Разовьешь бурную деятельность, но так - для понта. А? А потом, после - все, что тебе обещал Бакланов, будет. Я обещаю. Ну? - и она прижалась ко мне всем телом и забросила мне руки на плечи. - А сейчас - пользуйся моментом, старик. Можешь?
Но под бархатной кожей ее голых рук еще не успели обмякнуть напряженные мускулы. Я усмехнулся, снял ее руки со своих плеч.
- Извини, старуха, - сказал я ей в тон. - Меня тогда на ночь не останется, для моей циркачки.
12 часов 00 минут
Когда я вышел на улицу, нескольких машин, в том числе «ремонтного» «пикапа», тут уже не было, а в кабине моей «Волги» сидел и балагурил с водителем разбитной шофер соседней якобы «скорой помощи». Увидев меня, он вышел из машины. Саша, молодой водитель моей «Волги», включил двигатель:
- Куда?
- Поехали пока…
И почти тут же, у Центрального телеграфа, за нами увязался «ремонтный» «пикап». Я понял, что разбитной шофер «скорой помощи» сунул куда-то под сиденье радиомикрофон, и теперь в зале слежки, на втором этаже отдела разведки МВД Надя Маленина и генерал Краснов слышат каждое мое слово.
Я вытащил из гнезда трубку радиотелефона и назвал телефонистке свой домашний номер. Ниночкин голос отозвался почти немедленно:
- Алло? Это ты? Приезжай домой, у меня уха почти готова! И у нас опять гости - твой сын. Давай приезжай, срочно.
- Я еще не знаю…
- Даже не обсуждаем! Мы тебя ждем! Без тебя есть не будем! Ты понял?
Что-то было в ее голосе новое, чуть странное, и к тому же эта реплика, наш пароль со Светловым: «Не обсуждаем!»…
- А где ты была час назад? Я звонил…
- Я в магазин ходила за луком для ухи. Давай приезжай!
- Хорошо, сейчас приеду… - ответил я, сказал водителю: «ко мне домой» и, чтоб упредить его от ненужных при этом скрытом микрофоне разговоров, кивнул на пачку свежих газет у него на сиденье:
- Ну, а что пишут сегодня в газетах?
- Все то же, - усмехнулся словоохотливый Саша, любитель международной политики и футбола. - В Западной Германии растет безработица, в Англии расизм наступает, а в ООН хотели осудить Израиль за то, что они оттяпали себе Голанские высоты, но американцы блокировали резолюцию. В Вашингтоне Рейган готовит какое-то телешоу про Польшу, а в самой Польше уже все спокойненько…
Минут через десять мы подъехали к моему дому, и я поднялся лифтом на одиннадцатый этаж. В моей квартире гремела джазовая музыка, даже из лифта было слышно.
- Тише! - поморщился я, входя.
И с удивлением оглядел свое логовище - квартира была приведена в идеальный порядок, полы вымыты, на столе ни пылинки. А мой четырнадцатилетний сын Антон драил каким-то порошком ванную! И из кухни пахло необыкновенно - настоящей ухой!
- Потрясающе! - прокричал я поверх истошных звуков разрушающего стены джаза. - Но сделайте музыку тише, черти! Нина!
Нинка выскочила из кухни в цветастом передничке, приложила палец к губам и подвела меня к столу, на котором лежал лист белой бумаги с несколькими словами, написанными ровным, почти ученическим почерком моего сына:
«Папа, к нам только что приходил "Мосгаз". Он проверил кухонную плиту, а в прихожей заменил пробки в электрическом счетчике. Но, по-моему это никакой не "Мосгаз", и эти пробки просто микрофоны. Как ты думаешь? Антон и Нина».
Я усмехнулся. Даже дети уже принимают участие в моей работе. Из ванной пришел Антон с тряпкой в руках, тревожно посмотрел мне в глаза. Я вытащил ручку и написал на том же листе:
«А почему вы так решили?»
Нина перехватила авторучку, написала:
«Потому что "Мосгаз" не работает по субботам».
«Это раз,
- дописал Антон.-
И потом, какое дело "Мосгазу" до электрического счетчика. А?»
Так мой сын осваивает дедуктивный метод следствия. Меньше всего я бы хотел, чтобы он стал следователем. Врачом, инженером, музыкантом и даже футболистом - только бы подальше от политики.
Я взял у него ручку и написал:
«Допустим. А зачем такая громкая музыка?»
«А чтоб у них уши лопнули подслушивать!»
- написала Нина.
Я подошел к магнитофону, приглушил эту адскую музыку. Потом открыл дверь на балкон, глянул вниз. На противоположной стороне улицы стоял «пикап» с надписью «ремонтная». Неужели они такие идиоты, что даже дети распознают их работу? Или… или меня открыто запугивают?
