– Робер де Беллем так делает? – Матильда вспомнила красивые серые глаза, и ее передернуло.– Мало того. Твой отец как-то сцепился с ним из-за меня, так потом де Беллем делал все возможное, чтобы опорочить его в глазах короля Вильгельма.Матильда закусила губу.– А теперь они стараются испортить твои отношения с королем?Симон отрицательно покачал головой.– Да нет, – возразил он. – Руфус относится к их клану с подозрением, что вполне естественно. Хоть Завоеватель и завещал королевство своему среднему сыну на смертном одре, его старший сын Робер считает, что править должен он.Матильда кивнула.– А Монтгомери поддерживают Робера. Мне де Тосни сказал.Симон вздохнул.– Пока они не слишком поднимают голову, но их настроение известно. Все также знают, что епископ Одо благоволит своему старшему племяннику. Мне думается, он сейчас при дворе не для того, чтобы поддержать Руфуса. Скорее он хочет привлечь кое-кого на сторону Робера. Не сомневаюсь, что самое большее через две недели ко мне обратятся и предложат присоединиться. Именно об этом мы с Хью говорили, когда ты подошла.– А какой он, Робер Нормандский? – с любопытством спросила Матильда.– Приятный, остроумный, ленивый. Хороший солдат, но плохой командир. – Он взглянул на нее. – О чем ты думаешь?– Может, из него выйдет более подходящий король, чем Руфус, – предположила она. – Ведь он старший сын, а Руфус… – Она замолчала, подбирая приличное слово.– Фигляр, – закончил за нее Симон. – Грубый, шумный, любит молоденьких красавчиков и платья королевы. – Они остановились у реки и долго смотрели на темные волны. – Ты не одна так думаешь, – продолжил он, – но любой, кто не станет полагаться на первое впечатление, поймет, что для Англии Руфус куда лучший выбор. Робер говорит, а Руфус действует. Робер умеет сражаться, а Руфус искуснее как полководец, да и в политике он лучше разбирается. Робер пообещает всем все, ничего не сделает, и в стране воцарится хаос.– Тогда почему его поддерживают епископ Одо и клан Монтгомери?– У них свои собственные цели. Хаос их вполне устраивает. Они смогут создать свои отдельные маленькие королевства.Матильда внимательно посмотрела на мужа.– А тебе своего собственного королевства не надо?– У меня есть достаточно, и это дар короля, – ответил он. – Не стоит откусывать больше, чем можешь проглотить. Поверь мне, любовь моя, Руфус куда лучше как король, – Он остановился, поднял с земли камень и бросил его в воду.– При дворе ты учишься плавать в глубокой мутной воде, – прошептал Симон. – Правила выживания: говори мало, следи за всеми, слушай, что все говорят, обращай внимание на их голоса и жесты, замечай, с кем они общаются, и расспрашивай слуг, которые могут знать, что происходит за закрытыми дверями.– И ты все это делал?– Когда был при дворе – да.Матильда поморщилась.– Этому, как и всему другому, можно и нужно учиться. – Он повернулся к ней лицом. – Те, кому это удается, преуспевают, те же, которые не могут выучиться, ведут борьбу за выживание. Мой отец был управляющим двора у Вильгельма, я эту науку постиг рано. Твой отец таких навыков не имел и не желал их приобретать. Он все принимал за чистую монету, и в конечном счете доверчивость его погубила. У него не было щита, они смогли его достать.Матильда поежилась.– А если Робер возьмет верх? – спросила она. – Тогда они и тебя достанут?Он поднял руку и погладил ее по щеке.– Робер не возьмет верх, – пытался успокоить он ее. – И хоть я и очень любил и уважал твоего отца, я не он.Матильда взяла его за руку, но его тепло не согрело ее. Она вспомнила, как отец говорил, что все будет хорошо, и это оказалось неправдой, потому что ничего хорошего не было с того мгновения, как он уехал. Теперь Симон по-своему просил ее довериться ему. Но если она согласится, то не окажется ли в один прекрасный день брошенной, оставленной один на один с миром?Симон внимательно взглянул на нее.– Пойдем. Не важно, какая компания – жаровни горят жарко, – добавил он, пытаясь взбодрить ее. – Да и нельзя оставлять твою сестру в обществе де Тосни надолго.