Автор, однако, сумел из этой довольно-таки банальной истории извлечь максимум. В развитии сюжета расследование обстоятельств побега переплетается с политическими играми представителей верховной власти. Идиотизм позиции властных структур, по существу, провоцирует восстание ненцев - местного населения, борющегося против варварской эксплуатации природных богатств их края и нивелирования под предлогом приобщения к цивилизации их национального самосознания. В результате оказывается сорванным эпохальное событие века - торжественное открытие газопровода «Уренгой - Европа».
Нечто подобное происходит и в романе «Чужое лицо». Прибывший в Москву из США, куда занесли его волны эмиграции, некто Ставинский волею судеб, а на самом деле - волею писательской фантазии, оказывается в эпицентре вооруженного противостояния двух социальных систем. И мы понимаем, что перенос действия в более высокие сферы политической жизни - далеко не случайный момент в ходе сюжетного развития. Это существеннейший элемент авторского замысла.
Эта особенность композиции романов Эдуарда Тополя - стремление не замыкаться в рамках рядового факта, отдельного эпизода, а, напротив, соединить их событиями большого масштаба, большой государственной политики - типологически близка принципам построения книг «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь», о чем уже выше шла речь.
Нельзя не заметить сходства между романами Эдуарда Тополя и книгами группы А - в отношении включения в повествование инонационального материала и характера его изображения. И в «Журналисте для Брежнева», и в «Красном газе» быт и нравы других народов России подаются не просто как украшающий основное действие национальный орнамент. О судьбе ненцев Эдуард Тополь пишет с болью и состраданием. Их жизнь для него - тема, глубоко прочувствованная.
Главный положительный персонаж романа «Красный газ» - следователь Анна Ковина также вполне укладывается в ту типологическую схему положительных героев, о которой говорилось выше применительно к произведениям группы А: человек смелый, временами жесткий, хорошо знающий, что такое жизнь, но в то же время способный к неожиданным, неординарным поступкам. Душа ее тронута житейским прагматизмом, но тем не менее в глубине ее живет юношеская вера в силу добра и справедливости.
Близки по своей стилистике и пласты авторской речи в романах группы А и в «Красном газе». Вот, например, как описывает Эдуард Тополь поистине «марсианскую картину» построенного в далеком Уренгое газопровода, наблюдаемую Анной Ковиной из вертолета: «Километров через пятнадцать - двадцать нити газопроводов стали разбегаться в разные стороны тундры, а сама тундра побелела - чем дальше, тем белей и безжизненней, с пятнами гнилой желтизны в редких блюдцах промерзших болот и синими ледяными излуками замерзших тундровых речушек. Порой на окраине этого голого снежного блюда возникали контуры какого-нибудь поселка нефтяников, вышка бурильного станка, конуса чумов ненецкого стойбища, заиндевевший шнурок нити газопровода или бегущие по тундре оленьи нарты ненцев.
Но скоро исчезли и последние признаки цивилизации: мы летели на северо-запад, в глубь еще не освоенной тундры. И только теперь, с воздуха, можно было убедиться, на какое безумие решились беглые зеки - пешком пересечь это нечеловечески мертвое пространство, это бесконечное во все стороны горизонта дикое нагромождение ледяных торосов и снега. Даже в моем рюкзаке, в той бутылке водки, которую я прихватила с собой в командировку, вода и спирт «сепаратнулись», и в двухстах примерно граммах чистого спирта плавал теперь матовый кусок обычного льда. То есть температура тут упала еще ниже, за сорок. А каково человеку при таком морозе, да еще в буран, да еще в его ветхой, казенной зековской телогрейке и кирзовых ботинках?»
