– Бедное дитя. Совсем не приучена к домашней пище, – сокрушенно посетовала Юлия. – Чарльз, пойди взгляни, как там она. Мы с отцом помоем посуду.
– Мне так неловко, Чарльз, – позже извинялась Рейчел. Они сидели в комнате Элизабет. – Боюсь, мне действительно лучше прилечь здесь. Не возражаешь, если я прямо сейчас лягу спать.
В дверь осторожно постучали.
– Чашечку чаю кому-нибудь? – спросила Юлия, заглядывая в дверь.
– Пойдем, Чарльз. Бедняжке Рейчел нужно поспать.
– Иду, мама. – И Чарльз последовал за матерью, деловито спускавшейся по лестнице.
Рейчел чувствовала себя в идиотском состоянии. «Какая неугомонность!» – думала она про себя. Комнаты были крошечные, но до отказа набиты мебелью и всякой всячиной. Она лежала в кровати Элизабет и по-прежнему ощущала тошноту, страстно желая очутиться в тишине и покое своего дома. Она не имела возможности даже выглянуть в окно: оно было наглухо занавешено тюлью и шторами. Пестрые полосы ковра никак не гармонировали с вышитыми салфеточками на подголовниках кресел. Картина «Дама в зеленом», которую Рейчел видела над камином в столовой, кружилась и рассыпалась в сознании, словно маленькие цветные осколки в детском калейдоскопе.
* * *
– Чарльз? Вы не, гм… ну, знаешь, я хочу сказать… она, кажется, не из тех девиц, которые…
– Мама, мы все давно выяснили и расставили по своим местам. Это совершенно не твое дело.
– Знаю, дорогой, но как твоя мать я обязана позаботиться о твоем будущем.
– Тебе она нравится? – это вдруг внезапно стало для Чарльза очень важным.
– У нее нет семьи, Чарльз. Вот что меня больше всего беспокоит. Но ведь должна же она быть чьим-то ребенком.
– Ой, мама, какое это сейчас имеет значение? Такие люди, как мы, тоже не учились в университетах. Все меняется.
– Но должны же мы придерживаться хотя бы каких-то наших устоявшихся принципов, – пожимая плечами, возразила Юлия. – Если ты не увидишь мать девушки, как узнаешь, кого берешь в жены! Кроме того, Чарльз, она не умеет готовить, вести в доме хозяйство, не знает элементарных истин, чтобы стать хорошей женой и матерью. Об этом ты подумал?
– Уж этому-то она с успехом научится у тебя. Велика премудрость! Любой идиот сумеет одолеть нехитрую науку стряпни и с помощью «Хувера» пылесосить квартиру.
Нужно было подбросить топлива в кухонную плиту марки «Реберн». Юлия открыла дверцы. Красный свет догоравших угольков выхватил из полумрака морщинки на ее лице. Подхватив совок угля, привычным и быстрым движением она метнула его в печь. Положив совок, Юлия посмотрела на сына, и в улыбке промелькнула знакомая затаенная боль. Она слегка рукой растерла поясницу.
– Ты прав, Чарльз. Она всему может научиться у меня. Хватит об этом.
Чарльз отправился в свою комнату с чувством ужасной вины. «Как ей удается вызывать во мне это чувство, если я не сделал ничего такого предосудительного, чтобы заслужить его?» Он провел тревожную ночь, просыпаясь всякий раз, чтобы прислушаться к спору родителей, в котором отчетливо звучал ее резкий торопливый голос, наступательно перекрывавший едва слышное бормотание робко возражавшего ей отца. Юлия без конца ночью вставала попить воды в ванной комнате. Она полностью не доверяла Чарльзу.
На самом же деле ей абсолютно не стоило беспокоиться.
– Если ты девственница, тогда я отношусь к этому с уважением, – говорил Чарльз. – Я не должен чувствовать себя обязанным лишать тебя этого, иначе, если мы расстанемся, мне придется чувствовать себя чудовищным подонком.
– Знаешь, если честно, то я совершенно не против. Я люблю тебя, Чарльз, и давай займемся любовью, если хочешь. Буду еще больше счастлива. – Нет. Я много думал об этом, Рейчел, и ради нас двоих, лучше наслаждаться тем, что есть.
На том они и порешили. Все их любовные утехи сводились к жарким страстным ласкам и поцелуям. Рейчел очень расстраивалась, однако прекрасно сознавала, как ей повезло, что отыскался мужчина, относившийся к женщинам с уважением, поэтому довольствовалась чувством безопасности. У Чарльза гора с плеч свалилась, так как вокруг было предостаточно девочек, которые прибегут по первому зову, не возлагая никакой последующей ответственности. Чарльзу становилось дурно от мысли, что такая девушка, как Рейчел, могла забеременеть, а он был бы обязан жениться на ней. Утруждать себя, вдаваясь в сложные объяснения перед Юлией, он не собирался вообще. С какой такой стати? Если ей хотелось вообразить самое худшее, это ее дело. Пусть пеняет на себя.