Матильда с трудом улыбнулась. Чем скорее они отсюда уедут, тем лучше, подумала она, и впервые в жизни почувствовала, что жалеет свою мать. Глава 27 Женский монастырь Элстоу, июль 1088 года Монахини собирали смородину в саду около восточной стены часовни. Матильде очень хотелось присоединиться к ним, но это была работа для слуг, а поскольку она находилась на материнской территории, то вынуждена была следовать ее правилам. Отношения ее с Джудит оставляли желать много лучшего, но Maтильда делала все, чтобы построить мост через пропасть, образовавшуюся после ее замужества, тем более что мать со своей стороны тоже делала попытки к сближению. Они никогда не будут близки, но теперь, по крайней мере, они разговаривали друг с другом.В это летнее утро она была не единственным гостем в монастыре. Ее бабушка, грозная Аделаида Ольмейская, уже месяц жила в гостевом доме, обслуживаемая толпой слуг и монахинь. Она мучилась от боли в суставах и могла передвигаться только с помощью палки и крепкой монахини. Боль и неудобства окончательно испортили ее и без того тяжелый характер.– Слава Богу, – заявила она, оглядывая Матильду с ног до головы, – что ты беременна. Я уж думала, что де Санли на это не способен.Матильда покраснела и приложила руку к животу.– Я благодарна вам за заботу, – пробормотала она, – но, право, причин для беспокойства нет никаких. – Она была уже на четвертом месяце. Тошнота, мучившая ее в первые месяцы, прошла, и усталость уступила место ощущению здоровья и силы. Именно поэтому она и сочла возможным нанести визит матери, тем более что Симон отсутствовал по делам короля.– Ну да, – огрызнулась Аделаида, – как будто вынужденное замужество и муж – калека недостаточные причины.– Симон не калека, и меня никто не вынуждал, – обозлилась Матильда. – Наоборот, я сделала это с большим желанием, и у меня нет никаких оснований об этом сожалеть.– Все еще впереди, – мрачно заметила Аделаида. – Взгляни на свою мать. Изнывала от похоти – так хотелось замуж за твоего отца, и посмотри, что из этого вышло. Через некоторое время они видеть друг друга не могли.– Мама! – резко оборвала Джудит. До сих пор она в разговор не вмешивалась. – Не надо ворошить старое. Все в прошлом, и я предпочла бы это не обсуждать.– Потому что это доказывает, что ты проявила слабость, – продолжала Аделаида. – Ты могла выбирать среди лучших женихов Нормандии, но ты предпочла этого бездельника Уолтефа. Я всегда знала, что ваш брак плохо кончится.– Хорошо или плохо, belle mere, но его имя в почете, – с гневом вставила Матильда. – Паломники толпами идут к его могиле, и даже нормандцы говорят, что его напрасно казнили. Король Вильгельм сам жалел о своем решении.Джудит встала и отошла, чтобы не слышать продолжения разговора.– Его казнили за измену, – огрызнулась Аделаида. – За заговор против короля и попытку посадить на трон датского пирата.– Тех людей, которые затеяли этот заговор, не казнили, – возразила Матильда. – Один до сих пор на свободе, другой сидит в тюрьме, но они сохранили свою жизнь. Как насчет тех, кто сейчас затевает бунт против короля Вильгельма Руфуса? Им что, тоже грозит казнь? Думаю, что нет. – Она говорила так, потому что знала, что сводный брат Аделаиды Робер Мортейнский поддерживает смутьянов и что муж и сын Аделаиды долго сомневались, прежде чем встать на сторону Руфуса.На щеках старой женщины появились красные пятна.– Ты была совсем маленькой, когда твой отец стал изменником, ты не можешь знать. Он погубил жизнь твоей матери пьянством и безответственностью. Он годился к управлению своими землями не больше чем младенец в пеленках.– Но это не причина, чтобы умереть.– Еще какая причина! – отрезала Аделаида. – Твой отец не заслуживал жизни, и я позаботилась, чтобы он ее лишился.Матильда почувствовала, как у нее волосы встают дыбом от слов старухи.Стоявшая у оконного проема Джудит обернулась и подошла к ним.– Мама, что ты такое сделала? – Она говорила тихо, но таким тоном, что делалось страшно.– Ничего такого, чего бы могла стыдиться. – Аделаида уставилась на нее, схватившись за палку, как за меч. – Когда твой никчемный муж был арестован, ты появилась при дворе и сказала, что отказываешься от него, потому что он изменник. Твой дядя был склонен проявить милосердие ради тебя и просто выслать его, но я не могла этого допустить. Через год, два он бы вернулся, скорее всего, вместе с датскими пиратами, если судить по его предыдущим поступкам. – Она перевела дыхание. – Я убедила брата, что он будет потом жалеть о своем великодушии.