Джудит обмыли душистой водой, заплели ей волосы в две длинных косы и надели на нее свежую сорочку. Как только Джудит оказалась в пристойном виде, ее слезы высохли, и она почувствовала, что может контролировать себя. К кровати подошла Сибилла с сопящей девочкой на руках. Нежность, с которой она смотрела на младенца, рассердила Джудит, заставив ощутить вину.– Вот, – сказала служанка, будто прочтя ее мысли, – подержите ее. – Она осторожно протянула малышку Джудит. – Правда, она похожа на своего отца?Джудит смотрела на сморщенное личико и не находила в нем сходства ни с кем, разве что с вялой репой. Но волосы девочки были золотисто-медного цвета, как у Уолтефа. Она слышала, как женщины говорили об огромной любви к своему первенцу с первого взгляда, но не почувствовала ничего похожего. Ей было немного любопытно – это существо появилось из ее тела. Будто поняв ее отношение к себе, ребенок начал извиваться и хныкать. Маленькое, сморщенное красное личико покраснело еще больше. На лице появилась большая дыра, и раздался громкий крик.Джудит испугалась и оттолкнула ребенка. Сибилла ловко подхватила орущий сверток и принялась качать, пока крики не сменились икотой.– Мне кажется, она голодна, – пробормотала служанка. – Может быть, вы ее покормите?Джудит пришла в ужас.– Не могу, – прошептала она. – Ты слишком многого требуешь. Она и так всю меня измучила.Сибилла закусила губу и повернулась к Аделаиде за указаниями. Та отмахнулась.– Ты – кормящая мать, у тебя много молока. Не надорвешься, если пока ее покормишь. Госпожа слишком устала.– Слушаюсь, миледи. – Нежно прижав к себе девочку, она вынесла ее из комнаты, расстегнула платье, распустила шнуровку рубашки и дала ребенку грудь. Пока девочка увлеченно сосала, Сибилла сочувственно потрогала рыжие волосики. Как может леди Джудит оттолкнуть такое прелестное, крошечное существо? Когда родилась ее собственная дочь, она не могла дождаться, когда можно будет взять се на руки.Она говорила себе, что все изменится к лучшему, когда леди Джудит выспится. Долг заставит ее кормить ребенка, как только она оправится, и так родится любовь. Но Сибилла понимала, что ищет оправданий для своей госпожи, и на самом деле все не так просто.– Не бойся, малышка, – прошептала она. – Я позабочусь, чтобы ты не страдала от отсутствия любви, а твой папа будет тебя просто обожать. Я уверена.Было уже поздно, когда усталый и проголодавшийся Уолтеф вернулся в Нортгемптон с переговоров с Вильгельмом.– Есть новости? – спросил он подбежавшего конюха.– Да, милорд, – ответил парнишка. – Графиня благополучно разрешилась от бремени девочкой.Уолтеф стоял, переваривая новость, потом, несмотря на усталость, побежал в дом.– Джудит спит, – заявила Аделаида, стоя у дверей, подобно часовому. – Роды были трудными, она устала.Уолтеф постарался сдержаться и не стал силой отодвигать Аделаиду от двери.– И все же я увижу свою жену и ребенка. Если Джудит спит, я обещаю ее не будить.Аделаида, сморщив нос, неохотно отошла в сторону. Уолтеф заметил выражение ее лица, понюхал собственную подмышку и вежливо попросил ее позаботиться о том, что бы для него приготовили ванну. Сжав губы, Аделаида пошла отдавать распоряжения, а Уолтеф положил руку на щеколду.В комнате стояла полная тишина. Джудит была одинаково требовательна к себе и когда спала, и когда бодрствовала. Он ни разу не слышал, чтобы она храпела или бормотала во сне. Уолтеф на цыпочках подошел к кровати. Он увидел огромные синие круги под глазами жены, говорящие не просто об усталости, как у него, а о полном изнеможении. Она выглядела такой уязвимой, что ему захотелось подхватить ее на руки и защитить ото всех. Но он сдержался и даже не коснулся ее.Он нервно заглянул в колыбель, но там было пусто. Более того, там вовсе и не лежал ребенок – простынки не смяты, одеяльце расправлено. Послышался звук от дверей, заставивший его обернуться. На пороге стояла Сибилла со свертком в руках. Приложив палец к губам, она поманила его из комнаты.– Если она заплачет, ее мать может проснуться, – прошептала она.Уолтеф вышел из спальни и немедленно протянул руки, чтобы взять младенца.