Темное наваждение, разрушающее и преобразующее жизнь. Болезнь, именуемую желанием. Матильда поежилась – она и забыла всю силу этого волшебства. Но память напомнила о былом, обожгла жаром старое тело. Принцесса глубоко вздохнула и опустилась в кресло.
Слева от нее сидела Катрин, а Алексея она усадила справа. Напротив, под старинным гобеленом, на котором было изображено изгнание из рая, сидел Жакоб. Матильда специально усадила его так – чтобы видеть перед собой проницательные глаза старого друга и сочные краски старинного гобелена.
– Я собрала вас здесь, чтобы рассказать одну историю. Эта история касается каждого из вас, – медленно начала Матильда. Налила в стакан воды, отпила, неторопливо оглядела присутствующих. – Это история из прошлого. Не могу поручиться вам за ее достоверность, не знаю, можно ли ее проверить. Но я расскажу ее – расскажу так, как мне поведала ее женщина, которую все вы знали. Я имею в виду Сильви Жардин, или, как она предпочитала именовать себя, – Сильви Ковальскую.
Принцесса замолчала. Она видела, что Жакоб удивлен, Лео встревожен, а Фиалка заинтригована. Реакцию Алексея определить было труднее: напряженное внимание, нежелание услышать правду и еще сочувствие – сочувствие к Катрин, которая была похожа сейчас на испуганного ребенка, ожидающего наказания.
– Незадолго перед смертью Сильви была у меня, – продолжила принцесса. – Она была возбуждена, взволнована. Хотела поведать мне одну тайну. Это была тайна из прошлого, из военных лет, запутанная, темная, невероятная. Долгое время тайна оставалась сокрытой, но в конце концов ей суждено было открыться. Место действия – Польша. Сюжет достаточно смутен, как вся история этой несчастной страны. – Принцесса слегка улыбнулась, и увидела на устах Жакоба ответную улыбку. – Как вам, должно быть, известно, в сорок пятом году Сильви отправилась в Польшу. Она уже была беременна, и в Люблине родила ребенка. Все мы считали, что этот ребенок – Катрин. Но сама Сильви говорила мне совсем о другом.
По комнате пронесся общий вздох. Матильда стала говорить быстрее:
– Сильви сказала, что Катрин – не ее ребенок. Она родила мальчика, а потом поменяла двух новорожденных младенцев. Я так и не поняла, зачем она это сделала. По-моему, и сама Сильви толком в этом не разобралась. Она говорила что-то про смерть маленькой дочери ее подруги Каролин, о женщине, лежавшей на соседней койке. Та во что бы то ни стало хотела мальчика. В общем, если верить Сильви, она взяла себе девочку, а сына оставила той женщине и ее мужу, которого звали Иван Макаров. Мальчик вырос и теперь его зовут Алексей Джисмонди.
Все обернулись к Алексею. Воцарилась наряженная тишина.
У Катрин все завертелось перед глазами. Она – не дочь Сильви? Не дочь Жакоба? Так вот почему мать так ее ненавидела. Но если я не их дочь, то чья же?
Ну вот, теперь она меня возненавидит, думал Алексей. Я лишил ее родителей.
А Лео думал так: да подите вы к черту с вашими древними историями. Вокруг столько сирот, столько несчастных детей, которые нуждаются в помощи. А мы сидим и болтаем бог знает о чем.
Ох уж эта Сильви, думала Фиалка. Даже после смерти не перестает делать нам сюрпризы.
А Жакоб ни о чем не думал – он вспоминал Сильви. Она вечно витала где-то за гранью яви, в царстве своего воображения. Жакоб представил себе госпиталь, который когда-то был ее отчим домом. Она так долго, так страстно стремилась туда попасть. А когда попала, то увидела, что дом мертв, умер, как и ее родители. Осиротевшая Сильви хотела искупить свою вину перед мертвыми. Да, именно так все и было. Эта история – чистейшая правда. Сильви решила сделать Каролин подарок – привезти ей девочку. Она ведь сама говорила об этом. А Каролин предала ее – предпочла уйти из жизни. Предала так же, как прежде предали ее погибшие родители. В отместку Сильви возненавидела Катрин. А он, Жакоб, ничего не понимал. Он тоже предал ее. Бедная Сильви.