- Значит так, братцы! - сказал я сыну и Ниночке успокоительно и на весу сжег этот лист бумаги. - Погода отличная. Поедем на лыжах кататься. Живо обедать и собираться!
План был готов, осталось только его осуществить: во время лыжной прогулки оторваться от слежки и связаться с любимым брежневским журналистом Белкиным. В конце прошлого года я встретил его в пивном баре Дома журналиста. «Что-то я тебя давно в газете не читал?» - сказал я ему тогда за кружкой пива и раками. «Книги пишем!» - усмехнулся он без всякого энтузиазма, скорей саркастически. «О! Поздравляю! Когда выйдет?» - «Одна вышла уже, - сказал он хмуро. - Даже Ленинскую премию получили», - «Ладно, брось заливать!» - «Я не заливаю. Я запиваю!» - сострил он и посмотрел на меня горькими глазами. «Что за книга? Почему я не слышал?» - спросил я, пытаясь вспомнить, кому дали Ленинскую премию по литературе в этом году. И вспомнил: «Подожди. Ведь Ленинскую премию получил Брежнев за "Возрождение"». - «Вот именно, - сказал Белкин. - Это наш псевдоним, коллективный! Сидим в поселке "Правда" на правительственной даче, восемь писателей, и пишем… А псевдоним приезжает к нам раз в неделю, читает…»
Теперь мне оставалось найти этого Белкина, но перед этим попасть в Институт судебных экспертиз, чтобы знать, чья это пуля угодила в форточку.
14 часов 20 минут
До лыжной базы в Серебряном Бору мы доехали по Хорошевскому шоссе в сопровождении все того же «ремонтного» «пикапа». На базе было столпотворение молодежи. За лыжами, как всегда, стояла огромная очередь: люди ждали, когда кто-нибудь вернется из леса и сдаст лыжи. Именно на это я и рассчитывал, когда затеял эту прогулку. Я отпустил водителя и протиснулся в начало очереди. Горластая баба-кладовщица встретила меня словами: «Ну, куда прешь?! Нету лыж! Нету!», но я сунул ей под нос красное удостоверение Прокуратуры СССР, и она тут же изменила интонацию:
- Честное слово, нет лыж, товарищ прокурор! Ей-богу! Вот разве, едут из леса…
Из леса действительно выезжала группа лыжников и лыжниц.
- Очередь! Тут очередь стоит! - зашумела толпа у ее окошка.
- А ну геть! - рявкнула она на них. - Товарищ прокурор еще утром по телефону заказывал! Разорались тут! Стоять тишки! Следующие лыжи ваши будут…
Насчет заказа по телефону - это была явная ложь, никакого телефона в ее будке не было, но толпа привычно стихла перед административной властью. Я знал, что за следующими лыжами к ней ринутся пассажиры «ремонтного» «пикапа», не могли же они запастись лыжами заранее, но когда-то еще приедет из леса следующая группа лыжников! И хоть не очень-то приятно было под взглядами хмурой толпы брать эти лыжи, и сын смотрел на меня укоризненно, но через десять минут, в лесу, он уже забыл об этом маленьком инциденте. Сказочная, чисто русская красота стояла вокруг нас. Разлапистый хвойно-сосновый бор выглядел действительно серебряным в этом непрекращающемся снегопаде. По накатанным, пересекающимся лыжням катили энергичные фигуры молодых лыжников и лыжниц.
Я уводил Нину и Антона все дальше в лес, резко менял маршрут, перескакивая с одной лыжни на другую, пока не убедился, что за нами нет хвоста. Потом Антон, хвастая перед Ниной своим накатанным бегом, вырвался вперед, а я катил рядом с Ниной, - она была чертовски хороша в этой голубой вязаной лыжной шапочке с ладной фигуркой и голубыми глазками. Если бы не Антон, который маячил впереди, я бы обнял ее сейчас, повалил в снег, и пошли они все к черту - Мигуны, Сусловы, Брежневы! Я и забыл о них в этом лесу.
- Что ты сказала о нас Антону? - спросил я у Нины на ходу.
- Сказала, что я дочка твоего друга из Вологды, и теперь он за мной ухаживает… - улыбнулась она. - Не могла же я ему сказать, что я - твоя любовница!
«Так, - подумал я. - Мало у меня забот. Теперь еще семейный треугольник!»
- Ну-ка, поди сюда! - сказал я строго.