Сибилле не пришлось учить его, как надо держать малышку. Он обладал природным инстинктом. Он сразу подложил ладонь под головку. Слезы показались на его глазах и потекли по щекам. Он в жизни не видел ничего более прекрасного. Часть его самого, часть Джудит слились в этом идеальном, крошечном существе. Ребенок внезапно открыл глаза и внимательно на него уставился. Уолтеф засмеялся сквозь слезы. Сибилла тоже шмыгнула носом и вытерла глаза тыльной стороной ладони.– Ее назвали Матильдой в честь королевы, – сообщила она.Уолтеф осторожно погладил пальцем невероятно нежную щечку.– Король и королева станут ее крестными, – сказал он. Сибилла колебалась. Уолтеф это заметил.– В чем дело?– Ничего такого, милорд. Но, может, вам стоит знать. Миледи очень огорчилась, что родилась дочь, а не сын, и графиня Аделаида пока назначила меня кормилицей.Уолтеф через дверную щель заглянул в комнату и посмотрел на спящую жену.– Она придет в себя, – пробормотал он. Он знал, какое значение придавала Джудит рождению сына. Но как она могла тут же не влюбиться в очаровательную дочурку, которую они вместе сотворили?Уолтеф поувереннее взял ребенка и направился к выходу.– Куда вы? – забеспокоилась Сибилла.Уолтеф обернулся.– Показать ее народу, – ответил он с восторженной улыбкой. – Хочу, чтобы все ее видели.– А графиня Аделаида одобрит? – Сибилла боязливо оглянулась, будто ждала, что мать Джудит появится из воздуха.Внезапно лицо Уолтефа потемнело.– Плевать я хотел на одобрение или неодобрение графини, – проворчал он. – Это моя наследница, и я хочу, что бы мой народ ее увидел и понял, что я ее люблю и горжусь ею. – И он решительными шагами направился в общий зал. Глава 14 Аббат склонился над колыбелью, разглядывая младенца, размахивающего ручками и ножками.– Жена говорит, что ее надо туго пеленать, чтобы ножки были прямыми, но так не хочется лишать ее радости поболтать ногами, – сказал Уолтеф. – Не верю, что ноги на свободе погубят всю ее жизнь.Улфцитель улыбнулся.– Я тоже не верю, но женщины так трясутся над своими детьми, особенно первенцами.Уолтеф подозревал, что забота Джудит вызвана скорее желанием всем командовать, а не материнской любовью. Его теща отбыла восвояси неделю назад, и он молча благодарил Господа за эту великую милость. В присутствии Аделаиды ему с Джудит было всегда труднее.Они с Улфцителем сидели в саду Нортгемптона. Был конец лета, шла уборка урожая, садовники сгребали опавшие листья. На следующий день Уолтеф должен был собрать свои войска и отправиться на север, чтобы присоединиться к кампании Вильгельма против Малькольма Шотландского.Уолтефа одолевали плохие предчувствия. Эдгар Ателинг скрывался у шотландцев, и ему совершенно не хотелось повстречать своего бывшего союзника и соратника на поле битвы.Улфцитель обхватил скрюченными пальцами набалдашник своего посоха из слоновой кости.– Я рад, что ты оседло живешь с семьей в своих владениях, сын мой, – сказал он. – Я боялся, когда ты присоединился к датчанам, что Вильгельм станет тебе мстить.Уолтеф смущенно улыбнулся и посмотрел в сторону.– Теперь я отправляюсь на север как нормандец, – сказал он и провел пальцами по коротким рыжим волосам, будто надеясь обнаружить прежнюю россыпь кудрей. – Мне будет трудно, но Джудит считает это моим долгом… так что выбора у меня нет.Джудит с аббатом была вежлива, но его присутствие за столом раздражало ее. Он плохо говорил по-французски, а она не имела ни малейшего желания учить варварский язык англичан. Она заметила грязь под его ногтями из-за постоянной работы в саду, полы его рясы были в пятнах, и единственное, что говорило о его высоком положении, – прекрасный посох из пожелтевшей слоновой кости.Уолтеф же относился к маленькому аббату с большой нежностью, и он, к досаде Джудит, гостил у них куда чаще, чем другие. Если ей не приходилось терпеть присутствие аббата, тогда на его месте сидел бретонец Ральф да Гал, граф Норфолкский, чьи льстивые манеры и двусмысленный юмор ужасно ее раздражали. Она не понимала, чем Уолтефу нравится этот человек, разве что тем, что мог выпить столько же, сколько и он сам.