Принцесса Матильда обвела взглядом всех собравшихся, мысленно ведя отсчет секундам молчания. История была похожа на правду – она почти поверила в это, убежденная собственными словами. Матильда вспомнила бездомных детей, некогда бродивших по этим комнатам. Вспомнила смятение и ужас, фантастические перипетии войны, которым не нашлось бы места в размеренном и спокойном течении мирной жизни.
Молчание нарушил Жакоб. Он прошептал: – Наследие Сильви. Чего еще можно было ожидать?
Все зашевелились. Катрин стала белой как мел. Она так дрожала, что, казалось, вот-вот упадет в обморок. Жакоб наклонился к ней, но Алексей опередил его – обхватил Катрин за плечи, прижался губами к ее щеке. Жакоб принес стакан воды, Катрин выпила и стиснула пальцами руку отца.
– Я – это не я, – прошептала она, обращаясь к ним обоим. – Это вообще никто.
– Ты все равно моя дочь, Кэт, – твердо сказал Жакоб. – Я уже слишком стар, чтобы верить во всемогущество биологии. История важнее. – Он печально покачал головой, все еще находясь под грузом воспоминаний. – Сильви всегда испытывала страсть к сверхъестественному. Но ты – это ты, и никто больше.
– Ты – это та, кого я люблю, – взволнованно произнес Алексей. – А главное, ты – не моя сестра.
Его взгляд горел таким огнем, что щеки Катрин начали розоветь.
Она перевела взгляд с Алексея на Жакоба, потом обратно. Если он – сын Сильви, то уже за одно это ей можно многое простить, подумала Катрин. Даже не многое, а все.
Видя, как решительно Алексей обнимает Катрин за плечи, Жакоб окончательно уверился, что лучшего избранника для дочери не найти. И дело вовсе не в том, что этот молодой человек, кажется, является его сыном. Главное – Катрин специально отправилась в Европу, чтобы его найти. Европа – плавильный котел воспоминаний. Что ж, удивляться тут нечему.
Лео подошел к Алексею, немного смущенно улыбнулся.
– Не знаю, братья мы или нет, но в любом случае не помешало бы познакомиться получше.
– И не забудьте про старшую сестренку, – рассмеялась Фиалка, желая снять напряжение. – Видишь, Жакоб, теперь у тебя два сына и две дочери.
Жакоб поцеловал ее:
– Я всегда был везучим.
– Дедушка, почему ты говоришь, что ты везучий? – вбежала в комнату раскрасневшаяся Натали, за которой мчались жизнерадостные псы.
– Не только я везучий, но и ты, – наклонился к ней Жакоб.
Тогда девочка бросилась на шею матери и лукаво посмотрела на Алексея:
– Правда, я умная, что оставила вас двоих в Риме?
Лицо Катрин просияло улыбкой.
– Да, деточка. Ты не дочь, а просто ангел.
Катрин смущенно оглянулась на Алексея, вспомнив жар его страсти.
И тогда он поцеловал ее прямо при всех, подбросил Натали в воздух. Псы возбужденно залаяли.
– Натали, пойдем-ка со мной. – Лео положил девочке руку на плечо. – Нам с тобой есть о чем поговорить.
Он подмигнул Катрин и увел племянницу из столовой. Фиалка последовала за ними.
Жакоб, довольный тактичностью сына, в который уже раз подумал, что может им гордиться. Лео сам выбрал свой путь в жизни. Он пошел по стопам отца, врача, который всю жизнь помогал бедным и обездоленным. А теперь на старости лет у Жакоба появился еще один сын. Сколько событий для пожилого человека, насмешливо подумал он. Алексей по-прежнему стоял рядом с Катрин, бережно обнимая ее за плечи; глаза молодой женщины светились счастьем. Как подступиться к этому незнакомцу? С чего начать? Жакоб усмехнулся. Ядовитое жало скорпиона, которого Сильви нарисовала перед смертью, оказалось не столь уж смертоносным.
– Матильда, я полагаю, сейчас как раз подходящий случай, чтобы достать бутылку из погреба. Самого лучшего вина. Желательно урожая 1945 года.
– Постараюсь, – весело ответила принцесса. – И, думаю, лучше принести не одну бутылку, а две.
Жакоб, Алексей и Катрин перешли в салон и устроились в углу: Жакоб в кресле, Алексей и Катрин на диване.
– Значит, Алексей, ты явился ко мне в связи с «проблемой твоих матерей», как ты выразился, – начал Жардин-старший.
Алексей кивнул, со смущением вспоминая их первый разговор.