Она остановилась, я обнял ее, но в эту минуту рев моторов заполнил лес. Мы оглянулись. По лесной дороге походным порядком катила в сторону Москвы колонна танков. Их гусеницы приминали свежий серебристый снег, и было что-то зловещее в этом ревущем потоке металлических машин с направленными в сторону Москвы стволами.
Группы лыжников недоумевающе останавливались.
Антон подкатил к нам и смотрел на меня вопросительно и тревожно. Но что я мог ему сказать? Это в равной степени могли быть и танки кагэбэшной дивизии имени Дзержинского и обычные регулярные войска маршала Устинова. Какая-нибудь ничего не значащая передислокация. Правда, я хорошо помню, что такая же «передислокация» была и в день смерти Сталина, и во время заговора против Хрущева…
Танки прошли, обдав нас ревом моторов и снежной пылью.
- Вот что, братцы, - сказал я сыну и Нине. - Сейчас мы устроим небольшой кросс до ближайшей стоянки такси. Оттуда махнем в город, вы пойдете в кино или куда угодно, только не ко мне домой. А я поеду по своим делам. Встретимся часиков в шесть, ну, скажем, на Красной площади у Мавзолея. Идет?
- А как же лыжи? - спросил Антон. - Их нужно сдать…
- Лыжи вы забросите в Прокуратуру, отдадите дежурному. Вперед!
15 часов 35 минут
После авралов в ГУБХСС, МВД СССР и после рева этой танковой колонны я уже не удивился авралу в Институте судебных экспертиз на площади имени Пятого года. На всех пяти этажах этого старинного, окрашенного в какой-то казарменно-сиротский серый цвет особняка кипела работа, и особенно - в лаборатории криминалистических исследований 50-летнего профессора Александра Сорокина. В эту ведущую лабораторию входят секторы почерковедческой, биологической и баллистической экспертизы, здесь трудятся более тридцати сотрудников, в том числе моя бывшая сокурсница по институту жена Сорокина Аллочка. Именно через нее я собирался «надавить» на ее мужа, чтобы поскорей получить результаты экспертиз сданных вчера ночью материалов.
Но «давить» не пришлось. Сорокалетняя брюнетка с зелеными глазами, бывшая краса нашего юридического факультета, которую Саша Сорокин отбил в то время сразу у семи поклонников, встретила меня словами:
- Ага! Явился? Идем со мной…
Она увела меня в глубину лаборатории, в пустой кабинет своего мужа, закрыла дверь и тут же повернулась ко мне:
- Докладывай!
- Что докладывать? - изумился я.
- Только ты из себя дурочку не строй! - сказала она строго. - Ты не получишь данные своих экспертиз, пока не расколешься. Докладывай, когда скинут Брежнева, и что вообще происходит в Москве?
- А вы уже сделали обе экспертизы?
- Еще бы! Получить на экспертизу такие материалы! По смерти самого Мигуна! Мы с утра все отложили, даже баклановскую срочнягу…
- А что он вам дал на экспертизу?
- Брось эту еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос! Спрашиваю я, а не ты. Это верно, что Брежневу крышка?
- Алла, я только вчера прилетел из Сочи, из отпуска. И попал в это дело, как кур в ощип. Честное слово, я ничего не знаю. Вы тут знаете больше меня, клянусь! Почему ты решила, что Брежневу крышка?
- Тьфу ты, елки-палки! - сказала она разочарованно. - Почему я решила! Потому что в наш институт стекаются заказы на экспертизы из самых разных мест - из ГУБХСС, МУРа, МВД, Прокуратуры и даже из КГБ. Каждое дело кажется кому-то частностью, но мы-то тут видим все вмеcте и кое-что понимаем. Как, по-твоему, если Бакланов и Маленина дают нам на экспертизу горы записных книжек всяких дельцов, и в каждой из них - домашний телефон Мигуна, Гали, Юры и Якова Брежневых, а в записной книжке Мигуна - телефоны этих дельцов, - это что-нибудь да значит, а? Они обложили Брежнева, как при хорошей охоте!
- У вас записная книжка Мигуна?!
- А как же!
- Мне нужно ее видеть.
- Да ты что?! Бакланов ее уже забрал. Он из лаборатории не выходил, пока мы с ней разбирались… Там нужно было восстановить с десяток зачеркнутых и стертых мест, так он даже унес все копии. Но для тебя есть кое-что интересное. Читай.
И она вытащила из мужнина стола отпечатанный на машинке, но еще не подписанный Сорокиным черновик «Акта комплексной медико-криминалистической и биологической экспертизы». И вышла из кабинета.