А вот еще одно описание - из «Чужого лица». Человек с «чужим лицом», Ставинский, до предела напряженный, встревоженный, возвращается поездом в Москву после выполнения полученного им задания: «Но вот он вышел на пустой, покрытый коркой утоптанного снега перрон. Наклонив голову к груди, пошел к Ленинградскому вокзалу, боясь всего - окрика, взглядов уже бездельничающих носильщиков, фигуры постового милиционера. Он шел как по минному полю, и, если бы рядом хлопнула детская хлопушка, он упал бы, как от реального выстрела в спину. Но никто не обращал на него внимания, никому не было дела до этого мужика в охотничьих сапогах и с рюкзаком на спине. Он стал таким же серым советским гражданином, как сотня других, которые на соседних платформах сходили с пригородных электричек и спешили на метро и автобусы. Совсем рядом, слева, в двухстах шагах, был Ярославский вокзал, не более многолюдный, чем Ленинградский. С автоматической камерой хранения, в которой Ставинского ждут документы и деньги. С этого вокзала поезда уходят в глубинку России - в Загорск, Кострому, Киров, и оттуда же к двенадцати платформам этого вокзала ежедневно прибывают пригородные электропоезда, привозя новые и новые тысячи людей, одетых, как и Ставинский, в куртки, телогрейки, серые пальто и шапки-ушанки. Выйдя с вокзала, эти люди - рабочие, студенты, домашние хозяйки - спешат кто на работу, а кто - и таких половина - устремляется в московские магазины в поисках мяса, колбасы, круп и овощей».
Сказанное выше, я полагаю, дает возможность однозначно ответить на вопрос: есть ли сходные художественные особенности между произведениями Эдуарда Тополя, с одной стороны, и книгами «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» - с другой. Ответ в данном случае может быть только один: да, сходство принципов построения произведений, положительных персонажей, стилистики - несомненное.
Теперь нам предстоит взглянуть на поставленную в данном исследовании задачу с другой стороны. Необходимо сопоставить с книгами группы А сочинения Фридриха Незнанского.
При чтении произведений Незнанского сразу же бросается в глаза то, что они написаны в иной стилевой манере и никак не стыкуются с романами «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь», не совпадают с ними ни по одному из выделенных выше для сопоставления признаков (авторская речь, своеобразие образов главных героев и т.д.).
Главный положительный герой многих книг Ф. Незнанского - Александр Турецкий - особа, по мысли автора, весьма значительная (он как-никак следователь по особо важным делам), расположения к себе у читателей не вызывает, хотя автор, думается, рассчитывает на иное к нему отношение.
Суетлив, любит пошутить (шутки его нередко весьма сомнительного качества), чаще всего не к месту, и порассуждать (его мысли вслух и про себя - сплошная банальщина), похвастаться, показать себя. По существу, перед нами малопривлекательный, весьма ординарный человек, совершенно не вписывающийся в ту типологию характеров, которые удалось выявить при анализе произведений группы А книг Эдуарда Тополя.
Для меня очевидно, что Фридрих Незнанский слабо владеет секретами писательского мастерства. Сюжетное действие в его книгах развивается однолинейно. Нагромождение страстей и кошмаров не способствует художественной убедительности повествования. В сюжетах книг Фридриха Незнанского, которые строятся по одной и той же схеме: факт преступления, действия следователей, расследующих это дело, ухищрения преступников, стремящихся сбить следствие с верного следа, и, наконец, завершающий аккорд - преступление раскрыто! - невозможно отыскать даже мало-мальски сходных моментов с динамикой сюжетного действия книг группы А и произведений Эдуарда Тополя. Это совершенно разнородные повествовательные структуры.
Обратимся теперь к образцам речи повествователя. Вот, например, как рассказывается в «Ночных волках» о переломном моменте в жизни бывшего каскадера Сергея Козлова, вынужденного уйти из кино: «…осталось одно - идти на рынок, работать грузчиком. Он так и сделал. Но, проработав два дня, понял: не его стихия. Сам труд его не смущал. Тут по пословице: стерпится - слюбится. Отравляли душу так называемые коллеги: мужики-грузчики, которые и часа не могли прожить, чтобы не отправить в свое нутро полстакана водки. А то и стакан». Разве можно считать эти строки подлинно художественным повествованием, где есть своя писательская интонация, свой языковой строй, своя стилистика?! Приведенный текст скорее напоминает фрагмент сухого милицейского протокола, нежели цитату из художественного произведения.