Жакоб заметил в глазах дочери удивление и пояснил:
– Очевидно, ты об этом еще не знаешь. Дело в том, что Алексей явился ко мне в кабинет в качестве потенциального клиента, якобы на консультацию. – Жакоб засмеялся. – Я выставил его за дверь, сказал, что ему нужен не психоаналитик, а философ.
Алексей почувствовал, как Катрин сжимает ему пальцы, и ответил на пожатие. Он хотел дать ей понять, что думает сейчас только о ней, но взглянул на Жакоба, и ход его мыслей изменился. Еще один отец. Вот уж чего он никак не ожидал. Алексей попытался разобраться в своих чувствах. Ощущение было довольно странным. Пожалуй, для нового отца он уже слишком стар, но Жакоб ему нравился.
– Вы ведь понимаете, что я не мог просто так заявиться к вам и сказать, что, по всей вероятности, ваша жена имела роман с моим отцом. В письме Сильви говорилось лишь, что она моя мать, поэтому, естественно, я предположил…
Жакоб рассмеялся:
– Это очень похоже на Сильви. Мужчины – будь то мужья или любовники – всегда казались ей чем-то второстепенным. Необходимая, но не слишком важная деталь.
Почему-то теперь он мог думать и говорить об этом спокойно, без боли.
– А потом, – продолжал Алексей, – когда вы показали мне ее рисунки и я увидел там самого себя, русского офицера по фамилии Макаров, название «Люблин», я решил, что все сходится, и сбежал. – Он содрогнулся и опустил глаза. – Потому что к этому времени я уже был знаком с Катрин. И мне никак не хотелось, чтобы она оказалась моей сестрой.
Он еще крепче обнял Катрин и прижал ее к себе, желая убедиться, что она действительно здесь, рядом.
– И ты никогда об этом не подозревал? – спросила она у отца.
Тот покачал головой.
– Как мне могло прийти такое в голову? Когда я приехал в Польшу, чтобы увезти Сильви домой, она показала мне чудесную дочурку.
Его взгляд затуманился. Жакоб вспомнил крошечную девочку, которую впервые взял на руки много лет назад в Кракове. Он обернулся к Алексею:
– А что тебе рассказывала Сильви?
– Ничего. Во всяком случае, я ничего такого не помню. Я встречался с ней всего один раз, а потом пришло это письмо. Шел шестьдесят восьмой год, я и мой дядя Джанджакомо получали в ту пору массу безумных посланий. Мы решили, что это еще одна чокнутая. – Алексей смутился. – Извините, я вовсе не хотел…
Жакоб отмахнулся:
– Что ж, Сильви никак нельзя было назвать нормальной. Она была необычной, экстравагантной и весьма далекой от психической нормы. – Он задумчиво добавил: – Поэтому, наверное, все мы так ее любили. – Жакоб искоса взглянул на Катрин. – А иногда и ненавидели.
Катрин как бы впервые увидела Сильви глазами Жакоба. Это была совсем другая женщина, не имевшая ничего общего с ее матерью. И все же обе столь разные Сильви сливались в один образ. Катрин глубоко вздохнула, почувствовав, что опутывавшие ее тяжелые цепи упали. Она обрела свободу и теперь могла думать о той, кого считала своей матерью, безо всякой ненависти, с живейшим любопытством.
– Я вот чего не могу понять. Если Сильви не была моей матерью, почему она ни разу не намекнула на это?
– Теперь мы никогда этого уже не узнаем, – пожал плечами Жакоб. – Может быть, она сама не была в этом уверена, не доверяла своей памяти. Не исключено также, что виноват был я. Очень часто человек оказывается в капкане, из которого невозможно выбраться. В капкан тебя может загнать окружающий мир, семья, а нередко и ты сам. Сильви обожала тайны, секреты, сюрпризы. – В его глазах зажглись лукавые искорки. – Однако отныне, моя малышка Кэт, ты не сможешь держать на Сильви зла. Тебе придется ее простить, потому что без нее ты никогда не встретилась бы с Алексеем.
Катрин посмотрела сначала на одного, потом на другого и прошептала:
– Я ее уже простила…
– Ну и хватит об этом. – Жакоб встал. – Думаю, Матильда уже приготовила свои коллекционные вина. Хочу устроить праздник со всеми моими детьми.
