – произнесла вслух Рейчел. – Представить только, жить в Хаммерсмите на Эшли Роуд, 11.
«Январь, месяц краха надежд и планов, – подумала она. За дверью послышался плач младенца. – Иду… иду, успокойся, Сара… я здесь». – Она взяла маленький мокрый комочек и прижала его к груди.
– Ты не будешь жить всю свою жизнь на Эшли Роуд в Хаммерсмите, моя крошка. Ты вырастешь и уедешь подальше от Лондона. Прочь от этих хмурых улиц и недобрых людей. – Она взглянула на прелестное розовое ушко и вдохнула особенный запах, присущий только младенцам. Рейчел понесла малышку вниз, на кухню. Она обычно принимала изрядную порцию джина с тоником, чтобы успокоить себя перед кормлением. Ужасно, но ей еще требовалось несколько сигарет, чтобы она могла как следует расслабиться и затем просидеть долгое время на стуле, занимаясь утомительной процедурой кормления, срыгивания и затем кормления вновь.
Она представила ужас в глазах акушерки, если бы та могла видеть Рейчел в этот момент.
«Бесплодная старая ведьма, – подумала Рейчел. – Она отхлебнула большой глоток джина и глубоко затянулась сигаретой. – В самом деле, надо бросить это идиотское занятие. Какой смысл в том, что изо всех сил пытаюсь доказать, какая я прекрасная мамаша, чтобы угодить акушерке, если при этом превращаюсь в законченную алкоголичку или сдохну от рака легких?»
– Ведь я кормила грудью Доминика целых шесть месяцев, – объяснила она вежливо слушавшей ее кошке. – С ним, вроде бы, все в порядке.
У нее будто гора с плеч свалилась, как только она приняла это решение. Рейчел вспомнила их последний визит к Уильяму и Юлии. Рейчел, уже беременная Сарой, не изъявляла желания выслушивать нотации Юлии.
– Я кормила Чарльза грудью до 2 лет, дорогая.
– Мама, – сказал Чарльз, – мы высечем это на твоем надгробии.
Позже, когда они были на кухне, и Рейчел, уставшая за целый день, сидела за столом, а Доминик наконец угомонился и уснул в комнате Элизабет, Юлия призналась:
– Не знаю, как ты, но грудное вскармливание Чарльза стало для меня своеобразным сексуальным откровением.
Рейчел изумилась и покраснела.
– Неужели, Юлия? Я испытываю все, что угодно, но только не это. Мне даже совершенно не хочется кормить грудью следующего младенца.
– Тебе следует делать это обязательно, дорогая. Младенцу нужно материнское молоко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63