А вот другой пример - из книги «Ярмарка в Сокольниках». Автор рассказывает об осмотре места происшествия: «Следователь Меркулов исследует ствол, ветки, ползает под деревом. Встает; отходит от висельника, расширяя радиус осмотра. Потом подзывает криминалиста научно-технического отдела Козлова, и они вдвоем рассматривают, а затем фиксируют следы ног, обнаруженных Меркуловым, Козлов фотографирует эти следы по правилам масштабной съемки. Потом они присаживаются на корточки и осторожно удаляют из обнаруженных следов прутики, травинки, листики. Укрепляют грунт, а иными словами, брызгают на следы из пульверизатора специальным составом - растворенным в ацетоне целлулоидом. Когда эти приготовления заканчиваются, Козлов заливает следы гипсовым раствором. Через двадцать минут гипсовые слепки готовы и уложены сначала в целлофан, а затем в коробку с упаковочной стружкой. Меркулов и Козлов переходят к другой цепочке ног - особенно отчетливо следы видны в густой, липкой грязи. Согласно трасологии - науке о следах, - по дорожке следов можно судить не только о манере передвижения человека, но и его росте, поле, возрасте и физическом состоянии».
Вспомним, как ярко, зримо была представлена работа следователя Шамраева, разыскивающего пулю в снегу. Разве можно сравнить тот авторский текст с описанием примерно таких же «разыскных действий» в книге Фридриха Незнанского? Приведенный кусок текста «Ярмарки в Сокольниках» напоминает текст из учебника по криминалистике. Авторская речь в «Красной площади» и стиль повествования в «Ярмарке в Сокольниках» (язык бедный, полный газетных штампов и т.п.) - совершенно несопоставимые в художественном отношении тексты, никак друг с другом не стыкующиеся.
Теперь, я полагаю, можно ответить и на два других вопроса. Первый: есть ли сходные художественные особенности между, с одной стороны, романами «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» и, с другой стороны, сочинениями Фридриха Незнанского? Ответ однозначный - таковых нет, как отсутствуют они и при сопоставлении книг Ф. Незнанского с произведениями Э. Тополя.
Общий вывод, к которому неумолимо подводит проведенный выше анализ, следующий. На вопрос, поставленный в самом начале данного заключения, а именно: являются ли книги «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» результатом совместного творческого труда Эдуарда Тополя и Фридриха Незнанского? - можно дать совершенно однозначный ответ. Художественный опыт этих писателей, как в этом можно было убедиться, настолько разный (разных художественных принципов, разного художественного уровня), что совмещенным в пределах одного прозаического текста он быть не может. Иными словами, романы «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» не являются, с моей точки зрения, результатом совместного творческого труда Эдуарда Тополя и Фридриха Незнанского. Что же касается второй части поставленного в начале заключения вопроса: можно ли утверждать, что они написаны одним из этих авторов и кем именно, то на него можно дать следующий ответ. Поскольку в художественной структуре книг «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь», с одной стороны, и произведений, в отношении которых авторство Эдуарда Тополя не подвергается сомнению («Красный газ», «Чужое лицо» и др.), с другой стороны, поскольку, повторяю, в них много не только типологически сходного, а по сути дела, структурно однородного, естественно напрашивается вывод о том, что их автором является Эдуард Тополь.
Заведующий отделом новейшей
русской литературы и литературы
русского зарубежья Института
мировой литературы Российской
академии наук профессор
А.М. Ушаков.