Он обнял одной рукой Катрин, другой – Алексея, и они присоединились к остальным. Жакоб отметил, что, стоило ему отпустить Алексея и Катрин, как они тут же потянулись друг к другу. Жакоб улыбнулся, подошел к Матильде и взял бокал, взглянув на этикетку бутылки. «Шато-латур» урожая 1945 года. Принцесса с невинным видом улыбалась.
– Ведь это псевдоним, который взяла себе Сильви во время войны, – шепнул ей Жакоб. – Помнишь?
Она бросила на него заговорщицкий взгляд – совсем как в старые времена.
В комнате было шумно – смех, возбужденные голоса. Жакоб откашлялся, чтобы привлечь всеобщее внимание, и поднял бокал.
– Думаю, самое время поднять тост. Пью за всех сыновей и дочерей, собравшихся здесь.
Он взглянул в глаза каждому – маленькой Натали, Фиалке, Лео, Алексею, Катрин.
Потом осушил бокал, вдохнув густой и терпкий аромат напитка, облагороженного временем. Сверкнув глазами, Жакоб провозгласил:
– А теперь тост за матерей. Я пью за Сильви, за ее чудесное наследие.
– За Сильви! – повторили все хором.
Жакоб выдержал паузу и продолжил, тщательно подбирая слова:
– А теперь давайте выпьем за Матильду, которая всегда знала обо всем на свете больше, чем любой из нас. За Матильду, которая еще со времен своей парижской педагогической деятельности умела находить подход к детям-сиротам. – Он нежно улыбнулся принцессе. – И еще за ее особый дар с необычайным мастерством делать такие вот сногсшибательные объявления.
Он поднес ее руку к губам. В комнате опять стало шумно.
Катрин думала, что Жакоб всегда любил Матильду, не переставая любить Сильви. Обе эти женщины были ему одинаково дороги. И ее, Катрин, он тоже любил. Мать, которая не была матерью, и дочь, которая не была дочерью. Кто же я на самом деле – сирота или не сирота? Не важно, я – это я. И я люблю Алексея. Их бокалы зазвенели, ударившись друг о друга. Катрин дотронулась до Алексея и подумала: я счастлива, так счастлива.
– Алексей, – шепнула она, робко коснувшись его руки. – Я хочу задать Жакобу еще один вопрос.
– Всего один? – поддразнил ее он.
– Ну, по меньшей мере один, – улыбнулась она и дернула Жакоба за рукав. – Скажи, а кто такая Каролина? Почему я никогда про нее не слышала?
– Все-все, никаких больше вопросов, – замахал на нее руками Жакоб. – Уведи ее отсюда, Алексей. Молодежь нам надоела. Правда, Матильда? – Он сделал свирепое лицо. – Оставьте нас в прошлом.
Он взял Матильду под руку, а она прильнула к нему и лукаво улыбнулась:
– Да, достаточно. Отдайте нам память, а себе оставьте желания.
Матильда и Жакоб рука об руку гуляли по парку. Заходящее солнце окрашивало заснеженные вершины гор в палевые тона. Опустившись на скамью чугунного литья, они какое-то время сидели молча, любуясь открывающимся видом.
– Значит, все эти годы ты была хранительницей нашей семейной тайны, – задумчиво произнес Жакоб. – И ни слова мне не сказала.
Он искоса взглянул на нее.
Принцесса по-прежнему смотрела вдаль. В ее голосе зазвучали мечтательные нотки, когда она сказала:
– Бесконечные пертурбации семейной истории – главная моя тема. – Она улыбнулась. – И отличная концовка – на радость Фрейду. Ты ведь заметил, до чего Алексей на тебя похож?
– Значит, ты действительно считаешь, что он мой сын? Сильви и в самом деле сделала это? Подняла руку на материнство, священнейший закон бытия?
– Очень может быть. Но что есть истина? – шутливо ответила она вопросом на вопрос.
– Да, – повторил Жакоб. – Что есть истина?
Глядя вдаль, на горы, он прошептал, как бы обращаясь к самому себе:
– Мы ищем истину, роясь в своей памяти, искажаем ее фантазиями, выдумываем для себя сладостные сказки…
Матильда рассмеялась звонким девичьим смехом, совсем как в молодости:
– А что нам еще остается, старым развалинам – лишь рыться в памяти да рассуждать.
– Это верно, – вздохнул Жакоб, нежно обнимая ее за плечи. – Мы с тобой, как птички Йетса, «поем о прошлом, нынешнем, грядущем».
– И мы уже свободны от желаний.
Жакоб кивнул.