Извинившись, Джудит удалилась в свои покои. Она тосковала по изысканности нормандского двора почти так же, как когда-то стремилась избавиться от его пут. Ей хотелось слышать родной выговор, а не спотыкающийся французский с жутким акцентом. Чтобы воздавались почести, соответствующие ее рангу. Здесь люди ей кланялись и смотрели с неприязнью вслед. Она была женой их любимого господина, чужая, бремя, которое они вынуждены терпеть ради своего хозяина. Она знала, что после ее ухода все присутствующие на пиру расслаблялись и снова тянулись к кружкам с элем.Завтра Уолтеф уезжает на север, и она будет нести ответственность за благополучие его графства. Ей это нравилось. Будет работа, чтобы занять себя, хотя придется иметь дело с противными англичанами. Она понимала, что ей нравится управлять, нравилось ей и судить людей.Сибилла сидела на низком стульчике у жаровни и кормила грудью маленькую Матильду. Джудит благодарила Господа за то, что у ее служанки достаточно молока для двоих, потому что сама мысль о ребенке, сосущем ее грудь, была ей отвратительна.– Какая ненасытная, – сказала Сибилла, поворачиваясь к госпоже. – Думаю, она, когда вырастет, станет такой же большой, как и ее отец.Джудит поморщилась, представив себе женщину ростом с Уолтефа. Безусловно, свои волосы Матильда унаследовала от него. Все были ласковы с ней, говорили, что она прекрасна, но для Джудит она была такой же, как любой другой ребенок. Иногда она стояла над ней, пытаясь обнаружить в себе хоть каплю материнской привязанности, но создавалось впечатление, что между ней и ребенком воздвигнут барьер. Она ничего не чувствовала. Все могло быть по другому, если бы Матильда была мальчиком. По крайней мере, она могла бы испытывать гордость.Уолтеф девочку обожал, часто брал ее из колыбели и носил на сгибе руки, тихо с ней разговаривая и показывая ее всему миру. Чувствами, что при этом испытывала Джудит, гордиться не приходилось, и она часто на коленях вымаливала у Господа прощения за это.Сибилла осторожно отняла девочку от груди.– Уснула, – тихо сообщила она с такой нежной улыбкой, что Джудит почувствовала себя гадкой и недостойной. Сибилла перепеленала девочку и уложила ее в колыбель, где уже спала ее дочка Элисанд. Ногой покачивая колыбель, она сняла платок и начала расплетать густые темные косы.Джудит искоса наблюдала за ней.– Нужно провожать своего мужчину на войну после теплого прощания, – сказала Сибилла. – Я не хочу, чтобы Токи увлекся какой-нибудь рыжей шотландской девицей.Она сняла свой плащ с крючка и направилась к выходу.– Кроме того, вам захочется побыть наедине со своим мужем. Дети проспят долго. – Она подмигнула и выпорхнула из комнаты.Джудит покраснела. Они с Уолтефом не спали вместе со дня рождения Матильды. Ее телу требовался отдых, кроме того, церковь запрещала ложиться с женщиной в течение сорока дней после родов. Матильда родилась шесть неделе назад. Сорок два дня. Она подошла, чтобы взглянуть на спящих детей. Следующий ребенок будет мальчиком. Так все говорят, но ведь все утверждали, что и Матильда будет мальчиком.Джудит вздрогнула, отвернулась от колыбели и пошла за занавеску – в ту часть помещения, где обитали они с Уолтефом. Там центральное место занимала огромная кровать с резной спинкой, на которой змеи догоняли и поглощали друг друга. Кровать когда-то принадлежал., отцу Уолтефа, легендарному Сиварду, а до того – его отцу. Что-то языческое было в этом изображении, и Джудит это коробило. Но когда она предложила Уолтефу убрать кровать, он заупрямился и с несвойственной ему решимостью заявил, что, пока он жив, кровать останется на своем месте.Вскоре появился и Уолтеф. От него попахивало вином, но он был почти трезв. Она слышала, как он остановился в прихожей, и поняла, что он задержался у колыбели. Он никогда не проходил мимо, не взглянув на дочь. Джудит почувствовала привычный укол ревности, а затем вину. Раздраженным жестом она выпроводила младшую служанку и села на кровать. Сорочка была туго стянута у горла, а волосы она аккуратно заплела в косы. Уолтеф отодвинул занавесь и вошел в комнату. Джудит взглянула на своего мужа, и сердце ее затрепетало от желания и паники. Она никак не могла примирить два этих ощущения. Как можно быть такой неспокойной и одновременно так к нему тянуться?