Рейчел проснулась в комнате Элизабет, с трудом сообразив, где находится. Слышно было, как внизу хлопала дверь. Ах, да! Это дом Чарльза. Шевельнулась мысль, что неплохо бы ей предложить свою помощь в приготовлении завтрака, и Рейчел мгновенно вскочила с постели, на ходу натягивая одежду. Стоявший в доме холод пробирал до костей. Юлия свято и твердо верила, что избыток тепла ведет к простудам и «дурным привычкам». Чистить по утрам камин и разводить огонь в гостиной входило в круг обязанностей Уильяма. Единственным теплым помещением во всем доме оставалась кухня.
Начинался воскресный день. По случаю приезда Рейчел завтрак подавался в столовой, и Юлия включила электрический камин для обогрева комнаты. «Слава Богу», – подумала Рейчел, умываясь в холодной ванной. О том, чтобы принять ванну, и речи быть не могло. Зубы выбивали дробь, когда она попыталась почистить их щеткой.
Юлия заметила, как девочка замерзла.
– Как самочувствие, дорогая, лучше? – ласково спросила она, когда Рейчел спускалась по лестнице. – Знаешь, я посоветовала бы тебе набрать немного в весе. Тогда не будет так холодно.
Юлия готовила завтрак. Жареная ветчина, тосты, яичница и разогретые помидоры.
– Я на завтрак ем совсем немного, госпожа Хантер. Только чашечку кофе с тостом.
– Без завтрака? Ай-яй-яй! Ничего удивительного в том, какая ты хилая!
– Я никогда не любила завтракать, даже в детстве.
Юлия фыркнула.
– Я бы своим детям не позволила идти в школу без плотного завтрака. Тебе же следует научиться, как правильно присматривать за мужчиной. Запомни мои слова. Мужчины всегда по-настоящему хотят жениться на таких девушках, как моя Элизабет, из которых получается женщина, способная правильно ухаживать за мужем, заботиться о доме и семье. Все маленькие привередливые «умницы» останутся «с носом».
– Жизнь состоит не только из уборки, стирки и стряпни для мужчин, – Рейчел эти наставления начали действовать на нервы. Она слегка раздраженно спросила: – А что насчет дружбы и сходства во взглядах?
Юлия подняла глаза к потолку.
– Похоже, что это – удел богатых, которым больше нечего делать, или немногих счастливцев, кому повезло обрести эти драгоценные качества. Но большинству из нас выпадает жребий жить рядом с хорошим добрым мужчиной, типа Уильяма. У него никогда не было такого дня, чтобы на столе не оказалось горячей пищи, кроме того времени, когда я лежала в больнице с Элизабет. Запомни, он хороший и порядочный супруг, но чтение книг и хождение по кинофильмам – не в его характере. Он обожает свой огород и телевизор.
– Должно быть, вам очень одиноко без Чарльза! Энергия бьет в нем через край!
– Быть рядом с ним – замечательно! Рейчел, когда-нибудь вы поймете взаимоотношения матери с сыном по-настоящему и оцените их по достоинству.
– Я так надеюсь! – Мысль показалась ей весьма привлекательной.
Чарльз вошел в прекрасном настроении, с юмором заметив:
– Ага, вижу, болельщики моего клуба – в сборе! – Он посмотрел на скворчавшую на плите сковородку. – Это – не для меня. Отныне такого завтрака не употребляю. Только кофе и тост.
После завтрака Уильям обычно отправлялся на работу. Суббота была днем особенным для него. В этот день у него в лавке работал помощник, поэтому Уильям мог целый день провести на участке или перед телевизором, просматривая футбольные матчи и скачки лошадей. Как только они закончили завтракать, Юлия позволила Рейчел убрать со стола.
– Теперь я приберу в кухне, а ты протри пыль в гостиной, – сказала она. – Тебе же нужно с чего-то начинать.
Рейчел очутилась в тесной комнате, держа в руках баночку полироли и две желтые тряпки для вытирания пыли. Она целый час терла и наводила блеск на бесконечное множество всяких вещей. Пианино в углу превратилось в заклятого врага, так как отказывалось сиять, как бы старательно она его ни терла. Но когда она отошла подальше и взглянула на свою работу, то осталась вполне довольна. В комнате, набитой всяким кошмарным хламом Эдвардинской эпохи, по крайней мере, приятно пахло.