– Да, Мэт, я рад, что ты меня понимаешь. Мне очень хорошо с тобой.
– Мне тоже хорошо с тобой, друг мой, – ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Слева от нее сидела Катрин, а Алексея она усадила справа. Напротив, под старинным гобеленом, на котором было изображено изгнание из рая, сидел Жакоб. Матильда специально усадила его так – чтобы видеть перед собой проницательные глаза старого друга и сочные краски старинного гобелена.
– Я собрала вас здесь, чтобы рассказать одну историю. Эта история касается каждого из вас, – медленно начала Матильда. Налила в стакан воды, отпила, неторопливо оглядела присутствующих. – Это история из прошлого. Не могу поручиться вам за ее достоверность, не знаю, можно ли ее проверить. Но я расскажу ее – расскажу так, как мне поведала ее женщина, которую все вы знали. Я имею в виду Сильви Жардин, или, как она предпочитала именовать себя, – Сильви Ковальскую.
Принцесса замолчала. Она видела, что Жакоб удивлен, Лео встревожен, а Фиалка заинтригована. Реакцию Алексея определить было труднее: напряженное внимание, нежелание услышать правду и еще сочувствие – сочувствие к Катрин, которая была похожа сейчас на испуганного ребенка, ожидающего наказания.
– Незадолго перед смертью Сильви была у меня, – продолжила принцесса. – Она была возбуждена, взволнована. Хотела поведать мне одну тайну. Это была тайна из прошлого, из военных лет, запутанная, темная, невероятная. Долгое время тайна оставалась сокрытой, но в конце концов ей суждено было открыться. Место действия – Польша. Сюжет достаточно смутен, как вся история этой несчастной страны. – Принцесса слегка улыбнулась, и увидела на устах Жакоба ответную улыбку. – Как вам, должно быть, известно, в сорок пятом году Сильви отправилась в Польшу. Она уже была беременна, и в Люблине родила ребенка. Все мы считали, что этот ребенок – Катрин. Но сама Сильви говорила мне совсем о другом.
По комнате пронесся общий вздох. Матильда стала говорить быстрее:
– Сильви сказала, что Катрин – не ее ребенок. Она родила мальчика, а потом поменяла двух новорожденных младенцев. Я так и не поняла, зачем она это сделала. По-моему, и сама Сильви толком в этом не разобралась. Она говорила что-то про смерть маленькой дочери ее подруги Каролин, о женщине, лежавшей на соседней койке. Та во что бы то ни стало хотела мальчика. В общем, если верить Сильви, она взяла себе девочку, а сына оставила той женщине и ее мужу, которого звали Иван Макаров. Мальчик вырос и теперь его зовут Алексей Джисмонди.
Все обернулись к Алексею. Воцарилась наряженная тишина.
У Катрин все завертелось перед глазами. Она – не дочь Сильви? Не дочь Жакоба? Так вот почему мать так ее ненавидела. Но если я не их дочь, то чья же?
Ну вот, теперь она меня возненавидит, думал Алексей. Я лишил ее родителей.
А Лео думал так: да подите вы к черту с вашими древними историями. Вокруг столько сирот, столько несчастных детей, которые нуждаются в помощи. А мы сидим и болтаем бог знает о чем.
Ох уж эта Сильви, думала Фиалка. Даже после смерти не перестает делать нам сюрпризы.
А Жакоб ни о чем не думал – он вспоминал Сильви. Она вечно витала где-то за гранью яви, в царстве своего воображения. Жакоб представил себе госпиталь, который когда-то был ее отчим домом. Она так долго, так страстно стремилась туда попасть. А когда попала, то увидела, что дом мертв, умер, как и ее родители. Осиротевшая Сильви хотела искупить свою вину перед мертвыми. Да, именно так все и было. Эта история – чистейшая правда. Сильви решила сделать Каролин подарок – привезти ей девочку. Она ведь сама говорила об этом. А Каролин предала ее – предпочла уйти из жизни. Предала так же, как прежде предали ее погибшие родители. В отместку Сильви возненавидела Катрин. А он, Жакоб, ничего не понимал. Он тоже предал ее. Бедная Сильви.
Принцесса Матильда обвела взглядом всех собравшихся, мысленно ведя отсчет секундам молчания. История была похожа на правду – она почти поверила в это, убежденная собственными словами. Матильда вспомнила бездомных детей, некогда бродивших по этим комнатам. Вспомнила смятение и ужас, фантастические перипетии войны, которым не нашлось бы места в размеренном и спокойном течении мирной жизни.