Я взял в руки этот лист. Опустив стандартную преамбулу, прочел:
…несмотря на то, что канал ствола представленного на экспертизу пистолета ген. Мигуна прочищен после использования этого оружия, удалось по остаточным следам в нарезке ствола, по бойку и другим косвенным данным установить, что обе представленные на экспертизу пули прошли сквозь канал ствола этого пистолета и были выстрелены из этого оружия не позже 20 января и не раньше 18 января сего года.
Медико-микроскопическое исследование пули № 1 показало, что эта пуля не касалась тела человека и содержит на себе следы проникновения через незначительное деревянное препятствие, каким мог оказаться представленный на экспертизу кусок деревянной форточки.
Аналогичное исследование пули № 2 показало, что данная пуля имеет микроскопические частицы кожи, кости и крови человека. По характеру деформации пули можно судить, что она прошла через кости человека. Поскольку данная пуля представлена по делу о нанесении смертельного огнестрельного ранения в голову, эксперты отмечают, что на пуле не обнаружено никаких следов мозгового вещества.
гор. Москва, 23 января 1982 года
Подписи экспертов:
А. Сорокин Б. Головлева.
Я еще раз перечел последнюю строчку заключения и пошел с ним в лабораторию к Сорокину. Высокий, с лохматой рыжей шевелюрой над круглым веснушчатым лицом, Сорокин вмеcте с женой и тремя лаборантками трудился над какой-то почерковедческой экспертизой. Я подошел к нему вплотную:
- Слушай, что это такое?
- Где? - сказал он с невинным видом.
Я показал ему бумагу с его заключением, он пожал плечами:
- Акт экспертизы, а что? - внутри его глаз плясали искорки смеха.
Я понял, что ему очень хочется вывести меня из себя, покуражиться. Он вообще отличался этой дурацкой манерой подтрунивать над следователями и вставлять в совершенно официальные документы мелкие или крупные шпильки нашему брату.
- Я вижу, что это акт, я не слепой, - говорю я сдержанно. - Что значит «не обнаружено следов мозгового вещества»? Эта пуля прошла через голову Мигуна!
Он молчит. Уже не только рядом с ним, но во всей лаборатории лаборантки оставили работу и смотрят на нас с любопытством.
- Ну! - говорю я требовательно. - Что ты молчишь?
- Понимаешь… - тянет он, как артист на сцене. - На этой пуле нет следов мозгового вещества. Если ты будешь настаивать, что она прошла через голову Мигуна, это значит, что в голове первого заместителя Председателя КГБ, члена ЦК и депутата Верховного Совета не было мозгов. Но пусть тебя это не удивляет, старик, это не единичное явление. Я знаю следователей, у которых тоже не густо с этим делом…
Теперь он добился своего - вся лаборатория расхохоталась. А он продолжал:
- Но я бы на твоем месте перестал клеветать на членов нашего Правительства и посмотрел, нет ли на теле Мигуна других ранений.
- Ты хочешь сказать, что он убит не этой пулей?
- Я ничего не хочу сказать. Мы не делаем выводов и тем более не строим предположений. Мы говорим только то, что видим. На пуле нет следов мозгового вещества, а на предсмертной записке Мигуна нет характерных для него потовых выделений и шесть букв вызывают сомнение…
- Подделка?
- Повторяю: выводов мы не делаем. Просто недавно я держал в руках записную книжку Мигуна и обратил внимание, что руки у товарища Мигуна потели, когда он писал. Эти же потовые выделения сохранились даже на его преферансовых бумагах. И это естественно. Такие толстые люди, как Мигун, потеют по любому поводу, тем более в состоянии стресса. Но вот на его предсмертной записке нет вообще никаких следов - ни отпечатков пальцев, ни папиллярных узоров, ни потовых выделений. И шесть букв написаны почти его почерком, но - не совсем… Есть еще вопросы?
Я молча вернулся в его кабинет. На его столе лежал точно такой же, как у меня, с грифом «секретно, для служебного пользования» телефонный справочник. Я нашел в нем домашний телефон Главного судебно-медицинского эксперта Погранвойск СССР Б.С. Туманова, который производил вскрытие Мигуна и позвонил ему. Разговор был короткий:
- Борис Степанович? Добрый вечер! Вас беспокоит Шамраев из Союзной Прокуратуры. Я веду дело о смерти Мигуна. Извините, что звоню в субботу, у меня только один вопрос. Поскольку вы проводили вскрытие… Кроме ранения в голову, не было ли на теле Мигуна других ран?
- Батенька, вы меня обижаете, - ответил вальяжно-барский баритон. - Все, что было на теле, есть в моем акте. Уж можете мне поверить.
- А делали ли вы вскрытие черепа?