– Ты подписала ему смертный приговор, – прошептала Джудит.Матильда переводила взгляд с бабушки на мать и чувствовала, как по спине бегут ледяные мурашки.– Не мели ерунду! – отрезала Аделаида. – Твой дядя никогда бы не изменил своего мнения только по моему настоянию. Он советовался с другими, и все согласились. Твои дяди Одо и Робер – это точно. Еще Монтгомери.– Они давно точили на него зуб, – горько вздохнула Джудит.– Ты тоже точила зубы, доченька. Или в монастырском заточении ты забыла, как отчаянно хотела от него избавиться? Ты умоляла меня помочь тебе и успокоилась, когда я пообещала сделать все возможное.– Я хотела, чтобы его выслали, но не убили, черт побери, мама! – Богохульство вырвалось у нее непроизвольно, и она слишком поздно закрыла рот ладонью.– Ха! Десять лет ты хозяйничала в его владениях. Только после смерти дяди ты ослабила хватку, да и то по своей глупости. – Лицо Аделаиды перекосилось от злости. – Разве в Библии не сказано, что, прежде чем удалять соринку из глаза соседа, надо позаботиться о бревне в своем собственном? Ты виновата не меньше меня, дочка. Даже больше, потому что не сумела привязать Уолтефа к себе и уберечь от глупостей. Он был слабым, ты должна была его поддержать. Когда ты не справилась, мне оставалось сделать единственно возможную вещь и избавиться от него навсегда!– Нет, мама, ты сделала это для себя! – воскликнула Джудит. – Для своего драгоценного сына, потому что хотела видеть его владыкой Хантингдона!– И ты не возражала, дочка… Не передергивай меня, потому что ты смотришь на свое собственное отражение.Матильда внезапно почувствовала себя так плохо, что едва успела вскочить и добежать до угла комнаты, где ее вырвало. Перед глазами стало темно, колени подкосились.– Смотри, что ты наделала! – услышала она материнский крик. – Если у нее случится выкидыш, на твоей совести будет еще одно убийство.Как в тумане, Матильда почувствовала, что руки матери пытаются ее поднять. Она оттолкнула ее.– Не смей меня трогать! – выдохнула она. – Не могу видеть вас обеих.Но Джудит не отошла.– Можешь ты или нет – у тебя нет выбора, – мрачно заявила она. – Успокойся. Ты ведь не хочешь навредить ребенку?Последние слова заставили Матильду взять себя в руки. Борясь с дурнотой, она почувствовала, что ее мать тоже находится на грани срыва. Ее дыхание было частым и прерывающимся, как и у нее, и по телу пробегала нервная дрожъ.Они услышали шорох. Это, опираясь на палку, встала Аделаида и молча вышла из комнаты. Джудит стала подниматься, но Матильда вцепилась в ее платье и заставила ее взглянуть ей в глаза.– Поклянись мне, что ты не способствовала смерти моего отца, – прошептала она, – Поклянись.Мать проглотила комок в горле.– Я не могу этого сделать, – прошептала она. – Хотя, видит Бог, я бы хотела. – Она закрыла глаза. – Ты была так юна, обожала его, он обожал тебя. Ты не знала его с другой стороны – как безответственного глупца, который мог напиться до беспамятства и который ничего не смыслил в управлении.– Значит, он из-за этого умер?Глаза Джудит широко открылись.– Я не знала, что дядя его казнит. Думала, его просто вышлют. Вина гложет меня. Сколько я ни молюсь, груз не становится легче. Да, я хотела, чтобы он исчез из моей жизни, но не ценой его жизни… Если бы я знала, что случится, я бы на коленях умоляла дядю пощадить его.Матильда отпустила Джудит и села. Слезы струились по ее лицу. Пусть мать холодная и гордая, но ей всегда было важно говорить правду, какой бы горькой она ни была.Джудит встала и отошла от Матильды, собираясь с силами. Провела ладонью по глазам, шмыгнула носом – это все, что она себе позволила.– Я пыталась, – повторила она, – но недостаточно. Невозможно свести вместе лед и пламя и надеяться, что они выживут.– А как же я, мама? – сдавленным голосом спросила Матильда, – Если во мне твоя кровь смешана с кровью отца? Как мне выжить?Лицо Джудит уже приобрело обычное сдержанное выражение.– Возможно, у тебя, единственной среди женщин этой семьи, есть надежда уцелеть, потому что ты можешь гнуться и не ломаться. Этим наградил тебя отец. Кроме того, как бы я ни относилась к твоему мужу, он человек с амбициями, знакомый с дворцовыми интригами. И он нормандец. В твоей жизни могут быть совсем другие проблемы.