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ РУССКОГО ЯЗЫКА
им. В.В. ВИНОГРАДОВА
Замоскворецкий межмуниципальный
суд ЦАО г. Москвы,
народному судье Е.Ю. Емельяновой
В ответ на определение от 18.05.1998 № 14404-5114/57 направляем Вам заключение, подготовленное заведующим Отделом экспериментальной лексикографии ИРЯ РАН доктором филологических наук А.Н. Барановым.
4.06.98Ученый секретарь ИРЯ РАН
В.А. Пыхов
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Исследование проводилось зав. Отделом экспериментальной лексикографии Института русского языка РАН доктором филологических наук, профессором Барановым Анатолием Николаевичем (стаж работы в области филологии - 20 лет; участвовал в лингвистических экспертизах процессов «Чубайс против Минкина и радио “Эхо Москвы”»; «Григорьянц С.И. против газеты “Советская Россия”») на основании запроса № 06-09/98 Адвокатского бюро «Резник, Гагарин и партнеры».
В качестве материала для исследования были получены тексты следующих произведений: «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь»; «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо»; «Ночные волки»; «Выбор оружия».
Тексты представлены в печатной и машиночитаемой форме (файлы в формате MS DOS TEXT). Выборочное сравнение файлов и страниц печатных текстов произведений показало, что они полностью совпадают с точностью до разметки гарнитуры и графических выделений в файлах. При компьютерной обработке символы разметки не учитывались.
Мне было пояснено, что автором произведений «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо» является Э. Тополь, а произведений «Ночные волки»; «Выбор оружия» - Ф. Незнанский. Авторство произведений «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь» является предметом спора.
Передо мной были поставлены следующие вопросы:
1. Есть ли специфические языковые особенности, отличающие произведения Ф. Незнанского «Ночные волки»; «Выбор оружия» от произведений Э. Тополя «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо», а также от спорной группы произведений - «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь»?
2 . Есть ли специфические языковые особенности, характерные одновременно для произведений Э. Тополя «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо» и спорной группы произведений «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь», но не присущие произведениям Ф. Незнанского «Ночные волки» и «Выбор оружия»?
3 . Можно ли считать, что выявленные языковые особенности являются существенной чертой авторских стилей названных писателей и могут использоваться при установлении авторства художественного текста?
ИССЛЕДОВАНИЕ
Методика
В исследовании использовалась методика лингво-статистического анализа текста. Сущность методики заключается в выявлении авторских предпочтений в выборе группы квазисинонимов - близких по значению слов или устойчивых словосочетаний (фразеологизмов). В научных целях эта методика часто используется для характеристики стиля писателя. Так, было установлено, например, что из двух близких по значению выражений по крайней мере и по меньшей мере Ф.М. Достоевский существенно чаще использует по крайней мере, что является особенностью языка этого писателя, отличающего его от таких авторов, как Л.Н. Толстой, Н.В. Гоголь, А.П. Чехов*. Методика лингво-статистического анализа, кроме стилеметрии, используется также в лингвистическом мониторинге политического дискурса для выявления состояния общественного сознания**.
По полученным файлам произведений Э. Тополя, Ф. Незнанского и спорных произведений (для каждого текста в отдельности и по трем группам - «спорная группа», «группа произведений Тополя», «группа произведений Незнанского») были составлены словники с указанием абсолютной и относительной частоты употребления (общее количество словоупотреблений по произведениям и по группам см. в приложении 1). Для компьютерной обработки использовались программа DIALEX и база данных ACCESS 7 в среде WINDOWS’ 95.
Из сферы анализа были исключены слова с предметным значением, частота употребления которых в наибольшей степени зависит от конкретной предметной области. Были проанализированы группы квазисинонимов для следующих слоев лексической системы языка:
· наречия;
· частицы;
· вводные слова и выражения;
· фразеологические выражения (идиомы);
· глаголы речи;
· союзы, союзные слова.
