Если ему хотелось эля, приходилось посылать за ним слугу и потом терпеть нескрываемое презрение Джудит. – Мое положение! Мне кажется, что тебя больше ничего не интересует.– Кто-то должен об этом заботиться, раз ты сам этого не делаешь, – парировала она, бросая на него сердитый взгляд через плечо. – Ты унижаешь себя, общаясь с конюхами, садовниками и кухарками. Как могут люди тебя уважать, если ты не ведешь себя соответственно рангу?Презрение в ее взгляде возмутило его.– Когда я не веду себя как нормандец, ты хочешь сказать?– Когда ты не ведешь себя так, как подобает человеку благородной крови! – ответила Джудит. – Наши дочери по рождению высокого ранга, а ты водишь их на конюшню и в сараи, ты поощряешь их общение со слугами и солдатами, как будто они им ровня, причем говорят они с ними по-английски! – Она презрительно взмахнула рукой.Уолтеф выпрямился – он уже не мог сдерживать гнев.– Выходит, величие статуса покоится на невежестве, – съязвил он. – Ты сама себя приговорила, миледи. Ты – ничто. Пока ты стоишь на коленях и молишься, не мешало бы тебе вспомнить, что наш Господь Иисус Христос родился в семье простого плотника. – Он повернулся и выбежал из комнаты. Он имел полное право ударить ее, и эта мысль заставила его ускорить шаг. Все знали, что Вильгельм Нормандский поколачивает свою жену, если та выведет его из себя. Он знал людей, чьи ремни были в пятнах крови жен и детей. Но Уолтеф был другим.В опочивальне Джудит боролась с тошнотой, сопровождавшей ее беременность. Она старалась дышать медленно и глубоко, пока сердце не перестало колотиться и тошнота не прошла. Снова повернувшись к аналою, она попыталась найти утешение в молитве, но ей мешали слова Уолтефа о том, что Спаситель был простым плотником.Она перекрестилась, поднялась на ноги и устало вернулась в постель.Матильда следила за тем, как отец готовится к отъезду. Стояло прохладное сентябрьское утро. Туман стелился низко, оставляя чистые, как бриллианты, капли на паутине, запутавшейся в перекладинах забора, отделяющего конюшню от внутреннего двора. Но Матильде было не до красот природы, она не сводила глаз с отца, уезжающего вместе со своим другом и бросающего ее.Он подобрал поводья, сунул ногу в стремя и вскочил в седло. Солдаты из его свиты тоже оседлали лошадей, смеясь и дружески перебрасываясь словами. Ральф де Гал выглядел впечатляюще в алой тунике с блестящей оторочкой, перевязью через плечо, на которой висел охотничий рог, украшенный серебром.– Папа скоро вернется, – попыталась утешить ее Сибилла, крепко держа девочку за руку, чтобы та не вырвалась и не кинулась к отцу.– Я хочу с ними. – Нижняя губа Матильды задрожала.– Надо немного подрасти, золотко. – Сибилла ласково погладила ее по темно-рыжим кудрям.Уолтеф натянул поводья. Матильда уже было решила, что он забыл про нее, но он поискал их глазами и подъехал поближе.– Дай мне ее, – попросил он Сибиллу. Наклонившись, он взял Матильду на руки и посадил перед собой.На одно прекрасное мгновение девочка решила, что она поедет с ним. Она откинулась назад и положила голову на белую меховую оторочку его плаща.– Обещаю, я скоро вернусь, милая, – сказал он, обнимая ее.– Я хочу с тобой, – надула губы Матильда.– Сейчас нельзя, но, когда я вернусь, обещаю, что буду ездить с тобой и Хани, сколько ты захочешь.– Сейчас, – настаивала Матильда, и у нее снова появилось то же ужасное чувство, что и вчера, когда она начала кричать и никак не могла остановиться.– Мне взять ее, милорд? – предложила Сибилла, протягивая руки, и Матильда приготовилась вопить и лягаться.Уолтеф покачал головой.– Все хорошо, я немного проеду с ней по дороге. Кто-нибудь из моих людей привезет ее назад.Сибилла кивнула и, хотя она волновалась, виду не подала и отступила на шаг. Уолтеф пустил лошадь рысью и скоро опередил других всадников. Когда де Гал хотел его догнать, он махнул рукой, останавливая его.– Теперь, – тихо сказал он Матильде, наклоняясь так низко, что его борода щекотала ей ухо, – будешь ты вопить или нет, но мне нужно оставить тебе. Я знаю, ты не хочешь, чтобы я уезжал, но я не могу, ты еще ребенок, не понимаешь…– Я не ребенок! – выкрикнула Матильда и повернулась, чтобы посмотреть на отца возмущенным взглядом синих глаз.