– Меня послал Улфцитель, – улыбнулся он, – Сказал, что я должен провести последнюю ночь перед кампанией не в обществе старого священника, а в теплых объятиях моей жены.Джудит подняла брови.– А сам ты не мог до этого додуматься?– Вовсе нет, но он сообразил быстрее. – Уолтеф сел на край кровати и начал раздеваться. – Кроме того, – тихо заметил он, – спать с женой и не иметь возможности до нее дотронуться было для меня тяжелым испытанием эти последние недели.Джудит чувствовала растущее возбуждение. Это похоть, подумала она. Как она ни старалась погасить желание, ничего не получалось.– Некоторые священники говорят, что женщина остается нечистой в течение восьмидесяти дней после родов, – сообщила она.– Восьмидесяти дней! – Уолтеф изумленно взглянул tin нее. – Ничего подобного раньше не слышал.– Так бывает, если ребенок девочка. Полагаю, это связано с грехом Евы.Он хмыкнул.– Эти «некоторые священники» наверняка безумно ненавидят женщин, – сердито сказал он. – Но если тебя эта мысль беспокоит, я могу позвать Улфцителя, и он освятит нашу постель.Джудит покачала головой.– В этом нет необходимости, – прерывающимся голосом сказала она. – Мысль о присутствии монаха с грязными ногтями была ей противна. – Я полагаю, что сорока дней достаточно.– Мне же кажется, что это слишком долго. – Уолтеф закончил раздеваться и повернулся к ней. Он был уже в полной боевой готовности.– Ах, Джудит, – тихо произнес он, – если бы ты знала…Но она знала: если одна ее половина протестовала, другая приветствовала его с распростертыми объятиями и широко раздвинутыми бедрами. Когда он приподнял ее ягодицы и резко вошел в нее, она обвила его ногами и впилась ногтями ему в спину. Кровать превратилась в корабль викингов, раскачивающийся в бурном море, а она – в рабыню, привязанную к мачте и насилуемую своим хозяином, морским волком. Она заглушила крики наслаждения, прижавшись лицом к его плечу, и с торжеством слушала его рев и чувствовала пульсацию его семени. Следующий ребенок будет мальчиком. Никакая девочка не может родиться от такого дикого и страстного совокупления.Симон так зевнул, что едва не вывихнул челюсть. Он отдежурил двойную меру по свече времени и удивлялся, как может король быть таким выносливым. Вильгельм лег спать далеко за полночь, а встал задолго до рассвета. Симон помог королю умыться и одеться и отстоял мессу вместе с ним и другими командирами. Уолтеф тоже присутствовал – такой же сонный, как и Симон; его волосы нуждались в стрижке, а щетина на лице уже превратилась в короткую бороду. Он умудрился подмигнуть Симону, давая понять, что это избыток эля, выпитого накануне, так на него подействовал.Теперь Симон чистил шлем Вильгельма. Он мог бы перепоручить это дело младшему оруженосцу, но с первого дня службы у короля он счел это своей обязанностью и ни за что не уступил бы другому.Нормандская армия шла маршем уже несколько дней, без задержки продвигаясь к границам Шотландии. Никто не помешал Вильгельму войти в Лотиан, пересечь Форт и оказаться во владениях короля Малькольма.У палатки послышался топот, и огромный рыжий жеребец заслонил свет.– Я только что говорил с королем, и он разрешил тебе проехаться верхом, – объявил Уолтеф, наклоняясь с седла. Выглядел он куда бодрее, чем час назад.Симон еще немного потер шлем. Соблазн проехаться верхом был слишком велик.– Если вы немного подождете, пока я закончу. Надо навести блеск.– Конечно, – сказал Уолтеф серьезно, хотя Симону показалось, что он заметил смешинку в его глазах. – Не годится королю Вильгельму встретить короля Шотландии не при полном параде.Закончив все дела, Симон покинул свой пост и пошел туда, где были привязаны лошади. Уолтеф последовал за ним. Его сопровождали Тетей и Сиггурд с мечами у бедра и круглыми щитами, привязанными к спинам.Отвязав свою лошадь, Симон схватился за гриву и легко вскочил в седло, немного бравируя своей ловкостью на глазах наблюдавших мужчин. Уолтеф ухмыльнулся:– Не только надежный посыльный, но, как я вижу, и отличный наездник, – поддразнил он парнишку.Симон ухмыльнулся в ответ. Затем погрустнел.– Было время: я думал, что никогда не смогу так оседлать лошадь, – признался он.– Я в тебе не сомневался.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41