- А как же! Исследовали канал прохождения пули через мозг. Все, как положено, батенька…
- Видите ли, на пуле, прошедшей через голову потерпевшего, экспертиза не нашла следов мозгового вещества…
Длительный раскатистый хохот был мне ответом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Но под бархатной кожей ее голых рук еще не успели обмякнуть напряженные мускулы. Я усмехнулся, снял ее руки со своих плеч.
- Извини, старуха, - сказал я ей в тон. - Меня тогда на ночь не останется, для моей циркачки.
12 часов 00 минут
Когда я вышел на улицу, нескольких машин, в том числе «ремонтного» «пикапа», тут уже не было, а в кабине моей «Волги» сидел и балагурил с водителем разбитной шофер соседней якобы «скорой помощи». Увидев меня, он вышел из машины. Саша, молодой водитель моей «Волги», включил двигатель:
- Куда?
- Поехали пока…
И почти тут же, у Центрального телеграфа, за нами увязался «ремонтный» «пикап». Я понял, что разбитной шофер «скорой помощи» сунул куда-то под сиденье радиомикрофон, и теперь в зале слежки, на втором этаже отдела разведки МВД Надя Маленина и генерал Краснов слышат каждое мое слово.
Я вытащил из гнезда трубку радиотелефона и назвал телефонистке свой домашний номер. Ниночкин голос отозвался почти немедленно:
- Алло? Это ты? Приезжай домой, у меня уха почти готова! И у нас опять гости - твой сын. Давай приезжай, срочно.
- Я еще не знаю…
- Даже не обсуждаем! Мы тебя ждем! Без тебя есть не будем! Ты понял?
Что-то было в ее голосе новое, чуть странное, и к тому же эта реплика, наш пароль со Светловым: «Не обсуждаем!»…
- А где ты была час назад? Я звонил…
- Я в магазин ходила за луком для ухи. Давай приезжай!
- Хорошо, сейчас приеду… - ответил я, сказал водителю: «ко мне домой» и, чтоб упредить его от ненужных при этом скрытом микрофоне разговоров, кивнул на пачку свежих газет у него на сиденье:
- Ну, а что пишут сегодня в газетах?
- Все то же, - усмехнулся словоохотливый Саша, любитель международной политики и футбола. - В Западной Германии растет безработица, в Англии расизм наступает, а в ООН хотели осудить Израиль за то, что они оттяпали себе Голанские высоты, но американцы блокировали резолюцию. В Вашингтоне Рейган готовит какое-то телешоу про Польшу, а в самой Польше уже все спокойненько…
Минут через десять мы подъехали к моему дому, и я поднялся лифтом на одиннадцатый этаж. В моей квартире гремела джазовая музыка, даже из лифта было слышно.
- Тише! - поморщился я, входя.
И с удивлением оглядел свое логовище - квартира была приведена в идеальный порядок, полы вымыты, на столе ни пылинки. А мой четырнадцатилетний сын Антон драил каким-то порошком ванную! И из кухни пахло необыкновенно - настоящей ухой!
- Потрясающе! - прокричал я поверх истошных звуков разрушающего стены джаза. - Но сделайте музыку тише, черти! Нина!
Нинка выскочила из кухни в цветастом передничке, приложила палец к губам и подвела меня к столу, на котором лежал лист белой бумаги с несколькими словами, написанными ровным, почти ученическим почерком моего сына:
«Папа, к нам только что приходил "Мосгаз". Он проверил кухонную плиту, а в прихожей заменил пробки в электрическом счетчике. Но, по-моему это никакой не "Мосгаз", и эти пробки просто микрофоны. Как ты думаешь? Антон и Нина».
Я усмехнулся. Даже дети уже принимают участие в моей работе. Из ванной пришел Антон с тряпкой в руках, тревожно посмотрел мне в глаза. Я вытащил ручку и написал на том же листе:
«А почему вы так решили?»
Нина перехватила авторучку, написала:
«Потому что "Мосгаз" не работает по субботам».
«Это раз,
- дописал Антон.-
И потом, какое дело "Мосгазу" до электрического счетчика. А?»
Так мой сын осваивает дедуктивный метод следствия. Меньше всего я бы хотел, чтобы он стал следователем. Врачом, инженером, музыкантом и даже футболистом - только бы подальше от политики.
Я взял у него ручку и написал:
«Допустим. А зачем такая громкая музыка?»
«А чтоб у них уши лопнули подслушивать!»
- написала Нина.
Я подошел к магнитофону, приглушил эту адскую музыку. Потом открыл дверь на балкон, глянул вниз. На противоположной стороне улицы стоял «пикап» с надписью «ремонтная». Неужели они такие идиоты, что даже дети распознают их работу? Или… или меня открыто запугивают?