Он улыбнулся и поцеловал ее в щеку.– Ну, конечно, ты совсем большая девочка, – согласился он, – и ты будешь терпеливо ждать, когда я вернусь домой.Матильда нахмурилась. Противное чувство гнева все еще копошилось внутри, но слова отца о том, что она «большая девочка», дали ей силу сдержаться и согласно кивнуть. В награду он снова ее обнял и поцеловал. Так она и ехала в его седле через весь город. Люди стояли в дверях своих домов и смотрели, как они проезжают мимо. Раздались крики «Да благословит Бог нашего господина и юную госпожу!» Отец отвечал им по-английски и бросал горсти мелких серебряных монет. У Матильды снова потеплело на душе.Отец перестал бросать монеты, когда они проезжали мимо замка и сердитых часовых в латах и кольчугах. Их приветствия были короткими и недружелюбными. Ее отец отвернулся, и, хотя Матильда не понимала почему, она чувствовала, что тут что-то неправильно.Едущий за ними Ральф де Гал кланялся горожанам и заигрывал с женщинами.– Тебе надо поставить на место этих солдат де Сайя. – Он попытался дать совет. – На твоем месте я бы из горла вырвал у них уважение к себе.Лицо отца потемнело. Она знала, что он сердится, но не понимала почему и на кого. Предупреждающе взглянув на Ральфа, отец покачал головой. Потом наклонился над Матильдой.– Тебе пора возвращаться, дорогая, – пробормотал он. – Сибилла, наверное, уже беспокоится, куда это мы подевались. Да и мама тоже. – Он поднял ее и передал одному из сопровождавших.Подбородок у Матильды задрожал, но она не заплакала – отец одарил ее улыбкой.– Ты моя храбрая девочка, – похвалил ее отец. – Я вернусь – ты соскучиться не успеешь… обещаю.Матильда чуть шею не вывернула, глядя вслед отцу, пока тот не исчез из виду. По дороге домой она махала рукой людям, те тоже махали ей, но девочку это уже не радовало. Глава 17 Было уже поздно, но Джудит никак не могла заснуть. Она выбралась из постели и встала на колени у аналоя, молитвенно сложив руки перед образом Пречистой Девы Марии. Но сегодня молитва не утешала ее. Уолтефа не было уже десять дней, он таки решил принять участие в свадебной церемонии Ральфа де Гала и Эммы Фитц Осберн. Он не прислал ни одной весточки, она тоже не пыталась с ним снестись. Для него это было не обычно, и она начала беспокоиться. Верно, перед его отъездом они поссорились, но они ссорились и раньше, и он всегда возвращался, смиренный, с подарками, просил у нее прощения. Она догадывалась, что ее одобрение уже ничего для него не значит. Последние месяцы он перестал стричься и брить бороду – явные признаки того, что ее влиянию на него приходит конец.Она вздохнула и поднялась с коленей. Сегодня милость Богоматери не снизошла на нее и не покрыла Джудит тихим голубым покровом мира. Она налила себе вина из графина, отпила глоток, скривилась и позвала служанку.– Это вино прокисло, – набросилась она на прислугу. – Немедленно принеси свежего вина, я обязательно утром пожалуюсь на тебя управляющему.– Слушаюсь, миледи. – Заспанная девушка вышла из опочивальни.Джудит ходила по комнате, зажигала свечи, разгоняя тени в углах. Она услышала, как в соседней комнате заплакал кто-то из детей. Матильда, подумала она со стыдом и раздражением. После отъезда отца девочка плохо спала, а днем была необычно тихой. Дуется, решила Джудит, и она резко разговаривала с дочерью. И когда она ее ругала, ей казалось, что все повторяется – так же и ее мать ругала ее.Она услышала, как мужской голос стал нашептывать ласковые слова ребенку. Джудит уже было раздвинула занавесь, но появился Уолтеф с кувшином вина в руке.– Я встретил служанку по пути сюда, – объяснил он входя. – Матильда успокоилась и спит. Я не хочу ее будить.Джудит смотрела на него с изумлением и растущим испугом. Она знала, что он бы не появился в такое время, если бы не было беды. Да и вид у него был соответствующий – темные круги под глазами, крепко сжатые зубы. Казалось, со времени их последней встречи он постарел на десять лет.– Что случилось? – спросила она. – Что ты делал?– Именно такого теплого приема я и ожидал, – с горечью ответил он, налил вина в глубокий кубок и выпил залпом. – Ничего я не делал, и я сильно подозреваю, что это будет моим падением. – Он внезапно сел на кровать, как будто ему отказали ноги.