Она доложила Юлии, которая пришла и провела пальцем по подоконнику. Слой пыли стал неопровержимой уликой на ее карающем персте.
– Продолжай, голубушка! Придется постараться получше. Приложи еще немножко терпения и усилий! – Юлия вышла, оставив рассерженную Рейчел, которая подумала, что, наверное, в комнате слишком много мебели… и в этом кроется вся причина.
Ее размышления прервал Чарльз, стоявший с лукавой улыбкой в дверях.
– Никогда не думал, что увижу тебя с тряпкой в руках за уборкой. Тебя мать заставила это делать?
– Она говорит, что мужчина не будет со мной жить до тех пор, пока я не научусь готовить, убирать и подавать ему обильную горячую пищу хотя бы дважды в день.
– Выбрось это из головы, Рейчел. Всем женщинам в нашей семье с младых ногтей вдалбливали эту мысль. Они все жутко перекармливают своих мужчин, чтобы как-то компенсировать свою вину из-за того, что отказывают им в другом.
– Чарльз, ты шутишь!
– Вовсе нет. Подозреваю, что моя мать занималась этим всего два раза: один – для меня, другой – для Элизабет.
– Какая потеря!
– Ну, зато у нас нет ни одной пылинки в доме! Ладно, пошли в гости к Муне. – Чарльз все еще в душе усмехался, когда они сели в машину. – В следующий раз она заставит тебя готовить грудинку.
– Мне нравится учиться. На самом деле! – пылко заявила Рейчел.
Выходные начинали угнетать ее. Казалось, что в жизни она ничего не умела делать.
– Ты мне нравишься такой, какая ты есть. Не нужно ничего менять. Моя мама понятия не имела ни о каких взаимоотношениях. Она вышла замуж за отца с тем, чтобы избавиться от своего семейства. Причина тебе будет понятна, как только ты встретишься с нашими родственниками по линии матери.
Рейчел рада была услышать о планах Чарльза на следующий раз. Она чувствовала, что Юлия никогда не примет девушку, которая не в состоянии заботиться о ее Чарльзе.
– В любом случае, у нас с тобой этих проблем не возникнет. Помни, что дом и семья – вот удел жизни моей матери. У нас все будет по-другому.
– Что ты имеешь в виду? – переспросила Рейчел, напрягая слух, чтобы разобрать слова сквозь шум мотора.
– Если мы решим когда-нибудь пожениться, моя работа и твое состояние помогут нам вести хозяйство. Я не хочу видеть, чтобы ты вкалывала и истязала себя, как моя мать, заставляя всех чувствовать себя виноватыми всякий раз, когда гремит посуда.
Рейчел была поражена: Чарльз действительно собирался жениться на ней. Она была так признательна ему за это. Положив ладонь ему на руку, Рейчел сказала:
– Обещаю, даже в том случае, если у нас не окажется поддержки, я справлюсь. И никогда не буду давать тебе повода чувствовать себя виноватым.
Чарльз одобрительно похлопал ее по руке, и в этот момент они как раз подъехали к дому Муни.
Увидев Руфь, Рейчел успокоилась еще больше. Руфь обожала своего сына, и это сильно бросалось в глаза. Две ее дочки-близнецы умерли вскоре после рождения, и Руфь не могла больше иметь детей. Это стало настоящей трагедией для нее, поэтому она с головой ушла в работу, помогая своему мужу Берни в магазине и отдавая всю энергию своему первенцу, своему единственному Мунечке, «хрупкому» созданию, которое смогло выжить исключительно благодаря куриному супчику, который Руфь варила только для сыночка. Рейчел нашла их дом очень уютным и менее церемонным.
Муня и в самом деле казался изнеженным и женоподобным, но Рейчел в то время нормально себя чувствовала в отношениях с гомосексуальными мужчинами из университетской среды. Она никакой угрозы для них не представляла и даже не требовала с их стороны какого бы то ни было внимания к себе, поэтому у нее обычно имелось несколько парней, которые были просто друзьями.
Муня улыбнулся ей.
– Держитесь, мамочка собирается впихнуть в вас кофе с пирожными. До сих пор не было ни одного случая, чтобы кто-нибудь покинул этот дом без угощения. Даже Свидетели Иеговы получают кекс и наставление.
Руфь, очевидно, перед их приходом занималась шитьем. Всюду была разбросана одежда. Она суетливо вошла в комнату с большим подносом всевозможного печива и небольшим кувшинчиком, наполненным крепким кофе.