Молчание нарушил Жакоб. Он прошептал: – Наследие Сильви. Чего еще можно было ожидать?
Все зашевелились. Катрин стала белой как мел. Она так дрожала, что, казалось, вот-вот упадет в обморок. Жакоб наклонился к ней, но Алексей опередил его – обхватил Катрин за плечи, прижался губами к ее щеке. Жакоб принес стакан воды, Катрин выпила и стиснула пальцами руку отца.
– Я – это не я, – прошептала она, обращаясь к ним обоим. – Это вообще никто.
– Ты все равно моя дочь, Кэт, – твердо сказал Жакоб. – Я уже слишком стар, чтобы верить во всемогущество биологии. История важнее. – Он печально покачал головой, все еще находясь под грузом воспоминаний. – Сильви всегда испытывала страсть к сверхъестественному. Но ты – это ты, и никто больше.
– Ты – это та, кого я люблю, – взволнованно произнес Алексей. – А главное, ты – не моя сестра.
Его взгляд горел таким огнем, что щеки Катрин начали розоветь.
Она перевела взгляд с Алексея на Жакоба, потом обратно. Если он – сын Сильви, то уже за одно это ей можно многое простить, подумала Катрин. Даже не многое, а все.
Видя, как решительно Алексей обнимает Катрин за плечи, Жакоб окончательно уверился, что лучшего избранника для дочери не найти. И дело вовсе не в том, что этот молодой человек, кажется, является его сыном. Главное – Катрин специально отправилась в Европу, чтобы его найти. Европа – плавильный котел воспоминаний. Что ж, удивляться тут нечему.
Лео подошел к Алексею, немного смущенно улыбнулся.
– Не знаю, братья мы или нет, но в любом случае не помешало бы познакомиться получше.
– И не забудьте про старшую сестренку, – рассмеялась Фиалка, желая снять напряжение. – Видишь, Жакоб, теперь у тебя два сына и две дочери.
Жакоб поцеловал ее:
– Я всегда был везучим.
– Дедушка, почему ты говоришь, что ты везучий? – вбежала в комнату раскрасневшаяся Натали, за которой мчались жизнерадостные псы.
– Не только я везучий, но и ты, – наклонился к ней Жакоб.
Тогда девочка бросилась на шею матери и лукаво посмотрела на Алексея:
– Правда, я умная, что оставила вас двоих в Риме?
Лицо Катрин просияло улыбкой.
– Да, деточка. Ты не дочь, а просто ангел.
Катрин смущенно оглянулась на Алексея, вспомнив жар его страсти.
И тогда он поцеловал ее прямо при всех, подбросил Натали в воздух. Псы возбужденно залаяли.
– Натали, пойдем-ка со мной. – Лео положил девочке руку на плечо. – Нам с тобой есть о чем поговорить.
Он подмигнул Катрин и увел племянницу из столовой. Фиалка последовала за ними.
Жакоб, довольный тактичностью сына, в который уже раз подумал, что может им гордиться. Лео сам выбрал свой путь в жизни. Он пошел по стопам отца, врача, который всю жизнь помогал бедным и обездоленным. А теперь на старости лет у Жакоба появился еще один сын. Сколько событий для пожилого человека, насмешливо подумал он. Алексей по-прежнему стоял рядом с Катрин, бережно обнимая ее за плечи; глаза молодой женщины светились счастьем. Как подступиться к этому незнакомцу? С чего начать? Жакоб усмехнулся. Ядовитое жало скорпиона, которого Сильви нарисовала перед смертью, оказалось не столь уж смертоносным.
– Матильда, я полагаю, сейчас как раз подходящий случай, чтобы достать бутылку из погреба. Самого лучшего вина. Желательно урожая 1945 года.
– Постараюсь, – весело ответила принцесса. – И, думаю, лучше принести не одну бутылку, а две.
Жакоб, Алексей и Катрин перешли в салон и устроились в углу: Жакоб в кресле, Алексей и Катрин на диване.
– Значит, Алексей, ты явился ко мне в связи с «проблемой твоих матерей», как ты выразился, – начал Жардин-старший.
Алексей кивнул, со смущением вспоминая их первый разговор.
Жакоб заметил в глазах дочери удивление и пояснил:
– Очевидно, ты об этом еще не знаешь. Дело в том, что Алексей явился ко мне в кабинет в качестве потенциального клиента, якобы на консультацию. – Жакоб засмеялся. – Я выставил его за дверь, сказал, что ему нужен не психоаналитик, а философ.