– Что ты хочешь сказать? – Джудит уперлась руками в бока. От него неприятно пахло потом и перегаром. Туника была вся в пятнах и сильно истрепана.– Боюсь, что я нарушил слово, данное твоему дяде. – Он допил вино и уронил голову на руки.– Что? – Сердце Джудит начало бешено колотиться.Уолтеф проглотил комок в горле. Он не смотрел на нее, взгляд скользил, как ноги по льду.– Ральф де Гал и Роджер Фитц Осберн намереваются пригласить Кнута Датского на наши берега и предложить ему стать королем, – сказал он. – Они повернулись спиной к Вильгельму за то, что он сделал с англичанами и бриттами.– Господи милостивый! – Джудит смотрела на него с нарастающим ужасом.– Уже собирается датский флот, чтобы отплыть в Англию. Ральф и Роджер пользуются широкой поддержкой в Англии и Британии. Я должен буду помочь им.– Это же измена! – Сердце Джудит упало.– Знаю. – Уолтеф застонал. – Роджер отправился домой собирать войско, Ральф тоже. Я должен собрать своих людей и присоединиться к ним.Джудит едва владела собой. Гнев ее был так велик, что она схватила чашу и выплеснула вино ему в лицо.– Дурак! – взвизгнула она. – Ты полный идиот! Что на тебя нашло? Что теперь со всеми нами будет?Он машинально отшатнулся, когда она плеснула ему в лицо вино. Красные струи потекли по лицу и шее, темные капли сверкали в волосах.– Я думал… – Голос его прервался, и она с ужасом увидела слезы в его глазах. – Ты сильная. Я подумал, ты знаешь, что нужно делать…Джудит едва поборола желание бросить ему в лицо и чашу. Она осторожно поставила ее на сундук. Живот болел так, будто он ее ударил под дых.– Что именно ты пообещал? – спросила она голосом, дрожащим от отвращения.– Не знаю… – Он вытер слезы тыльной стороной ладони.– Не знаешь?– Я… я был пьян.Джудит закрыла глаза. Она могла представить себе эту сцену. Сборище мужчин, общие интересы. Парочка красноречивых заговорщиков типа Ральфа де Гала и Роджера Херефордского. Да Уолтеф среди них как ягненок в волчьей стае. Она не должна была отпускать его. Теперь уже поздно.Он громко шмыгнул носом.– Кажется, я пообещал не стоять у них на пути… и, если все пойдет хорошо, я к ним присоединюсь.– Значит, готовится очередная попытка свергнуть моего дядю с английского трона, и ты в это ввязался.Уолтеф кивнул.– Помимо моей воли. Я пытался спорить, но они не хотели слушать. – Он умоляюще взглянул на нее. – Если бы я не согласился, меня бы живым оттуда не выпустили. Я попал в ловушку.– Если бы ты уехал, как только они заикнулись об этом, ты бы не попал в такой переплет, – огрызнулась она. – Или тебе понравилась идея? Ведь в последний раз ты присоединился к датчанам, разве не так?– Все было по-другому! – Лицо его потемнело от гнева.– Как же это было? – выпалила она, поняв, что попала в цель. – Тебя всегда тянуло к народу твоего отца. Мы спим на языческой кровати из-за этого, и ты не расстанешься с этим проклятым плащом, как будто он – твоя вторая кожа. Милости, которыми осыпал тебя мой дядя, не имеют значения. Ты все отдашь ради какого-то викинга-пирата, потому что в нем течет датская кровь. И… ради хитрого бритта, который одурманил тебя своими сладкими речами.Пока она укоряла и бранила его, он сидел, опустив голову на руки. Но при ее последних словах вскочил на ноги.– Попридержи язык, сука! – прорычал он, подняв сжатый кулак.Она отшатнулась, но не дождалась удара. Она увидела выражение ужаса на его лице. Кулак разжался, он умоляюще протянул к ней руку.– Джудит, пожалуйста… – прошептал он. – Дорогая, я не хотел…Она отступила и одернула платье, будто даже его прикосновение к ее одежде было ей противно.– Я умываю руки, – хрипло сказала она. – Между нами все кончено. Пусть я твоя жена, но жить как твоя жена я больше не хочу. – Она скрестила руки на груди, подобно монахине, приносящей клятву Богу. – Утром я уеду в свое поместье в Элстоу, и ты не последуешь за мной…– Джудит, не уезжай… Ты мне нужна… Она сжала губы и выпрямилась.– Это ты меня бросил, когда поехал на свадьбу Ральфа до Гала. Теперь иди к нему и жалуйся. Не сомневаюсь: он найдет для тебя какую-нибудь английскую или датскую шлюху, что бы ты мог удовлетворить свою похоть. Если ты затеваешь предательство, жена-нормандка тебе без надобности. – Ее голос дрожал, она даже на мгновение испугалась, что заплачет.