- Значит так, братцы! - сказал я сыну и Ниночке успокоительно и на весу сжег этот лист бумаги. - Погода отличная. Поедем на лыжах кататься. Живо обедать и собираться!
План был готов, осталось только его осуществить: во время лыжной прогулки оторваться от слежки и связаться с любимым брежневским журналистом Белкиным. В конце прошлого года я встретил его в пивном баре Дома журналиста. «Что-то я тебя давно в газете не читал?» - сказал я ему тогда за кружкой пива и раками. «Книги пишем!» - усмехнулся он без всякого энтузиазма, скорей саркастически. «О! Поздравляю! Когда выйдет?» - «Одна вышла уже, - сказал он хмуро. - Даже Ленинскую премию получили», - «Ладно, брось заливать!» - «Я не заливаю. Я запиваю!» - сострил он и посмотрел на меня горькими глазами. «Что за книга? Почему я не слышал?» - спросил я, пытаясь вспомнить, кому дали Ленинскую премию по литературе в этом году. И вспомнил: «Подожди. Ведь Ленинскую премию получил Брежнев за "Возрождение"». - «Вот именно, - сказал Белкин. - Это наш псевдоним, коллективный! Сидим в поселке "Правда" на правительственной даче, восемь писателей, и пишем… А псевдоним приезжает к нам раз в неделю, читает…»
Теперь мне оставалось найти этого Белкина, но перед этим попасть в Институт судебных экспертиз, чтобы знать, чья это пуля угодила в форточку.
14 часов 20 минут
До лыжной базы в Серебряном Бору мы доехали по Хорошевскому шоссе в сопровождении все того же «ремонтного» «пикапа». На базе было столпотворение молодежи. За лыжами, как всегда, стояла огромная очередь: люди ждали, когда кто-нибудь вернется из леса и сдаст лыжи. Именно на это я и рассчитывал, когда затеял эту прогулку. Я отпустил водителя и протиснулся в начало очереди. Горластая баба-кладовщица встретила меня словами: «Ну, куда прешь?! Нету лыж! Нету!», но я сунул ей под нос красное удостоверение Прокуратуры СССР, и она тут же изменила интонацию:
- Честное слово, нет лыж, товарищ прокурор! Ей-богу! Вот разве, едут из леса…
Из леса действительно выезжала группа лыжников и лыжниц.
- Очередь! Тут очередь стоит! - зашумела толпа у ее окошка.
- А ну геть! - рявкнула она на них. - Товарищ прокурор еще утром по телефону заказывал! Разорались тут! Стоять тишки! Следующие лыжи ваши будут…
Насчет заказа по телефону - это была явная ложь, никакого телефона в ее будке не было, но толпа привычно стихла перед административной властью. Я знал, что за следующими лыжами к ней ринутся пассажиры «ремонтного» «пикапа», не могли же они запастись лыжами заранее, но когда-то еще приедет из леса следующая группа лыжников! И хоть не очень-то приятно было под взглядами хмурой толпы брать эти лыжи, и сын смотрел на меня укоризненно, но через десять минут, в лесу, он уже забыл об этом маленьком инциденте. Сказочная, чисто русская красота стояла вокруг нас. Разлапистый хвойно-сосновый бор выглядел действительно серебряным в этом непрекращающемся снегопаде. По накатанным, пересекающимся лыжням катили энергичные фигуры молодых лыжников и лыжниц.
Я уводил Нину и Антона все дальше в лес, резко менял маршрут, перескакивая с одной лыжни на другую, пока не убедился, что за нами нет хвоста. Потом Антон, хвастая перед Ниной своим накатанным бегом, вырвался вперед, а я катил рядом с Ниной, - она была чертовски хороша в этой голубой вязаной лыжной шапочке с ладной фигуркой и голубыми глазками. Если бы не Антон, который маячил впереди, я бы обнял ее сейчас, повалил в снег, и пошли они все к черту - Мигуны, Сусловы, Брежневы! Я и забыл о них в этом лесу.
- Что ты сказала о нас Антону? - спросил я у Нины на ходу.
- Сказала, что я дочка твоего друга из Вологды, и теперь он за мной ухаживает… - улыбнулась она. - Не могла же я ему сказать, что я - твоя любовница!
«Так, - подумал я. - Мало у меня забот. Теперь еще семейный треугольник!»
- Ну-ка, поди сюда! - сказал я строго.
Она остановилась, я обнял ее, но в эту минуту рев моторов заполнил лес. Мы оглянулись. По лесной дороге походным порядком катила в сторону Москвы колонна танков. Их гусеницы приминали свежий серебристый снег, и было что-то зловещее в этом ревущем потоке металлических машин с направленными в сторону Москвы стволами.