Результаты исследования
1. Наречия степени. Первая проанализированная группа - наречия со значением неполноты проявления какого-либо свойства, характеристики - едва и немного. Эти наречия во многих контекстах близки по значению. Однако стилистические предпочтения авторов проявляются в тенденциях выбора этих слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
Нечто подобное происходит и в романе «Чужое лицо». Прибывший в Москву из США, куда занесли его волны эмиграции, некто Ставинский волею судеб, а на самом деле - волею писательской фантазии, оказывается в эпицентре вооруженного противостояния двух социальных систем. И мы понимаем, что перенос действия в более высокие сферы политической жизни - далеко не случайный момент в ходе сюжетного развития. Это существеннейший элемент авторского замысла.
Эта особенность композиции романов Эдуарда Тополя - стремление не замыкаться в рамках рядового факта, отдельного эпизода, а, напротив, соединить их событиями большого масштаба, большой государственной политики - типологически близка принципам построения книг «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь», о чем уже выше шла речь.
Нельзя не заметить сходства между романами Эдуарда Тополя и книгами группы А - в отношении включения в повествование инонационального материала и характера его изображения. И в «Журналисте для Брежнева», и в «Красном газе» быт и нравы других народов России подаются не просто как украшающий основное действие национальный орнамент. О судьбе ненцев Эдуард Тополь пишет с болью и состраданием. Их жизнь для него - тема, глубоко прочувствованная.
Главный положительный персонаж романа «Красный газ» - следователь Анна Ковина также вполне укладывается в ту типологическую схему положительных героев, о которой говорилось выше применительно к произведениям группы А: человек смелый, временами жесткий, хорошо знающий, что такое жизнь, но в то же время способный к неожиданным, неординарным поступкам. Душа ее тронута житейским прагматизмом, но тем не менее в глубине ее живет юношеская вера в силу добра и справедливости.
Близки по своей стилистике и пласты авторской речи в романах группы А и в «Красном газе». Вот, например, как описывает Эдуард Тополь поистине «марсианскую картину» построенного в далеком Уренгое газопровода, наблюдаемую Анной Ковиной из вертолета: «Километров через пятнадцать - двадцать нити газопроводов стали разбегаться в разные стороны тундры, а сама тундра побелела - чем дальше, тем белей и безжизненней, с пятнами гнилой желтизны в редких блюдцах промерзших болот и синими ледяными излуками замерзших тундровых речушек. Порой на окраине этого голого снежного блюда возникали контуры какого-нибудь поселка нефтяников, вышка бурильного станка, конуса чумов ненецкого стойбища, заиндевевший шнурок нити газопровода или бегущие по тундре оленьи нарты ненцев.
Но скоро исчезли и последние признаки цивилизации: мы летели на северо-запад, в глубь еще не освоенной тундры. И только теперь, с воздуха, можно было убедиться, на какое безумие решились беглые зеки - пешком пересечь это нечеловечески мертвое пространство, это бесконечное во все стороны горизонта дикое нагромождение ледяных торосов и снега. Даже в моем рюкзаке, в той бутылке водки, которую я прихватила с собой в командировку, вода и спирт «сепаратнулись», и в двухстах примерно граммах чистого спирта плавал теперь матовый кусок обычного льда. То есть температура тут упала еще ниже, за сорок. А каково человеку при таком морозе, да еще в буран, да еще в его ветхой, казенной зековской телогрейке и кирзовых ботинках?»