– Какие? – шепотом спросила Матильда. Джудит пожала плечами.– Симон де Санли как бездомный кот, – сказал она. – Он ищет, где бы пригреться зимой, ему нужен домашний очаг. Но наступит весна, появится дичь, за которой можно погоняться, места, которых он еще не видел, и тебе его не удержать. Именно поэтому я рада, что ты способна гнуться.Матильда вытерла глаза и неуклюже поднялась на ноги. Джудит сняла с ее платья прилипшие соломинки и оправила его.– Он мог стать моим мужем, – сказала она. – Ребенок, растущий сейчас в твоем чреве, мог бы быть моим. Помни это. Он женился на тебе только по необходимости. Ты согласилась потому, что это было удобно, и потому, что тебя всегда влекло к убогим. Но больше всего из-за того, что на нем был плащ твоего отца. – Она взглянула на Матильду строгим, но не враждебным взглядом. – Я говорю все это для твоей же пользы. Помни об этом, и пусть голова твоя не кружится от любовных песен менестрелей. Это единственный способ выжить.Со двора донесся топот копыт. Матильда выглянула и окно и увидела мужа в окружении своего эскорта. Лошади были в мыле, будто скакать пришлось очень быстро.Материнские слова больно задели Матильду, потому что подтвердили ее собственные сомнения. Они были жестоки, хотя и отчасти правдивы. Несмотря на это, а может, благодаря этому, ее сердце освободилось от груза. Ей нужен Симон. Нужны его сильные руки, его уверенные слова, но больше всего ей хотелось, чтобы он забрал ее отсюда. Она поспешила к двери и выскочила во двор. Симон обернулся, лицо осветила широкая улыбка, и он раскрыл объятия. Матильда бросилась к нему на шею.– Слезы? – Симон провел большим пальцем по ее щеке. – Почему?– Так. Позже расскажу. – Она с силой обняла его. – Как я рада тебя видеть. Когда мы сможем поехать домой? – Голос ее дрогнул.Он слегка отодвинул ее и, держа на расстоянии вытянутой руки, всмотрелся в ее лицо.– Сейчас слишком поздно ехать в Нортгемптон, – пояснил он, – но ничто не может нам помешать провести ночь в Окли… если ты хочешь.Матильда прижалась лбом к холодному металлу его кольчуги.– Мне хочется, – сказала она. – Если ты не слишком устал с дороги.– Ничего, от усталости можно избавиться с помощью кубка вина и хорошей еды, – возразил он. – Мы быстро ехали, но еще несколько миль – это ерунда.Матильда кивнула, сообразив, что у него не больше желания оставаться под одной крышей с ее матерью, чем у нее.Лунный свет проникал через открытые ставни и освещал две нагие переплетенные фигуры на кровати. После любви Симон рассказал Матильде о боях на юге. Епископ Одо и Монтгомери подняли восстание против Вильгельма Руфуса, заявляя, что королем должен стать старший сын Завоевателя – Робер. Руфус с помощью сторонников не замедлил разделаться с восставшими. Монтгомери сдался, но Одо забился в Рочестер, как улитка в раковину, откуда ее можно выковырять только с помощью серебряной булавки, однако вместо булавки Руфус полагался на жажду и голод. Ему помогали тучи мух, слетевшихся на город.– Солдаты вынуждены были есть по очереди – одни едят, другие мух отгоняют, – рассказывал Симон морщась. – Мы эту вонь из-за стен чувствовали. Люди, лошади, собаки… Этот запах невозможно забыть.Матильду передернуло, но она не остановила его. Пусть выговорится.– Монтгомери отправился к ним на переговоры. Сначала они требовали свободу и свои земли в обмен на сдачу, но Руфус отказался. Он сказал, что сохранит им оружие и жизнь. Те, у кого еще остались лошади, могут на них уехать. – Симон помолчал вспоминая. – Они вышли двумя колоннами, сохраняя достоинство, хотя от них воняло, губы у всех пересохли и тела были покрыты струпьями. Руфус велел трубить победу как можно громче. Простые англичане, которых набрали в армию Руфуса, оскорбляли их и кричали, что тех надо повесить.– И что сделал Руфус? – спросила Матильда.– Он не вмешивался, позволил им наораться, при этом улыбался, – ответил Симон. – Разве можно найти лучшее доказательство того, что он король Англии, чем эти выкрики во славу его и требования крови его врагов?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41