Алексей почувствовал, как Катрин сжимает ему пальцы, и ответил на пожатие. Он хотел дать ей понять, что думает сейчас только о ней, но взглянул на Жакоба, и ход его мыслей изменился. Еще один отец. Вот уж чего он никак не ожидал. Алексей попытался разобраться в своих чувствах. Ощущение было довольно странным. Пожалуй, для нового отца он уже слишком стар, но Жакоб ему нравился.
– Вы ведь понимаете, что я не мог просто так заявиться к вам и сказать, что, по всей вероятности, ваша жена имела роман с моим отцом. В письме Сильви говорилось лишь, что она моя мать, поэтому, естественно, я предположил…
Жакоб рассмеялся:
– Это очень похоже на Сильви. Мужчины – будь то мужья или любовники – всегда казались ей чем-то второстепенным. Необходимая, но не слишком важная деталь.
Почему-то теперь он мог думать и говорить об этом спокойно, без боли.
– А потом, – продолжал Алексей, – когда вы показали мне ее рисунки и я увидел там самого себя, русского офицера по фамилии Макаров, название «Люблин», я решил, что все сходится, и сбежал. – Он содрогнулся и опустил глаза. – Потому что к этому времени я уже был знаком с Катрин. И мне никак не хотелось, чтобы она оказалась моей сестрой.
Он еще крепче обнял Катрин и прижал ее к себе, желая убедиться, что она действительно здесь, рядом.
– И ты никогда об этом не подозревал? – спросила она у отца.
Тот покачал головой.
– Как мне могло прийти такое в голову? Когда я приехал в Польшу, чтобы увезти Сильви домой, она показала мне чудесную дочурку.
Его взгляд затуманился. Жакоб вспомнил крошечную девочку, которую впервые взял на руки много лет назад в Кракове. Он обернулся к Алексею:
– А что тебе рассказывала Сильви?
– Ничего. Во всяком случае, я ничего такого не помню. Я встречался с ней всего один раз, а потом пришло это письмо. Шел шестьдесят восьмой год, я и мой дядя Джанджакомо получали в ту пору массу безумных посланий. Мы решили, что это еще одна чокнутая. – Алексей смутился. – Извините, я вовсе не хотел…
Жакоб отмахнулся:
– Что ж, Сильви никак нельзя было назвать нормальной. Она была необычной, экстравагантной и весьма далекой от психической нормы. – Он задумчиво добавил: – Поэтому, наверное, все мы так ее любили. – Жакоб искоса взглянул на Катрин. – А иногда и ненавидели.
Катрин как бы впервые увидела Сильви глазами Жакоба. Это была совсем другая женщина, не имевшая ничего общего с ее матерью. И все же обе столь разные Сильви сливались в один образ. Катрин глубоко вздохнула, почувствовав, что опутывавшие ее тяжелые цепи упали. Она обрела свободу и теперь могла думать о той, кого считала своей матерью, безо всякой ненависти, с живейшим любопытством.
– Я вот чего не могу понять. Если Сильви не была моей матерью, почему она ни разу не намекнула на это?
– Теперь мы никогда этого уже не узнаем, – пожал плечами Жакоб. – Может быть, она сама не была в этом уверена, не доверяла своей памяти. Не исключено также, что виноват был я. Очень часто человек оказывается в капкане, из которого невозможно выбраться. В капкан тебя может загнать окружающий мир, семья, а нередко и ты сам. Сильви обожала тайны, секреты, сюрпризы. – В его глазах зажглись лукавые искорки. – Однако отныне, моя малышка Кэт, ты не сможешь держать на Сильви зла. Тебе придется ее простить, потому что без нее ты никогда не встретилась бы с Алексеем.
Катрин посмотрела сначала на одного, потом на другого и прошептала:
– Я ее уже простила…
– Ну и хватит об этом. – Жакоб встал. – Думаю, Матильда уже приготовила свои коллекционные вина. Хочу устроить праздник со всеми моими детьми.
Он обнял одной рукой Катрин, другой – Алексея, и они присоединились к остальным. Жакоб отметил, что, стоило ему отпустить Алексея и Катрин, как они тут же потянулись друг к другу. Жакоб улыбнулся, подошел к Матильде и взял бокал, взглянув на этикетку бутылки. «Шато-латур» урожая 1945 года. Принцесса с невинным видом улыбалась.