Группы лыжников недоумевающе останавливались.
Антон подкатил к нам и смотрел на меня вопросительно и тревожно. Но что я мог ему сказать? Это в равной степени могли быть и танки кагэбэшной дивизии имени Дзержинского и обычные регулярные войска маршала Устинова. Какая-нибудь ничего не значащая передислокация. Правда, я хорошо помню, что такая же «передислокация» была и в день смерти Сталина, и во время заговора против Хрущева…
Танки прошли, обдав нас ревом моторов и снежной пылью.
- Вот что, братцы, - сказал я сыну и Нине. - Сейчас мы устроим небольшой кросс до ближайшей стоянки такси. Оттуда махнем в город, вы пойдете в кино или куда угодно, только не ко мне домой. А я поеду по своим делам. Встретимся часиков в шесть, ну, скажем, на Красной площади у Мавзолея. Идет?
- А как же лыжи? - спросил Антон. - Их нужно сдать…
- Лыжи вы забросите в Прокуратуру, отдадите дежурному. Вперед!
15 часов 35 минут
После авралов в ГУБХСС, МВД СССР и после рева этой танковой колонны я уже не удивился авралу в Институте судебных экспертиз на площади имени Пятого года. На всех пяти этажах этого старинного, окрашенного в какой-то казарменно-сиротский серый цвет особняка кипела работа, и особенно - в лаборатории криминалистических исследований 50-летнего профессора Александра Сорокина. В эту ведущую лабораторию входят секторы почерковедческой, биологической и баллистической экспертизы, здесь трудятся более тридцати сотрудников, в том числе моя бывшая сокурсница по институту жена Сорокина Аллочка. Именно через нее я собирался «надавить» на ее мужа, чтобы поскорей получить результаты экспертиз сданных вчера ночью материалов.
Но «давить» не пришлось. Сорокалетняя брюнетка с зелеными глазами, бывшая краса нашего юридического факультета, которую Саша Сорокин отбил в то время сразу у семи поклонников, встретила меня словами:
- Ага! Явился? Идем со мной…
Она увела меня в глубину лаборатории, в пустой кабинет своего мужа, закрыла дверь и тут же повернулась ко мне:
- Докладывай!
- Что докладывать? - изумился я.
- Только ты из себя дурочку не строй! - сказала она строго. - Ты не получишь данные своих экспертиз, пока не расколешься. Докладывай, когда скинут Брежнева, и что вообще происходит в Москве?
- А вы уже сделали обе экспертизы?
- Еще бы! Получить на экспертизу такие материалы! По смерти самого Мигуна! Мы с утра все отложили, даже баклановскую срочнягу…
- А что он вам дал на экспертизу?
- Брось эту еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос! Спрашиваю я, а не ты. Это верно, что Брежневу крышка?
- Алла, я только вчера прилетел из Сочи, из отпуска. И попал в это дело, как кур в ощип. Честное слово, я ничего не знаю. Вы тут знаете больше меня, клянусь! Почему ты решила, что Брежневу крышка?
- Тьфу ты, елки-палки! - сказала она разочарованно. - Почему я решила! Потому что в наш институт стекаются заказы на экспертизы из самых разных мест - из ГУБХСС, МУРа, МВД, Прокуратуры и даже из КГБ. Каждое дело кажется кому-то частностью, но мы-то тут видим все вмеcте и кое-что понимаем. Как, по-твоему, если Бакланов и Маленина дают нам на экспертизу горы записных книжек всяких дельцов, и в каждой из них - домашний телефон Мигуна, Гали, Юры и Якова Брежневых, а в записной книжке Мигуна - телефоны этих дельцов, - это что-нибудь да значит, а? Они обложили Брежнева, как при хорошей охоте!
- У вас записная книжка Мигуна?!
- А как же!
- Мне нужно ее видеть.
- Да ты что?! Бакланов ее уже забрал. Он из лаборатории не выходил, пока мы с ней разбирались… Там нужно было восстановить с десяток зачеркнутых и стертых мест, так он даже унес все копии. Но для тебя есть кое-что интересное. Читай.
И она вытащила из мужнина стола отпечатанный на машинке, но еще не подписанный Сорокиным черновик «Акта комплексной медико-криминалистической и биологической экспертизы». И вышла из кабинета.
Я взял в руки этот лист. Опустив стандартную преамбулу, прочел:
…несмотря на то, что канал ствола представленного на экспертизу пистолета ген. Мигуна прочищен после использования этого оружия, удалось по остаточным следам в нарезке ствола, по бойку и другим косвенным данным установить, что обе представленные на экспертизу пули прошли сквозь канал ствола этого пистолета и были выстрелены из этого оружия не позже 20 января и не раньше 18 января сего года.