– Я не собираюсь к ним присоединяться, клянусь.Он умолял ее, как умоляет о прощении нашкодивший ребенок. Но дело было слишком серьезным.– Если ты немедленно не отправишься к дяде и не расскажешь ему о случившемся, тогда проклятие падет на твою голову, – заявила она, не оборачиваясь.– Я… я дал слово де Галу…– Ты поклялся королю! – Ее затошнило, и она едва успела подойти к горшку, как ее начало рвать, – она думала, что все внутренности вывернутся наизнанку.Она слышала, как он встал и пошел к выходу такими шаркающими шагами, будто ноги его были в кандалах. Наконец он ушел. Джудит опустилась на пол, задыхаясь от слез. Живот скрутила опоясывающая боль, затем внезапно хлынули воды и кровь. Она отвергла Уолтефа. Теперь ее тело отвергает его ребенка.Когда она закричала, зовя служанок, ей хотелось умереть.– Что я натворил? – спросил Уолтеф у Улфцителя.Стояло славное сентябрьское утро, они сидели в скромной гостиной аббата, пили эль и смотрели через открытые ставни, как мимо проплывают белые облака.Монах вздохнул и покачал головой.– Мне жаль, сын мой, но я не знаю, – сказал он. – Наверное, многие уже сказали тебе, что ты совершил глупость.– Только жена. Я никому больше не рассказывал. Несколько моих людей извещены, но я доверяю им безоговорочно.Монах строго взглянул на Уолтефа.– Похоже, безоговорочное доверие – одна из причин твоих неприятностей, – возразил он. – Только Господь достоин такого доверия.Уолтеф поморщился.– Я знаю, святой отец. – Он вздохнул и провел ладонью по лицу. – Я дал клятву Вильгельму, я женился на его племяннице, в жилах моих детей течет нормандская кровь, но…Аббат тоже вздохнул.– И ты позволил отдаленной мечте, вину и ловкому языку другого человека увести тебя от реальности. Я знаю тебя лучше, мой мальчик, чем ты сам себя знаешь.– Мне следовало остаться здесь, в монастыре, и постричься в монахи, – пробормотал Уолтеф. – Мне кажется, моя жизнь имела смысл здесь, в Кроуленде.– Да, возможно, тебе следовало остаться с нами, – мягко согласился Улфцитель и положил ладонь на плечо Уолтефа, успокаивая его. – Но раз уж ты не остался, тебе придется пожинать бурю, которую ты поднял.Уолтеф подергал себя за бороду.– Как? – спросил он. – Что я должен делать?Монах минуту молчал. Потом произнес:– Это дело твоей совести. Я не могу решать за тебя.– Но посоветуйте. – Он умоляюще взглянул на монаха. – Я знаю, слабость моя в нерешительности и неумении предвидеть. Что бы вы сделали – окажись в моем положении?Монах крепче сжал его плечо.– Я бы спросил себя: что в этом мире для меня важнее всего? А затем задал бы себе вопрос: что мне надо делать, чтобы это защитить?– Мои дети. Они – главное.– И как же ты заботишься об их будущем?Улфцитель говорил мягко, но в его словах была твердость железа. Как он защитит своих дочерей? Одну он уже потерял. После их ссоры, четыре дня назад у Джудит случился выкидыш. Еще одна девочка. Он сам похоронил ее. Он вспомнил о клятвах, данных им разным людям. Каждый раз по принуждению. И обещание, данное маленькой дочке.– Я… я поеду к Вильгельму, – сказал он. – Попрошу его о милосердии, если понадобится, буду умолять. – Его передернуло только от мысли об этом.Монах облегченно вздохнул.– Это – твое решение, и я рад, что ты его принял, – сказал он. – Но я бы посоветовал тебе не обращаться к Вильгельму напрямую. Тебе нужен посредник. Обратись ь архиепископу Ланфранку, исповедуйся ему и попроси его ходатайствовать за тебя.– Вы считаете меня неспособным изложить свое собственное дело?Аббат долго смотрел на него, и Уолтефу стало стыдно.– Да, вы правы, – вздохнул он. – Я не умею выбирать наиболее безопасный путь.– Я напишу архиепископу и расскажу о твоих неприятностях. Напомню, что когда-то ты предназначался для служения церкви, что в тебе нет зла, только безрассудство.– Огромное безрассудство, – согласился Уолтеф. – Надо было мне остаться в монастыре. – Он уже не первый раз говорил об этом. При очередном кризисе в своей жизни он жалел, что покинул обитель, но никогда еще это чувство не было таким острым, как сейчас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41