– Входите. Присаживайтесь. Бросьте одежду на пол. Это все для благотворительной распродажи в храме. Смелее, Чарльз, угощайся. Рейчел, кофе?
Потом подошел Берни. Это был маленький приветливый мужчина. Он был настолько пухленьким, что трудно было поверить, что похожий на эльфа Муня – его сын. Лицо Муни, казалось, просвечивало насквозь.
Рейчел вполне допускала, что в детстве Муня был хрупким ребенком.
– Как в городе? – спросил Чарльз у Муни.
– Я еще не приступил к работе, но у меня уже сложилось обо всем свое собственное мнение. Знаешь, Чарльз, возможно, тебе покажется забавным, но я подумываю над тем, чтобы выучиться на раввина.
Чарльз чуть не выронил свою тарелку от неожиданности.
– Раввина? Ты, Муня, – раввин! До меня доходили слухи, что ты сильно изменился. – Внезапно ему вспомнилось, как они вдвоем катались на велосипедах, мчались во весь опор по летним проселкам, рассказывали друг другу истории, хвастались своими познаниями в сексе.
– Не разубеждай его, Чарльз, – твердо заявила Руфь. – Разве ты не знаешь, что любая еврейка только и мечтает иметь сына раввина.
Чарльз взглянул на Муню, который потупил взор и внимательно изучал свои тонкие изящные пальцы. Чарльз чувствовал себя виноватым в том, что давно не поддерживал с Муней дружеских отношений. Что-то здесь не так. Руфь продолжала болтать и, разговаривая, поглаживала сына по плечу или подкладывала пирожное на его тарелку. Берни все время как бы оставался в стороне.
– Пойдемте, – предложила Руфь Рейчел, – я покажу комнату Муни, где хранятся его награды.
Рейчел послушно последовала за ней. Битых полчаса Руфь рассказывала о биографии сына и о его выдающихся успехах. Чарльз воспользовался предоставленной возможностью поговорить с другом начистоту.
– Муня, – обратился Чарльз, оглядев комнату. Берни незаметно выскользнул, они остались одни. – Муня, что случилось? Ты так сильно похудел! Ты стал сам на себя не похож! И что это еще за бред о раввине?
– Ты слышал о нашей тусовке в Оксфорде? Чарльз беспокойно заерзал на стуле.
– Ну, если честно, то в Бридпорте говорят, что ты стал гомиком… Нет, ты пойми меня правильно, я ничего не имею против.
– Нет-нет, не говори так. Это равносильно пословице «Некоторые из моих самых лучших друзей – евреи». Это истинная правда. Я – гомосексуалист. Многие из нашей толпы зашли слишком далеко. Нарисовались. Их заметили. Однажды вечером наше сборище накрыли. Нас временно исключили, а тех, кого застукали в постели вдвоем, выгнали из университета совсем. Я приехал сюда и пошел к раввину. Он сказал, что знает только один способ, как мне помочь. Он встретился с деканом и объяснил, что мне просто необходимо окончить Оксфорд, если я решил посвятить свою жизнь служению в храме. Декан согласился принять меня и разрешил сдавать выпускные экзамены. Я был в шоке, когда осознал, насколько враждебны люди по отношению к таким, как мы, и, по-видимому, моя жизнь будет спокойнее в тихой заводи храма. Моя мать ничего не знает. Это убило бы ее.
Они услышали в коридоре шаги возвращающихся женщин.
– Извини, – сказал Муня, – если мое признание показалось тебе горьким и неприятным.
В комнату суетливо вошла Руфь, следом – Рейчел.
– Ну, вот и мы. Рейчел ознакомилась с домом. Позвольте показать вам мои последние рисунки.
Выразив восторги по поводу ужасной мазни, которая якобы изображала цветы, Чарльз извинился, сказав, что им пора возвращаться домой.
– Отец скоро придет обедать. Мы обещали вернуться. Мне так мало удается побыть с родителями.
Руфь обняла Муню.
– Не передать, как я счастлива, что мой сын вернулся домой.
На обед подали жареные свиные котлеты, яблочный соус, брюссельскую капусту, жареный картофель с подливой, а на десерт – пудинг. Юлия занималась приготовлением еды, едва убрав посуду после завтрака. После обеда Рейчел предложила Чарльзу:
– Давай прогуляемся, иначе я лопну от такого количества пищи.
– Знаешь, весьма забавно, – улыбнулся Чарльз, – что так бывало всегда. Я никогда не замечал, сколько мы едим, потому что все мои тетушки точь-в-точь такие же. Но теперь, когда я побывал у тебя и у Майкла, я не могу продолжать по-прежнему столько есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63