Медико-микроскопическое исследование пули № 1 показало, что эта пуля не касалась тела человека и содержит на себе следы проникновения через незначительное деревянное препятствие, каким мог оказаться представленный на экспертизу кусок деревянной форточки.
Аналогичное исследование пули № 2 показало, что данная пуля имеет микроскопические частицы кожи, кости и крови человека. По характеру деформации пули можно судить, что она прошла через кости человека. Поскольку данная пуля представлена по делу о нанесении смертельного огнестрельного ранения в голову, эксперты отмечают, что на пуле не обнаружено никаких следов мозгового вещества.
гор. Москва, 23 января 1982 года
Подписи экспертов:
А. Сорокин Б. Головлева.
Я еще раз перечел последнюю строчку заключения и пошел с ним в лабораторию к Сорокину. Высокий, с лохматой рыжей шевелюрой над круглым веснушчатым лицом, Сорокин вмеcте с женой и тремя лаборантками трудился над какой-то почерковедческой экспертизой. Я подошел к нему вплотную:
- Слушай, что это такое?
- Где? - сказал он с невинным видом.
Я показал ему бумагу с его заключением, он пожал плечами:
- Акт экспертизы, а что? - внутри его глаз плясали искорки смеха.
Я понял, что ему очень хочется вывести меня из себя, покуражиться. Он вообще отличался этой дурацкой манерой подтрунивать над следователями и вставлять в совершенно официальные документы мелкие или крупные шпильки нашему брату.
- Я вижу, что это акт, я не слепой, - говорю я сдержанно. - Что значит «не обнаружено следов мозгового вещества»? Эта пуля прошла через голову Мигуна!
Он молчит. Уже не только рядом с ним, но во всей лаборатории лаборантки оставили работу и смотрят на нас с любопытством.
- Ну! - говорю я требовательно. - Что ты молчишь?
- Понимаешь… - тянет он, как артист на сцене. - На этой пуле нет следов мозгового вещества. Если ты будешь настаивать, что она прошла через голову Мигуна, это значит, что в голове первого заместителя Председателя КГБ, члена ЦК и депутата Верховного Совета не было мозгов. Но пусть тебя это не удивляет, старик, это не единичное явление. Я знаю следователей, у которых тоже не густо с этим делом…
Теперь он добился своего - вся лаборатория расхохоталась. А он продолжал:
- Но я бы на твоем месте перестал клеветать на членов нашего Правительства и посмотрел, нет ли на теле Мигуна других ранений.
- Ты хочешь сказать, что он убит не этой пулей?
- Я ничего не хочу сказать. Мы не делаем выводов и тем более не строим предположений. Мы говорим только то, что видим. На пуле нет следов мозгового вещества, а на предсмертной записке Мигуна нет характерных для него потовых выделений и шесть букв вызывают сомнение…
- Подделка?
- Повторяю: выводов мы не делаем. Просто недавно я держал в руках записную книжку Мигуна и обратил внимание, что руки у товарища Мигуна потели, когда он писал. Эти же потовые выделения сохранились даже на его преферансовых бумагах. И это естественно. Такие толстые люди, как Мигун, потеют по любому поводу, тем более в состоянии стресса. Но вот на его предсмертной записке нет вообще никаких следов - ни отпечатков пальцев, ни папиллярных узоров, ни потовых выделений. И шесть букв написаны почти его почерком, но - не совсем… Есть еще вопросы?
Я молча вернулся в его кабинет. На его столе лежал точно такой же, как у меня, с грифом «секретно, для служебного пользования» телефонный справочник. Я нашел в нем домашний телефон Главного судебно-медицинского эксперта Погранвойск СССР Б.С. Туманова, который производил вскрытие Мигуна и позвонил ему. Разговор был короткий:
- Борис Степанович? Добрый вечер! Вас беспокоит Шамраев из Союзной Прокуратуры. Я веду дело о смерти Мигуна. Извините, что звоню в субботу, у меня только один вопрос. Поскольку вы проводили вскрытие… Кроме ранения в голову, не было ли на теле Мигуна других ран?
- Батенька, вы меня обижаете, - ответил вальяжно-барский баритон. - Все, что было на теле, есть в моем акте. Уж можете мне поверить.
- А делали ли вы вскрытие черепа?
- А как же! Исследовали канал прохождения пули через мозг. Все, как положено, батенька…
- Видите ли, на пуле, прошедшей через голову потерпевшего, экспертиза не нашла следов мозгового вещества…
Длительный раскатистый хохот был мне ответом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48