А вот еще одно описание - из «Чужого лица». Человек с «чужим лицом», Ставинский, до предела напряженный, встревоженный, возвращается поездом в Москву после выполнения полученного им задания: «Но вот он вышел на пустой, покрытый коркой утоптанного снега перрон. Наклонив голову к груди, пошел к Ленинградскому вокзалу, боясь всего - окрика, взглядов уже бездельничающих носильщиков, фигуры постового милиционера. Он шел как по минному полю, и, если бы рядом хлопнула детская хлопушка, он упал бы, как от реального выстрела в спину. Но никто не обращал на него внимания, никому не было дела до этого мужика в охотничьих сапогах и с рюкзаком на спине. Он стал таким же серым советским гражданином, как сотня других, которые на соседних платформах сходили с пригородных электричек и спешили на метро и автобусы. Совсем рядом, слева, в двухстах шагах, был Ярославский вокзал, не более многолюдный, чем Ленинградский. С автоматической камерой хранения, в которой Ставинского ждут документы и деньги. С этого вокзала поезда уходят в глубинку России - в Загорск, Кострому, Киров, и оттуда же к двенадцати платформам этого вокзала ежедневно прибывают пригородные электропоезда, привозя новые и новые тысячи людей, одетых, как и Ставинский, в куртки, телогрейки, серые пальто и шапки-ушанки. Выйдя с вокзала, эти люди - рабочие, студенты, домашние хозяйки - спешат кто на работу, а кто - и таких половина - устремляется в московские магазины в поисках мяса, колбасы, круп и овощей».
Сказанное выше, я полагаю, дает возможность однозначно ответить на вопрос: есть ли сходные художественные особенности между произведениями Эдуарда Тополя, с одной стороны, и книгами «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» - с другой. Ответ в данном случае может быть только один: да, сходство принципов построения произведений, положительных персонажей, стилистики - несомненное.
Теперь нам предстоит взглянуть на поставленную в данном исследовании задачу с другой стороны. Необходимо сопоставить с книгами группы А сочинения Фридриха Незнанского.
При чтении произведений Незнанского сразу же бросается в глаза то, что они написаны в иной стилевой манере и никак не стыкуются с романами «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь», не совпадают с ними ни по одному из выделенных выше для сопоставления признаков (авторская речь, своеобразие образов главных героев и т.д.).
Главный положительный герой многих книг Ф. Незнанского - Александр Турецкий - особа, по мысли автора, весьма значительная (он как-никак следователь по особо важным делам), расположения к себе у читателей не вызывает, хотя автор, думается, рассчитывает на иное к нему отношение.
Суетлив, любит пошутить (шутки его нередко весьма сомнительного качества), чаще всего не к месту, и порассуждать (его мысли вслух и про себя - сплошная банальщина), похвастаться, показать себя. По существу, перед нами малопривлекательный, весьма ординарный человек, совершенно не вписывающийся в ту типологию характеров, которые удалось выявить при анализе произведений группы А книг Эдуарда Тополя.
Для меня очевидно, что Фридрих Незнанский слабо владеет секретами писательского мастерства. Сюжетное действие в его книгах развивается однолинейно. Нагромождение страстей и кошмаров не способствует художественной убедительности повествования. В сюжетах книг Фридриха Незнанского, которые строятся по одной и той же схеме: факт преступления, действия следователей, расследующих это дело, ухищрения преступников, стремящихся сбить следствие с верного следа, и, наконец, завершающий аккорд - преступление раскрыто! - невозможно отыскать даже мало-мальски сходных моментов с динамикой сюжетного действия книг группы А и произведений Эдуарда Тополя. Это совершенно разнородные повествовательные структуры.
Обратимся теперь к образцам речи повествователя. Вот, например, как рассказывается в «Ночных волках» о переломном моменте в жизни бывшего каскадера Сергея Козлова, вынужденного уйти из кино: «…осталось одно - идти на рынок, работать грузчиком. Он так и сделал. Но, проработав два дня, понял: не его стихия. Сам труд его не смущал. Тут по пословице: стерпится - слюбится. Отравляли душу так называемые коллеги: мужики-грузчики, которые и часа не могли прожить, чтобы не отправить в свое нутро полстакана водки. А то и стакан». Разве можно считать эти строки подлинно художественным повествованием, где есть своя писательская интонация, свой языковой строй, своя стилистика?! Приведенный текст скорее напоминает фрагмент сухого милицейского протокола, нежели цитату из художественного произведения.