– Ведь это псевдоним, который взяла себе Сильви во время войны, – шепнул ей Жакоб. – Помнишь?
Она бросила на него заговорщицкий взгляд – совсем как в старые времена.
В комнате было шумно – смех, возбужденные голоса. Жакоб откашлялся, чтобы привлечь всеобщее внимание, и поднял бокал.
– Думаю, самое время поднять тост. Пью за всех сыновей и дочерей, собравшихся здесь.
Он взглянул в глаза каждому – маленькой Натали, Фиалке, Лео, Алексею, Катрин.
Потом осушил бокал, вдохнув густой и терпкий аромат напитка, облагороженного временем. Сверкнув глазами, Жакоб провозгласил:
– А теперь тост за матерей. Я пью за Сильви, за ее чудесное наследие.
– За Сильви! – повторили все хором.
Жакоб выдержал паузу и продолжил, тщательно подбирая слова:
– А теперь давайте выпьем за Матильду, которая всегда знала обо всем на свете больше, чем любой из нас. За Матильду, которая еще со времен своей парижской педагогической деятельности умела находить подход к детям-сиротам. – Он нежно улыбнулся принцессе. – И еще за ее особый дар с необычайным мастерством делать такие вот сногсшибательные объявления.
Он поднес ее руку к губам. В комнате опять стало шумно.
Катрин думала, что Жакоб всегда любил Матильду, не переставая любить Сильви. Обе эти женщины были ему одинаково дороги. И ее, Катрин, он тоже любил. Мать, которая не была матерью, и дочь, которая не была дочерью. Кто же я на самом деле – сирота или не сирота? Не важно, я – это я. И я люблю Алексея. Их бокалы зазвенели, ударившись друг о друга. Катрин дотронулась до Алексея и подумала: я счастлива, так счастлива.
– Алексей, – шепнула она, робко коснувшись его руки. – Я хочу задать Жакобу еще один вопрос.
– Всего один? – поддразнил ее он.
– Ну, по меньшей мере один, – улыбнулась она и дернула Жакоба за рукав. – Скажи, а кто такая Каролина? Почему я никогда про нее не слышала?
– Все-все, никаких больше вопросов, – замахал на нее руками Жакоб. – Уведи ее отсюда, Алексей. Молодежь нам надоела. Правда, Матильда? – Он сделал свирепое лицо. – Оставьте нас в прошлом.
Он взял Матильду под руку, а она прильнула к нему и лукаво улыбнулась:
– Да, достаточно. Отдайте нам память, а себе оставьте желания.
Матильда и Жакоб рука об руку гуляли по парку. Заходящее солнце окрашивало заснеженные вершины гор в палевые тона. Опустившись на скамью чугунного литья, они какое-то время сидели молча, любуясь открывающимся видом.
– Значит, все эти годы ты была хранительницей нашей семейной тайны, – задумчиво произнес Жакоб. – И ни слова мне не сказала.
Он искоса взглянул на нее.
Принцесса по-прежнему смотрела вдаль. В ее голосе зазвучали мечтательные нотки, когда она сказала:
– Бесконечные пертурбации семейной истории – главная моя тема. – Она улыбнулась. – И отличная концовка – на радость Фрейду. Ты ведь заметил, до чего Алексей на тебя похож?
– Значит, ты действительно считаешь, что он мой сын? Сильви и в самом деле сделала это? Подняла руку на материнство, священнейший закон бытия?
– Очень может быть. Но что есть истина? – шутливо ответила она вопросом на вопрос.
– Да, – повторил Жакоб. – Что есть истина?
Глядя вдаль, на горы, он прошептал, как бы обращаясь к самому себе:
– Мы ищем истину, роясь в своей памяти, искажаем ее фантазиями, выдумываем для себя сладостные сказки…
Матильда рассмеялась звонким девичьим смехом, совсем как в молодости:
– А что нам еще остается, старым развалинам – лишь рыться в памяти да рассуждать.
– Это верно, – вздохнул Жакоб, нежно обнимая ее за плечи. – Мы с тобой, как птички Йетса, «поем о прошлом, нынешнем, грядущем».
– И мы уже свободны от желаний.
Жакоб кивнул.
– Да, Мэт, я рад, что ты меня понимаешь. Мне очень хорошо с тобой.
– Мне тоже хорошо с тобой, друг мой, – ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43