А вот другой пример - из книги «Ярмарка в Сокольниках». Автор рассказывает об осмотре места происшествия: «Следователь Меркулов исследует ствол, ветки, ползает под деревом. Встает; отходит от висельника, расширяя радиус осмотра. Потом подзывает криминалиста научно-технического отдела Козлова, и они вдвоем рассматривают, а затем фиксируют следы ног, обнаруженных Меркуловым, Козлов фотографирует эти следы по правилам масштабной съемки. Потом они присаживаются на корточки и осторожно удаляют из обнаруженных следов прутики, травинки, листики. Укрепляют грунт, а иными словами, брызгают на следы из пульверизатора специальным составом - растворенным в ацетоне целлулоидом. Когда эти приготовления заканчиваются, Козлов заливает следы гипсовым раствором. Через двадцать минут гипсовые слепки готовы и уложены сначала в целлофан, а затем в коробку с упаковочной стружкой. Меркулов и Козлов переходят к другой цепочке ног - особенно отчетливо следы видны в густой, липкой грязи. Согласно трасологии - науке о следах, - по дорожке следов можно судить не только о манере передвижения человека, но и его росте, поле, возрасте и физическом состоянии».
Вспомним, как ярко, зримо была представлена работа следователя Шамраева, разыскивающего пулю в снегу. Разве можно сравнить тот авторский текст с описанием примерно таких же «разыскных действий» в книге Фридриха Незнанского? Приведенный кусок текста «Ярмарки в Сокольниках» напоминает текст из учебника по криминалистике. Авторская речь в «Красной площади» и стиль повествования в «Ярмарке в Сокольниках» (язык бедный, полный газетных штампов и т.п.) - совершенно несопоставимые в художественном отношении тексты, никак друг с другом не стыкующиеся.
Теперь, я полагаю, можно ответить и на два других вопроса. Первый: есть ли сходные художественные особенности между, с одной стороны, романами «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» и, с другой стороны, сочинениями Фридриха Незнанского? Ответ однозначный - таковых нет, как отсутствуют они и при сопоставлении книг Ф. Незнанского с произведениями Э. Тополя.
Общий вывод, к которому неумолимо подводит проведенный выше анализ, следующий. На вопрос, поставленный в самом начале данного заключения, а именно: являются ли книги «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» результатом совместного творческого труда Эдуарда Тополя и Фридриха Незнанского? - можно дать совершенно однозначный ответ. Художественный опыт этих писателей, как в этом можно было убедиться, настолько разный (разных художественных принципов, разного художественного уровня), что совмещенным в пределах одного прозаического текста он быть не может. Иными словами, романы «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь» не являются, с моей точки зрения, результатом совместного творческого труда Эдуарда Тополя и Фридриха Незнанского. Что же касается второй части поставленного в начале заключения вопроса: можно ли утверждать, что они написаны одним из этих авторов и кем именно, то на него можно дать следующий ответ. Поскольку в художественной структуре книг «Журналист для Брежнева» и «Красная площадь», с одной стороны, и произведений, в отношении которых авторство Эдуарда Тополя не подвергается сомнению («Красный газ», «Чужое лицо» и др.), с другой стороны, поскольку, повторяю, в них много не только типологически сходного, а по сути дела, структурно однородного, естественно напрашивается вывод о том, что их автором является Эдуард Тополь.
Заведующий отделом новейшей
русской литературы и литературы
русского зарубежья Института
мировой литературы Российской
академии наук профессор
А.М. Ушаков.
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ РУССКОГО ЯЗЫКА
им. В.В. ВИНОГРАДОВА
Замоскворецкий межмуниципальный
суд ЦАО г. Москвы,
народному судье Е.Ю. Емельяновой
В ответ на определение от 18.05.1998 № 14404-5114/57 направляем Вам заключение, подготовленное заведующим Отделом экспериментальной лексикографии ИРЯ РАН доктором филологических наук А.Н. Барановым.
4.06.98Ученый секретарь ИРЯ РАН
В.А. Пыхов
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Исследование проводилось зав. Отделом экспериментальной лексикографии Института русского языка РАН доктором филологических наук, профессором Барановым Анатолием Николаевичем (стаж работы в области филологии - 20 лет; участвовал в лингвистических экспертизах процессов «Чубайс против Минкина и радио “Эхо Москвы”»; «Григорьянц С.И. против газеты “Советская Россия”») на основании запроса № 06-09/98 Адвокатского бюро «Резник, Гагарин и партнеры».
В качестве материала для исследования были получены тексты следующих произведений: «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь»; «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо»; «Ночные волки»; «Выбор оружия».
Тексты представлены в печатной и машиночитаемой форме (файлы в формате MS DOS TEXT). Выборочное сравнение файлов и страниц печатных текстов произведений показало, что они полностью совпадают с точностью до разметки гарнитуры и графических выделений в файлах. При компьютерной обработке символы разметки не учитывались.
Мне было пояснено, что автором произведений «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо» является Э. Тополь, а произведений «Ночные волки»; «Выбор оружия» - Ф. Незнанский. Авторство произведений «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь» является предметом спора.
Передо мной были поставлены следующие вопросы:
1. Есть ли специфические языковые особенности, отличающие произведения Ф. Незнанского «Ночные волки»; «Выбор оружия» от произведений Э. Тополя «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо», а также от спорной группы произведений - «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь»?
2 . Есть ли специфические языковые особенности, характерные одновременно для произведений Э. Тополя «Красный газ»; «Охота за русской мафией»; «Чужое лицо» и спорной группы произведений «Журналист для Брежнева»; «Красная площадь», но не присущие произведениям Ф. Незнанского «Ночные волки» и «Выбор оружия»?
3 . Можно ли считать, что выявленные языковые особенности являются существенной чертой авторских стилей названных писателей и могут использоваться при установлении авторства художественного текста?
ИССЛЕДОВАНИЕ
Методика
В исследовании использовалась методика лингво-статистического анализа текста. Сущность методики заключается в выявлении авторских предпочтений в выборе группы квазисинонимов - близких по значению слов или устойчивых словосочетаний (фразеологизмов). В научных целях эта методика часто используется для характеристики стиля писателя. Так, было установлено, например, что из двух близких по значению выражений по крайней мере и по меньшей мере Ф.М. Достоевский существенно чаще использует по крайней мере, что является особенностью языка этого писателя, отличающего его от таких авторов, как Л.Н. Толстой, Н.В. Гоголь, А.П. Чехов*. Методика лингво-статистического анализа, кроме стилеметрии, используется также в лингвистическом мониторинге политического дискурса для выявления состояния общественного сознания**.
По полученным файлам произведений Э. Тополя, Ф. Незнанского и спорных произведений (для каждого текста в отдельности и по трем группам - «спорная группа», «группа произведений Тополя», «группа произведений Незнанского») были составлены словники с указанием абсолютной и относительной частоты употребления (общее количество словоупотреблений по произведениям и по группам см. в приложении 1). Для компьютерной обработки использовались программа DIALEX и база данных ACCESS 7 в среде WINDOWS’ 95.
Из сферы анализа были исключены слова с предметным значением, частота употребления которых в наибольшей степени зависит от конкретной предметной области. Были проанализированы группы квазисинонимов для следующих слоев лексической системы языка:
· наречия;
· частицы;
· вводные слова и выражения;
· фразеологические выражения (идиомы);
· глаголы речи;
· союзы, союзные слова.
Результаты исследования
1. Наречия степени. Первая проанализированная группа - наречия со значением неполноты проявления какого-либо свойства, характеристики - едва и немного. Эти наречия во многих контекстах близки по значению. Однако стилистические предпочтения авторов проявляются в тенденциях выбора этих слов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48